С надеждой в душе

Серое здание с решётками на окнах, высокий забор с колючей проволокой, противоавтомобильные ежи перед воротами, сотрудники ФСИН с оружием и кинологи, держащие служебных собак на поводке — СИЗО всегда было местом с особой атмосферой. Вокруг самой территории, которая была ограждена по самое не балуйся, всё было серым, мрачным. Даже зелёные деревья вокруг этого места были с сероватым оттенком, да и небо было под стать этому месту. Единственным ярким пятном здесь была желтая машина такси, из которой вышел мужчина. Он проводил взглядом отъезжающее такси и пошел к стоящей возле забора девушке, которая переминалась с ноги на ногу и нервно потирала ладони. Заметив мужчину, девушка, казалось, занервничала ещё сильнее, но одновременно с этим и удивилась. — Здравствуйте, Иван Николаевич. — Здравствуй, Саш. Приехала, всё-таки? — Покровская закивала. — У нас смена сегодня, отдохнула бы. — Нет, — с её губ сорвалась тревожная улыбка. — Дома не могу находиться, постоянно о Косте думаю. Я лучше здесь Вас подожду, Вы мне расскажете. — Ну, жди, — не стал спорить с девушкой Хромов. — А Мария Валерьевна где? Вы же вдвоем должны были приехать. — Да ей нехорошо, я её дома закрыл. Куда ей ехать в таком состоянии? — Хромов выдохнул, собираясь с мыслями. — Ладно, я пошел, там пока досмотр, то-сё. Ты где будешь? — Да тут кафе рядом есть, я Вас там подожду. — Ну, хорошо, — мужчина кивнул, переложил сумку, где были вещи для Кости, в левую руку и пошел ко входу. Дальше всё было по привычной для него схеме: проверка личности, сдача личных вещей на время свидания, досмотр привезенных вещей и его самого. Хромов был хорошо знаком с местными порядками, поэтому, на этом этапе проблем не возникло и все привезенные для Кости вещи у него приняли, а его самого без проблем пропустили. Под надзором вертухаев, как их многие называли, его привели в маленькую комнату с обшарпанными стенами, где единственным источником света на данный момент было квадратное окно. Тоже, разумеется, с решёткой. Хромов сел на лавку, сложил руки в замок и стал ждать, когда сюда приведут и его пасынка. Долго ждать ему не пришлось. Уже через пять минут ещё один конвоир завел в комнату Костю. Он снял с него наручники, вышел и закрыл за собой двери. Лазарев, потирая запястья, посмотрел на отчима и не смог сдержать улыбку. Здесь, за эти почти что два месяца, он улыбался только два раза. Первый, когда пришла мама, второй — сегодня, когда он увидел Ивана Николаевича. Костя протянул руку Хромову, которую мужчина тут же пожал. — Здравствуйте, Иван Николаевич. — Привет, Кость, — Хромов, который всё это время старался держать себя в руках, тоже одарил пасынка теплой улыбкой, но сердце его в этот момент сложно кто-то зажал в кулак. Видеть разбитого и подавленного Костю, потухшие глаза которого были переполнены тоской, страхом и отчаянием ему было тяжело. Так же тяжело, как и Гришу когда-то. С одной только разницей — Костя, несмотря на всю свою тоску, растерянность и страх, был ему рад. В отличие от сына. — Гриша, привет, — Хромов встал протянул руку сыну, которую тот пожал и тут сел на лавку, уставившись в окно. Хромов, вздохнув, тоже сел и посмотрел на сына. — Как ты? — Ты каждый раз спрашиваешь, — равнодушно отозвался Хромов-младший. — Нормально. — А костюм как, подошел? — Нормально. — Ну, хорошо. — Мама не приедет? — Нет, Гриш, не приедет… — Иван Николаевич, а мама где? Вы же вдвоем должны были прийти, — они сели за стол. Лазарев снова нашел зрительный контакт с отчимом и, заметив замешательство, которое тому практически удавалось скрывать, насторожился. — Что-то случилось? — Кость, ну… Ты же знаешь маму нашу. Она впечатлительная, волнуется. Ей…нехорошо стало, я её уколол, успокоительное дал, она отдыхает сейчас. Лазарев