Сгоревшая любовь

Когда Нерданель распахнула дверцы шкафа в своих покоях, она обнаружила, что за прошедшие пару дней все вешалки заняли удивительной красоты наряды, сшитые придворными портнихами. Но, как бы ни были элегантны и изысканны эти платья, принцесса хотела надеть совершенно иное. Порывшись в одном из ящиков с исподним, она откопала надежно спрятанное от слуг и аккуратно сложенное светло-зеленое платье свободного кроя, которое она взяла во дворец из дома. И пусть оно не было украшено ни причудливыми вышивками, ни драгоценными каменьями, для Нерданель оно было гораздо милей роскошных туалетов, которыми ее так щедро одарил свекор. Удостоверившись, что служанок поблизости нет, принцесса ловко выдернула из сложной прически шпильки, увенчанные цветами из бриллиантов, и избавилась от драгоценных заколок. Тряхнув головой, Нерданель окончательно разрушила остатки совсем недавно возведенной прически и с улыбкой взглянула в зеркало, любуясь свободно струящимися по плечам и спине огненными локонами. Затем, с муками расшнуровав еще непривычный тугой корсет, сняла изумительное темно-синее платье, обшитое серебряной нитью. Наконец принцесса облачилась в привычный для себя невзыскательный наряд и, накинув на плечи шаль, выскользнула из покоев. Путь от дворца Финвэ до дома Махтана показался Нерданель невероятно долгим. Порой принцесса даже переходила на бег, но, запыхавшись, замедлялась и продолжала путь шагом. В конце концов, за поворотом улицы, постепенно превратившейся в проселочную дорогу, показался дом, в котором Нерданель выросла и провела свое девичество. Хотя принцесса не была в отчем доме всего пару недель, ей показалось, что она отсутствовала вечность. Но вокруг ничего не изменилось: все тот же скромный палисадник окружал крыльцо, все тот же флюгер в виде птицы поскрипывал на невысокой крыше, а Махтан по своему обыкновению бросил грязные рабочие сапоги прямо на крыльцо, забыв сразу отнести их в мастерскую. От внимания Нерданель не ускользнули и несколько пар очень любопытных глаз соседок, заметивших появление новоиспеченной принцессы в родных местах. «А у нас все по-прежнему!» – улыбаясь, подумала Нерданель и почти вприпрыжку бросилась к калитке, ведущей в родной садик. Живя с отцом, Нерданель никогда не считала небольшой уголок с цветами и зеленью, который они разбили под окнами дома, чем-то выдающимся. Теперь же принцесса, чуть прикрыв глаза, с удовольствием вдыхала нежный аромат роз, слушала гудение пчел на кустиках тимьяна, проводила пальцами по нежным стеблям гипсофил, усеянных маленькими цветками-звездочками. Такое чистое, такое первозданное великолепие творений Йаванны… Входная дверь в дом была открыта, где-то на кухне посвистывал закипающий чайник. «Похоже, папа дома», – отметила Нерданель и, улыбаясь еще шире, вошла внутрь. – Папа! Это я, Нерданель! Где ты? Махтан вышел не сразу. Похоже, он работал в домашней мастерской и как раз собирался сделать перерыв на чай. – Здесь, я здесь, доченька, – крепко обнимая Нерданель натруженными руками, проговорил кузнец. – Здравствуй, моя хорошая. Я почему-то был уверен, что ты придешь сегодня, потому и не пошел в кузницу. Дай хоть нагляжусь на тебя, принцесса, – немного отстранившись, Махтан с трепетом и некоторым волнением изучал каждую черточку родного лица. Но постепенно лицо его грустнело, и радость от встречи с дочерью на нем сменилась горечью. – Отчего у моей принцессы такой измотанный вид? Счастливая молодая жена должна выглядеть иначе. Нерданель поняла, что Махтан целиком прочитал ту печаль и боль, с которой она пришла к нему. Не выдержав, принцесса бросилась на шею к отцу и громко зарыдала. Слишком много всего случилось с ней за последние дни, слишком много откровений свалилось на нее, слишком много всего она увидела и услышала. И, конечно, слишком сильно она