Звёздный Предел

      Позади остались бесконечные вересковые пустоши Гелиона. Миднайт последний раз оглянулась на скрывшийся вдали в тумане замок и пришпорила коня. Впереди дорогой петляло долгое путешествие вглубь Белерианда.       Казалось, эти долгие, почти бесконечные годы она провела словно во сне. Жизнь текла так размеренно и вязко, что будь она рекой, Миднайт, как живущая в ней рыба, никогда не узнала бы, что река впадает в океан. Где-то возводились новые эльфийские государства, короли обменивались посольствами и посланиями, дым курился над Ангбандом. Карнистир смог договориться с наугрим Белегоста и проложить Восточный Тракт, соединявший северные эльфийские земли, от Хелеворна до Химринга.       Маглор тогда оценил добротную каменную кладку в три слоя, где меж стыков плит не просунешь и ножа — это знатно экономило время в товарных и вестовых сообщениях между крепостями феанорингов, и куда меньше труда требовалось, чтобы очистить главные дороги от снега и грязи ранней весной.       — Таким образом, нам удалось выдолбить несколько каменных ванн в дальних пещерах, и установить защитное поле, — Мария сделала паузу, чтобы отскоблить приставший к зубам кусок смолы, — чтобы эльдар уж точно не проникли в мою лабораторию. Там одно лишнее движение — и Моргот лично меня наградит за содействие…       — Разве это разумно? — усомнилась Мира. — У нас оставалось не так много гармонизированных кристаллов, а конфигурация любых полей настолько сложна, насколько и хрупка — это ведь сколько энергии, потраченной впустую!       — Уж точно не столько, сколько взрывчатки ты спустила в той крохотной стычке, — презрительно хмыкнула Мария. — И если уж выбирать между разрушительной мощью и защитной, выбираю последнее. Уж дестабилизировать можно не только энергетическое поле…       — Мария права, — тихо заметила Миднайт, отвлекшись от огня. — Ты забываешь о том, что всё это им пришлось оставить на неопределенный срок. Кто знает, что будет потом…       Друзья нагнали её только у самого Оссирианда, не иначе, как официально пущенные в погоню (хотя, кто бы их отпустил без сопровождения хотя бы нескольких нолдор, когда уже был прецедент?) Или же то давешнее письмо, в порыве не самых приятных чувств, отосланное на Амон-Эреб. Но вот он — её старый и всё такой же дорогой сердцу друг, возится с вертелом и не бросит ни единого неподобающего взгляда.       Земля дышала ранней весной. Снег едва-едва начинал таять, дороги превратились в труднопроходимые болота, если не говорить о Восточном тракте, ныне соединяющем Таргелион и Химринг, но и она собиралась отнюдь не на восток.       Мешок получился очень объемным, куда она с трудом и недюжинными хомячьими инстинктами запихнула пару запасных сапог, сменную одежду, утварь, писчие принадлежности и целый куль лекарств. Всё то, что ей будет необходимо в первое время — а там, кто знает, доведется ли ей вернуться когда-нибудь. Иллюзий строить не хотелось, да и сопутствующий ей всю жизнь пессимизм нередко помогал предвидеть наихудшие варианты развития событий.       В предрассветный час замок был еще сонен и едва тёпл. С приходом зимы работ резко убавилось, и эльфы занимались более долгосрочными, «не к спеху» делами. У иных эльдар и эльдиэр это можно было рассматривать как занятия любимым делом: лён и хлопок ткали целыми локтями, вышивкой украшалась одежда ко всем грядущим праздникам, ученики Йаванны подолгу просиживали в кухнях и амбарах, строгая соцветия и разнотравье в небольшие шелковые мешочки. Кстати, последнее было именно привнесенным Миднайт новшеством — непосредственно чайных кустов в Белерианде пока не наблюдалось, но и отвары, используемые эльдар были в ходу. А мешочки из тонкой ткани, как и заварочные ложечки с крышечками, вполне полюбились местному населению. Особенно когда деятельные кузнецы и ювелиры принялись изощряться над минималистичным дизайном на карандашном наброске.       