Струны

Чо впервые взяла в руки сями совсем немногим позже своего пятилетия. Это был фестиваль фейерверков и ее семья почти в полном составе выбралась в Наруками. То был хороший вечер: старший брат Чо, Удо, он попал стрелой в самое яблочко мишени и выиграл для нее милейшую игрушку в виде электрического призрака, и родители купили на всех вкусного мороженого и соков. Чо, завороженная красочностью действа, вертелась юлой, разглядывая прилавки, аттракционы и творцов. И, заприметив что-то любопытное в дальнем ряду, она буксиром потащила туда и всю свою семью, заинтересованная немолодым дядюшкой, секция которого выглядела одновременно и просто, и самодостаточно. И этот дядюшка держал в руках сями — Чо знала, как тот выглядит, ее несколько раз водили на выступления, а ее мать в одно время очень любила играть, и ее сями все еще лежал на настенной стойке в холле. Вот где Чо постигло озарение: в миг, когда дядюшка заиграл. И сама идея музыки в этот миг обрела для Чо совершенно иной смысл. Что в те годы, что сейчас Чо очень сложно объяснить, что именно отличалось в игре этого человека относительно того, что она встречала до этого: может то, в его руках сями, обычно строгий и почти грубый, звучал мягче и мелодичней, а может то, что его песнь напоминала пение птиц и клекот цикад одновременно. А, возможно, никакой причины и не было. Но Чо прозрела именно сейчас. И, доиграв, дядюшка, взглянув на нее, ошарашенную, восторженную и завороженную одновременно, протянул ей свой сями и предложил попробовать. Конечно, тогда у Чо не вышло шедевра; она играла сбивчиво и очевидно неумело, много и очевидно фальшивя. Но дело было в другом: держа в одной руке шейку, а другой касаясь струн, она осознала нечто очень-очень важное. Мамин сями был снят со своего почетного места этой же ночью, и мама Чо напутствовала ей: сперва слышь саму себя, и лишь потом — мелодию. А на ее первом публичном выступлении в поставленную для пожертвований каса с какой-то неприличной грациозностью спланировал Анемо Глаз Бога.

***

— Ты, выходит, тоже бард? — интересуется Венти у Чо, когда они распивают каждый по порции рисовой водки. — Нет же! — Чо качает головой из стороны в сторону, — ты — бард. А я музыкантка. Я только играю, но не пою. — И никогда не пробовала? — интересуется Венти с какой-то легкой иронией, — совсем-совсем никогда? — Инадзумское пение особенное, его сложно оценить жителям других стран, — заметила Чо, а потом отрезала: — и вообще, я не умею. И учиться не собираюсь. — Да ладно тебе! — и Венти прыснул. А потом заказал им еще по пиале. — Тебе же выступать через пятнадцать минут, — заметно удивилась Чо, — проблем не будет? — Не недооценивай меня! — шутливо возмутился Венти, — у меня девяностопроцентная переносимость! И потом, тише, украдкой, точно тайну: — А еще я плотно поужинал перед выступлением. Чо покивала; она сама не была особой любительницей алкоголя и пила исключительно за компанию, но вот Удо… У нее были причины оставаться сведущей в подобных вопросах. — Ладно, как знаешь, — она смешливо фыркнула, — не мне же выступать. — А почему бы и не тебе? — предложил Венти заговорщицки, — я еще никогда не выступал в дуэте с инадзумкой! — Тогда с тебя половина выручки! — без обидняков заявила Чо и откинулась на спинку стула, с явным удовольствием потягиваясь. Она выглядела довольной — ее выступление прошло еще днем, она прилично заработала и теперь расслаблялась, вкушая лиюэские блюда. Венти Чо встречала несколько раз в разных местах, где они оба выступали, но всерьез с ним разговорилась только сегодня: тот подошел к ней сам, облокотился на столешницу и предложил выпить. А она что? Она и не против. — Половина? — возмутился Венти, — ты меня грабишь! Ты уже выступала сегодня, а я — нищий мондштадский бард. Четверть. — Нищий мондштадский бард ты только тогда, когда это тебе удобно, — пожурила его Чо, — а как литр элитного сакэ купить, так у тебя денег достаточно. Треть. Эта история давно стала притчей — приехав в Инадзуму с выступлением, сразу после него Венти заказал дорогущее сакэ, а потом споил им половину стражников. Те все еще говорили, что это полная чушь и такого не было. — Справедливо, — признал Венти со вздохом и почесал затылок, растрепав волосы, — ну ладно, треть так треть. Ты крутая, я готов тебе уступить. — Уж не знаю, комплимент ли это, когда говоришь ты, — с усмешкой сообщила Чо и достала кисэру. Привычка курить у нее появилась слишком рано. Со временем она сумела отказаться от этого, но само действо помогало ей ощущать себя в комфорте, поэтому она продолжала носить с собой кисэру просто для того, чтобы слюнявить ее. Люди сначала не понимали, выгоняли ее из заведений, считая, что она планирует покурить, но потом Чо стала более-менее известна, и это приняли просто как ее небольшую странность. — Конечно комплимент! — возмутился Венти, — ты же в целом чудесная. Твою прелестность оценила даже Селестия! — и кивнул на ее Глаз Бога, прикрепленный к чехлу для сямисэна. Чо посмотрела на собственный Глаз Бога с таким удивлением, точно видела его впервые, и махнула рукой. — Да ну этот Глаз Бога. Я получила его во время выступления — его просто кинули вместо денег. Возможно, архонту просто понравилась моя игра, а моры с собой не оказалось. — Может и так, — беспрекословно согласился Венти и загадочно улыбнулся.