Звёздный Предел

      В Химринге непривычно свежо. Лето ведь обычно душное и жаркое, пропитанное сонмом различных ароматов, но здесь всё по-другому. И солнце бледнее, и небо с оттенком серости, и ветер пыльный и жёсткий.       Келегорм решил составить ей компанию. Ирма осторожно балансировала на парапете, стараясь не свалиться, а эльф медленно шёл рядом с выпростанной рукой — готовый в любой момент схватить её за ладонь и втащить в открытую галерею.       Весьма галантно с его стороны, словно она в этом нуждалась. Туркафинвэ так и ответил: «Да, нуждаешься» и вёл себя при этом так естественно, словно ленивые прогулки по замку были его привычным времяпрепровождением. У Ирмы же наоборот, складывалось впечатление, что она одна из этих свободных нолдиэр или синдэр, которым он изредка уделял время. Если это подкупало, то только немного. Ей скорее было ни жарко ни холодно. Она сама нуждалась в тренировке, в отвлечении от новой реальности. Её новой целью была во-о-он та зубчатая башня, где носом к северу сидит дозорный.       Ирма опасно покачнулась, одна нога оторвалась от замшелой поверхности, другая весьма нетвердо заскользила на предательски закрошившемся парапете. Охотник незамедлительно ухватил её за пальцы. Действительно, «Тьелкормо».       — Ты устала, — едва слышимый оттенок беспокойства в голосе. — Лучше остановись и передохни.       — Если я начну останавливаться каждый раз, когда чувствую боль, я ни на шаг не продвинусь вперёд, а мне нужно возвращать форму.       — Твой здоровый цвет лица едва ли вернулся, — парировал эльф, обхватывая её истончившуюся талию и спуская вниз, осторожно. Ирма коснулась лба — и впрямь, похоже на головокружение. — Уверена, что осилишь? Ты все еще выглядишь ослабленной. Иди здесь. Если тебе так хочется что-то выдумать — ступай ровно по шву плит.       — А на клетках — лава?       Нолдо глянул на неё как на умалишенную и фыркнул.       — Если тебе так легче, то пусть будет лава. Не верю, что говорю это, но я бы предпочел обойтись без риска.       — Ты точно Тьелко? Или ты, Хуан, на самом деле оборотень?       — Кто?       — Оборотень. Волки, в полную луну оборачивающиеся людьми. Ну, или наоборот…       — Хуан точно не такой. И я не Хуан.       — Хорошо, когда собака — друг, а друг — не собака… — пробормотала она, хихикнув. Её опасно вело. Тьелко все еще придерживал её под локоть.       — Рад, что ты снова веселишься. Но смысла твоих речей я всё так же не понимаю.       — И не нужно.       Ирма судорожно вцепилась в его ладонь, чувствуя как её кинуло в пот. Мир опасно шатался. Да, провести столько дней в постели, в подгорной стране, а потом быстро-быстро мчаться за тридевять земель, не успев оправиться — её организм был будто пьяный. Перед глазами плясали чёрные мухи.       Она освободилась их хватки и сползла по стенке, вальяжно раскинув ноги. Камень замка приятно холодил затылок. Глаза следили за солнцем, пока его не заслонила белобрысая вихрастая голова.       — Тебе дурно?       — Немного. Оклемаюсь и дальше пойду.       — Я бы мог тебя отнести обратно.       — Но не станешь, — она запрокинула голову, прищурив один глаз. Свет неприятно бил в зрачок. — В жизни не поверю, что ты просто по доброте душевной решил со мной прогуляться, пока я тут реабилитируюсь…       — Ре-а-би-ли… что?       — Реабилитация. Это что-то вроде восстановления. Можно реабилитироваться физически, после болезни, а можно и морально, искупив какое-то неблаговидное деяние. Я думаю, раз с первым плохо складывается, мы займёмся вторым?       У него дёрнулась рука. Точно хотел указать на что-то, или коснуться лица… Келегорм редко так делал. Его трудно было прочесть по языку тела: его конечности всегда или при деле, или в состоянии редкого покоя. Руки на эфесе меча, на поясе, или опираются на стену, парапет или стол, когда он задумчив. Сейчас его движение выдало странную нервозность, или скорее, запутанность.       Ирма выпятила нижнюю губу и уставилась в пол. Нетрудно догадаться, на самом деле.       Это была не первая, и не последняя попытка феанорингов разговорить её. Её — потому что Рига в основном если и бодрствовал, но пребывал в прострации, подолгу глядя в одну точку. Иногда он оживлялся, чтобы разработать руку или промассировать затекшие ноги, стараясь не слишком тревожить гномью конструкцию, но и в этом его хватало ненадолго. Один химрингский целитель на «Э» (Ирма не трудилась запоминать) сказал, что Нельяфинвэ тоже проходил через это.       Но они же не из Ангамандо вернулись, в самом деле. Ирма прикрыла глаза и мысленно сосчитала до десяти.       — Предположу, что ты ждёшь от меня фантастический рассказ, полный сцен кровопролитной бойни, предательства и отчаянного поиска, — она открыла один глаз. Туркафинвэ стоял всё в той же позе, повернувшись к ней идеальным эльфийским профилем. — На самом деле, из жанра фантастики в нём редкая скука и бессмысленность. Остроты прибавит только обмен.       — Обмен?       — Мне всё еще нужен палантир. Я, конечно, ничтожно мало могу предложить.       Тьелкормо фыркнул, сделал шаг и, задумавшись ровно на миг, опустился рядом. Вытянул ноги. Они у него оказались длиннее, чем у неё. Неудивительно. Гребаный эльф.       — А что ты хочешь мне предложить?       — Я бы могла сказать «всё, что пожелаешь», однако я не знаю, смогу ли воспользоваться вашим камушком, даже если Нельяфинвэ любезно предоставит мне шанс. Это выйдет нечестная сделка.       — Честнее ли был твой побег?       Ирма развернулась всем корпусом.       — Напомнить тебе о дориатской сделке?       — Я ничего о ней не знал, — огрызнулся. — Но даже если знал бы, я не стал бы с тобой обсуждать решения своего брата.       Она растерялась.       — И верно… я тоже не обсуждала их решений. Я привыкла им доверять.       — Им — это кому?       Ранья не ответила. Долго-долго жевала губу. Слова рвались из рта, толпились на языке и распирали лёгкие — того и гляди прорвутся, и пойдут наружу, как из неисправной канализации. Внутри болело. Болело от того, что и поделиться не с кем. Впрочем… почему не с кем?       — Если я тебе кое-что расскажу, поверишь ли?       Улыбнулся, тонко.       — Опять твоя игра?       — Может, и игра. Не воспринимай то, что я расскажу, всерьёз.       Воздух покинул лёгкие. Голова кружилась совсем чуть-чуть, а бледное солнце Химринга точно насмехалось над ней.       — Когда-то очень давно, я жила совершенно в другом мире. Это Рига, Миднайт и все прочие родом с Нила. Я же с Карвона — не такая, как все они. Нас даже не считали людьми, потому что мы были… — Ирма запнулась. — Карвон издревле был покрыт водой. Одна вода, лишь нечастые крохотные островки суши. Первым поселенцам, что прибыли колонизировать этот водный мир, попросту негде было жить, а их потомству — тем более. Тогда они решили… исказить свою природу. Да, исказить — какое точное слово, однако. Это мои предки были полноценными людьми — очень дальние предки. Они ставили опыты над своими. Одних меняли чуть меньше, других чуть больше. Пытались встроить себя в экосистему Карвона. Те, что жили ближе к морскому дну, обладали тонкой кожей и гибким, почти утратившим твердую форму телом — когда ушла вода, и в Акваполисе дель-Профондо нашли их тела, они напоминали бесформенных медуз — ты же знаешь, что такое медуза? — с редуцированными человеческими органами, просвечивавшими сквозь их кожу. А это, — Ирма дёрнула за одну из отросших прядей и покрутила перед глазами. Лето, совсем выгорели. Скоро станут прозрачными, как гидротермальные трубчатые черви, — то, что всегда отличало нас, карвонцев. Под водой они совсем прозрачные, так что придонники вроде Лервенов могли легко оставаться незамеченными в толще воды. А мы так… Ни то ни сё.       Казалось, даже стражник который «носом-к-северу» навострил уши, улавливая её бессвязную болтовню.       — Карвон был очень богат когда-то. Пока была вода. Потом произошло неизвестное бедствие — и вся вода ушла под землю. Многие, неприспособленные к жизни в атмосфере, умерли. Других в течение пары поколений выкосили болезни и та же неприспособленность. Мы стали бедны, слабы, и Нил нас завоевал.       — Так твои друзья когда-то были тебе врагами? — а он, оказывается, тоже слушал. И делал выводы.       — Вряд ли для людей существует враг такой же однозначный, как у вас. Люди сочетают в себе две стороны, и столь же быстро их меняют, по ситуации. Вчера вы враги, сегодня вы союзничаете против третьего, назавтра все еще друзья, послезавтра — соперники, а потом снова враги… — Ирма покрутила в воздухе пальцем, изображая колесо. — Но они — нет, вряд ли? Впрочем, я была какое-то время пленницей на Карвоне, а потом на Ниле — именно Мария и Миднайт привезли меня, и тоже долгое время держали взаперти, — усмехнулась. — Это было не столь уж давно… если забыть эти двадцать с лишним лет здесь. Так почему меня волнует их судьба?       — Ты поэтому такая странная стала?       — Не веришь?       — Не очень-то верится, — улыбнулся одними губами, — я ведь знаю и помню тебя другой. Я думаю, что в глубине души тебе всё равно. Ты выглядишь не взволнованной, ты выглядишь уставшей.       — Я устала от волнений, давай остановимся на этом? На самом деле, это всё давно история. Я забыла Карвон и всё что с ним связано. Я уже из того поколения, которое не знало его величия и богаства — наверное, такими же будут следующие поколения нолдор, дети детей тех, которые родятся уже в Белерианде. Валинор и Аман останутся лишь в преданиях.       Тьелкормо ничего на это не ответил. Странная игра у них получается. В одни ворота.       — Мне было бы всё равно… Но кое-что меня насторожило. Тьелко, — она сглотнула. По имени его назвала, да еще и сократила, — вот что ты делаешь, когда на охоте встречаешь неведому зверушку?       — Это не такое частое дело, знаешь ли… Я впервые здесь повстречал орков, и я с первой встречи их убивал.       — Ты о них был наслышан, так что не считается.       Нолдо задумался.       — А вот мой брат повстречал большую кошку с черными полосами на охоте.       — Тигра, что ли?       — Знаешь таких? — даже не удивился. — Так вот, эту кошку с роскошной шкурой он взял в качестве домашнего зверя.       Ирма хмыкнула. Что-то это напоминает. Не выдержала, прокомментировала.       — На нас намекаешь?       — Говорю прямым текстом. Это собаки не кусают руку, что их кормят, а кошки создания своевольные. Я не Майтимо, я знаю тебя немного лучше, чем он. Ты всегда была себе на уме. Разве могу я, нолдо и сын Феанаро, судить тебя за то что ты посчитала правильным?       — Странно от тебя такое слышать.       — Странно и тебя видеть такой потерянной. Я надеюсь, ты вскоре найдешься.       — Я хочу еще кое-что рассказать.       — Опять про свой мир?       — Если так было тошно слушать, сказал бы. Я бы разговаривала со стеной.       — Тебе нужны были уши, и я был ими. Видишь, ты должна мне уже дважды.       Дважды?.. А, Моргот с ним.       Голова была пуста как колокол. Не болела, не звенела и не кружилась — уже хорошо. Кислородное голодание прошло, мухи перед глазами отплясали своё и разлетелись. Непривычно трезво, будто она проспала не часы, а дни, и вот проснулась, полная сил и ясного сознания. Тем страннее рассказывать о…       — Ты знаешь майа по имени Салмар?       — Майа? — а вот теперь он заинтересован. Серые глаза опасно, по-охотничьи сощурены, точно он натягивает тетиву. Стрела будет выпущена, но опираясь лишь на его чуткий слух, в мареве миражей глазам не развидеть цель.       — Майа, — подтвердила Ирма. — Ну, он так представился. У меня нет причин не верить — на эльда он был мало похож. Весь в чешуе.       — Ты повстречала майа.       — На самом деле, странности со мной творятся уже давно. Когда мы только обживались в Белерианде, то есть, только прилетели сюда — мы снились странные сны. Я это списывала на стресс, незнакомую обстановку и новые впечатления. Была уверена в этом все эти годы. Только вот… Несколько лет назад, когда меня пригласили в Дориат, и эта женщина… королева, говорила со мной, мне стало не по себе. И это ощущение не покидало меня. Оно навеки поселилось здесь, — ранья указала на грудь, где сердце, — и здесь, — палец уткнулся в лоб. — Да и мне кажется неслучайным, что когда Миднайт написала письмо, что собирается покинуть Белерианд и отправиться на юг по своим причинам, королева Мелиан вдруг тоже решила, что нам здесь не место. И Джеймс… тот, что жил в крепости Карнистира, вдруг заторопился прочь. Мы даже не сговаривались толком — пересеклись случайно на границе земель Амбаруссар. Странно, правда?       — А что же майа?       — Его я увидела на болотах Аэлин Уиал. Все тогда спали, а я проснулась. Хотела пить. Помню, как подошла к воде, и пока шла, земля была твёрдой. А тут — раз! — и подскользнулась. Ты не поверишь, но я видела такое… словно сон наяву. Небо и земля поменялись местами, я была в болоте, но в следующий миг — в Ильмене. Я видела тронный зал Дориата, заснеженный и разрушенный. Всюду был снег, тела и кровь. Это было ненормально.       — В крови ваниар предвидеть будущее, — сказал Келегорм. — Я сам не был этому свидетелем ни разу, но Макалаурэ рассказывал.       У неё перехватило дыхание. Будущее?       Снег был в крови. Красная кровь, серая грязь, истоптанная трава, и лес — чистый-чистый, и только светлые порезы от яркой стали. Орки не оставляют таких следов. Ирма потерла плечи — но они были сухими, точно она не тонула пару мгновений назад. Картинка слишком быстро сменилась. Зима. Холод пробирает до костей. От свежепролитой крови еще исходит тепло, где-тог вдали слышен одинокий лязг, и ни крика. Такой странно знакомый лес… Но голый и опустевший, почерневший от огня и скорби.       Сгоревшим лесом зарастал пустой каменный зал. Два трона, когда-то богато изукрашенные резьбой и самоцветами — резьба треснула, как от мощнейшего жара преисподней, чернели лунки украденных камней.       Пол тронного зала Менегрота залит еще горячей кровью. Троны укрылись паутиной и пылью. А вдали, в углу у портьер — груда тел. Кровь здесь местами смазана — Ирма присела, рассматривая смешанный с каменной крошкой след. Кто-то отчаянно полз, царапая доспехами мягкий мрамор. Железо только двух мастеров способно на такое…       Куруфин. Лежит лицом в собственной крови. Сломанный нос, искаженное в предсмертной муке лицо. Второй — серебристоволосый, худосочный, в чешуйчатых доспехах, так похожий на Тьелкормо, но не он. Совсем мальчик. Еще дышит, на лбу выступила испарина, щеки укрыты лихорадочным румянцем. Стрела Тьелкормо — она узнала по характерному белому оперению — вошла в живот. Люди с таким не живут.       — ….Наш кузен Инголдо нередко шлёт ему письма, в которых описывает свои видения. Одно ему послал сам вала Ульмо — очень давно. А другое было о сотне и тысяче огней у великого озера на юге. В своем путешествии… вы достигли Куивиэнен?       — Откуда мне знать? — Ирма встряхнулась, смахивая с себя призраков далёкого времени. — Судя по всему, это неплохих размеров внутреннее море, а я видела лишь обычные озерца.       Но… та старуха, Тата Татиэ или как её там… сказала, что озеро давным-давно превратилось в яд, и в озерах нет той святости, что была когда-то. А если нолдор сами захотят отправить туда экспедицию, к примеру? Они же нолдор, им только новые знания и ощущения подавай. Еще и отыщут этих странных… Хотя нет, их уже наверняка нет в живых. Она замотала головой.       А эта старуха еще много чего говорила. Задурила Миднайт голову. С чего бы ей было всё бросить, искать этого Туво, словно она безнадёжно больной в поисках чуда? Что там еще эта Татиэ говорила? Ирма силилась вспомнить, но помнила только то, что её это не интересовало настолько, насколько подземелья в Утумно, майар и…       — Ты думаешь, у меня тоже было… предвидение?       — Если так оно и есть, то Тингол зря надеется на Пояс своей жёнушки, — Тьелко презрительно скривился. — Но, и в этом ничего хорошего нет.       Ирма согласно закивала.       — А потом я очнулась. Все еще спали, как будто прошло несколько секунд — я ведь плескалась, пыталась не утонуть, наверняка бы их перебудила. А на кочке сидел он, странный, в чешуе. У него в руках был музыкальный инструмент. Панцирь черепахи и струны…из жил, наверное. Очень странная вещица.       — О таком лучше рассказывать Макалаурэ.       — Я вообще с ним не хочу разговаривать. Он, боюсь признаться, меня пугает.       Его брат хмыкнул. Как-то очень понимающе.       — И что же делал этот майа?       — Пел. Я ни слова не разобрала.       — Пел и всё?       — И лиру потом оставил.       — А где она?       — Потеряла.       — Эру, Ирма!       Быстро-вскакивающий в единый рывок вскочил на ноги. Взъерошенный, с шальными глазами. И чего только рассердился? Карвонка безмятежно улыбнулась. Надо же, как приятно слышать собственное имя. А то всё да «эй ты», «бродяжка», «леди», «эльтари». Бред это всё.       Тьелко замер. В глаза ей смотрел. Ирма отвечала тем же. В груди разливалось тёплое чувство — так бывает, когда возвращаешься домой. Думаешь, о том как снять сапоги, сполоснуть ноги в тазике, завалиться на кровать и думать, что же там на столе стоит такое ароматное, накрытое вышитой тканью.       Она уловила это чувство. Странно подумать — в Химринге. В открытой галерее, напрочь отмораживая задницу на холодном камне.       Ирма заговорила, тихо-тихо:       — После он мне являлся еще однажды. Говорил, что время жить. Это звучало обнадеживающе.       — Так и говорил?       — «Время жить и время сеять», я это запомнила. Он вообще немного что сказал. Но, знаешь… Я ведь «жить и сеять» решила довольно давно. Когда решила сбежать оттуда, — подбородком мотнула в сторону неба, ясного, без единого проблеска бездушных звёзд. Осточертевших. — Я улетела с твердым намерением жить и прожить жизнь так, как я хочу. Да, здесь тоже оказалась война… Но я не была больше рабыней системы. Пленницей тоже не была. Я сама выбрала. Выбрала пойти в Аглон, потому что мне понравились лошади и охота. Я такой жизни раньше не знала. Немного подальше от Севера, но не настолько, чтобы забыть остроту постоянного напряжения. Я… слишком много говорю сегодня, да?       Тьелкормо расхохотался.       — Не с этим же овощем тебе говорить? Он только и делает, что смотрит в стену, — это он о Риге. Она тоже вспомнила о нем. Не вспоминала весь последний час, вот чудо-то.       Обзывательство её покоробило.       — Он не овощ. Он всё еще не может прийти в себя. Разве ты… — она запнулась. Если напомнит о Майтимо, рискует поссориться. — Забудь. Я ведь действительно жила, а тут эта Мелиан… смутила меня своими россказнями, еще и Миднайт, и Мира с Ригой какую-то полоумную эльфийку в лесах Оссирианда повстречали. Всё это так своевременно наложилось друг на друга. Твой брат Маглор вдруг решил установить осанвэ с Миднайт — все это видели… Но ей стало так плохо, что она теряла сознания, и Рига был ранен, и тут — эльф, Лаэгхен! — говорит, мол, знаю что делать. Отвёл под гору, а там…       — А там…? — наклонил голову нолдо. Ирма рыкнула и зарылась руками в корни волос. Совсем влажные.       — А там… — повторила она, как под гипнозом. А потом затараторила: — Прямо за горой — Утумно. В горе — чьи-то жилища. Внутри, под горой, на северных отрогах, глядящие прямо туда, в пустошь. Я даже великанов видела, представляешь? Они метали друг в друга огромные куски породы. Миднайт не становилось легче. Этот лаиквендо — Маглор, кстати, послал — поил её каким-то дурманом, а мы с Ригой облазили все окрестности. Даже карта где-то была… Там были подземелья, уходящие далеко на север — и ими пользовались! Следы были свежие. А едва мы покинули ту гору, она… сгорела. Представляешь? Взяла и сгорела. Огонь выплеснулся просто из вершины, и лава потекла вниз, в долину. Чудо, что мы успели отойти на приличное расстояние. Поверишь ли ты в такое?       — Говоришь, того лаиквендо Кано отправил? Зачем? — Тьелкормо совсем запутался.       — Чтобы Миднайт, очевидно, домой отправить. И нас всех заодно, — хмыкнула Лейден.       — Он же вёл нас обратно. Небылицы рассказывал. А потом взял и пропал, и снова всё к чертям собачьим… Мы были почти в Оссирианде, почти у гномов на пороге. И снова Рига чуть не погиб. А Миднайт и вовсе пропала.       — И впрямь… злой рок, — охотник откинулся на стену и прикрыл глаза. Устал от её болтовни.       — Он был между жизнью и смертью не раз и не два — за всё это время. И я была…. и Миднайт. В Таур-им-Дуинат мы с Марией едва успели вытащить её из ямы под корнями — они вцепились в неё, как гигантские пиявки, почти задушили. И всем… всем как-то своевременно, одновременно — потребовалось покинуть Белерианд. Джеймс потащил Марию, Миднайт написала сёстрам, которые сорвались за ней, меня подтолкнула Мелиан. Тебе не кажется это странным? Да еще и майа этот.       — И после череды несчастий вы решили вернуться под крыло нолдор?       Ирма отзеркалила его саркастичный оскал.       — Я, на самом деле, не горела желанием возвращаться. Это Миднайт и Рига… хотели добраться до палантиров, посмотреть, что стало с остальными. Мы ведь разделились совсем случайно… и так удобно. Своевременно.       — И больше ничего?       — Вряд ли у нас было право на другие причины.       — А если подумать? — Тьелко жестом фокусника извлёк какую-то потрепанную тетрадь из-за спины. И он тащил её всё это время? Стальная выдержка.       — Что это?       Он протянул тетрадь ей. Вся исписанная бисерным почерком, ветхая, то и гляди рассыплется. Писали ручкой, не пером или чем еще. Да и язык… смутно узнаваем. Единый террианский, последнего образца. Его знали немногие, только хорошо образованные. Ирма задумчиво листала страницы. Похожая тетрадка уже провертела их жизни в мясорубки — Миднайт с собой такую таскала, потом, видать, она досталась другой части компании…       Но это была совсем другая тетрадь. Принадлежала руке Марии — какие-то формулы, мелкие записи. Учёт полезных ископаемых, добываемых в предгорьях Эред Луин… А это уже на квенья. Зачем? Странная.       — Зачем тут учет? — пробормотала она.       — Хотел у тебя спросить. Из книг учета Хелеворна она скопировала только несколько колонок. Ты можешь сказать, какой интерес представляют эти ископаемые? И думать не надо… Взрывчатка. Много-много-много взрывчатки. Есть еще какие-то посторонние формулы, записи. Так вот с чем он пришел. Кто бы не заинтересовался именно этой писулькой из всех писулек Марии, он явно не дурак. Карнистир? Куруфин?       — Не знаю, это же Мария. Она из учёных, может выдумала кое-что. Но записи не на нилу, а на другом языке. Я не смогу перевести.       — Ой ли?       — Правда, не знаю, — Ирма пожала плечами. — Это как требовать от рядового эльда знания языка птиц и каких-нибудь оленей. Это не общеизвестный язык, он мне неизвестен. Рылись в личных вещах, да?       — Мы полагали, что вы не вернетесь.       — Один из твоих братьев так не думал.       Келегорм усмехнулся. Не хочешь говорить? Моргот, черт и прочие злые силы с тобой.       — Если не хочешь рассказывать, то зря. Это был твой шанс заработать прощение и утраченное доверие.       Ирма огрызнулась. Взрывчатка — ишь чего захотел. Может, ему еще и ракеты сконструировать?       — Никому не доверяй — вот мой девиз. Ваш тоже, забыл про Проклятье Севера?       — На твоем месте я не стал бы шутить об этом.       — Я на своём месте, и я шучу, — Ирма посерьёзнела. — Думаю, у меня есть на это право. У нас довольно схожая судьба, не находишь? Иначе, чем проклятием, я не могу назвать всё произошедшее.       — И что ты намерена делать?       — Прежде всего, уехать в Гавани.       Теперь ей удалось его удивить. Нет — ошарашить.       — И кому ты там будешь нужна?       — В том-то и дело — что никому. Никому не наврежу, никто не навредит мне. Я не вмешаюсь в дела нолдор, не воспрепятствую политике Дориата. Да и морской воздух полезен, Риге точно понравится. А я почувствую себя настоящей карвонкой.       — Так, — Тьелко сделал шаг от стены и встал ровно над ней, так, что она полностью уместилась в его тени. — Ты всё это мне наговорила… налила в уши… чтобы сказать вот это?       Ирма безмятежно улыбнулась.       — Ну палантир же трогать не позволено, верно? Мне ничего больше не остается. Да и пользы, — она кивнула на тетрадку, — не принесу. И что вы там надеялись найти? Страшные тайны? Секретные секреты? Подробную инструкцию как изготовить бластер в кузнице Куруфина из того, что под рукой? — она расхохоталась, немного наигранно — но уж как нынче умела, утирая притворные капли слёз в уголках век. — Ну в самом деле, будь реалистом! Как будто мы не рассказывали, почему это не сработает.       — Раньше ты мне нравилась больше, — вдруг бросил феаноринг.       Ирма заинтересованно склонила голову набок. Она миновала небрежно разбросанные мины, выйдя на собственное поле боя.       — А ну-ка… перечисли все мои достоинства?       — Ты позволяла мне забыть о Клятве... Вернее, не так. Спустившиеся откуда-то с небес — это и в голову не всякому нолдо придет. Вас впору принять не за эрухини, а за Айнур, — Тьелко сжал переносицу, и тряхнул головой. — Но даже Айнур, насколько я вижу, не в силах сказать кто вы. Другая стать, другая речь, свои законы. Для вас бой — искусство, для вас жизнь — сплошная война, вы разрушать склонны более, чем творить. Это вы сняли ошейник с моего брата, разрушив чары Моринготто. И это вы разрушили ущелье Эрех Горгорот. На что ещё вы способны? Иногда мне казалось, что вы не остановитесь на малом, — Тьелкормо говорил неожиданно серьезно, смотря на Ирму сверху вниз. — Поэтому, когда Макалаурэ посоветовал Нельо попросту отпустить вас, даже у меня не нашлось возражений. Но иногда... — он прикрыл глаза, точно прислушиваясь к чему-то, — порой это ваше отличие восхищает. Может быть, вы были посланы нам не зря.       — Не идеализируй меня, Тьелко, — Ирма хмыкнула, ни на миг ему не поверив. Это в Валиноре можно было очаровать простушек такими речами. — Я не ангел, не айну — по-вашему, — а всего лишь человек, заброшенный сюда не по своей воле. Ты прав — я отчаянно гребу против течения, но оно снова и снова меня сносит. Порой плыть устаешь, и чтобы не утонуть, просто позволяешь себя нести, пока не пристанешь к берегу. Это известное правило для всех, кто оказался за бортом, — Ирма пожала плечами. — Если усиленно будешь грести — устанешь и утонешь. Мне нужна передышка.       — Передышка? — ухватился он. Ирма кивнула. — Мне нужно поговорить об этом с Нельо.       — Ты… не возражаешь?       А вот это уже удивило.       Тьелкормо резко приблизился. Сел на корточки, лица оказались нос к носу, глаза в глаза. Она губами ловила его дыхание — тёплое. От него почему-то пахло железом.       — Я могу верить в сказанное тобой, — прошептал на грани слышимости, — но могу и не верить. Сама знаешь, как мало у меня причин для первого. Но мы ведь… все еще играем?       Ирма размеренно кивнула. Неужели это… шанс на отступление? Так щедро с его стороны.       — Я, — продолжал он, — вижу, как ты изменилась. Не в лучшую сторону. Но, ты всё еще борешься. Я могу тебя отпустить, более того — я сам сопровожу тебя туда, куда ты захочешь, и найду тебе убежище. Приставлю охрану. Если для возвращения тебе нужна большая вода и белый песок — именем Эру, тебе всё это будет. Но не жди, что я позволю тебе остаться там насовсем. Ты нужна здесь. Считай, что это будет твой деловой визит к Кирдану. А после… — он замер, прикрыв глаза, словно взвешивая что-то для себя, — после ты вернешься в Аглон.       Ирма сглотнула.       Куруфин говорил, что Ирма ван Лейден и Рига Штраус — ныне единственные, кто может помочь в подготовке к следующей битве. Она, несомненно, будет — сокрушительной и блистательной для нолдор. Уж с помощью раньяр и их неведомого здесь оружия они сокрушат Моргота, и отвоюют Сильмариллы. Заживут здесь, вдали от Валар, своим умом.       Речи младшего брата были сладки, покуда они ехали в Химринг на встречу. Куруфин был полон воодушевления и идей, когда рассказывал о своем видении грядущих битв и побед. Ему это было несвойственно. Но в воздухе Аглона витало предвкушение. Реальность оказалась куда горше.       Когда Келегорм вернулся со своей длительной недопрогулки и сказал, что Ирма не может (нет, отказывается) прочесть записи Марии де Гранц — Атаринкэ рвал и метал. Говорил, что остались только самые бесполезные из раньяр. Туркафинвэ согласно кивал, молча.       А Ирма торопилась уехать. У неё не было с самой практически никакой клади — только то, что выдали ей здесь, в Химринге, взамен гномьего тряпья им не по размеру. Она не стала задерживаться даже на праздник Врат Лета — а в Химринге готовилось грандиозное празднество.       