Городские ведьмы

      — Слушай, а где твои фотографии с института? Ну, там, совместные попойки, весëлые фотки в фонтане, с черепом в обнимку, вокруг свеженького или не очень трупа веночком, как во всех медицинских принято, — Ада неспешно всунула немного сопротивляющуюся фотографию с маленькой Сарой в один из четырёх прозрачных карманов альбома. — Зачем тебе? — Сара сбилась, переложила прядь волос Сяомина, полулежащего головой на еë коленях, из правой руки в левую и снова посмотрела в схему плетения косы. Он задрал голову, молча, сочувственно глядя вверх. Ада, не замечая их переглядок, развила мысль. — Просто пытаюсь представить тебя студенткой на классическом сабантуе, борющейся с общажными тараканами и сбегающую по ночам с учебником к друзьям. Не получается. — Нет, не сохранилось ничего. Тренируй воображение, — коротко фыркнула Сара, заплетая на скорую руку Сяомину хвост и сбегая на кухню.       Не сохранились. Фотографии с первого курса, с ночëвок в поле и посиделок с бывшими друзьями на крыше многоэтажки очень ярко горели в забытой кем-то на столике пепельнице. Огонь обжигал пальцы, но она упрямо жгла всю память о бывших друзьях. Некоторые истории должны оставаться в прошлом.

***

— А давайте вызовем духов? — Ната весело подпрыгнула на пружинной кровати, вдохновлённая своей идеей, и оглядела собравшихся друзей. Сара отодвинулась от излишне активной подруги, подтянувшись ближе к подушке. Гоша напротив подняв голову в дредах от веера карт, заинтересовавшись. — А как мы это сделаем? На книжке? — Это детские глупости! И тебе даже помощь духов не поможет выиграть, Гоша, — лениво спустила его с небес на землю Рита, заключительным ударом шлёпая тремя оставшимися у неё тузами о ковёр. Гоша раздосадованно швырнул на них свои карты, практически половину колоды. Сара потянулась, зарываясь в подушку и сонно моргая. — Мы вызывали в школе Пушкина, пытались, точнее. — У меня есть более действенный способ! — Ната торжествующе заулыбалась, соскакивая белкой с кровати и убегая в дальнюю комнату квартиры, ничуть не заботясь о задравшейся многослойной юбчонке. Глядя на это, Рита пригладила подол своего платья, переливающуюся как алмаз даже в свете слабенькой настольной лампы, и собрала карты. Гоша занял место подруги в ногах Сары, пощекотав ей пятки. Та лениво пнула его, а потом и возмущённо бросила подушкой. — Во что у меня есть! — громко вскричала Ната, влетая в комнату и на вытянутых руках показывая доску Уиджи. — Где ты добыла подобный раритет? Да ещё и в приличном состоянии, — удивлённо подняла брови Рита. Остальные тоже подтянулись, разглядывая золотом блестящую роспись на доске тёмного дерева. С одного угла была сбито лаковое покрытие и буквы подстёрлись, но всё ещё были читаемыми. Ната попыталась загадочно улыбнуться, отчего щёки стали ещё пухлее, делая её похожей на мультяшных толстячков. — А вот, места надо знать, — она задрала круглый нос к потолку, но Рита насмешливо её щёлкнула по кончику. — Наверняка сестра твоя для магазинчика своего притащила, да? Смотри, скоро и тебя там выставит в костюме Дракулы для привлечения внимания. — И всё то ты знаешь! Гадать не надо, — Ната обижено фыркнула, прикрывая нос руками. — А что загадывать будем? — Гоша увлечённо повертел перед глазами указатель, щурясь и «наводя резкость» — то приближая, то отдаляясь его от глаз. — Вы серьёзно решили гадать? — Сара резко перевернулась на кровати, свешиваясь с неё и оглядывая собравшихся. — Конечно. Загадаем, к примеру, закончу ли я институт с красным дипломом. Или… Когда наша детка-конфетка наконец пойдёт на свидание, — промурлыкала Рита, стреляя взглядом сначала в сторону раскрасневшейся Наты, а потом — в сторону Гоши, теребящего дреды. — Ты ещё спроси, когда тебя твой парень с собой заграницу повезёт, — огрызнулась Сара, обнимая подушку и хмурясь. Рита пожала плечами, поправляя тонкие лямки платья. — А и спрошу. Ну что, скептик, ты с нами? — Вы же в курсе, что это бессознательное движение рук всех участников игры, подсознательно двигающих указатель в сторону наиболее подходящего по их мнению ответа или к буквам, из которых по их мнению должен сложиться ответ на основании знаний о себе и друг друге? — всё ещё колеблясь проворчала она, пока ребята расчищали место на полу от одноразовых стаканчиков с вином, бутылок и тарелочек с нарезкой. — Да брось, это же просто развлечение. Почти психологический эксперимент, а ты такие любишь, — отмахнулся Гоша, потянув недовольно морщащуюся Сару вниз. — Повод узнать что мы друг о друге думаем. Хотя о тебе мы и так всё знаем, некромантка ты наша. Гоше нечего тут ловить, — паскудно улыбнувшись, Рита отхлебнула из горла, не глядя на осуждающие лица друзей. — Некромагия — это и правда к Гоше больше, а я судмедэксперт! Пока что будущий, но мой профессор уже уверенно намекает, что он собирается на пенсию, а место хорошее и мой диплом на их полочке будет хорошо смотреться. — А я не знаю… Мама говорит, что нужно уже искать постоянную работу, но мне ещё год до диплома, даже тему не могу придумать, — грустно вздохнула Ната, поджимая ноги. — Вот и спросишь, куда тебе идти. Всё, давайте гадать. Или боитесь? — по-кошачьи подведёные глаза Риты заблестели в тени от настольной лампы. Сара покачала головой, но вложила руки в протянутые ладони друзей. Крупная холодная Гошина справа, настолько длинная, что пальцами он касался цветных браслетов на руке Сары, и пухленькая горячая на контрасте Натина слева. — Духи предков, услышьте наш зов, откликнитесь на призыв своих потомков, придите и явите нам свою силу, — Рита прикрыла глаза, проникновенным шёпотом читая только что придуманный призыв. Остальные повторили за ней немного невпопад. Ната неуверенно косилась на всех по очереди, сдвинув брови домиком, словно ждала, что все вот-вот рассмеются и объявят их собрание шуткой. Гоша морщился и покусывал губу, как делал при