Миднайт усмехнулась и ласково провела пальцами по ручке двери, прощаясь. Там, внутри, еще было тепло, в камине тлели угли. Из замка она вышла как на прогулку — без коня, без седла — так меньше вероятности, что её поймают. Кто подумает, что она ушла далеко на юг на своих двоих? Неведомый бог в шутку дал ей долгую (сколько она продлится?) молодость, и пусть это займет и годы — всё равно.       Она медленно спускалась по мощеной дороге вниз, к внутренней стене крепости. Здесь, у замка, ютились небольшие дома ремесленников, мастерские, амбары, чуть дальше располагались конюшни; сновали эльфы, кто-то приветливо окликал её, здоровался. Мать Фионэли, пошившая ей платья, знакомый из Птичьей Башни, нередко помогавший ухаживать за прилетавшим из Амон-Эреб Кхати, друзья Линто, выезжающие в дозор. Сам Линто находился в больничном крыле — жаль, не доведется с ним попрощаться.       Когда перед глазами замаячили центральные ворота со стоявшей на часах стражей в своих заметных шлемах с алыми гребнями, кто-то схватил её за шиворот и втащил в переулок. Миднайт даже не успела толком испугаться — разбоем и насилием нолдор не промышляли, но она всё равно машинально двинула кому-то локтем в грудь, и этот кто-то застонал голосом Лаэгхена. Но её так и не отпустил.       — Куда ты идешь?       Миднайт подняла брови.       — Наружу. Я давно не была за стеной, припала охота развеяться.       — И как долго ты собираешься развеиваться? — лаиквендо сдвинул брови. И предупредил, как только она открыла рот для ответа: — Даже не пытайся лгать.       Она фыркнула, подтянув лямку рюкзака.       — Я и не лгу.       — Позволь тогда пойти с тобой, — она вздернула брови еще выше и повела рукой, пытаясь высвободиться.       — Э, нет. Развеяться — это когда самостоятельно, отдыхая не только от мыслей и работы, но и от остальных… эрухини. Оставь меня.       — Он знает? — Лаэгхен держал цепко. Попытки были бессильны, если она только не собирается драться всерьез. — Маглор знает?       — Знает, — солгала Миднайт без капли сомнения. — Знает, что рано или поздно этим должно всё кончиться. Я не рабыня…мне и погулять можно. Пусти же, ну!       — Молю тебя, подумай хорошо! Ведь в Химринге остается твоя сестра, и Феанарионы — не те эльдар, кто просто снесет обиду. Твое исчезновение сразу заметят.       Миднайт закатила глаза. Вот же… Парусами не отмашешься. И лодки под рукой нет.       — Я не глупа, Лаэгхен. И я вернусь, зная, что они все остаются здесь. Может, так и будет лучше для них, но я остаться не могу, как и назвать всех причин. И я уйду, что бы кто ни сказал.       — Что сказал? — о, только его не хватало. Ромайон. Он был в длинном бархатном одеянии, при венце и парадных ножнах — Канафинвэ сегодня затевал очередной военный совет, на который она, как ни странно, уже не была приглашена. — Мне сказали, что ты хочешь посмотреть на пашни, — холодно заметил он, сканируя всю её фигуру и в особенности — рюкзак, пронзительным взглядом, — но ты даже не взяла коня. Вряд ли ты намереваешься утонуть в грязи.       Миднайт медленно перевела дух.       — Гулять я иду, ясно? Лаэгхен опасается, что я заболею, как только искупаюсь в той грязи, но я уже слишком давно сижу взаперти.       — Без позволения лорда никто не может покинуть крепость, и ты это знаешь, — заметил советник. — Сейчас там довольно опасно, и по той грязи куда лучше скачут варги, нежели лошади. Не советую проверять.       — Не советует он… — буркнула она. Проклятый Лаэгхен! Не будь его, она давно бы вышла за эти проклятые ворота.       — Всё хорошо, — вдруг сказал тот, переместив цепкую ладонь с локтя её на плечо, — я буду рядом и прослежу, чтобы она не отошла далеко. Лучше дать женщине прогуляться, но под присмотром, иначе она сбежит и только её и видели.       Миднайт ожгла его злым взглядом. Ромайон остался невозмутим.       — Идем. Только с разрешения лорда Маглора, у меня прямой приказ вернуть тебя в замок, — Миднайт задохнулась, и сбросила с себя руку друга.       — Ни за что! С каких пор?! Неужто я здесь нахожусь, как пленница, или запятнала себя каким образом, что надо мной поставлен надзор?! — ранья вспыхнула, и эльфы невольно отступили на шаг. — Раз уж я женщина, так и мне теперь впредь ходить под присмотром?! Какое хваленое благородство! Приказ! Я ему не дочь и не жена, чтобы мне смел кто-то приказывать!       Какой-то фарс. Моргот дери всех нолдор во главе с Ромайоном, почему это происходит?       — Он твой лорд! — прикрикнул Ромайон. — Ты принесла вассальную клятву!       — Лорду Маэдросу, — едко произнесла Миднайт. — Клятва подразумевала военную помощь и непричинение вреда, вместе с тем, как сюзерен обещал защищать и уважать своих вассалов, прислушиваться к ним, а не обращать в рабов! — её голос возвысился и сорвался. В глазах стояли злые слезы. Лаэгхен выглядел напуганным. Да уж, кто её и когда видел в подобном состоянии?       По мостовой разносились звуки скрипящих колес и подков, перестукивающих по неровной стертой кладке. Где-то эхом отдаленно звенели голоса. Миднайт была уверена, что непозволительные, обличающие её крики были слышны и наверху сторожевой башни на крепостной стене.       Сегодня ей просто чертовски везло. Всех собрала. Она подобралась, как зверь перед прыжком, и волчьим взглядом уставилась на то, как лорд невозмутимо останавливает своего коня в окружении стражников, и спешивается. А Ромайон не лгал про приказ.       Канафинвэ жестом приказал всем удалиться. Лаэгхен решительно встал за её спиной, но Маглор покачал головой и указал пальцем на центральную дорогу:       — Жди там.       Подождав, пока недоверчивое лицо лаиквенди скроется за углом, Макалаурэ, рассматривающий добротную походную одежду и теплый плащ — немаркий, но теплый, большой рюкзак и красное, в пятнах, от гнева лицо, зачем-то подал её платок и спросил:       — Уходишь? — Миднайт смерила платок презрительным взглядом и скривилась, отступив на шаг. Маглор убрал руку.       — Ухожу.       — Я ждал тебя на совет.       — Не жди больше.       Макалаурэ резко шагнул в её сторону, но она так же быстро отскочила еще дальше, схватившись за уже изрядно оттягивающий плечи рюкзак и предупредила:       — Это совершенно не нужно.       Нолдо остановился. Взгляд его будто бы сделался отражением её собственного — только холодным. Холодным и злым. Впрочем, это ей могло только казаться. Его плечи были расслаблены.       — Что тебя здесь не устраивает? Безопасность, что я даю? Дела, что поручаю?       — … доверие, которое было, но которого я теперь лишилась, — тихо возразила Миднайт, уставившись в замшелую стену какого-то здания, в которое уперлась носом. — За что? За то, что ненарочно потревожила покой синдар? За то, что не принадлежу Арде? Так тебе это было известно и раньше. Я ничего не скрывала.       — Я знаю. Но мне нужно было всё обдумать.       Миднайт резко ощетинилась.       — И что же?       Маглор без слов вытянул из-за пазухи письма — те самые письма, которые она так и не отправила, среди которых были и черновики дирижаблей, и приложенные копии документов Лейно… Но ведь Маглор не знал их языка. Взгляд Миднайт сменился на испуганный.       Он заговорил. Тихим, лишенным чувств и эмоций голосом.       — У нас был уговор, ранья Миднайт Скайрайс. Ты помнишь, какой?       — Я пишу письма на языке нолдор, — ответила она. Губы стремительно немели. — Мы условились, что родной язык мы используем как шифр для передачи чертежей и наметок стратегий боя.       — Таким образом ты доказывала мне свою вассальную лояльность, не лишаясь самостоятельности, как часть своего народа. Но что я вижу? Ты ведь Риге Штраусу писала, верно?       Миднайт вскинула подбородок.       — В обмен на то, что моя личная переписка будет на квенья, ты обязывался на читать и не вскрывать мои письма. Так и было — возможно? А возможно и нет? — её голос возвысился и сорвался. — Даже если ты лорд, как ты можешь не держать слово?       — Ты ведь не лучше, — резонно заметил Маглор, по-прежнему оставаясь спокойным, как камень.       — Я не владею осанвэ, не читаю в душах, как ты и сотни других эльдар, — зло заговорила она. — Мы не можем общаться на больших расстояниях без слов. Оно настолько личное, насколько не были все остальные в сумме! Потому я и писала на нилу! Как знала, что ты их все-таки читаешь!       В голосе звенели слезы. Скверно. Миднайт отступила на шаг и резко выдохнула.       — Неужели то, о чем письмо, настолько бесчестно и бесстыдно?       — Это не твое дело, милорд.       Макалаурэ медленно поднял руку к лицу и сжал переносицу. За спиной его было замаячила стража — и не иначе, как привлеченная её криками, слух-то у эльфов тонкий — но он дал знак не тревожить их разговор.       Все её мысли, все излияния! Пусть даже не из прошлого письма, но сколько их она отправила в Хелеворн! Химринг? Письма Марии и Эльзе она писала чаще чем кому бы то ни было. Ирме она писала не столь чаще, но письма были более глубоки и полны переживаний, особенно после того случая близости в Эрех Горгорот. Казалось, она тогда открыла новую страницу себя, сознания или еще чего… Брата, незванного и безымянного, их встречи, слова, память, мысли — всё там было! …То, что совсем не предназначалось для чужих глаз. А в её собственных горело и жгло. Жжение переполнило веки и скатилось по щекам. Маглор вздрогнул.       — Защита? Безопасность? Лояльность? Как об этом только может идти речь!       Слезы хлынули с новой силой. Миднайт оборвала себя на полуслове и отвернулась, чтобы хоть как-то скрыть позорящие её честь лейтенанта эмоции. И как только они выбрались наружу…       Маглор ждал и не двигался. Она заговорила снова, тихо и безэмоционально:       — Ты ведь и сам лжешь, не правда ли? Разница лишь в том, во зло или в желании уберечь свои чувства. Так я и поступаю. Я ухожу, лорд Канафинвэ. И уйду любым способом, если посмеешь чинить не препятствия.       — Иди, — просто сказал он, оставаясь спокойным. — Желаю тебе удачи.       — Кстати, — Мария, наконец, дожевала смолу и резко развернулась к ней. — Ничего не хочешь рассказать?       Миднайт подняла голову. Взгляд её еще плавал в каких-то неведомых далях.       — Например?       — Ты же знаешь, что все наши гаджеты связаны… — Ирма утвердительно кивнула в такт её словам. Очевидно, её фокусы не прошли незамеченными. — И, вопреки всем нашим запретам, ты решила всё же ими воспользоваться. Это хоть стоило того?       Слова Марии звучали крайне иронично. Ирма смотрела без единого намека на эмоцию, сестры же предпочли и вовсе не вмешиваться в разговор. Миднайт некоторое время вглядывалась в непривычно едкий дым, поднимающийся от горящего хвороста, подбирая слова.       — Если бы вам дали выбор: сидеть и не рыпаться какое-то неопределенное количество времени взамен на такое же неопределенное количество спокойных дней и мнимой безопасности, или же все-таки что-то делать, а не ждать у моря погоды, что бы вы выбрали? — Скайрайс подняла руку, призывая к молчанию. — У меня было достаточно времени для размышлений. Оно было и у вас — и я могу поспорить на все что угодно, что вы задавались теми же вопросами. Не «для чего мы живем?» и не «что будет дальше»? А «что делать дальше»? «Что я должен сделать сегодня»?       