с шумом выдохнул, опустил голову и зарылся пальцами в волосы. Последнее, чего бы он хотел, так это доводить мать до подобного состояния. Нет, мама у них всегда была эмоциональной, иногда излишне, но в то же время она всегда была позитивной, оптимистичной и жизнерадостной. А на прошлом свидание от этой жизнерадостности не осталось и следа. — Кость, — мягкий, спокойный голос Хромова вывел его из раздумий. Лазарев взъерошил волосы и поднял голову. — Кость, ты не волнуйся так за маму, она просто переживает. — Иван Николаевич, Вы присматривайте за ней, Вы же её знаете. — Да, это точно, — Хромов приподнял угол рта в улыбке и кивнул головой, соглашаясь с пасынком. — Я, конечно, за мамой присматриваю. Не волнуйся. — А этот… Кирилл как? Саша говорила, он поправляется. — Кирилл умер сегодня ночью. Слова Хромова были для Лазарева словно ударом под дых. Он с ужасом посмотрел на отчима. — Я его…убил? Саша же говорила, что он идет на поправку, — не в силах больше сдерживаться, выкрикнул Лазарев. — Кость, смерть наступила от естественных причин. У него была острая сосудистая недостаточность. — Иван Николаевич, я человека убил, — он судорожно вздохнул. — Мне че с этим делать? — Костя! — голос Хромова на мгновение строгим и он одернул пасынка за руку, возвращая того в реальность. — Ты слышал, что я тебе сказал? Мы получили заключение, в котором четко прописана причина смерти. Всё. Жесткая интонация в голосе Ивана Николаевича повлияла на Лазарева. Он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, и кивнул. Попытавшись собрать оставшиеся капли самообладания, он заговорил. — Так… значит, после смерти Кирилла мне светит ещё больше? Условного срока не будет? Или…что дальше? — Я сегодня утром разговаривал со следователем. Заключение он получил, и он предлагает встретиться завтра. Без адвоката. По своему опыту могу сказать, что если следователь предлагает такое, значит, есть шанс, что он пойдет навстречу. Но в какой степени — неизвестно. Глаза Лазарева стали влажными и заблестели. Он подался вперед и заговорил почти шёпотом. — Иван Николаевич, я Вас прошу, сделайте хоть что-нибудь, — умолял он. — Хоть что-нибудь, что угодно. Поговорите с ним, договоритесь, хоть как-то. Иван Николаевич, я не смогу здесь. Слышите, я не смогу… Отчаяние, с которым Костя всё это говорил, заставляло и Хромова постепенно терять самообладание. На секунду мужчина зажмурился. — Пап, — Гриша с мольбой в глазах смотрел на сидящего напротив отца. — Пап, я умоляю тебя, помоги! Сделай что-нибудь. — Гриш, я делаю. Слышишь меня, делаю. — Пап, я не хочу в тюрьму. — Кость, — Хромов снова собрался с духом и заставил себя посмотреть на пасынка. — Мы делаем всё, что можем. И будем делать. Слышишь меня? — Да, — Лазарев кивнул. Невзирая на страх, словам отчима Костя верил. Он верил в то, что Хромов, мама и Саша делают всё, чтобы вытащить его. Он хотел верить. В комнате повисло молчание длинной в несколько минут. Прервал это молчание Хромов, решившийся задать вопрос, который волновал его с самого начала этой истории. — Кость, а ты…почему ты мне не сказал ничего? — спросил у пасынка Хромов. На самом деле вопроса у него было два. И первым был: почему он сам, заметив, что у Кости руки были побитые, и сообразив, что Кирилла избили не просто на улице, не поговорил с сыном об этом? Зачем ждал, когда Костя заговорит сам? Почему в тот день, когда Хромов все же решился поговорить с Костей, он не сделал этого на несколько часов раньше, пока тот не ушел сдаваться. И почему сам Костя предпочел в одиночку пойти к следователю, не сказав ему ни слова. Неужели у него так и не получилось до конца вернуть доверие Кости? — Потому что я…я хотел сам разобраться, не хотел впутывать Вас… — растерявшийся Лазарев снова опустил голову. На