сдерживалась, чтобы не дать эмоциям выйти наружу, распаляя и без того ярко пылающий пожар в семействе Финвэ. – Ну, ну, будет, голубушка! – нежно прижимая дочь к себе и гладя ее по голове, прошептал Махтан. – Чай, не по покойнику плачешь! Пойдем, пойдем на кухню, попьем травяного чаю, и ты все-все мне расскажешь. А я помогу, чем смогу. Уютная кухня в доме Махтана, несмотря на отсутствие хозяйки, была по-прежнему в полном порядке. Посуда и поварешки были тщательно вымыты, по углам стояли корзины с овощами и фруктами, а прямо на рабочем кухонном столе лежал свежеиспеченный пирог с сыром и шпинатом. Раньше еду всегда готовила Нерданель, желавшая помочь отцу, целыми днями пропадавшему в кузнице. Однако Махтан, как многие мужчины эльдар, был весьма искусен в приготовлении пищи. Сидя за небольшим дубовым столом, застеленным льняной скатертью, принцесса заплаканными глазами наблюдала, как отец достает большие глиняные бокалы и разливает по ним горячий травяной настой. – А теперь, милая, давай рассказывай, что с тобой сделали в этом беспокойном королевском семействе, – усаживаясь за стол и протягивая руку за куском пирога, с добродушной улыбкой сказал Махтан. Шутливый тон его показался Нерданель неуместным, но, взглянув в лучившиеся теплотой и светом глаза отца, принцесса и сама слегка улыбнулась уголками губ. – Папа, я даже не знаю, с чего начать… Я понимаю, что замужество и переход в семью мужа всегда сопряжены с изменением привычного уклада жизни, но в доме отца Феанаро мне немногим спокойнее, чем на поле в сильную грозу: того и гляди, ударит молния и сожжет заживо. Нет-нет, я не жалуюсь, я сама избрала для себя эту долю, но… Нерданель не выдержала и вновь расплакалась. Она чувствовала, что здесь ее чувства точно не будут приняты превратно, что с отцом она может быть самой собой, не боясь, что одно неосторожное слово может повлечь за собой безудержный лесной пожар. – Ты можешь не рассказывать, доченька, – задумчиво проговорил Махтан. – Я с самого начала предполагал, что так и будет. Я бы очень удивился, если бы ты безболезненно влилась в семейство Финвэ. Даже с твоим кротким нравом эта задача невыполнима. Ты ведь устала от взбалмошного Феанаро, который скандалит по каждому поводу, от бесконечных выяснений отношений между твоим мужем, его отцом и мачехой, правда? Продолжая тихо плакать и закрывать лицо руками, Нерданель едва заметно кивнула. – Я не исключаю, что тебе открылись какие-то такие подробности из прошлого твоего мужа и его семьи, что поразили тебя, подобно стреле. И наверняка в твоей перепуганной голове время от времени пробегает тревожная мысль, что ваш с Феанаро брак был слишком скоропалителен, что ты ошиблась, связав с ним свою жизнь, – заключил Махтан и посмотрел на дочь. На последних словах Нерданель отняла руки от лица и изумленным взглядом посмотрела прямо в глаза отца, которые, казалось, продолжали тихо улыбаться. – Откуда ты знаешь? Ты подглядывал в мой разум? Но я старалась не открывать аванирэ в эти дни ни перед кем, даже перед Феанаро… – Нет, доченька, я не чародей и не связывался с тобой осанвэ непрерывно, – улыбаясь ласково и тепло, сказал Махтан и дожевал кусочек шпинатного пирога. – Я просто долго живу, многое успел перевидать. И знаешь, что я тебе скажу по поводу сомнений, которые подтачивают тебя? «Он считает, что я и вправду ошиблась…» – обреченно подумала Нерданель. – Я скажу, что это полнейшая чепуха, которую надо гнать поганой метлой куда подальше! – рассмеялся Махтан. Он любил порой вворачивать сочные, иногда почти бранные слова в свою речь, ведь лучшего способа вывести разговор из печального русла и подбодрить собеседника он не знал. – Папа, откуда у тебя такая уверенность? В самом деле, у нас с Феанаро все произошло за какие-то считанные дни, разве не велик риск в этом случае дать осечку? – с некоторым