Издалека послышался разговор Джеймса и Риги — они отошли в лес справить нужду, и теперь возвращались обратно. Миднайт перевела взгляд на сестер. Мира прищурилась, но выглядела спокойной.       — Мы будто бы полезны — им и сами себе, — она говорила по привычке, вполголоса. Даже когда её только-только назначили лейтенантом и дали отряд в распоряжение для дальних миссий — она никогда не повышала тона. — Будто бы в мире и спокойствии, но на самом же деле — в постоянном напряжении, ожидании нападения и немного — страхе. Что Моргот предпримет? Каким будет его следующий шаг? Когда? Может ли он изобрести что-то новое? И я скажу: может. И сделает. Он не обременен никакими рамками, все его — в его руках. А мы постоянно оглядываемся на собственные опасения, глупые запреты, придуманные нами для нас самих… потому мы и слабее. Боимся перемен. Совсем как… эльфы.       — Ты буквально выплюнула это «эльфы», — усмехнулась Ирма. — Что же случилось с тобой во Вратах?       Миднайт перевела взгляд на Марию.       — Мари, только от тебя и Джеймса мы знаем, что Моргот взял под контроль здешнюю ноосферу, или как говорят здесь — музыку Белерианда.       — Скорее уж партитуру, — хмыкнула Мария. — И не взял под контроль, а просто наблюдает за всеми вносимыми правками. Взять под контроль… уж не знаю, иначе мы бы давным-давно проиграли эту войну.       — Может, он просто забавляется, — вставила Эльза. — А что? Иначе было бы совсем скучно жить.       — Это не значит, что мы просто так пойдем ко дну. Побарахтаемся в приливе напоследок, — Ирма откинулась на локти и лениво посмотрела на Миднайт. — Наши извинения. Продолжай.       Та пожала плечами.       — Сказать-то больше и нечего. Это и есть причина, или оправдание — называйте как хотите, тому, что я делала. И да, — она снова взглянула на Марию, — это того стоило. Я перенесла записи и стерла все то, что было в электронном виде. Боюсь, теперь он точно бесполезен.       — Надеюсь, ты отдала остатки кузнецам. Может, нож какой из него сделают…       — Эльза! Это не то, чем шутят.       Сестра Миднайт только пожала плечами. Вид у неё при этом был крайне своевольный.       — Хочешь сказать, — заговорила Мира, — что догадки Джеймса и предсказания, полученные мной и Ригой — ерунда?       — Не хочу, но придется так сказать. Покуда мы в это верим, мы сидим и ждем, пока эта самая «ерунда» с нами случится. Может быть, мы так и так равно приближаем её, но в чем тогда суть всего? В поиске этой сути? Нет, моя дорогая сестрица, — лицо Миднайт искривилось в сардонической усмешке. — Уж на что я не деятель по своей сути, но и мне надоело сидеть, сложа лапки, и ждать чего-то свыше.       — Может быть, тебе просто эльфы надоели, — опять вставила Ирма. Миднайт передернула плечами. — Браво, лейтенант Скайрайс. Только за эти пять минут вы произнесли слов больше, чем произносили за две недели. Пока эта ваша самая длинная речь.       — Рада, что тебя проняло, — огрызнулась та.       Мария весело цыкнула и уставилась на костер. Голоса парней стали ближе, и вскоре рядом с Мирой опустился Рига, а Джеймс отправился дальше копаться в своем мешке. Кружок у костра встретил рыжего невеселым, но крайне философским молчанием, да так, что он невольно поддался настроению и улегся на колени жены.       Мира по привычке запустила пальцы в корни волос, массируя ему голову. Миднайт чувствовала, как чертовски болит шея от желания отвернуться, но вскоре и сама в подобной позе опустилась на траву.       — Кстати, не один Моргот наблюдает эту… как её… «партитуру», — задумчиво заметила Ирма после этой паузы. — Вы все время забываете про королеву Дориата.       — Её забудешь, — вздохнула Мария, откидывая на спину остриженные по плечи светлые волосы. Они теперь отчаянно лезли в глаза и липли к потресканным губам, чем доставляли хозяйке немало хлопот. — То и дело ловим синдарские приходы.       — Не вы одни, — хмуро отозвалась Миднайт. — Ирма, что там у тебя было?       — Три месяца назад, — начала она. — Ночь, холодно, зябко. Просыпаюсь от того, что ставни распахнуты настежь, снежинки кружатся в лунном свете посреди моей комнаты…       — Как красиво, — пробурчала Скайрайс.       — …А в правый столбик у изголовья кровати воткнута стрела с посланием.       — Оригинально, — отозвался Рига. — Это в народе охотников принято так дам на свидания зазывать?       — Если бы у нас. Это было от синдар.       …Тот несчастный синда прождал её до самого восхода солнца, пока Ирма нашла время, свой новый плащ с мехом горностая и повод выйти из замка для часового у западных ворот. Пусть она тогда и не догадывалась, что вернуться в Аглон ей доведется еще не скоро, а может, не доведется и вовсе — при худшем (лучшем?) раскладе событий. Синда был красивый, молодой и златоволосый.       — Не Белег, к сожалению, — комментировала она, — но так и так — новое лицо, так что хорошо. Да и с королевой я встретилась в их птичьем гнездовье на границе. Как я смогла узнать у того эльфа — при нынешнем политическом и административно-географическом накале я вряд ли бы смогла спокойно покинуть Дориат.       Миднайт понятливо вздохнула.       — И что дальше? — нетерпеливо допытывалась Мария. — Что она тебе сказала?       — Она? — Ирма опять начала что-то жевать. Яблоко, зеленое — откуда в самом начале весны? — Практически ничего. Там такое большое дупло на границе, знаешь…       — Дупло? — скептически подала голос Мария. Лейден рассеянно кивнула.       — Да, дупло… Целое жилище. Я такого большого дерева в жизни не видела. Мы и виделись всего ничего, она словно спешила. С нами был только тот синда-провожатый, который оказался из приближенных лично королевы. Дворцовая стража… Трандуил, кажется.       Миднайт неопределенно пожала плечами и переглянулась с Эльзой. Пусть хоть Осень Опадающая, им-то, как и остальным несведущим, имя всё равно ни о чем не говорило.       — А что-то более определенное она сказала, сделала?       — Вещами снабдила, вот. И лошадьми, — Ирма кивнула на пегую кобылку и гнедого жеребца, пасшихся неподалеку. Безымянный жеребец обкусал ей все ноги, когда она пыталась вскочить на него, поэтому только и оставалось, что приберечь это сокровище для пешей Миднайт. — Странная она, эта королева…       Не существует идеального узора, не существует идеального полотна. Дабы защитить мужей, девы ткут плащи из собственных волос, дабы воссоздать историю мира, Вайрэ вьет нити из самой сути своей.       Мелиан огладила пальцем лепестки сорванного лунного цвета. Он едва-едва начал золотиться, и прозрачные прожилки наливались солнечным светом, который теперь предназначен увы, не ему самому. От очага дохнуло жаром: жадная стихия вылизала днище котелка добела, и языки пламени тянулись к сухоцвету. Рядом безмолвно стоял Трандуил — последний и самый молодой из учеников королевы. Он следил за тем, как королева заливает взлелеянные ранее цветы кипящей водой, и нежные, тонкие лепестки пузырились, и тонкие жилки истончались еще больше, покуда вовсе не исчезли.       — Что ты думаешь об этом, сын Орофера? — королева не поворачивалась к нему, но юному придворному и не нужно было видеть, чтобы знать: тысячеглазое зрение майэ устремлено не на цветок и даже не на него, а на уродливые, портящие гобелены мироздания подплетины и узлы.       — О чем именно, моя королева?       Майэ повела рукой. Они все еще находились здесь — в сердце древнего дерева, рожденном еще в Альмарене, во цвете и благости Весенней Арды, оно было самой жизнью, и когда-то меж его корней жили целые семьи диковинных созданий, ныне таких же покойных, как и само дерево.       