Трое в Сочи, не считая собаки

— Мариш, — словил Брагин вышедшую из дочкиной комнаты жену. — Тише, Катька только уснула! — шикнула на него та, ведь дневной сон для ребёнка был самым нелюбимым занятием (ну после поедания манки на завтрак). — Еле уложила. Чего? — А какие у тебя планы на вечер? — Такие же, как у тебя, Брагин, — закатила Нарочинская глаза. — Прогулка с детьми и пёсиками, макароны с сосисками на ужин, два рассказа про котёнка по имени Гав и в кроватку. Или есть какие-то другие предложения? — Есть, и вполне конкретные. Я с твоим папкой договорился, он детей и пёсиков к себе заберёт, а у нас с тобой будет романтическое свидание. — Прости, что? — Марина удивлённо посмотрела на мужа — свиданий в классическом понимании этого слова у них в принципе было не так уж и много, да и вообще, виделись они чаще всего в операционных (а это так себе место для романтических встреч, согласитесь). — Что слышала, Перочинская! — насупился Олег. — Не могу я, что ли, собственную жену на свидание сводить? — Ну почему не можешь? Ты, Брагин, можешь всё. И даже больше. — Ну то-то! А то зажралась ты, Марина Владимировна! — В смысле?! Эй! — шлёпнула Нарочинская не успевшего увернуться мужа по плечу. — Ничё не «эй», а чтобы к половине шестого вечера готова была!

***

День сегодня вообще как-то с утра не задался — обычно спокойная Катька «дала дрозда». Не то, чтобы это было чем-то необычным — нет, ведь все мы иногда встаём не с той ноги и трёхлетние дети не исключение. Сначала Катюха плакала из-за того, что её не разбудили в семь, чтобы погулять с Батоном. Потом из-за того, что ей надоел любимый мультик (хотя она ещё не все серии посмотрела), а другие мультики смотреть она отказалась категорически. В довершение всего Олег съел последнее яблоко — «папа, поешь!» (кто ж знал, что это был призыв фрукт порезать, а не сожрать?), чем снова спровоцировал истерику. По дороге на море девочку не устроило то, что надо идти по лестнице и что мама не может нести её на руках. А ещё, что у папы, который заботливо усадил её к себе на шею, скользкая лысина. Потом она увидела у девочки-подростка надувной круг в форме сердечка с перьями внутри и снова закатила скандал, ведь ей захотелось такой же. Успокоилась она только тогда, когда влезла на руки к лежащей на шезлонге Марине и обхватила её руками и ногами, мол «моя мама, никуда не отпущу». Так она, собственно, до обеда на ней и провисела, то держа за ногу, то за руку, то и вовсе сидя на коленях и требуя обнимашек. Но Брагины-старшие были не из пугливых, да и на опыте знали, что делать с ребёнком в таком состоянии — всего лишь дать выплеснуть эмоции и уделить внимание. Иногда Катя прилипала к папе, иногда — к маме, а иногда доставалось и Батону — как бы тому не хотелось спать, писать или гулять, приходилось сидеть и терпеть обнимашки. И трогать при этом их обоих не следовало. Закидоны, в случае действия по инструкции, проходили после обеденного сна. Оставалось надеяться, что и этот день не станет исключением. Не стал. Выспавшаяся Катька от мамы отлипла и ни к кому другому не приклеилась. А когда в гости зашли вернувшиеся из Абхазии Владимир Сергеевич и Ольга Николаевна, так и вовсе забыла о том, что где-то в этом пространстве существуют родители.