Рига Штраус, конечно же, ехал с ней. Не бог весть какой спутник — поэтому Тьелкормо распорядился, чтобы с ней вместе в Фалас отправился Арайквэ и еще пара верных ему нолдор. Сам он не отказывался от своего общения сопроводить их, хоть и прежде хотел побывать на празднике.       Теперь праздник утратил свою яркость, и стал блеклым, как солнце Химринга.       Все высокие гости разъезжались по своим владениям, с восхитительным чувством обманутости.       Право, не возлагали ли они на них слишком большие надежды?       И почему, спрашивается?       Но Ирма кое-что всё же пообещала.       — Я вернусь, — сказала она Маэдросу. Келегорм стоял от неё по правую руку, готовый помочь сесть в седло, а Куруфин стоял позади старшего из братьев и буравил Охотника нечитаемым стальным взглядом.       — Хорошо, — просто ответил Нельяфинвэ. — На этот раз, у вас есть мое дозволение. Возвращайся к нам с расположением Кирдана.       На самом деле, это был всего лишь предлог. Даже Тьелко это понимал.       Восхитительное чувство обманутости — это Макалаурэ точно описал, прежде чем возвратиться во Врата несколькими неделями ранее.       В дверь постучали. Миднайт оторвалась от своего нового чтива, предоставленного Финродом — сборник гномьих поучительных рассказов для детей, записанных киртом. Кирт очень напоминал древние руны Терры. Но теперь она их могла читать. Ученые Терры отдали бы правую руку за это знание.       Она подняла голову — и снова Финрод Фелагунд. Экс-лейтенант Скайрайс приложила усилие, дабы не сощуриться с подозрением — иначе бы ей приходилось двадцать четыре на семь разгуливать с видом ящерицы, смотрящей мимо фокуса объектива.       Это было непонятнее (и подозрительнее) всего — король Нарготронда вёл, и продолжал вести себя странно для коронованной персоны. Никто из феанорингов не был настолько «прост». Миднайт первое время пыталась найти подвох в его действиях и довольно-таки частых визитах, где он просил научить его играть в го (а не в шахматы!) из первых рук, расскать еще о каких-нибудь играх, рассказать о Ниле, Карвоне и Анцвиге (у неё язык отсыхал!), сказать несколько слов на нилу, написать несколько слов на нилу, и еще многой всякой всячины, точно Финрод обнаружил волшебный колодец, где никогда не заканчивается вода. Как и всякий нолдо, арафинвион оказался до них чрезвычайно жаден, поэтому Миднайт вскоре махнула рукой на его причуды. В конце концов, языком молоть — не землю рыть, это небольшая плата за проживание и относительное безделье. Этот «полунолдо», как его нередко называл Макалаурэ, был интересным и мудрым собеседником. И назвать его «полунолдо» даже мысленно теперь казалось кощунственным.       — Я к тебе с радостной вестью.       Она улыбнулась, рассеянно, поймав себя на том, что вновь потерялась в собственных мыслях, как когда-то прежде. Финдарато усмехнулся и посторонился.       — К тебе гость.       Еще и гостей лично провожает до её дверей… Не успела она додумать эту мысль. Вскочила, подстёгнутая бешеным биением сердца. Какой еще гость, здесь, в Нарготронде? Неужели он всё-таки написал во Врата?! Она же просила… Глаза Финрода мягко сияли и он, кивнув, ушел, давая гостю пройти внутрь.       Сердце ухнуло в тот самый колодец.       «Бульк», жалобно попрощалось оно.       Он улыбался всё так же — мягко и покровительственно, как родитель ребёнку. Миднайт выдавила улыбку и сглотнула ком в горле. Ком был ежовым. Вспомнилось их прощание — и ей стало очень-очень совестно.       — Звёзды да осияют твой путь, Линталайэ.       Эльф рассмеялся.       — Не лукавь, Миднайт, я знаю, что ты не меня ждала.       Она тут же возразила:       — Я вообще никого не ждала. Неужели… король Инголдо всё-таки написал во Врата? Я надеялась, у меня будет хотя бы год…       Линталайэ посерьёзнел.       — Год? Не порядком ли ты задержалась? Ты в шаге от Врат, что за капризы? Я приехал забрать тебя домой.       Кивнув на соседнее кресло, Миднайт тяжело опустилась в кресло у камина. Огня там давно не было, да и не нужен был он. Она всегда предпочитала прохладу. От нечего делать принялась ворошить угли кочергой, лишь бы не смотреть на несносного стражника. Линто тем временем забубнил:       — Не буду ходить вокруг да около, но ты-то, военный советник, должна понимать, как Верные расценили твой — ваш — поступок…       Миднайт не слушала. Не слушала и не слышала. Неожиданно, в золе еще теплились всполохи огня и тлели искорки. Огонь несмело затрещал, перекидываясь на подсунутые поленья. Полезно иногда занимать чем-то руки.       — … ты бы слышала, как отзывался о тебе Ромайон! Он говорил принцу Канафинвэ, что давно было пора «вымести сор из двора»…       Миднайт усмехнулась. Удачное сравнение.       — И как, получилось? Раз ты здесь. Неужели принц Канафинвэ хочет беспорядок обратно в свой двор?       Мусором даже она себя называть не станет. Нет уж.       Линталайэ запнулся на полуслове.       — Ты… не хочешь обратно?       Она коснулась носа вытянутым пальцем. Как будто раздумывала.       — Нет.       — Тогда отчего ты вернулась?       — Разве? Я не вернулась.       — Ты здесь, в Белерианде. Я вижу тебя. Еще я знаю, что ты попросила у Артафиндэ год, но куда ты потом рассчитывала отправиться?       — В Химринг. Или в Хелеворн, — Миднайт закинула ногу на ногу, наконец, удобно устроившись в кресле. Захотелось вина. Карнистир относился к ней неплохо — по крайней мере, она не замечала неприязни с его стороны в их редкие встречи. Она надеялась на его помощь. А во Врата совсем не хотелось. — Я хотела просить лорда Маэдроса воспользоваться палантиром.       — И ты туда же, — Линто выглядел потрясенным. Миднайт резко подняла голову, вперившись в него острым тигриным взглядом.       — Что значит «и я»? Кто еще просил об этом?       Нолдо смущенно переплел пальцы в замок.        — Это должна быть радостная весть для тебя… Полгода назад гномы Белегоста обнаружили двоих в подземных пещерах — Ирму ван Лейден и Ригу Штрауса.       Миднайт смотрела на него, но взгляд остекленел. Из её горла вырвался натужный всхлип и она спрятала лицо в ладонях. Плечи едва уловимо сотрясались.       Нолдо продолжил мягко:       — Они тоже просили воспользоваться палантиром, чтобы отыскать тебя. Но лорд Маглор, приехавший тогда в Таргелион, отказал, — оо, ну разумеется, он отказал. — Но ты здесь, и они тоже…       Миднайт покачала головой.       — Но он мне нужен, не смотря ни на что. За любую цену.       — Понимаю, твои сестры… Но палантир не дотянется туда. Ты лишь напрасно подвергнешь себя риску.       — Я сумела воспользоватся им в прошлый раз. Сумею и в этот, — она отвела руки от покрасневшего лица, зарывшись пальцами в корни волос. — И мне не откажут. Я предложу Маэдросу честный обмен.       — Но на что?       — На порох. Чертежи осадных машин, метательных машин, пушек, реактивных снарядов — что угодно! Я многое могу поведать о средствах войны.       Ранья улыбалась, как умалишённая. Что-то странное было, какой-то доселе неведомый блеск поселился в её глазах.       Линто нахмурился. Те двое тоже вернулись… странными. Но он их не знал, поэтому судил лишь по тому, что говорили о них принцы нолдор. Было еще кое-что.       — Но я же помню… Там, еще в Митриме, вы говорили, что не станете делиться своим оружием — потому, что оно опасно для всех. Что оно отравит землю, воду…. Неужели вы лгали?       — Мы не лгали. Порох — это немного другое. Но и про то оружие я смогу рассказать, — её взгляд лихорадочно заметался. — Мне нужен палантир и ответы, которые только этот камень может дать.       — Почему ты вдруг изменила свое мнение? Разве не вы говорили, что это погубит Арду?!       — Вряд ли это причинит вреда больше, чем уже причинили ваши Сильмариллы, — Миднайт поднялась и налила себе вина из кувшина. Здесь оно было другое. Более вкусное, чем во Вратах. Не сухое и не сладкое — в самый раз. Здесь его варили со специями. Рука с кувшином немного дрожала, когда она ставила его обратно на стол. Линто выпить отказался. — Моргот тоже не будет сидеть на месте. Он будет изобретать что-то новое, чтобы поскорее разделаться с вами. Маэдрос должен согласиться, это честная сделка.       Стражник возразил.       — Она не может быть честной, если заключена за спинами твоих товарищей.       Миднайт отпила. Она сделала совсем мелкий глоток — скорее, смочила губы.       — Где они, эти спины? — взяла виноградину с подноса. Он был до того спелый, что кожура лопалась в пальцах. Невкусный оказался виноград. — Не ты ли сам сказал пять минут назад, что мы совершили проступок? Проступки нужно искуплять. Нужно реабилитироваться.       — Не таким же способом… — прошептал эльф.       — Не таким же способом… — передразнила Миднайт, не обращая внимания, как расширились его глаза на последующие слова. — Звучит, как если бы это говорили повернувшие назад в Аман нолдор. Знаешь ведь, для вас и ковка мечей в Амане была когда-то немыслимым нонсенсом. И что же? Теперь они есть у каждого, кто зовет себя калаквенди. Мир меняется быстрее, чем вы привыкаете к изменениям, — Миднайт открыла ящик в небольшом бюро, где уже успели поселиться стопки бумаг, и достала какой-то сверток, чтобы высыпать в свое вино какой-то с острым травяным запахом. — Вам придется учиться приспосабливаться и быстро реагировать. Иначе ваш конец предсказуем и печален.       Она изменилась. Линто смотрел и не видел. Как можно измениться всего за пару зим?       Можно измениться и за одну ночь, ответил он сам себе. Так однажды изменились нолдор.