облегчением ответила принцесса. Она понимала, что самое тяжкое уже было сказано, и теперь Махтан непременно объяснит ей, что к чему. Махтан потянулся к одной из корзин и положил на стол кулек с сахарными сухарями. – А ты чего чай просто так пьешь? Бери пирог, сухари! Вчера только на рынке брал, свежие, с изюмом. Ой, старый дурак, я же совсем про твои рогалики забыл! Я был уверен, что ты на днях обязательно появишься, поэтому на выходной ярмарке купил еще и твоих любимых рогаликов с маком. Махтан полез куда-то под стол и извлек из большой корзины, где хранился лембас, сверток с рогаликами. – Угощайся, доченька, – кузнец выложил рогалики на блюдо и придвинул их к просиявшей Нерданель. Когда дочка принялась пробовать угощение, Махтан сказал: – Ты помнишь, как сменяются дни в свете Древ? Вспомни тихие утренние часы, когда Тельперион постепенно угасает, а Лаурелин просыпается и начинает светить все ярче. Волшебный час утреннего Смешения света… Свет Лаурелин в это время тих, нежен и спокоен, он золотой дымкой знаменует начало нового дня. Но вот проходит несколько часов, сияние Тельпериона сходит на нет, и золотые лучи из ласково-теплых становятся жаркими, на землю опускается зной. Подумай, стал ли Лаурелин в середине дня менее прекрасным, чем ранним утром? Нет. Он стал другим. Робкие теплые лучи сменяются сильным золотым жаром, который может даже вызвать тепловой удар. Но такой Лаурелин не менее великолепен. Признаться, мне зрелый золотой Лаурелин милее, чем робкий и тихий, осторожно испускающий лучи на заре дня. Ты же понимаешь, к чему я тебе это рассказал? Видя непонимание в глазах дочери, Махтан продолжил: – Отношения между эльфами, между супругами – это тяжелый труд, и трудиться над ними должно обоим. Ваша безусловная любовь (поверь мне, я видел Феанаро рядом с тобой и нисколько не сомневаюсь в его чувствах к тебе) – это как веревка при переходе реки вброд, она позволяет вам держаться одного курса, не разбредаясь в стороны и не удаляясь друг от друга. А потом, когда чувство навсегда свяжет вас, наступает черед вам строить зрелые отношения. В них, возможно, будут ссоры, непонимания, но, переступая через них, вы будете огранять вашу любовь, как ювелиры из невзрачных алмазов, тусклых и погруженных в каменистую породу, вытачивают ослепительной красоты бриллианты. Да, такие отношения не похожи на нежную влюбленность, которая заставляет вас смотреть друг на друга неотрывно и не замечать никаких недостатков друг в друге. Но и то, и другое – разные этапы формирования одной связи, навеки соединившей любящие сердца. Так стоит ли горевать, что они не похожи друг на друга? – Папа, я понимаю теперь, что ты имеешь в виду, – наливая себе вторую чашку травяного чая, ответила Нерданель. Как она и надеялась, слова отца заметно успокоили ее смятенное измученное сердце. – Но Феанаро… Любой его порыв – это пламя, которое может и согреть, и сжечь. Нежность его прекрасна, но, мне кажется, ему больше по душе неистовствующий огонь, чем маленький костер на берегу реки летней ночью… Махтан встал из-за стола и, наклонившись, взял из большого холщового мешка несколько румяных яблок. – Да, Феанаро… Я не могу сказать тебе про него ничего сверх того, что уже говорил. Но я убежден, что именно ты – та женщина, благодаря которой он сможет стать тем, кем ему должно стать. Сейчас он юн, очень юн, и он сам не понимает до конца того, что ему предначертано… И, скорее всего, он очень сильно изменится, прежде чем имя его навсегда будет вписано в историю эльдар. Да, я убежден, что так и будет. – Откуда же у тебя уверенность, что путь его будет уникальным среди эльдар? – с интересом спросила Нерданель и откусила яблоко. – Я знаю, ты не очень любишь, когда я рассказываю тебе про Эндорэ… – с некоторой грустью в голосе молвил Махтан. – Но позволь мне рассказать тебе одну