решении особо сложных задач по вышмату. Сара первая уверенно расцепила руки и положила кончики пальцев на указатель. — Духи, вы здесь? Вы готовы отвечать на наши вопросы? — Нужно задавать по одному вопросу… — заворчал Гоша, но тут же запнулся, увидев, как медленно под их руками дёрнулся и пополз в сторону «да» указатель. Шурша по слущивающемуся лаку доски, он уткнулся острым концом в золотистые буквы и замер неподвижно. — Когда я выйду замуж? — облизнув губы и поморщившись от вкуса помады, спросила Рита. Некоторое время указатель не двигался. Но когда ребята хотели спросить что-то другое, медленно, словно нехотя, пополз. К первой букве, едва её коснувшись, ко второй быстрее, ускоряясь с каждой новой. «В следующей жизни». — Очень смешно, — после непродолжительного молчания звонко обронила Рита. — Защищу ли я свою диссертацию? — кашлянув, неуверенно задал вопрос Гоша, разбивая нависшую в комнате тишину. Твёрдо наползший на «нет» указатель заставил скиснуть и его. — Если продолжишь так нервничать, конечно не защитишь. Ты же трястись начинаешь каждый раз, как кафедру видишь, — толкнула его плечом Сара, не отрывая пальцев от указателя. Тот бледно улыбнулся. — Когда Сара встретит своего суженного? — раньше, чем Сара успела открыть рот, скороговоркой прошептала Рита, на гневный взгляд проказливо высунув язык. Указатель заскрипел, поворачиваясь вокруг своей оси и царапая краску, чтобы уткнуться носиком в цифру семь, а после быстро поползли к буквам, собирающимся в слово «дней». — Кажется, наша некромантка будет встречаться с Садако! — захихикала Рита, поддерживаемая тихими, неуверенными пересмешками Гоши и Наты. — Ещë раз говорю, я не некромант, шутка устарела! — обижено фыркнула Сара, встряхнув головой. Указатель резко дëрнулся так, что они едва смогли удержать пальцы на нëм. «Нет» — Что — нет? Мы же даже вопроса не задали, — нахмурилась Ната. Сара пожала плечами. — Садако не при чëм. Это же их, духовная, компетенция. Ната, задавай вопрос и закругляемся, мне надоело. — А ты? — Мне вопроса Риты хватило по горло, — сморщилась Сара и Ната, покосившись на их главную красавицу, не испытывающую угрызений совести, наклонилась над доской, словно еë могут не услышать, зашептав. — Что папа привезëт мне из этой командировки?       После непродолжительной паузы указатель неспеша, словно ленясь, пополз, выводя ответ «игрушку». Ната выпятила губы в мелкой обиде, подкрекреплëнной едким замечанием Риты: — До сих пор тебе, как маленькой, игрушки возят? — На них спать удобно, как на подушке и в любом месте устроиться можно, — вступился за увлечение подруги Гоша, кивнув на раскиданных по всей комнате медведей и зайцев, на которых они и лежали до свежего предложения с доской. — Да, тебе особо актуально! Спасибо, ду́хи за ваши ответы, уходите с миром в мир свой, — громко, перебивая возражения, вскричала Рита, отрывая пальцы от указателя и хлопая в ладоши. Ребята вздрогнули от громкого звука и резко включившегося света. — Вы чего в темноте сидите? — Растрëпанная со сна сестра Наты, сонно моргая, заглянула в комнату. — Да так, сидели болтали, а ты чего встала? — Замëрзла… — Попробуй хоть иногда держать язык за зубами, — дождавшись, когда Ната хвостиком выйдет из комнаты за сестрой, Сара повернулась к гибко потягивающейся Рите. — А что я такого сказала? — Похлопала глазами она, тут же улыбаясь. — Может, после этого она начнëт двигаться наконец для себя, а не цепляться за сестрину юбку. — Позитивное и негативное подкрепление по исследованиям психологов работает лучше чем регулярное напоминание о недостатках человека и сосредоточение на его бездействии, — заделывая дреды в хвост и неуверенно выглядывая из-под руки, влез в разговор Гоша. — Оставь свою психологию для института и не грузи меня! — Отмахнулась Рита резко, поднимаясь. — Да, домой пора, уже должны были открыть метро, — тут же сдулся Гоша, оглядываясь в поисках сумки. Сара закатила глаза, откидывая зайца, которого обнимала, на кровать.       На кухне сестра отчитывала Нату под свист закипающего чайника и шкворчание жарящейся картошки. Ната дула губы, но молча слушала, не возражая. Компания попрощалась с обоими, дождавшись рассеянных пожеланий доброго утра и хорошей дороги до дома.       Уже выйдя из подъезда, Сара обернулась на знакомое окно. В утренних сумерках загоралось всë больше жëлтых, зеленоватых, бледно-голубых и кремовых из-за штор окон. На этом, она знала, висели весëлые жëлтые с фиолетовыми слониками занавески, за ними танцевал пухленький силуэт. Наверняка, Ната снова включила любимых певцов на полную и танцует у плиты, иногда забывая переворачивать картошку, а сестра орëт из ванной сделать потише еë «попсу из гаража».       Шуршащий и поскрипывающий усами троллейбус подошëл как раз когда они проходили мимо остановки, и Сара попрощалась на этом с друзьями, падая на холодное сидение в самом конце у окна. Уже махая спинам Риты и Гоши ей показалось, что над ними повисло тëмное облако. Закатив глаза, она сделала мысленную пометку снова прочитать Рите лекцию о вреде курения и задремала, прислонившись к окну.       Через несколько дней, когда Сара уже прощалась с профессором после обсуждения дипломной работы, на телефоне высветился номер сестры Наты. И три пропущенных до. — Что-то срочное? — Она прислонила телефон к уху плечом, складывая папку в рюкзак и думая, что, может, стоит зайти за пампушками в булочную, у них в этот день должен быть завоз. — Наташа прыгнула из окна! Еë на реанимации увезли! — сестра Наты зарыдала на том конце, срываясь в глухой скулëж. Кажется, она зажимала рот рукой, но это слабо помогало успокоиться. Сара даже не сразу поняла, о ком она. А поняв, встала посреди коридора, смотря в даль и не видя ничего перед собой.       