***

— Брагин, — время-то неумолимо близилось к половине шестого, — а мы куда вообще идём? — рискнула наконец спросить у мужа Нарочинская. — Ну для начала в театр, а потом уже куда ноги понесут, — продемонстрировал жене ямочки на щеках тот. — В смысле «в театр»? — Марина ожидала чего угодно, конечно — с Брагиным скучать не приходилось. — В прямом. Я когда малой за яблоками ходил, а то она ж меня сожрать грозилась за то последнее, прошёл мимо Зимнего. А там наш товарищ, который СЛР делать не умеет, меня уже поджидал — я ему консультацию пообещал же тогда, когда мы в кино снимались все дружно. Вот и благодарочка — контрамарки на спектакль его сегодняшний. — Ты серьёзно стряс с Аверина контрамарки за хирургическую консультацию? — женщина ушам своим не верила. — Ну знаешь, Перочинская, за «спасибо» я только в нашей богадельне головы из люстр достаю, вывихи вправляю и раны после укусов белок зашиваю. А тут как бы грех было ситуацией не воспользоваться. — Ты же не любишь театр, — «пошла с козырей» Марина. — Это я кино не люблю — громко и все чавкают, а театр — вполне себе. Там так прекрасно спится, пока со сцены бухтят что-то про то, как космические корабли бороздят Большой театр. — Брагин, только попробуй мне захрапеть! — недвусмысленным жестом показала женщина, что ждёт мужчину. — Понял, не дурак, — кивнул тот. — Был бы дурак — не понял. Иди давай, собирайся! — Только не разнесите тут ничего, ладно? — фыркнула Марина, скрываясь затем за дверью спальни. Быстро сделав макияж и заколов волосы, Нарочинская выбрала лёгкое платье (и надела кое-что красивое под него) и завершила сборы парой капель любимого парфюма. Уж чего-чего, а приглашения на свидание она уж точно не ожидала. Но тот факт, что на пятом году брака в отношениях осталось место для романтики, не мог не радовать. Покрутившись перед зеркалом, женщина улыбнулась своему отражению. Где-то в соседней комнате заливалась смехом дочь, а на саму блондинку из зеркала смотрела абсолютно счастливая женщина. — Брагин, ты чё, не собрался ещё? — Марина заглянула в гостиную. — А ты чё, уже? — опуская на пол сидящую у него на руках дочь, вопросом на вопрос ответил Олег. — Ну я сча, быстро, — чмокнул жену в щёку, поморщившись затем от ощущения пудры на губах. — Только ты это, ходули свои обувать не вздумай! Нарочинская только головой покачала, принимаясь выслушивать от Ольги Николаевны комплименты в свой адрес, параллельно обнимая Катьку и пытаясь объяснить отцу, как гулять с Батоном и какие книжки читать ребёнку перед сном. — Марин, выходить пора! — донёсся из прихожей голос Брагина. — Но только не вздумай читать ей протоколы операций, пап! — отлепляя от себя дочку, сказала Марина. — И в мыслях не было! — ответил Владимир Сергеевич, но поймав недоверчивый взгляд дочери, сдался и поднял руки. — Ну разве что пару статей по нейрохирургии… Она под них очень хорошо засыпает. «Ага, — подумал Батон, — она-то хорошо засыпает, а мне потом всю ночь косточки снятся и есть хочется!».

***

В театр шли пешком через живописный парк. Держались за руки, как подростки. Но что-то в этом было. Что-то, вселявшее какую-то уверенность, что ли. Прямо как в песне, которую под гитару на одной из аллей пела симпатичная девочка: «вот моя спина, вот моё плечо — это всё твоё, абсолютно всё». — Брагин, ты обещал мне не спать! Помнишь? — со смешком спросила у мужа Марина, едва они оказались на ступенях величественного здания Зимнего театра. — А так хотелось выспаться, — насупился Олег, распахивая перед женой тяжёлую дверь. — Посмотрим, на что этот врач-неумеха способен. Может, и не усну.

***

Брагин в театре всё-таки не уснул, однако когда они с Нарочинской продрались через толпу людей к выходу, вызывая такси, задался всего одним вопросом: — И чего все по нему так тащатся? Он же вообще обычный! — Ну-у-у… Он харизматичный, — пожала плечами Марина. — Но стихи ты лучше читаешь. — Ага, через пять минут приедет, — Олег заблокировал телефон. — А я тебе пока почитаю что-нибудь. Хочешь? — Хочу. — Ну давай тогда Рождественского твоего любимого, что ли?

Знаешь, я хочу, чтоб каждое слово этого утреннего стихотворенья вдруг потянулось к рукам твоим, словно соскучившаяся ветка сирени.

Брагин знал, как Марина любила белую сирень (и знал, где в соседнем дворе можно обломать с куста ароматные ветки и не получить за это по первое число).