этот раз он старался не встречаться взглядом с отчимом. — «Потому что я не хотел разочаровывать Вас». — Мысленно Лазарев все же дал честный ответ на вопрос. Вот настоящая причина, по которой он не сказал. Не страх, что узнает мама. Нет, Иван Николаевич и так хранит много его секретов, как и он Хромова. Это был страх разочаровать своего наставника. И это был стыд. Потому что Лазарев помнил, как когда-то он повесил на Ивана Николаевича ярлык «вор», как осудил его и как демонстративно игнорировал. Ведь для него была важна честность и справедливость, которой Хромов однажды пренебрег. А теперь Лазарев понимал, что на него самого можно смело вещать ярлык «убийца». И о честности теперь не могло быть и речи, потому как сейчас Лазарев был готов на все, лишь бы выйти отсюда. Теперь Костя понимал, что они оказались в похожих ситуациях. С одной только разницей — Иван Николаевич его не осудил и не бросил, как когда-то сделал Лазарев. Возможно, сейчас Костя бы поступил иначе — да не возможно, а наверняка, — но тогда… он повел себя как обиженный мальчик. — Ладно, Кость, — голос Ивана Николаевича снова вернул его в реальность. — Что сделано, то сделано. Теперь у нас другая задача. — Ну да, — согласился с ним Костя. — Мы там с мамой тебе некоторые вещи собрали и продукты. Там всё приняли. — Спасибо, — Лазарев грустно улыбнулся, поблагодарив отчима. Конечно, у него всё приняли. С опытом Ивана Николаевича он точно знал, что приносить. — Иван Николаевич, расскажите что-нибудь. — Что? — Что угодно, — пожал плечами Лазарев. — Просто…давайте поговорим о чем угодно. Хромов улыбнулся пасынку. — У меня тут пациентка была с травмой позвоночника. Упала в бассейне. Вернее, её подруга толкнула. А парень этой девушки то с ней был, то после операции к подруге убежал. В общем, они втроем мне голову морочат, а я так и не понял, с кем он остался. Лазарев фыркнул, слушая рассказ Хромова. — Когда та девушка выпишется, она его отфутболит. И правильно сделает, — заметил Лазарев. — Я тоже так думаю, — с усмешкой согласился Иван Николаевич. — А ещё у нас новый челюстно-лицевой хирург, из Израиля. Знакомый Павловой, как я понял. Он как раз лицом девушки занимался. Кривицкий Геннадий Ильич. — О, так этот тот, с которым скандал был, — вдруг вспомнил Лазарев, увлекаясь разговором. — Он там накосячил что-то, а пациентка была женой кого-то важного. Его выперли, что ли, оттуда? — Ну, про это я не знаю, — пожал плечами Хромов, — но то, как он работал, мне понравилось. — Ну, если Вам понравилось, то значит всё не так плохо, — с ухмылкой заключил Лазарев. — А ещё что? — Ещё… — Хромов задумался, вспоминая, что ещё любопытного случилось в их отделении. — Ну, Брагин как-то привез пациента и пытался его сам оперировать, но нарвался на Фаину Игоревну. — И зачем нам охрана в отделении, если есть Фаина? Хотя…охрана гуманнее. — Возможно, — вскинув брови, согласился с ним Хромов. Открывшаяся с грохотом дверь заставила мужчин отвлечься от разговора и рефлекторно повернуть головы в сторону источника звука. Увидев вошедшего конвоира, Лазарев вздохнул и стал из-за стола. — Время. — Да, мы поняли, — Лазарев, прежде чем снова протянуть руки, чтобы их заковали в наручники, еще раз посмотрел на отчима и протянул руку сначала ему. — До свидания, Иван Николаевич. — Пока, Кость, — Хромов ободряюще улыбнулся пасынку и пожал тому руку. Он смотрел на то, как конвоир надевает наручники на Костю и выводит его в коридор. Хромов провожал того взглядом, понимая про себя, что он обязан сделать все, чтобы его второй сын вышел отсюда. Потому что он был виноват в том, что упустил Гришу, и он был виноват в том, что упустил Костю и не поговорил с ним. Ужасный из него отец… Потом зашел второй конвоир, настал черед Хромова покидать комнату. Иван