Сообщение о смерти пришло на телефон через четыре часа. Сара мельком посмотрела на засветившийся экран телефона, молча погасила его и всунула в руке Гоши кружку с водой, обнимая его за мелко дрожащие плечи. — Пей. Легче не станет, но так надо, пей. Постарайся не откусить стекло, — ровным голосом попросила она, поднимая его руки и заставляя, стуча зубами о край, глотать воду. Гоша закашлялся, слабо попытавшись вырваться из объятий. — Ведëшь себя так, как будто тебе всë равно! Ты не понимаешь, она умерла! Совсем! Я ведь… — Я знаю. Люди смертны и смертны внезапно, — Сара отвела глаза, с глухим стуком ставя стакан на стол. Получилось слишком сильно, вода плеснулась через край, оставляя мокрый ободок вокруг основания. Сара поморщилась, но вставать за тряпкой не стала, обнимая Гошу сильнее. — Я не понимаю, почему?! Почему?! — Он сорвался на крик, вцепляясь пальцами в волосы и сгибаясь, утыкаясь лбом в колени. — Рита сказала, что по заключению мед. экспертов — случайно выпала, сидела на подоконнике, ну, как она любила, давление упало, голова закружилась и она вывалилась, — глухо отозвалась Сара и отошла к окну, обнимая себя за плечи. Кресты, слабо виднеющиеся на противоположной стороне улицы из-за ограды кладбища впервые не несли душевного успокоения. — Она не могла прыгнуть сама! Но почему еë?! Почему не меня?! — выл за спиной Гоша в исступлении. Сара резко, стараясь взять заодно и себя в руки, развернулась и в два шага подошла к нему, присаживаясь на колени перед ним. — Прекрати. Сейчас ты ничего уже не изменишь. Не делай ещë хуже себе самобичеванием, еë это не вернëт. Сейчас попытайся хотя бы принять это, — вскинув голову, Гоша дико посмотрел на продолжающую отворачиваться Сару. В свете фонарей заметны были слëзы на еë щеках. Он потянулся к ней, медленно обнял в ответ, и замер, беззвучно плача. Сара положила руку ему не макушку. — У меня в холодильнике вроде оставалось вино с наших прошлых посиделок, хочешь? — Да иди ты… Сара, а если, а если призвать еë? — он проворчал апатично, а после резко вскинулся, смотря на неë с трепетной, бешенной надеждой. Сара покачала головой. — Нельзя. И не надо. Нам уж точно не надо. Обманом собственной психике о возможном разговоре с ней ты себе легче не сделаешь, скорее ещë больше вгонишь в состояние неприятия. Ты же сам это знаешь. Мы справимся так, — она говорила так твëрдо, как могла, видя, как тухнут глаза Гоши, опускаются плечи, словно придавленные только что снятым грузом. Его тяжелейший вздох глухим эхом прокатился по комнате. Словно в ответ вздохнул ветер на улице, щëлкая несколькими нитками бусин на шторах. — Проводишь меня до метро? — Попросил Гоша тихо, сцепляя руки в замок и странно глядя на них, словно был удивлëн, что они смогли так соединиться. — Уверен? Я постелю тебе на диване, переночуешь у меня, а утром разбужу, сразу поедешь на защиту, — нахмурившись, предложила Сара, уже вставая, чтобы сходить за новыми кружками чая. — Мне нужно заехать за флешкой, да и план выступления черновой уже привычнее, чем чистовик напечатанный, тоже нужно взять, — покачал головой Гоша, сжимая руки до впившихся в побелевшие костяшки ногтей.       Утренний город словно нарисованный тушью. Резкие монохромные росчерки с редким вклинением блеклых цветов. Капли акварели. Саре нравились работы в смешанной технике и недавно на выставке, на которую удалось вырваться, как раз были подобные картины, но она не думала, что послужило вдохновением для них.       Голографическая, подмигивающая им буква М в конце улицы казалась пыльной. «Контакт отходит» — только и заметил Гоша, впервые подав голос с момента их выхода из полутëмного подъезда в такие же полусветлые утренние сумерки. Сонная кассирша едва открыла глаза, чтобы пробить им билеты. На удивлëнный взгляд Гоши Сара с кривой улыбкой отмахнулась: «погуляю по парку, всë равно уже не усну».       По открытым коридорам, грохоча, равномерно ехали поезда, разгоняя воздушными потоками пыль и редких пассажиров к эскалаторам. Сара прикрыла глаза рукой от ветра тоннеля и зацепилась длинной серëжкой с птичкой за расмахрившуюся, но всë ещë самую любимую фенечку. Сгорбившийся, какой-то поникший и словно сливающийся с каменными стенами метро, Гоша печально наблюдал за нею. — Возьми мой браслет на удачу. Тебе будет спокойнее и мне! — Наконец отцепив браслет от уха, попросила Сара, снимая с запястья ту самую фенечку и протягивая еë другу. Тот посмотрел на неë и отрицательно покачал головой. На ветру подъезжающего к противоположной платформе поезда его дреды закачались, стуча по плечам. Сара поëжилась от холода. — Если твой счастливый браслетик так же за мои волосы во время защиты зацепится, я точно разнервничаюсь, попытавшись его отцепить и собьюсь, это врятли можно назвать удачей. Иди, в сторону парка следующий только минут через двадцать будет, — он кивнул на двери, с шипением расползшиеся за спиной не спешащей уходить Сары. Она поджала губы, наморщила лоб, но Гоша покачал головой и отвернулся первый. Шаркая ногами, подошëл к краю платформы, выглядывая за еë край, не виднеется ли в тëмном ходе, дышащем гулкими звуками, приближающихся огней поезда.       Сара удивлëнно сморгнула. За спиной Гоши ей показалась тень, словно взметнувшаяся чëрная тюль в мелкую сетку над плечами. Она потëрла рукой глаза, в которые словно песка насыпали, а когда подняла голову, ничего сделать уже не успела.       Парень удивлëнно, глупо и неэффективно дëрнулся, словно ещë надеялся выпутать ноги друг из друга, но уже летел вниз, за припылëнную жëлтую линию края платформы. Сара рванулась вперëд, к будке так же дëрнувшегося контролëра, и ей в лицо прилетел вихрь мелких листочков и пыли, подбивший колени. Потому что сразу за ним с громким свистом и визгом тормозов влетел на платформу не успевший затормозить поезд. Сара загнанно вдохнула спëртый воздух, судорожно вцепившись в «счастливую» фенечку. Ударивший в спину воздушный вихрь казалось вылетел из дверей рефрижератора, а не вагона. И в нëм она отчëтливо услышала: «Ты следующая».       