Знаешь, я хочу, чтоб каждая строчка, неожиданно вырвавшись из размера и всю строфу разрывая в клочья, отозваться в сердце твоем сумела.

Марина редко плакала. А если и плакала, то над книгами — не любила грустных сюжетов и печальных концовок. Именно поэтому для дочери они вдвоём всегда сочиняли сказки со счастливым концом.

Знаешь, я хочу, чтоб каждая буква глядела бы на тебя влюбленно.

Брагин очень любил наблюдать за тем, как Марина просыпалась. Как открывала глаза, кажущиеся ещё более голубыми, чем обычно. Как потягивалась гибко, будто кошка. Как ловила на себе его взгляд и смущённо пряталась под одеяло — не любила, когда за ней наблюдают. А потом они всегда целовались — без этого не начинался ни один день.

И была бы заполнена солнцем, будто капля росы на ладони клена. Знаешь, я хочу, чтоб февральская вьюга покорно у ног твоих распласталась.

Марина обожала дождь и снег, хоть и не любила сырости и холода — ей больше нравилось лето. Но Олегу часто казалось, что стоит Нарочинской выйти на улицу в плохую погоду, как дождь, до этого ливший стеной, успокаивался, а нерасчищенный снег на дорожке у машины не так бесил. Марина любила радугу, дугой растягивающуюся в небе и всегда загадывала желание. И Катьку так делать приучила. Что удивительно, эти желания всегда сбывались.

И хочу, чтобы мы любили друг друга столько, сколько нам жить осталось.

А жить они оба надеялись долго и (желательно) счастливо. Едва Брагин закончил читать, откуда-то со стороны раздались аплодисменты. Обернувшись, мужчина увидел двух бомжей, сидящих на лавочке — хлопали именно они. — Ну артист! — прокричал один из них. Олег шутливо раскланялся, чем заставил Марину рассмеяться. — А станцевать можешь? — спросил второй невольный зритель. Но тут подъехало такси. — Финита ля комедия, господа! — крикнул мужчина бомжам и, запихнув в машину не в меру развеселившуюся Нарочинскую, поспешил сесть в неё и сам. — Перочинская, перестань ржать! — морщась от того, что женская голова неожиданно встретилась с его плечом, буркнул Олег, закрывая за собой дверцу машины. — Добрый вечер, — обратился к таксисту. — Добрый, — хмыкнул в усы тот, с интересом наблюдая за странной парочкой. — В «Романтиков»? — Ага, — кивнул Брагин. — Марин, прекращай! — дёрнул плечом, в которое всё ещё утыкалась смеющая женщина. — Ну неприлично уже! — Ты знаешь, что такое неприлично? — Марина на момент подняла голову и снова закатилась в приступе смеха. — Нарочинская, ну хватит, ну я серьёзно! — буркнул Олег, целуя затем жену в волосы. — Я не пойму, тебя бомжи так развеселили? — Угу, — кивнула женщина, успокаиваясь наконец и удобнее устраиваясь «под крылышком» у мужа. Пригревшись в объятиях Брагина, Нарочинская с довольным видом смотрела в окно. Давно они вот так вот вдвоём не проводили время — так, чтобы никуда не торопиться, никого не резать и ни о чём не думать. Машина затормозила наконец. — Приехали, — дружелюбно улыбнулся таксист. — Вылезай, МаринВладимировна, — усмехнулся Олег, — столик с видом на море уже ждёт.