историю о квенди в Средиземье. Ты никогда не задумывалась, как эльфы избрали себе вождей? Я помню Финвэ в Эндорэ. Это сейчас он сидит на троне в шелках и драгоценных камнях, а тогда единственными его атрибутами королевского блеска была ослепительная краса тела и невозможной длины иссиня-черные волосы. Маловато для вождя, не находишь? Но когда я впервые взглянул в его глаза, когда он призывал нолдор отправиться вслед за Оромэ в Благословенный край, я понял, что за ним, за моим вождем, я пойду куда угодно. Когда он говорил с народом громким певучим голосом, мне казалось, что его слова в прямом смысле возжигают мое сердце. Как жаль, что ныне все иначе, и уже не он ведет нолдор, а его водят за нос все кому не лень, да простит меня король Финвэ… Но Феанаро так похож на того Финвэ в Эндорэ! Мне сложно обосновать это словами, но я уверен, что Феанаро станет одним из величайших эльдар. Если не самым великим. Нерданель тяжело вздохнула и, отложив яблоко, обхватила голову руками. – Ты говоришь очень красиво, отец. С тобой трудно не согласиться. Но как мне жить с ним, когда он то нежен, то страстен, а то во гневе, кажется, готов своими же руками придушить меня? Я люблю его, люблю, но мне с ним так трудно… – Нерданель уронила голову на стол и в который раз заплакала. Махтан едва заметно вздохнул и аккуратно коснулся рыжих волос дочери: – Милая, я понимаю, как тебе трудно, и понимаю, что ты ожидаешь от меня. Я не всесилен и не всемогущ, я не могу пронзить сердце и помыслы твоего мужа. Я не могу сказать тебе, что и как ты должна делать, чтобы вы с Феанаро жили в мире и любви, как остальные эльдар. Вы будете жить в любви, но мир и спокойствие, боюсь, не ваш удел… Нерданель подняла распухшее от слез лицо и с отчаянием спросила: – Папа, если он так извел меня за всего лишь за каких-то два дня супружеской жизни, что же он сделает с нашим сыном?.. – выпалив самое трудное, в чем было необходимо признаться отцу, Нерданель вновь опустила лицо. Теперь настала очередь Махтана изумляться. С округлившимися глазами он пересел на лавку на другой стороне стола, за которой сидела Нерданель, бережно приобнял дочь и тихо спросил: – Ты уверена, что дитя пришло? Когда принцесса закивала, крепко прижимая ладони к лицу, Махтан с шумом выдохнул и надолго замолк, в задумчивости теребя бороду. Конечно, он полагал, что страстная натура Феанаро долго молчать не станет и совсем скоро он, Махтан, станет дедом. Но бурное развитие отношений дочери и ее избранника поразило даже видавшего виды кузнеца. Феанаро сам еще недавно был юношей, какие ему дети? Но ведь Эру дал совершится зачатию, значит, все идет согласно его воле. А может ли воля Творца нести лихо его детям? Нет, конечно, нет! Но, Нерданель, Нерданель, зачем было так спешить с детьми... Вдруг спасительная мысль озарила побледневшее лицо Махтана. – Знаешь что, доченька, передавай-ка ты своему Феанаро, что я хочу его взять к себе в ученики кузнечного ремесла. Помнится, он весьма интересовался моей работой, особенно обращением с медью. Услышав слова отца, принцесса подняла голову и посмотрела на него с непониманием. – Если вы вдвоем останетесь во дворце без дела, вы друг друга со свету сживете, – рассмеялся Махтан. – А так у вас будет общее дело. Феанаро будет осваивать те навыки, которые давно его интересовали, а ты будешь рисовать эскизы и макеты для его изделий. Я не сомневаюсь, что ты справишься, зная, как прекрасно ты рисуешь. Ну и мне будет радость: такому талантливому ученику любой мастер будет рад. Главное, у вас с мужем будет общее для вас обоих дело. А общее дело, оно, знаешь ли, покрепче постели объединяет. Как тебе моя идея? Лицо Нерданель, красное от слез, просияло, губы сложились в полную радости и надежду улыбку. – Папа, это же прекрасно! Ты так мудр! – воскликнула принцесса и крепко обняла отца.