Через три часа, после того, как одновременно сонно и смущëнно поглядывающий рыжий полицейский собрал у неë показания, Сара влетела в квартиру Риты. Хозяйка ещë блаженно потягивалась, готовя кофе со сливками и зефиром, потому дула губки и показательно неодобрительно, больше чем обычно, фыркала и на бремчащие обо все косяки и столы украшения Сары, и на еë нервные, с трудом сдерживаемые заламывания рук, и на еë хождения из угла в угол, где она неизменно наталкивалась на дорогие вазочки с искуственными и настоящими цветами, столики с украшениями, цветочные горшки, дизайнерские и потому изогнутые под всеми вообразимыми светильники. — Это было так… Внезапно! Ха! Я наверное, схожу с ума? На моей работе это случается, правда, ближе к годам семидесяти, — истерически подхихикивая, бормотала Сара, теребя в руках злосчастную фенечку. — Ты же постоянно сталкиваешься со смертью на работе и отлично знаешь, как из человеков получается то, что к тебе приезжает в виде… Трупа, — брезгливо сморщилась Рита, наливая воды и тут же расплëскивая еë из-за налетевшей на неë на очередном вираже Сары. Та даже не заметила взгляда из подлобья, подходя к окну. — Ты не понимаешь. Я прекрасно знаю, как получается труп, но я не каждый день это вижу! К тому же меня поразило не только это… — она сцепила руки в замок, шалым взглядом сверля отражение предметов в окне. — Мне показалось, что я видела что-то за спиной Гоши, когда он… Упал. А потом… Услышала. — Может, это был отголосок радио в вагоне? — С капающим из голоса ядом и скепсисом спросила Рита. Сара бессильно опустилась на стул. — Нет. Я уверена, что мне не показалось. Я слышала этот голос. И видела. Это не было игрой мозга. — Ты же скептик, — так высокомерно сказала Рита, как раньше говорила «ты же врач» на жалобы о боли или попытки общих друзей выпросить осмотр. — И что? Это мешает мне видеть или слышать? — Резко развернулась к ней лицом Сара, едва успев поймать задетую вазочку с сухоцветами. И только тут заметила странный взгляд подруги. — Я тут на днях была у гадалки. Я знаю что никто бы из вас не пошëл, а после смерти Наты мне было неспокойно. И она сказала, что мы на себя тëмную сущность или что-то такое своим ритуалом с доской призвали. Пока нас всех не убьëт, говорит, не успокоится, — Рита покрутила чашечку за ручку, неприятно заскрипев фарфором о стеклянный стол и резко, как всегда привыкла, закончила. — Я ей не поверила. Но когда она предложила провести ритуал, отгоняющий эту, эм, сущность, согласилась. И сказала, что нас было двое. Что я осталась одна из проводивших ритуал. Иначе бы гадалка не согласилась.       Сара с всë усиливающимся непониманием и поднимающейся из глубины души злостью смотрела на продолжающую оправдываться Риту. — Вы же все скептики, верите в науку, к вам всë равно ничего не пристанет. А я в церковь сходила, ритуал как та гадалка сказала сделала. Может это и совпадение с Гошей, а ты невесть что придумала. — Почему ты так с нами? Подействовало или нет, какая разница, если ты считаешь нас никем! — Горько, звонко спросила Сара, не поднимая головы. Она внезапно перестала носиться из угла в угол, остановившись в самом тëмном углу квартиры. Рита поëжилась он такой резкой смены тона, для уверенности схватившись обоими руками за кружку. — Я такого не говорила! Я же продолжаю общаться с вами, психами, даже не смотря на то, как вы выглядите и ведëте себя! Мой круг общения шире двух ненормальных научных деятелей и маменькиной дочки, представь себе, ничего удивительного не вижу. К тому же ты всë равно не веришь в мистику, тебе вообще не за чем было это знать! — Я сама решаю, во что верю, а во что нет. И если я тоже умру через неделю, твой амулетик тебе не поможет, — Сара сказала это без особой угрозы в голосе, размеренно. Медленно подняла голову с неестественно посветлевшими до рыжевато-жëлтого против обычного карего глазами, выглядывающими из-под упавшей на лицо чëлки. И даже не дëрнулась, когда возле лица взорвалась о стенку фарфоровая чашка. Медленно перевела взгляд на кофейное пятно с зернистым осадком, сползающем по белым обоям. Рита тяжело дышала, до видимого тремора подрагивая всë ещë вытянутой рукой, которой бросила в подругу чашкой. Едва поняв, что сделала, она громко, истерически вдохнула и почти на ультразвуке заорала: — Вон из моего дома!       Сара вышла, по украшенной цветами и рисунками лестничной клетке мимо вахтëрши в бесшумно открывшиеся двери. В растекшихся по асфальту резких полуденных тенях ей чудился ледяной взгляд, такой же, как сегодня утром в метро. Над головой захлопнулось окно с мерзким скрипучим звуком. Сара знала, что это не Рита, еë окно было выше и точно закрыто, но всë равно подняла голову. Дизайнерские белые жалюзи как никогда раньше резали глаз.       После такого прощания не было желания идти никуда. Даже домой, по зелëной полутëмной уютной лестнице в квартиру с зацветающим кактусом, недавно купленным ноутбуком и найденными на барахолке статуэтками улыбчивых змеек. Казалось, если она сейчас придëт домой, этот жгучий холод заползëт и туда. Поэтому, постояв у подъезда и так и не решившись, она развернулась и направилась в противоположную сторону. На кладбище.       Сразу от поскрипывающих на особо сильном ветру створок свернула в бок, поднырнула под нависающую над дорожкой ветвь ивы. Протоптанная посетителями тропинка не петляла, позволяя мыслям выпрямиться так же. Сара вдохнула влажный от протекающей чудь дальше реки воздух и бездумно пошла вперëд, иногда касаясь рукой стволов деревьев и перешагивая через вздыбившиеся корни.       