***

Красующаяся вывеска с надписью «Ресторан «Романтики» не только рыбку съесть» заставил Нарочинскую подавить в себе желание громко и неприлично заржать — мозг упрямо хотел приписать фразе про рыбку не совсем культурное продолжение. — Брагин, ты где ресторан с таким названием откопал? — Как говорится, где нашёл — там уже нет. А мы с тобой есть. И идём есть. Идём же? — Бежим, — усмехнулась Марина. Духовной пищей она, конечно, насытилась, но против пищи телесной ничего не имела. Начать решили с бутылки красного полусладкого. — Ну что, Маринка моя, выпьем за наш отпуск? — Брагин поднял бокал, улыбаясь и демонстрируя жене ямочки на щеках. — Да, — отзеркалила его улыбку Нарочинская. — За то, как хорошо ты всё организовал для нас для всех. Остальной заказ принесли довольно быстро, и если Марина решила ограничиться довольно лёгкими блюдами, то Олег, видимо, руководствовался принципом «всего и побольше». — Брагин, а ты не лопнешь? — целясь вилкой в сочную помидорку в салате, спросила у мужчины женщина. — Не, я ж прожорливый. Да и калорий сегодня много потратил — надо восполнять. Эти ваши театры меня в стресс вгоняют. Марина только глаза закатила. Нет, любовь к вкусной (и не всегда здоровой) пище у них была семейной, но портить такой классный вечер тяжестью в животе вообще не хотелось. И едва Брагин утолил хоть какой-то голод, в ресторане заиграла медленная музыка и красивая девочка с длинными волнистыми волосами, стоящая на сцене, которую Марина сразу и не заметила, запела что-то на английском. — О, пошли танцевать, — предложил Олег. — Да никто ж не танцует, Брагин, — усмехнулась Нарочинская. — Ну а мы будем, — спокойно ответил тот, поднимаясь и протягивая жене руку. — Вставай давай. Женщина поняла, что сопротивляться бесполезно и, поддавшись уговорам, позволила мужу закружить себя в медленном танце. Расслабившись, устроила свою голову на его плече. Несмотря на все протесты, возмущения и прочее, ей нравилось танцевать с ним. Нравилось быть ведомой и ощущать себя пушинкой в его сильных руках. — А я напоминаю, что у нас сегодня проходит конкурс караоке, — допев, сказала девушка, — и, кажется, знаю, кто станет его первыми участниками! — ловко подхватив ещё один микрофон, направилась аккурат к столику Брагина и Нарочинской. — Вы так красиво танцевали, может, так же хорошо и петь умеете? — Я пас, — подняла руки, капитулируя Марина. — Мне медведь на ухо наступил. — А я спою, — спокойно ответил Олег, просто отбирая у девушки микрофон. — Ну для начала давайте познакомимся. Как вас зовут? — Олег. Но для вас можно просто Олежка, — поиграл Брагин бровями. Нарочинская только глаза закатила. — Ну хорошо, просто Олежка, — улыбнулась кудряшка, — что петь будем? — протянула ему пухлый каталог. — А вот эту, — после недолгого изучения, ткнул мужчина пальцем в нужную строчку. — Паш, — обратилась девушка к диджею, — 49774. Тот кивнул, принимаясь искать в базе нужный трек. Зазвучала зажигательная латина. Марина закатила глаза ещё сильнее, явно желая разглядеть собственный затылок. Как же она ненавидела эту песню — её припев стоял у Брагина в качестве рингтона на её звонки. — Посвящаю своей жене! «Отли-и-ично, — подумала Нарочинская, — сейчас ещё и весь ресторан узнает, что я — Марина. А ещё что у меня муж с придурью», — покачала головой, наблюдая за диковатыми танцами Брагина. Танцевать мужчина прекратил и запел наконец. Текст куплета, как оказалось, был ещё шедевральнее текста припева. Его женщина до этого не знала и потому чуть салатом не подавилась и едва сдержала смех, услышав первые строчки.

Глаза мои — огонь, Но ты меня не тронь, Пока тебе не дамся. Послушай, посмотри — Считаю раз, два, три, И ты со мной останься. Я ласковый король И для тебя есть роль, Любимая конфетка. Рядом теперь с тобой Мачо и ковбой!

А теперь припев, от которого Нарочинскую натурально выворачивало:

Как подорванный на мине, О любви кричу Марине! Марина, Марина, Марина, Марина моя!

От текста второго куплета Марина чуть не разбила себе лоб фэйспалмом, но, стоически пережив второй припев, была вынуждена танцевать с мужем некое подобие то ли самбы, то ли румбы под длинный проигрыш. — А теперь все вместе! — махнул рукой Брагин.

Как подорванный на мине, О любви кричу Марине! Марина, Марина, Марина, Марина моя!