Николаевич быстро пошел по темным коридорам СИЗО. Когда Хромову на первом этаже отдали все его вещи, он под надзором сотрудников ФСИН вышел за пределы территории СИЗО. Там уже стояла Саша, которой надоело ждать окончания свидания в кафе. Когда она увидела Хромова, девушка, забыв про свои каблуки, буквально побежала в его сторону. — Иван Николаевич, ну как? — Да нормально, Саш. Костя держится, — соврал ей Хромов. Потому что нормального там не было ничего, и держался Костя из последних сил. И Хромов понимал, что ещё пара-тройка дней и он просто сломается. — Я ему про Кирилла рассказал, про заключение — тоже. — Костя думает, что он его убил? — в ответ на свой вопрос Саша получила утвердительный кивок. — Костя… — Я ему сказал, что мы завтра со следователем встречаемся. — С адвокатом? — Нет, Саш, без, — оповестил Александру мужчина. — Так что, давай по домам, отдохнем. У нас дежурство и завтра будет день непростой. — У нас ведь получится? — Покровская с надеждой смотрела на угрюмого Хромова, но тот только вздохнул. — Наша система не выносит оправдательных приговоров. Тут надежда на то, что у нас получится договориться и эту систему обойти. Ладно, давай такси вызывать. — Хромов бросил взгляд на здание СИЗО, по коже пробежал холодок. — Я уже вызвала. Вон машина, — Саша указала головой в сторону подъезжающей желтой машины. Автомобиль остановился. Хромов открыл дверь, пропуская Сашу вперед. Когда девушка села, Хромов забрался в машину следом за ней. В машине они ехали молча. Оказавшись возле двери своего дома, Хромов тихо открыл её, вошел в квартиру и тут же увидел свою супругу, которая бежала к нему. — Ваня, Вань, как Костя? С ним всё в порядке? — на мужчину тут же посыпался ворох вопросов от Марии. Хромов посмотрел на супругу встревоженным взглядом. В последнее время состояние Маши его беспокоило. Постоянное волнение за сына, страх, что будет с ним дальше и ежеминутный стресс не лучшим образом сказывались на её здоровье и душевном равновесии. Маша плохо спала, могла взорваться из-за мелочи. — Маш, — Хромов мягко улыбнулся супруге и нежно погладил её ладонью по плечу, успокаивая. — Костя молодец, настоящий мужчина! Он держится, он целый, выглядит здоровым. — Снова враньё. — Вань, — голос женщины предательски дрогнул, в глазах в её которых раз застыли слезы. — Ну как там можно держаться? — Маш…там нужно держаться. И тебе нужно держаться. Слышишь меня? Слезы все же вырвались наружу, и Мария закрыла лицо руками, качая головой. — Вань, — женщина посмотрела покрасневшими глазами на Хромова. Сил держаться и у неё уже не было. Казалось, у неё их не осталось совсем. — Что нам делать? Что нам делать теперь? Кирилл умер, это ещё хуже. Как… — Маш, ты как себя чувствуешь? — Вань, как я могу себя чувствовать, когда мой сын сидит в СИЗО? Хромов вздохнул. — Машенька… — женщина угодила в крепкие мужские объятия. — Вань, я сама вместо него сесть готова, понимаешь? — он услышал всхлип. «Понимаю», — пронеслось в голове у Хромова. Он её понимал. — Маш, мы завтра встречаемся со следователем. Будем разговаривать и надеяться, что информация от адвоката верная, что с ним можно договориться. Будем просить условный срок. Мы всё будем делать. Хромова подняла глаза на мужа и улыбнулась. Удивительно, но Ваня — единственный человек, которому она могла сейчас улыбаться. И которому хотела. Несмотря ни на что. — Спасибо, Вань. Я не знаю, что бы я делала без тебя. Наверное, сошла бы с ума… — Ну, Маш, ты и не должна что-то делать без меня, — Хромов тепло улыбнулся супруге и осторожно вытер слезу с её щеки. — Завтра ты меня дома не закроешь, — пригрозила ему Мария. — Как скажешь. Завтра поедем вместе, — с нежность в голосе ответил ей Хромов, ещё крепче обнимая одного из двух самых дорогих для него людей.