Она остановилась возле заброшенной могилки со звездой в навершии. Холмик уже изрядно зарос травой, несмотря на робкие попытки высадить относительно культурные цветы. На железной приступочке с хлопьями опавшей от ржавчины краски лежала пара конфеток. Идиллическую картинку портила только большая ветка, упавшая рядом и раскинувшая листья на этот и соседний холмик, вообще без опознавательных знаков кроме деревянного креста с домиком. Сара немного постояла, пытаясь вспомнить как он называется правильно, но не смогла и нагнулась над могилками. — Стой! Хто там? — Предупредительно раздался скрипучий и одновременно сиплый голос сбоку. Сара вскинула голову, тут же увидев низкорослого и худого как палка дедка в ушанке и старой, помятой, грязной форме, отдалëнно напоминающей тулуп военных. Не смотря на откровенно бомжатский вид и плохо гнущиеся суставы, отчего дед прихрамывал на обе ноги одновременно, он бодро доковылял до Сары, подозрительно оглядываясь. — Да я мимо проходила, ветку убрать решила, а то грустно так выглядит, — обескураженно пробормотала она, поднимаясь вместе с веткой, но не решаясь отбросить еë в сторону. Кто знает, как отреагирует этот пенсионер, бродящий по кладбищу с видом хозяина. Ладно если вытащит из-за спины ружьë или нож, а если сторожа позовëт? Оправдывайся потом, что ничего не имела в виду и дед сам. — А-а, тогда шпашибо. Извиняй. Ходят тут вшякие, знаешь, после них только и успеваешь мусор да швечки шорные убирать, — дедок тут же искренне разулыбался, показывая жëлтые зубы. Сара сморгнула. Ей показалось, что у деда дырка в щеке, в которую мелькнули зубы и что-то зелëное, но спросить не решилась. Мало ли какие у деда от войны и жизни на улице травмы. — Ваша? — бездумно, с кривой улыбочкой ляпнула Сара, кивая на холмик со звездой. Дед удручëнно покачал головой и ей стало стыдно. — Не, другана моего. Ых, всю войну с ним прошли, до шамой шмерти ехо дружили, месяц меня с командировки не дошдался, серце оштановилось, — дед печально похлопал холмик в районе ног и провëл грязным пальцем под глазами, толи стирая слëзы, толи ещë больше размазывая грязь в «синяки». Сара сочувственно покивала и как можно почтительнее, бочком, сдвинулась к дорожке по ту сторону от старых могил. Дедок ещë минуту постоял возле павшего в битве с возрастом товарищем и ловко, как здоровенький, просочился сквозь кусты за Сарой. — А ты, девонька, шой то тут делаешь? — достаточно миролюбиво уточнил дед, шагая рядом. — Ищу покой в собственной душе. У меня сегодня друг умер, — не скрывая, призналась Сара, невольно снова берясь за счастливую фенечку и перебирая бремчащие бусины браслетов на запястье. Дед сочувственно покивал головой. — Дхрузей терять в любом вошрасте тясшко. Уф. Верхишь, даже в шемдесят верил, што друх мой меня шдать будхет, да не шрошлось. Ых. Ты, хлавное, в шебе не дерши. Х друху сердешному шходи, ух, в хости, — по мере пути дедок всë больше шепелявил и всë медленнее ковылял, стараясь, однако, держать темп. Сара понятливо притормозила, тем более в конце жидкого коридорчика из кустов уже виднелись главные ворота. — Да нет у меня никого, к кому с таким идти стоит, — с сомнением пробормотала она себе под нос. Как бы дед не предложил себя в качестве «друха», а то и собутыльника, чтобы помянуть мëртвых друзей, раз уж так они удачно встретились, заодно и выпить за чужой счëт. Но дед выдал оригинальное. — Так ты прхизови. — Что? — Сара подумала, что неправильно разобрала слова деда из-за его шепелявости. Он пожевал губами, ещë раз посветив бросающейся в глаза желтизной в прорехе щеки и повторил. — Пхр-ризови. Друх тах себе полушится, жато вышлушает шпокойно и шовет какой может дельный дашт. У меня даше хде-то тхут символ такого кхруга был! От бабки моей, покойной, ведьмочки любхимой, остался, — последнее он просвистел с такой любовью в голосе, а после, подрагивающими руками порывшись в карманах потëртых штанов, с такой трепетной нежностью протянул аккуратно сложенный и слегка пожелтевший листочек, что Сара не сразу нашла слова для чего либо. Только и могла, что стоять и смотреть.       Фантасмагоричность происходящего продолжала зашкаливать. — Я ш вишу, што ты дхевочка умная, хорошей ведьмощкой будешь, как подучшишься. Дхержи. Прихадится, не из-за друха помершего поховорить, так хоть на шчëт той Навьей твархи, что за тобхой хвостом тхаскается, — дед впихнул озадаченной Саре листочек в руки, свистяще, как в пустое бутылочное горлышко, выдохнул и, пока она рассматривала его, бодро поскрипел обратно в сторону дружеской могилы. Потом, почти скрывшись за кустами, обернулся и постарался прокричать, чтобы новая знакомая его услышала. — Меня СанСаныч зховут! Ты это, жаходи если што, — дед помахал замороченной в конец девушке рукой и скрылся окончательно. Она, продолжая мять бумажку с непонятными рунами в руках, перешла дорогу и поднялась к себе, щëлкая по ступенькам низкими, как любила шутить Рита, детскими, каблучками. Уже не пошутит.       Тихо хлопнула о косяк оббитая дверь. Сара бездумно прошлась по любимой маленькой квартирке. От ощущения прощания не удавалось отделаться, в какой угол она бы не шла.       А что если ей действительно лишь привиделось, и голос, и… тень? Они все втроëм в таком мысленном раздрае после похорон Наты, могло ведь на нервной почве привидеться. А тень — в метро и так свет часто западает, мигает. Может, у неë от страха за друга в глазах потемнело. Не каждый день видишь смерть близкого. Хоть и с еë последствиями она сталкивалась часто. Гоша — не тоже самое, что незнакомые трупы. Она его очень любит… Любила, да. Но друг и в нормальном состоянии часто спотыкался и был рассеян. Всë можно объяснить.       Сара медленно прошла в кухню, перед этим проверив подобранный на лестничной клетке пару дней назад цветочек. Уже очухался и даже развернул маленький листик, а ползучая веточка, до этого свисавшая мëртвой змеëй, слегка подобралась. Сара улыбнулась себе, наливая воду в любимую чашку с лапкой и подняла глаза на вытяжку, в которой отразился блик солнца.       