Женщине казалось, что это никогда не кончится. Но кончилось это довольно быстро — после бесчисленного повторения строчки «Марина, Марина, Марина, Марина моя!». Марина аж со счёта сбилась, сколько раз услышала своё имя. — Мачо и ковбой, — подколола женщина Брагина, едва кудрявая певица, похвалив мужчину за зажигательный танец и хорошие вокальные данные, пошла доставать других посетителей ресторана, — теперь я думаю, что лучше бы меня папа Машей записал, как мама хотела. Никогда так много раз подряд своё имя не слышала! — Я на следующем круге другую спою — «Я люблю тебя, Марина всё сильней день ото дня!», — напел Олег и улыбнулся. — Только попробуй, Брагин! Я… — Марина закусила губу, придумывая месть. — Я с тобой разведусь тогда! Вот! — Ой, обожаю, когда ты злишься! — мужчина улыбнулся ещё шире. — Давай за тебя, Марина моя, — поднял бокал. — Спасибо за то, что ты у меня есть. — Ага, и пить, — усмехнулась Нарочинская.

***

Спустя несколько часов Олег и Марина просто вывалились из ресторана. Брагин нёс в руках трофей — бутылку вина, вручённую ему за победу в конкурсе караоке, а Нарочинскую всё ещё подташнивало от собственного имени. — Ну что, прогуляемся по берегу? — спросил мужчина у жены — знал, что она будет не против. — Да, давай пройдёмся немного, — кивнула Марина. — Воздухом подышим хоть. Но всё-таки, Брагин, ты — ужасный человек! — пихнула мужа в плечо. — Чего это? — усмехнулся Олег, сворачивая с набережной в темноту пляжа. — Я теперь ненавижу собственное имя! А всё ты! Будто других песен нет! — А мне вот всё ещё интересно — не только рыбку съесть, а что ещё они предлагают? — перевёл тему мужчина. — Мясо, Брагин! — закатила Нарочинская глаза. На пляже приземлились на какую-то очень кстати попавшуюся на глаза корягу. Рядом шумело море, накатывая на берег небольшими пенистыми барашками волн, а в небе было бесчисленное количество звёзд, казавшихся почему-то очень близкими. Брагин открыл бутылку и, поглядев на этикетку, констатировал: — Наше любимое, кстати. — Ну видишь, как хорошо ты постарался, — улыбнулась Марина. — Мне кажется, не только меня, но ещё и весь ресторан теперь от моего имени подташнивает. — Ой да ладно тебе, — фыркнул мужчина. — Давай за продолжение вечера, — сделал глоток прямо из горлышка — стаканов к призу им, к сожалению, не выдали. Женщина, когда бутылка оказалась в её руках, повторила это нехитрое действие, а затем поцеловала мужа в колючую щёку.

***

В номер парой часов позже ввалились с шумом, пытаясь перестать смеяться. — Я знала, что этим всё кончится! — простонала Марина, расстёгивая ремешки на сандалиях. Сначала таксист принял Брагина за Аверина и удивился, что тот женат, а потом и вовсе (видимо, от удивления) завёз их куда-то не туда. На все попытки Олега сказать, что он не тот, за кого его приняли, а обыкновенный, пусть и очень талантливый, хирург, у таксиста находились аргументы: — Ну да, ты ж в сериале его играешь! И жена твоя вон тоже из сериала! — в сумраке салона Нарочинская, видимо, напомнила мужчине Марию Куликову — жену героя Аверина из «Склифосовского», о котором и шла речь. — Не думал, что вы и в жизни того… Этого… Ну в общем. И если сохранить серьёзность до конца поездки ещё как-то вышло, то едва такси наконец остановилось у входа в нужный отель и за Олегом захлопнулась дверь машины, от хохота парочку просто скрючило. Их, вошедших, проводила странным взглядом девушка-администратор — подумала «Пьяные, что ли?». — Вот так сплетни и рождаются, — фыркнул Брагин. — Не дай Бог этот врач-недоучка этому таксисту попадётся и тот у него про жену спросит. — Такие люди на такси не ездят, Брагин. За ними машинки специальные приезжают. С водителями, которые молчат всю дорогу, — усмехнулась Нарочинская, которой наконец удалось успокоиться, вешая джинсовку на вешалку. — Бли-и-ин… — Чего ты? — К папе надо было зайти, Катьку проверить. — Да спят уже все — и папка твой, и Ольга Николаевна, и дети с пёсиками, — спокойно сказал Олег. — Ага, только мы с какими-то странными таксистами по Сочи катаемся, — фыркнула Марина. И они с Брагиным снова неприлично громко заржали.