Теперь же жизнь пульсировала здесь иная: исторгающая немыслимую вонь крови, гниющей плоти, яда и белеющих костей. Даже дивный аромат цветов, принесенных из садов Мелиан, не мог скрыть это зловоние. Вместе с тем, оставался еще один запах — лишь след того самого узелка, своим внезапным появлением испортившим совершенный иатримский узор.       Трандуил вздохнул.       — Увы, не существует идеальной Арды, — медленно проговорила Мелиан. — И не будет её — покуда не примем того, что имеем.       Но какая в том красота? Пальцы ткачих то и дело ранятся о надорванные нити, станки обрубают оси, а кто-то неумелыми пальцами зарабатывает обрубленные концы в полотно, и пучки утков топорщатся, грубо прикрытые кричащим рисунком. Рисунком крови, костей, стали.       — Разве красота в смирении? — возразил юный эльда. — От того, что примем мы красоты Дориата или внешних эльфийских земель, Арда не станет благой. Если мы закроем глаза, и вообразим розы вместо тлена и смрада, искажение все равно остается искажением. А если это не запах, а занесенный над головой клинок? Трудно вообразить вместо него цветок и остаться правым.       — Ты верно мыслишь, — медленно проговорила королева. — Но упускаешь ты одно, самое важное:       — И в чем странность тогда? — не поняла Мария. — Если я верно оцениваю ситуацию, то она, наоборот, как бы за нас…       — Да как тебе сказать-то, — Ирма откинула огрызок за какой-то чахлый кустик. — Все эти её речи… странные. Сам посыл. По рассказам, что-то такое молол и Моргот в Валиноре.       — …все мы часть единой темы Эру. Любая нота, пусть и единственная в своей партии, незначительная — вносит свой лад, без неё не было бы настроя, мелодия не сменила бы мотив… Идеал прекрасен, но не жив. Он не плох, и не хорош. Ровен. Пуст. Звенящ и полнозвучен, как абсолютная тишина. Но в тишине и в помине нет звука — только след, память о нем. И в пустоте жизни нет, Трандуил, сын Орофера. Цени то, что имеешь, бери то, что дает тебе твой рок, учись и дыши, покуда позволяет твое бессмертное тело и эта, Искаженная Арда. Любой звук твоего решения дает песне Белерианда возможность нового мотива, мотив рождает мелодию, мелодии складываются в песни… Это мой тебе урок. Твоя песнь только твоя, ведь поешь её ты. И только тебе решать, что в ней будет.       Ирма щелкнула пальцами.       — Как-то так. Она сказала: «это как в арифметике — плюс и минус в сумме равняются нулю, если цифры одинаковы, и силы — равновесны». Хорошая аллегория на сильного Моргота, в котором сил от всех, но понемногу, против всех остальных Валар в сумме.       — Интересно. Я бы на месте Маэдроса был бы осторожен с синдар, — сказал Рига и покосился на Эльзу. Эльза пожала плечами.       — Я не добегу сейчас до Химринга. Нельяфинвэ умный и без меня, справится.       — Какое своеволие… — протянула Мария. — Простите, я все еще под впечатлением.       — Ничего, бывает.       — И, по сути, что она сказала? «Ваша судьба — в ваших руках»? Как будто белый билет на все стороны с пятью звездами на борту.       — И то же самое, что сказала ты, Миднайт, — вмешалась Мира. — И это еще более интересно. Вы обе думаете в одном направлении.       Миднайт картинно закатила глаза и застонала, откинувшись на землю.       — Только давайте не рефлексировать снова, а? Поспим, а там будем решать, как пройти на восток.       — Я только за, — Мария охотно закопалась в рюкзак в поисках спального мешка. Ирма высматривала место потенистей, где могли бы угнездиться семеро.       — Я подежурю первым, — отозвался доселе молчавший Джеймс. — Я совсем не хочу спать.       Рига задумчиво посмотрел на небо.       Солнце было в самом зените.