Из еë глубины посмотрели в ответ изогнутые по кривизне с лопнувшими сосудами красные злые глаза. Раздался громкий, тонкий звон. Руку обожгло резкой жгучей болью, по пальцам потекла жидкость. Сара опустила взгляд вниз, едва заставив себя оторваться от буркал в своëм отражении. Красное. На полу вокруг кружились осколки взорвавшейся в руке чашки. Через всю ладонь к запястью вытянулись неестественно яркие рыхлые раны с сочащейся и часто капающей на пол кровью. Она собиралась в большие капли на безымянном пальце и мизинце, неприятно щекоча кожу, затекала на запястье к стремительно мокнущим и буреющим фенечкам.       Сара на негнущихся ногах, едва их переставляя и не решаясь повернуться спиной к вытяжке, подошла к раковине. Вытянула руку над ней, кровавые капли частой капелью металлически застучали. Пальцы, перемазанные в крови, скользили по вентилю, его никак не удавалось повернуть на столько, чтобы потекла вода. Сара решилась на секунду посмотеть в его сторону.       В тонкой дугообразной трубе крана мелькнула чернота и всë тем же красные ненавидящие глаза. Она чудом успела отдëрнуть руку. Из крана мощной струëй с оглушающим шумом забила вода, напоминая гейзер, от неë моментально шибанул поток пара в лицо, даже с расстояния обжигающий мелкими каплями.       Сара едва смогла протянуть здоровую руку и закрутить до этого невиданный кипяток, круче, чем из чайника, не глядя в глаза отражения. Тяжëлый взгляд ощущался почти физически. Еë затошнило от одновременной боли в руке и запаха железа от разлившейся по всей кухне крови. От любого движения пальцами простреливало до локтя, отдаваясь в голове.       Стараясь ловить поредевшие капли второй рукой и не поднимать голову выше, Сара перебежала в ванную. Жмурясь, схватила ручку смесителя и сунула под него ладони. Едва тëплая, но всë равно болезненно жгущая раны потоком вода заставила еë взять себя в руки. Зажав порезы полотенцем, тут же намокнувшим от воды и продолжающей течь крови, она такой же перебежкой мимо маленького зеркала в коридоре вернулась в комнату. Встала посередине, пометавшись между выходом и телефоном, после чего бессильно опустилась на диван. Звонить было некому, бежать уже тоже.       Сара сжалась в комок и горько, на одной ноте завыла. Из любой отражающей поверхности на неë могла уставиться та тень, провоцируя новые «несчастные случаи», а с темнотой такой отражающей поверхностью станет окно, выключенный телефон, дверца стеклянного шкафа в углу. А может, со временем, ему и этого не понадобится. Не важно, она всё равно долго не протянет, не соприкасаясь со своими отражениями. Максимум до работы. А там первый же скальпель, неудачно выскользнет из руки и вместо грудной клетки трупа сделает тонкий разрез на запястье патологоанатома с рыжим хвостом под шапочкой. Или в ногу, прежде побывав в мëртвом пациенте, например, со СПИДом. Или гепатитом. А может — и всем вместе. Человек — безумно хрупкое создание, имеющее тысячу возможностей умереть, и с развитием цивилизации их количество не уменьшилось, просто сместилось в сторону новых видов.       Руководителю звонить нет смысла. До мозга костей скептик и реалист, крепко стоящий на ногах, он максимум посоветует ей выпить успокоительных и лечь спать, ведь у неë недавно умерла подруга, это нормально — видеть и слышать разное, игры разума были его любимой темой для чтения в перерыве.       Коллеги тоже не поймут, максимум — кто-то из них может предложить приехать и посидеть рядом, а часть просто поржëт над придумками новенькой. Профессор вероятно просто не возьмëт трубку, потому что в этот момент скорей всего только едет домой с дачи, не особо правильно, но старательно подпевая радио. А Рита… тоже не возьмëт. Будет заламывать руки и ходить над лежащим на стеклянном столе телефоном, но не возьмëт в руки, пока он не замолчит, а после — не перезвонит ни за что, лелея свою гордость.       Горло заболело от сухого тихого крика. Сара обняла подушку и поджала ноги по детской привычке. Иногда срываясь на глухой кашель, но не решаясь пойти за водой, она начинала дышать часто и поверхностно, самой себе напоминая в этот момент тех людей, что приходили узнать о смерти дорогих людей. Только она оплакивала себя.       До понедельника никто не спохватится еë отсутствия. Рита не позвонит, а если кто-то из коллег всë же решит дëрнуть еë с заслуженного выходного — не удивится игнорированию звонка. После её невыхода на смену начнут слегка волноваться, но, не дозвонившись, решат что она осталась у друзей и напилась в связи с похоронами, поругаются, удивятся и оставят в покое. К среде за волнуется руководитель, оборвëт провода. К пятнице расшевелится полиция, науськанная работодателями и институтом, вскрыв квартиру.       Через неделю то, что от неë останется, будет выглядеть неприглядно. Не как та бабка, что нашли спустя месяц от смерти из-за запаха разложения, просочившегося в соседние квартиры, конечно. Но со вздувшийся животом, потемневшей и пузырящейся кожей, выпадающими волосами и неприятным оскалом выступающих костей черепа еë труп будет выглядеть отвратительно. Эксперты, что вызовут полицейские, будут морщиться, натягивая респираторы, с безразличной брезгливостью перебирать её пропахшие газами от гниющей плоти вещи, перекладывать труп в чëрный пакет на застëжке как можно аккуратнее, чтобы не потерять ничего по дороге, а после торопливо стягивать перчатки, чтобы выйти на свежий воздух подышать.       Возможно, вскрытие доверят как раз еë профессору, на опознание позовут Риту. Сара представила это и сжала подушку от горя сильнее. Под побелевшими от напряжения пальцами надсадно заскрипела ткань. Рядом зашуршало.       Сара оторвала голову от подушки. На диване рядом с ней валялась слегка помятая от того, что она на неë села, бумажка с каракулями деда с кладбища. Как он там говорил, призыв друга и помощника? Сара истерически рассмеялась и тут же заткнулась, услышав стук. Звук оказался от соседей и повторился ещë пару раз. За это время Сара приняла решение.       