***

— Браги-и-и-ин, — протянула Нарочинская, подходя вплотную к мужчине и обнимая его за шею, — такой вечер замечательный! Спасибо тебе огромное, — поцеловала мужа в колючую щёку. — Это всё потому, что у меня самая замечательная жена, — улыбнулся Олег, целуя затем Марину в кончик носа. — Я так счастлив с тобой, — признался тихо, почти шёпотом. — Я так тебя люблю, — так же тихо сказала женщина. — А чё ты шепчешь? — усмехнулся Брагин. — Мы одни дома. — И на что ты намекаешь? — закусила Марина нижнюю губу. Намекала сейчас, скорее, она. — Да ни на что, — мужчина оставил поцелуй на женской шее где-то за ушком, вдыхая такой любимый аромат сладковатых духов. И Нарочинской, и Брагину всегда нравились те редкие моменты, в которые они могли побыть наедине и посвятить время исключительно друг другу, не боясь неожиданного стука в дверь спальни, громкого «Папочка!» из темноты прихожей или звонкого лая Батона. Марина почувствовала, как от поцелуев мужа ей становится всё сложнее удержать равновесие, хоть его руки и крепко сжимали её талию, и лишь крепче уцепилась за его широкие плечи. Олег же в свою очередь только крепче прижал жену к себе, спускаясь поцелуями по тонкой шее и губами чувствуя пульсацию тонкой жилки на ней. Губы сплелись с губами, и Нарочинская даже не заметила, как оказалась прижата спиной к стене. Оставила россыпь коротких поцелуев на щетинистых мужских щеках. Знала, как это на Олега действует и часто этим пользовалась. Брагин же почти всегда заводился с пол-оборота, но женщину не могло не радовать то, что так на него влияет только она. Расслабившись в крепких родных руках, Марина почувствовала, как её оторвали от пола и куда-то понесли. Обхватила ногами мужские бёдра, позволяя платью неприлично задраться и почувствовала, как большие тёплые ладони легли на ягодицы. Женская спина соприкоснулась с прохладным покрывалом на постели. Мужчина навис над женщиной, просто гипнотизируя её взглядом. — Ну чего ты? — с нескрываемой нежностью спросила у Брагина Нарочинская, гладя его по щеке. — Ты такая красивая, — улыбнулся мужчина, потёршись о прохладную женскую ладонь. — И очень вкусно пахнешь. И Катька вкусно пахнет. Вы пахнете домом. Вы и есть мой дом. — Мой любимый сентиментальный Брагин, — Марина расплылась в улыбке, потёршись носом о мужскую шею. — Романтик мой. А мужские ладони уже скользнули под юбку женского платья, пуская по нежной коже бёдер волну мурашек. Нарочинскую в принципе удивляло, как так получилось, что спустя столько лет, они с Олегом смогли не то, что восстановить свои почти потерянные отношения, но и вывести их на новый этап — превратиться из друзей в возлюбленных. Она и подумать не могла, что ей будет так комфортно с человеком во всех аспектах — и в быту, и в работе, и в вопросах воспитания ребёнка, и в постели. Что её наконец будут не только слушать, но ещё и слышать (не всегда, конечно, но чаще всего). Ей однозначно нравились все те чувства и эмоции, что она испытывала с этим мужчиной. И дело было не только в близости. Ещё в умении понимать без слов, в доверии и в бесконечной нежности. Марина не понимала, как в этом большом суровом вечно небритом мужчине столько этой самой нежности помещается. Но её всё устраивало. Более чем. Поцелуи всё глубже. И в них Нарочинской, уже дезориентированной прикосновениями Брагина, удаётся всё-таки с пуговицами на его рубашке справиться и с мужских плеч широких её стащить. Следом за ней, за ненадобностью, куда-то в сторону отправляется наконец и женское платье. Белое кружево на слегка тронутой загаром коже, которая в неярком свете ночника бронзой отливает. Олег ухмыляется — умеет жена удивить. Всё ещё. А Марине