чёртовы слёзы

номер семь Пальцы у Пятого холодные и смотрит он с недоверием. В пальцах он крутит попироску и затягивается, изредка выдыхая дым из ноздрей. Он выглядит как изваяние и он смотрит. Долго, затягиваясь и выпуская серый дым. Сейчас, когда мы так рядом становится неловко. Напряжение между нами можно резать ножом. У меня руки дрожат. Но я всё же не скучала. Всё лучше, чем видеть тебя вновь. Между мной и тобой есть преграда, которая растет так же быстро, как продлевается молчание между нами. Больно ли мне смотреть на тебя? Такого, каким я тебя запомнила, тем мальчишкой, что никогда не слушался отца, тем сорванцом, который любил сладкое и слушать, как я читаю «Мифы древней Греции». Знаешь, почти не больно. Раны давно зажили и нет нужды теребить их снова, чтобы из зашитой, почти всегда кровоточащей раны снова полилась кровь. И не так, как до этого, она польётся с брызгами, заляпает пиджак и шортики. Заставит повозиться и в конце концов, останется памятным пятном на белой рубашке. Ты должен понимать в конце то концов, что я уже давно не та девочка, которую ты знал, я стала скрытней и говорю я мало, единственное, что во мне не изменилось, так это любовь к музыке. Лучше бы я сыграла тебе на скрипке, чтоб ты понял насколько ты мне не нужен. Я опускаю глаза и кусаю губу. Кажется, что до крови. И знаешь, Пятый, я думаю, что могла бы чувствовать себя счастливой и без тебя. Без твоих наглых выходок, без запаха табака, без режущего слух голоса. Без улыбок с утра, без вопросов о самочувствии, без чашек чая, без самого тебя. Я могла бы, но ты, почему именно ты, чёрт бы вас побрал, я могла бы справиться, уйти из Академии не посмотрев назад. Я бы ушла из этого здания, как из прошлой жизни, которую я иногда рисую в своих снах. Знал бы ты, что мне снится. Не захотел бы закрывать глаза. Я могла бы жить так, как будто не у меня было самое неудачное детство, я могла бы жить без созвона с семьёй, я могла бы жить без тебя. Без твоего сарказма, без стройных, как у лани, ног, без родинок на твоей щеке. Могла бы жить без тебя... ....но знаешь, без твоих глаз я всё же не могу. Как долго я ждала твоего возвращения, сколько мне нужно было тебе рассказать, но утекло много воды и я уже не та девочка, что нуждается в защите. Мне никто и не нужен в общем. Вернее, это я никому не нужна. И мою теорию подтверждает твой надменный взгляд, твоя скованность. Всё, в общем-то. Я могла бы прожить без записок, которые мы передавали во время приемов пищи, без улыбок, когда я проважала тебя на задание. Могла и, даже жила без тебя. Но, знаешь, скорее я лишь существовала. Я смотрю на твои черты лица. Хочется близости, какого-то контакта, без просьб, без извинений и радостных возгласов. Касания без обязательств. Я протягиваю руки к тебе и ты дёргаешься. Будто напуганный зверь в лесу и это вызывает улыбку. Не смотри на меня, как будто эта молчаливая мольба сможет перекрыть собой всё то одиночество, накопившееся за семнадцать лет. Я не сразу осознаю – всё произошло слишком быстро. Ты подбегаешь ко мне и цепляешься за мои плечи. Даже не смотря на то, что ты в теле тринадцатилетнего, ты всё равно кажешься выше. Спина. Спина подростка, не широкая, я чувствую твои лопатки, очерчиваю контур позвоночника, выпирающего из-под пиджака и знаешь, я всё же скучала. По запаху летнего вечера, когда мы сидели на крыше, смотря на звёзды, по поцелую в щеку, который ты оставил, торопясь на задание, по чтению вслух, даже если я ничего не понимала. По запаху кофе на волосах, хрупким плечам, длинным пальцам, тонким губам, голосу и сарказму, по звуку телепортации или просто по тебе самому. Руки у тебя цепкие, дышишь ты глубоко, и я чувствую твоё сердце. Бьётся. Не сразу осознаю, но ты дрожишь, я чуть отстраняюсь и пытаюсь поймать твой взгляд. Слёзы. Никогда я не видела тебя плачущим, ты прижимаешься ко мне своим телом, пытаясь впитать всю меня, как будто думаешь, что я исчезну, испарюсь, потеряюсь в мыслях, которые так давно тебя преследуют. Я говорю, что всё будет хорошо, и ты киваешь, то ли потому, что тебе нечего было сказать, то ли потому что ты не хотел отпускать меня. номер пять Я смотрю на тебя отстранёно, будто бы не было этих сорока пяти лет, будто мы всё те же дети. Сказать, что я скучал было бы прогнившей до костей ложью, я не скучал, я желал тебя. Твои пальцы с мозолями от скрипки, голос и робкий взгляд, твои бутерброды, когда я поздно возвращался с тренеровок, твой тихий смех, скрываемый маленькой ладошкой, я желал тебя. Не в том извращённом смысле в котором привыкли выражаться мужчины в летах. Я желал тебя обнять, сказать всё то, что накопилось за эти чёртовы сорок пять лет. Но в место этого я лишь затягиваюсь и выпускаю дым. Каждый раз, вдыхая никотин мое давление скачет, а пальцы, буквально несколько часов назад бывшие желтыми от сигарет сейчас чистые. Я усмехаюсь этому, смотря куда-то в пол. Не хочу говорить о том, как было в Апокалипсисе, не собираюсь упоминать, как я искал твое тело, как бил кулаками по граниту пока костяшки не стали похожи на фарш, не скажу как хранил твою книгу и тем более не признаюсь, что мой плач слушал мертвый, по-своему прекрасный мир. И я уже не тот мальчик, которому было скучно и который делал всё, что бы насолить отцу. Отцом он нам в принципе и не был, был главнокомандующим, наставником, главой семейства, но не отцом. Просто мы привыкли называть его так. Я стою и мне спокойно как никогда. Знаешь, я скучал, безумно. До боли в рёбрах, до кровоизлияния в мозг и, знаешь ли, я пережил всё это, хочешь верь, а хочешь нет. Скучал по волосам и губам, что всегда чуть приоткрыты, по тусклому свету в глазах, по твоему тихому голосу, по худым рукам. По тебе самой. И я должен сказать что-то, оправдываться и просить прощения, говорить о том, что теперь всё будет хорошо, но не хочу лгать тебе. Никогда я не позволял себе лгать, особенно, в твоём присутствии. Молчание. Если б в воздух сейчас выстрелили пуля бы замерла. Такое густое молчание между нами. Вдруг, ты протягиваешь свои руки ко мне и что-то внутри рвется. Последняя капля. Подбегаю. Касание. Утыкаюсь носом тебе в плечо. И что-то вдруг рвётся. Как же давно я молчал и как много мне нужно сказать. И, знаешь, я не сразу осознаю, что плачу. Единственное, в чём я не сомневаюсь, так это в том, что скучал по тебе до разрыва сердца, до боли в желудке, до дрожи, до моих чёртовых слёз. номер пять и номер семь Мы умрем молодыми, будем пить красное вино вперемешку с белым, никогда больше не будем встречаться с семьёй, уедем в Россию и будем целую вечность читать старые газеты, продаваемые в замшелых киосках, будем есть кашу семь дней в неделю и целоваться, будто после поцелуя настанет Конец. А Конца не будет. Никогда.