Мелок нашëлся быстро, остался после приезда Риты с племяшкой. В коробочке лежали ещë три цвета, но Сара предпочла белый, его и видно лучше, и, если ничего не получится, еë контур на полу, как в старых фильмах, обведут сразу. За молоком и свечками, оставшимися с прошлого отключения света, она сползала на кухню, радуясь как никогда старой покоцаной мебели без лишних отражающих элементов, а крови по полу до ванной было разлито столько, что хватило бы не на один такой призыв.       Левой рукой рисовать ровные линии было безумно сложно, а из правой, распаханной осколками кружки, мел тут же выпадал от скручиваюшей при любой попытке его сжать боли. Поэтому она неторопливо ползла, вычерчивая всë равно скачущий контур круга призыва «друга». На полу постепенно расцветала пентаграмма.       Пришлось вспомнить школьное черчение, и всë равно углы были неровным. Под конец, когда непривычная к таким нагрузкам левая разнылась почти так же сильно как правая, ей пришлось перерисовывать руны раза по три каждую. Свечи оказалось поставить тоже тем ещë испытанием, но зажать их между колен, чиркая спичкой, было проще, а уж накапать воском на пол, закрепляя их, пока горячий воск бледными каплями стекал вниз, к пальцам, и вовсе минутным делом. За окном смеркалось.       Сара недовольно осмотрела рисунок на полу, теребя фенечку. Кривой-косой, с капельками крови по краям и свечами на концах звезды. Ровное свечное пламя разгоняет наползающий полумрак. Она не решилась зажечь свет в комнате. По наружному краю круга стелются угловатые руны, перетекающие одна в другую. Над свечами поднимается робкое тепло с запахом талого воска. Антураж к какой-то мистической сьëмке из тех самых фильмов с низким бюджетом, но большими амбициями и энтузиазмом создателей. Сара недовольно фыркнула и опустилась на колени перед гексаграммой. Как бы глупо это не выглядело, хуже уже врятли будет.       Несколько раз прочитала кривые не меньше, чем еë напольное меловое творчество, строчки на латыни, запоминая. Ничего особо сложного на первый взгляд, особенно после топографии с институтским преподом, сварливым голосом требовавшим все названия мышц, сосудов и связок на древнем языке. Вдохнула, смиряясь со смертью логики в этой квартире. И громко, старательно зачитала текст, подглядывая в бумажку и трижды хлопая в ладоши.       В первые секунды стояла гробовая тишина, которую нарушал лишь едва слышный гул редких машин да чириканье радостных воробьëв: птицы нашли соседский пирог с яблоками, опрометчиво оставленный остывать этажом выше.       Потом над головой Сары раздался лëгкий хлопок, а когда она шарахнулась в сторону, налетая спиной и частично локтем на неожиданно близкий диван, с потолка свалилось нечто большое, длинное и мокрое. Оно взорвалось волной брызг, затушивших свечи, а огромная извивающейся туша повалила их, погребая под собой. Саре показалось, что груда состоит из нескольких извивающихся и переползающих щупалец, переливающихся в слабом уличном свете, как иллюстрация к какой-то из книжек Лавкрафта. Сердце билось, по ощущением, в ушах, заглушая другие звуки в комнате. Кроме громких грустных матов, перемежающихся иностранными выражениями, вероятно, тоже не самыми цензурными.       Сара спиной, на четвереньках, забыв даже о больной руке, доползла до стены и щелкнула выключателем. Маты резко прекратились. Из клубка белого переплетающегося хвоста, который Саре с перепугу показался щупальцами, выглянул мокрый мужчина. Длинные светлые волосы облепили загорелые плечи с татуировками и подозрительно знакомое лицо. Которое она примерно раз в месяц видела, поднимаясь на свой этаж. Сосед умеренно приветливо здоровался, звеня толи индийскими, толи турецкими каскадными бусами и джентельменски попускал вперëд. Оказывается, такой вежливости был ещë один повод, который он аккуратно распутывал, стараясь не свернуть цветы, стоящие на полу у входа в кухню, комод или диванчик. В окне, высветленном искусственным светом до отражения комнаты в опускающиеся сумерках мелькнул отчëтливый тëмный силуэт с алыми росчерками. И Сара не выдержала.       Звонкий, громкий смех с истерическими подвываниями и судорожными хрипящими вдохами кажется был не тем, что ожидал услышать сосед. Он замер, косо глядя на заходящуюся в хохоте, обнимающую колени девушку и, кажется, рванул бы к выходу даже ползком, но из доступных, не перекрытых ходов ему оставались только кухня и окно. Ни то, ни другое его особо не радовало, как и отчëтливо сходящая с ума соседка.       Сара подавилась и резко заткнулась, отчего парень со змеиным хвостом, растущим у него вместо ног, снова замер. — Тебе дать полотенце? — подозрительно адекватно спросила Сара. Сосед кивнул, подтягивая хвост к себе.       Сара качнулась, поднявшись, но отмахнулась от рванувшегося еë поддержать соседа и на негнущихся ногах подошла к вещевому шкафу. В стеклянных дверках соседнего мелькнул красноглазый силуэт, который она старалась не замечать. Медленно достала махровое полотенце, едва успев подхватить дрожащими руками второе, мыло, лежащее между ними гулко стукнуло еë по пальцам ноги. Сара облизала бледные губы и таким же неуверенным шатким шагом подошла к соседу, вставшему на хвост как на ноги. Так он возвышался над низкой даже по человеческим меркам Сарой больше чем на метр, но косые взгляды она бросала отнюдь не на него. — Извините, вы меня просто из душа прям выдернули, только вехотку намылил. Может, познакомимся? Меня Сяомин зовут. Ван Сяомин, если полное, — протянул руку сосед, пытаясь отвлечь еë от страха, написанного в глазах, и успешно с этим справляясь. Сара завороженно уставилась на длинные, в два раза длиннее еë, украшенные этнической росписью ногти, и осторожно пожала протянутую ладонь. Фенечки на еë запястье радостно переплелись и запутались в каменных и медных браслетах Сяомина и оба с шипением кинулись расплетать