нравится ему нравиться. И когда он взглядом таким восхищённым смотрит, нравится. До него никто на неё так не смотрел. Звякнула пряжка ремня на мужских брюках. И молния поддалась проворным женским пальцам, принося мужчине пусть небольшое, но расслабление. Однако это совсем не то, что ему хотелось бы чувствовать. Нарочинская опять нижнюю губу закусила, следя за реакцией мужа и костяшками пальцев по его напряжённому члену сквозь ткань боксёров проводя. Брагин рыкнул — злился и просил большего одновременно. Но Марина не торопилась. Чувствовала, как пальцы мужские выступающие позвонки на её спине пересчитали и с застёжкой бюстгальтера вмиг справились. Выдохнула рвано, когда мужские ладони грудь чувствительную накрыли, сжимая слегка. В ощущениях потерялась, когда мужчина дорожку поцелуев по шее к груди проложил и соски затвердевшие языком ласкать принялся. С остатками одежды расправляются быстро и не сговариваясь. Олег несколько поцелуев на Маринином животе оставил, затем снова к губам её потянулся. И снова поцелуи жаркие, жадные. Скрипнул верхний ящик тумбочки — всё ведь должно быть безопасно. Брагин всегда заботился о комфорте жены. А она же в свою очередь всегда это замечала и очень ценила. Непривычно, что свет, пусть и неяркий, комнату наполняет. Что можно видеть лица друг друга, читать всё по глазам. Что открыта нараспашку дверь и можно не прятаться под одеялом. — Ну что ж ты делаешь! — прошипел Олег, когда Марина ладонью по его напряжённому члену провела, презерватив помогая надеть. И снова губы столкнулись с губами, а в следующий момент Нарочинская ощутила привычную, но такую приятную наполненность. Движения в такт, привычный ритм, громкие стоны… Руки, блуждающие по телам. То гладящие, то сжимающие… Марина навстречу Олегу выгнулась, чувствуя, как потряхивает от приближения такой желанной разрядки. Мужчина уловил это и ускорился, желая доставить женщине ещё больше удовольствия. Ещё несколько движений, и Нарочинская вскрикнула, крепче прижимаясь к мужской груди. Брагин, не отпуская жену от себя, рыкнул, тоже почувствовав наконец такую желанную разрядку. — У тебя голова тяжёлая, — усмехнулась Марина, когда голова мужа на её груди устроилась. Олег ничего не ответил, только глаза прикрыл и ладонью по женскому боку до бедра провёл. — Ощущение, что мы вернулись в те времена, когда у нас ещё Катюхи не было, — Нарочинская принялась Брагина по затылку поглаживать. Тот чуть ли как кот не замурлыкал от такого простого, казалось бы, действия. — Иногда полезно бывает оставаться вот так наедине, — фыркнул мужчина. — В номере с хорошей звукоизоляцией, ага, — усмехнулась и женщина. — В душ хочешь? — Олег голову поднял, в глаза жене заглянуть пытаясь. — Было бы неплохо. Только вот встать сил нет вообще, — Марина гибко потянулась. — Ну пойдём, — Брагин поднялся и подхватил женщину на руки. На пол Олег Марину опустил только в ванной комнате. Волосы ей сам заботливо заколол, чтобы не намочить. Поцелуи и объятия под струями тёплой воды. Без намёка на большее.

***

Обратно в спальню Брагин Нарочинскую тоже на руках отнёс. В одеяло заботливо укутал. Марина с довольным видом забралась к мужу под бочок и уютно устроилась в его крепких объятиях: — Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Губы снова встретились с губами. Свет в спальне погас. Нарочинской снилось, как порядком подросший Катькин Гоша в компании не менее плюшевого голубого бегемота из «Киндер-сюрпризов» времён их с Олегом студенчества (они встретили такого на набережной), водил хоровод вокруг Максима Аверина, напевая «Я люблю тебя, Марина, всё сильней день ото дня! Без твоей любви, Марина, этот мир не для меня!».