своë имущество. — Так ради чего было такое представление со мною в главной роли? — Наконец перешëл он к сути. Сара тоже вспомнила причину срыва и начала смеяться снова, тихо, задушено, едва подавив новый виток подступающей истерики, на что потребовалось некоторое время. Слишком сюрреалистично было всë происходящее. Сяомин понятливо молчал, стягивая длинные кольца змеиного хвоста плотнее к себе и присаживаясь на них. — За мною наблюдает кто-то из зеркал. И когда он смотрит, случаются несчастья, — максимально сжато объяснила Сара, страстно мечтая о воде — плеснуть в лицо или выпить, смачивая пересохшее горло, но она была на кухне, в зелёного стекла графине, стоящем возле окна, а дойти до него было подобно смерти. Судя по задумчивому лицу Сяомина — он досчитал про себя до десяти, прежде чем перейти к разбору проблемы, вежливым тихим тоном. У Сариного профессора была точно такая же привычка на не слишком умных, но заковыристых вопросах студентов, только считал он вслух. — И откуда он у тебя взялся? Ты гуляла на кладбище и потоптала чью-то могилу? Или, может, провела на ней ритуал, — тон соседа красноречиво намекал, что он склоняется к этому варианту. Особенно после такого эффектного прибытия в гости. Сара возмущëнно тряхнула головой. — Нет, я всегда к соседям через дорогу вежливо относилась, рисунок мне этот там и посоветовал дед один, СанСанычем представился, а эта хрень… — А, тогда всë ясно. Поздравляю, ты сорвала джек-пот, — неожиданно успокоенно, даже благостно улыбнулся Сяомин, растягивая бледные, почти сливающиеся с кожей губы в улыбке. Между ними мелькнули клыки. — Джек-пот по попаданию в неприятности? — недоверчиво уточнила Сара, с прищуром всматриваясь в лицо соседа. — Нет. В том, что у тебя есть способности к ведьмовству и со второго раза тебе повезло с призванным. Я помогу избавиться от первого. А там посмотрим, — Сяомин ободряюще похлопал еë по плечу, слегка не расчитав силы и заставив слегка присесть. Полотенце, обмотанное им на уровне груди, тоже впечатлилось и молниеносно сползло на пол скинутой шкурой. Сосед смутился, Сара с задумчивым, оценивающим видом осмотрела представленное. Сяомин быстренько подобрал полотенце и ушуршал в ванную, заматываться в предоставленные простыни поплотнее и заодно диктуя необходимые ингридиенты для успокоения разбуженного покойника.       Пробираясь на кухню за солью и сушëным для чая зверобоем, Сара мельком зацепилась взглядом за календарь. Над головой щëлкнула стрелка, возвещая о наступлении нового дня. А предыдущий был ровно седьмым с гадания на доске Уиджи.       Ребята могли бы гордиться. Их гадание было самым правдивым. Правда, оценить иронию этого могла лишь Сара, до утра просидев в круге из соли, воскуряя зверобой и болтая через его дым с отражением злобной хари. Харя плевалась, шипела, завывала на все лады, но к утру пообещала честным словом оставить «дряную девчонку, призвавшую его без выкупа, сама дура».       Сяомину Сара предложила на выбор диван, свою кровать и верх шкафа. Он оценил миниатюрность всего предложенного, взял лишь плед и устроился на полу гостинной. Она по собственным ощущениям, заснула, едва присев на кровать и осознав, что всë закончилось.       Утро началось поздно. Сяомин, очень смущаясь и три раза переплетая косу, одолжил у неë рубашку, чтобы более менее прилично доползти до своей квартиры под бдительными взглядами старушек в глазки. Даже в самую растянутую и широкую блузку он влез с трудом, пуговицы на груди не застегнулись. Сара посмотрела на его белый с радужными переливами на чешуйках хвост, струящийся по ступенькам, прислонилась к косяку и зависла, не думая ни о чëм и обо всëм сразу. Отмерла только когда сосед напротив, бодро стуча копытами по ступенькам и бремча бутылками в двух пакетах-майках, счастливо поздоровался и спросил, всë ли с ней в порядке. Сара уверила, что да, просто устала. И ещë немного постояла, вежливо болтая и старательно не глядя на медленно покачивающийся за спиной соседа тонкий хвост с пушистой тëмной в цвет его волос кисточкой.       На второй день Сара медленно и неспешно гуляла по старой части кладбища, помахивая шуршащим на все лады возмутительно броским ядовито-жëлтым пакетом. Рита так и не позвонила и, кажется, больше никогда не позвонит. А если пересечëтся с ней, то сделает вид, словно они не знакомы. Может, оно и к лучшему.       День был пасмурным, с редкими проблесками солнца, тут же исчезающими, как миражи. Трава, как и два дня назад, и неделю, и годы до этого тихо шуршала при хотьбе, в ветвях кустарника перекрикивалось и чирикало семейство синиц. Сара искала очень долго, смутно помня место встречи с СанСанычем, но всë же нашла его, а от него — ещë одну могилу, немного ближе к выходу. Хмыкнула, убеждаясь в правильности догадок. Разломила на две равные части пирог, купленный в ближайшей пекарне вместе с раздражающе жëлтым пакетом.       Одну половинку оставила на могиле друга деда с криво-косо подстриженной не так давно травой. Вторую половину почтительно, с вслух высказанной благодарностью положила на такой же плохо ухоженный холмик чуть дальше, с комьями земли на поверхности и протëртой не очень чистой тряпкой табличкой «Тимьян Александр Александрович». После чего поставила на скамеечку пепельницу, рядом, как шуллер карты выложила все совместные фотографии с друзьями и, посидев над ними, щëлкнула зажигалкой. Саре показалось, что рядом послышался тихий, сочувственный смешок.       Очередная карточка при поджигании скорчилась в ограниченной металлической арене пепельницы и перевернулась, демонстрируя на миг свою обратную сторону с счастливыми лицами четырëх друзей, тайком делающими фотку на балконе бара в выпускной из школы вечер. Четыре имени: Георгий, Наталия, Сара, Маргарита — мелькнули синей ручкой на сером плывущем и плавящимся пластике, прежде чем почернеть и стать осыпающиеся серой крошкой.