Во всех смыслах соответствующий

      Невесть как просочившаяся во дворец Вермиллионов весть об отношениях леди Мимозы, разумеется, повлекла за собой большие последствия. Хоть и не такие масштабные, как появление леди Ноэль Сильвер на Святочном балу с героем-простолюдином или роман капитана Голубых Роз, получивший огласку в ироничной статье.       Мимоза, кстати, доподлинно знала, в какой леди Роузрей была от неё ярости.         Разумеется, Клаус выглядел блестящей партией на фоне чужеземца-выскочки и рыцаря из глубинки без капли маны. Однако Мимозу (в её восемнадцать-то лет!) всё равно посчитали слишком неопытной и поспешной, а потому, раскритиковав, едва ли не потребовали, чтобы она пересмотрела свои чувства в сторону более выгодного кандидата.         Мимоза, добродушно улыбаясь, задыхалась от обиды и разочарования. Заносчивый, пренебрежительный взгляд бабушки, такой же тон, даже осанка и жесты — решительно всё вызывало сильнейшее отторжение, так что она в конце концов сорвалась, позволив себе неслыханную грубость: встать из-за стола, не дожидаясь, пока бабушка закончит советовать её родителям подходящих женихов, добродушно произнести: «Извините, думаю, вам стоит продолжить без меня», — и чинно сбежать с семейного обеда, игнорируя доносящиеся в спину окрики.         «Мимоза, что за дерзость! Немедленно вернись!»         «Вздорная девчонка! И так ведёт себя леди из королевской семьи?!»         «Я требую извинений! Мимоза!»         Окончательно звуки скандала стихли, только когда она оставила позади коридор, да и то казалось, что в ушах по-прежнему звенит раздражающий бабушкин голос. Мимоза, придерживая подол платья и скользя ладонью по натёртым мраморным перилам, практически сбежала с лестницы и устремилась к парадному выходу из дворца, совершенно не беспокоясь, что о ней подумают слуги.       Впрочем, им было не привыкать, что младшая госпожа куда-то торопится, спотыкаясь и налетая на всё и всех, кого не успевает обогнуть.       Из-за спешки она напрочь забыла сменить платье, поэтому теперь юбка раздувалась на ветру, угрожая запутаться вокруг ног или неприлично задраться. Ветер бил в лицо, играя растрепавшимися волосами, глаза застило слезами, а уши горели, намекая, что бабушка по-прежнему предавалась гневу, ибо ей в кои-то веки посмели открыто перечить, да ещё кто: взлелеянная внучка, цветок семьи Вермиллион, заслуживавший самого лучшего.       Даже если это «лучшее» попросту навязывалось.       Её появление в штабе произошло в удачный момент послеобеденного отдыха: не занятые рыцари разбрелись кто куда, поэтому риск столкнуться с кем-нибудь стремился к нулю. Мимоза, мечтавшая просто посидеть в тишине за чашкой горячего чая с печеньем, думала было срезать путь через безлюдное библиотечное крыло, но, едва свернув туда, увидела свободно свисавшую ногу в высоком сапоге.         Саму мужскую фигуру скрывал выступ стены, а тень на мраморном полу выглядела бесформенным пятном. Мимоза, поколебавшись секунду, оглянулась назад, но всё-таки решила не ходить кругами, поэтому, оправив платье и понадеявшись, что блёклое отражение в садовом фонтане не очень её обмануло, на мысочках засеменила мимо рыцаря в надежде что он, может, вообще её не заметит.       Да так и оступилась о подол, испуганно ойкнув, ибо в нише окна примостился с книгой Клаус.         — Мимоза?.. Я думал, ты вернешься только завтра!       Естественно, он её услышал: их взгляды пересеклись, когда она, споткнувшись, чуть не упала на колени. Отбрасывая книгу и даже не утруждаясь заложить страницу, он спрыгнул на пол и оказался перед ней, ласково обхватывая ладонями плечи. Мимоза на секунду совсем растерялась, а потом мелькнувшая было радость испарилась, оставляя после себя тихую панику.         «Боже, только бы он не заметил, что я плакала...»         — У родителей немного изменились планы, — она напряжённо улыбнулась, пожимая плечами. Голос не совсем слушался, но звучал вполне убедительно, поэтому вряд ли Клаус с ходу уличил бы её в маленькой лжи. — Вот мы и решили, что отложим семейные чаепития на следующий раз.       «Только не выдать себя. Только бы не выдать…»       — Хотя, наверное, зря я забыла поменять платье.         Внимательно слушавший Клаус, казалось, пристально разглядывал её, и это не на шутку напрягало. Одна его рука скользнула вниз, забирая в ладонь её пальцы.         — Ты хорошо себя чувствуешь?         — Да, а что такое? — вздрогнувшая Мимоза порозовела, с досадой понимая, что надо было просто бежать от него со всех ног, пока он слезал с подоконника.         — У тебя глаза как будто припухшие, — Клаус между тем наклонился, касаясь её щеки. Всматривался в самую душу, и Мимоза невольно задержала дыхание, поддаваясь опасному трепету. — Хм, или мне кажется...         — К-кажется, — соскользнуло с языка дрожащее эхо. Сердце испуганно стукалось о грудную клетку, и Мимоза с абсолютно неестественной улыбкой выдала первое пришедшее ей на ум оправдание: — Н-наверное, это мне что-то в глаз попало. Краснота и осталась.       Он недоверчиво прищурился.         — Сразу в оба?         — А с к-кем не бывает? — боже, только бы не расплакаться сейчас просто от того, что Клаус заметил, насколько ей плохо. — Песок и пыль, мошки, лето ведь. Ну честное слово, всё хорошо! Совсем скоро пройдёт, и ни следа не останется!         Его взгляд будто говорил: «Ты же лукавишь, ну скажи мне», — однако Мимоза смотрела на него в ответ до бессовестного честно, и его руки наконец соскользнули с плеч. Она под шумок выдохнула, сразу чувствуя себя увереннее: теперь можно было заболтать его, а там с лица постепенно пропадут обличающие признаки расстройства.         — Ты идёшь к себе?         — Да! — она кивнула, смыкая пальцы в замок. — Надо всё-таки переодеться, а то ведь платье домашнее.         — Я тебя провожу, — он, явно не принимая возражений, отвернулся, взял с подоконника книгу и перехватил её руку, мягко сжимая в своей. Мимоза, хотя и предпочла бы совершить этот путь одна, покорилась и через какое-то время даже уловила в себе искреннюю готовность завязать разговор, но тут услышала его ровный, серьёзный голос.         — Ты ведь просто не хотела, чтобы я спрашивал, почему ты плакала?         Мимоза, вздрогнув, чуть было не поежилась от его взгляда — Клаус смотрел на неё сверху вниз с внимательностью, которая перечеркивала любую попытку увильнуть. И покраснела, поджав губы — его рука оставалась неподвижной, но ощущалась совсем иначе.         — Ясно. Мне так и показалось.         А что она бы ему ответила? Что бабушка раскритиковала её выбор только за то, что он не согласовывался с её собственным? Что мама, хоть и встала между ними, не защитила её прямо, а пыталась предположить, будто Мимоза, возможно, передумает какое-то время спустя? Что отец тоже промолчал, так как никто не хотел раздражать бабушку?         — Мимоза?..         Ну, вот и грош цена всем её усилиям: она снова беззвучно заплакала.         Мимоза отлично понимала, что уж если изливать чувства, то определённо не в коридоре, но, едва её обняли, потянув ближе к окну, стена самообладания треснула, и они полились бурным потоком.       — И зачем было меня обманывать, не понимаю... — раздался почти над ухом раздражённый голос Клауса. Он поглаживал её про плечам, с заметной досадой прося хоть какого-нибудь ответа. — Чем тебя обидели? Я могу как-нибудь помочь?       Мимоза сопела, пыталась заставить подбородок не дрожать, но только бесполезно кусала губы, понимая, что не может перестать плакать. Так они и стояли, пока её не отпустило, и она, наконец отирая слёзы, взглянула на форменную рубашку Клауса — по ней расползлись влажные сероватые разводы.         — П-прости. Ты теперь весь мокрый из-за меня...         Виновато улыбнувшись и мазнув по ним пальцами, она попробовала разгладить следы заломов на ткани. Это ненадолго заняло руки, но чувства всё равно остались растрёпанными, поэтому Мимоза даже вздрогнула, когда Клаус коснулся ладонью её щеки. Мысли тотчас притянулись к этому прикосновению, веки опустились сами собой, и пальцы легли поверх чужих, тёплых пальцев.         — Почему ты не хочешь сказать, что случилось?         Потому что это его расстроит. Даже хуже — уязвит, однако Клаус не отступал, и сейчас она даже подумала, что, вероятно, ему стоило узнать обо всём, дабы не удивляться холодности приёма при будущей неминуемой встрече. Мимоза, вздохнув, с усталой улыбкой отстранилась от его руки.         — Пойдем прогуляемся? Погода сегодня такая солнечная.         Они присели на лавочку в тени высокого тиса. Потупившись, она искоса наблюдала, как Клаус ободряюще гладит её ладонь, собиралась одновременно с духом и с мыслями и уже хотела разомкнуть губы, когда он вдруг первым нарушил молчание.         — Если это настолько личное, просто скажи мне, и я не буду настаивать.       Увы, его предупредительность сильно запоздала — Мимоза, покачав головой, лишь позволила себе короткую улыбку, прежде чем вернуться к неприятным воспоминаниям.         — Понимаешь... Это о тебе, — их взгляды встретились. Брови Клауса чуть-чуть изогнулись, намекая, что здесь не помешала бы конкретика, и она продолжила, тщательно подбирая слова. — Моя семья… То есть моя бабушка! Она откуда-то услышала, что мы встречаемся, и начала говорить, что ты... не подходишь мне. — Здесь голос снова задрожал, и Мимоза закончила совсем тихо, не вдаваясь в подробности эффектного прощания. — Вот мы и поссорились.         — Вот оно что... — задумчиво отозвался Клаус, по-прежнему не выпуская её руку из своей. Это молчание было тревожным знаком, но оборвать его Мимоза не решалась. — А она, наверное, сказала тебе, чем конкретно я или моя семья ей не угодили?         Ироничный тон вопроса призван был обмануть её, но она без труда догадалась, что за ним крылось задетое самолюбие, и постаралась мягко уйти от прямого ответа, в свою очередь поглаживая его руку кончиками пальцев.         — Да это всё… глупости. Бабушка тебя не знает, вот ты ей заведомо и не такой, — а потом и вовсе горько усмехнулась, вспоминая, каких именно молодых людей ей бы следовало рассмотреть особенно. — Да и кем ей от скуки командовать, если не мной? Брат Фуэголеон уже слишком взрослый, сестра Мереолеона давно сказала, чтобы на неё даже не косились, Леопольд… Ну, его почему-то не трогают, а Кирш… У него тоже как-то хорошо получается её заболтать. Вот я и остаюсь, получается.         «Полноте, наша девочка может сделать партию и получше. Сын барона. Разумеется, для него это большая возможность, но я бы на вашем месте не одобряла эти отношения. Мимоза, дорогая, если бы ты не ограничивала свой круг друзьями из ордена, то увидела бы куда более достойных мужчин. Мне рассказывали, что его собственной магии ему недостает, и он прибегает к физическим упражнениям. Я бы засомневалась в его перспективах как рыцаря. Это так... по-плебейски».       — Что-то мне подсказывает, что эти глупости были чем-то крайне оскорбительным... — сквозь его спокойный тон снова послышалась скрытая ирония. Мимоза украдкой взглянула на него, с тоской подумала, что ни одна уловка не смягчит очевидного факта, но и говорить «Да» тоже не стала, обняв Клауса чуть выше локтя.         — Давай больше не будем об этом. Пожалуйста. Неважно, что она сказала, раз это всё равно неправда.         — Настолько неважно, что довело тебя до слёз, — он, наклонившись, коснулся губами её макушки, и Мимоза, тесно прижимаясь к нему, почувствовала, как потяжелели ноги: на контрасте с его нежностью послевкусие напыщенных рассуждений бабушки о «лучшем» и «сносном» стало ещё горше. — Я тронут, что ты не промолчала. Хотя мне совсем не нравится становиться яблоком раздора между тобой и родственниками.         — Да это ведь только бабушка против, — Мимоза вздохнула, в мыслях признавая, правда, что последняя стоила целой толпы недовольной родни.         — А она — влиятельная вдовствующая герцогиня Соллоу, — словно отвечая на её мысли, усмехнулся Клаус и, наверное, покачал бы головой, если бы не прижимался лбом к её макушке. — Правда, я сомневаюсь, что она заставит тебя ответить «нет», даже если ты захочешь выйти замуж за того, кого она не одобряет.         Мимоза в этот момент как раз размышляла, что влиятельная вдовствующая герцогиня Соллоу может безуспешно диктовать условия хоть до посинения, но тут до её слуха донеслось «выйти замуж», и она, распахнув глаза, пару мгновений бессознательно вглядывалась в сочно-зелёную траву с вкраплениями белого клевера.         Сердце встрепенулось в груди — Мимоза так растерялась, что, подняв на него взгляд, не смогла вымолвить ничего, кроме подвернувшегося на язык, дрожащего: «К-конечно». И умолкла, а улыбнувшийся Клаус не закашлялся, не покраснел и даже не поправил очки.         — Это я и хотел услышать. Спасибо.         — Д-да вот уж не за что... — пролепетала она, чувствуя себя до ужаса глупо. Конечно, ей иногда нравилось воображать, как он просит её руки, но то были невинные фантазии, а Клаус сейчас произнёс это так, словно имел в виду их отношения.       Это и радовало, и обескураживало одновременно.       — Тебе не жарко? Ты вся красная, — из-за того, что он обеспокоенно всматривался в её лицо, хотелось исчезнуть куда-нибудь, чтобы привести в порядок не на шутку расшалившиеся чувства. В голове жужжало навязчивое: «Он готов сделать мне предложение!» — и Мимоза, сглотнув, с трудом подавила растроганную улыбку. Такую, словно он уже опустился перед ней на колено.       — Д-да, чуть-чуть! Что-то начало даже в тени припекать, или мне кажется?         «Мимоза, он ничего не сказал прямо. Он ещё ничего не сказал!»         Но он намекнул, и теперь Мимоза никак не могла выбросить из головы несчастную фразу, которая на самом деле могла вообще не иметь подтекста! Или могла, причём с одинаковой вероятностью, но спросить у него напрямую она стеснялась.       — Может, тогда пойдём обратно?..       Ох уж эти мужчины! Недаром они с Астой нашли друг друга: если верить Ноэль, тот тоже ляпнет иногда что-нибудь романтичное и в ус не подует, а той — краснеть от смущения. Не то чтобы эти двое носили усы, но… Мимоза засмеялась, чувствуя, что начинает путаться в мыслях. Хотелось сделать какую-нибудь глупость: например, скинуть туфли, от которых уже устали ноги, поцеловать Клауса в щёку и броситься босиком обратно в штаб, пританцовывая на каждый шаг.       — Давай лучше в оранжерею? — она снова прильнула к его плечу, ласково заглядывая в глаза. Настроение почудить нисколько не ослабло, тем более рядом с ним она могла делать это абсолютно безнаказанно. — Там и свежо, ещё лучше, чем в штабе. Я же тебя от книги отвлекла — вот ты почитаешь, а я на цветы полюбуюсь.       — Ты будешь… любоваться на них всё это время? — с сомнением протянул он, а Мимоза только покосилась в сторону с загадочной улыбкой, с трудом сдерживаясь, чтобы не прыснуть.       — Ну, буду, конечно, иногда посматривать и на тебя…              Он сразу и кашлянул, и поправил пальцем очки, и даже помусолил воротник рубашки, расстёгивая на ней пуговицу под горлом.       — Кхм, ладно. Я... не против. Что-то здесь действительно очень душно.       Как там бабушка говорила? Пересмотреть свои чувства?       Что ж, она пересмотрит: до такой степени, что не задумываясь ответит согласием стать леди Люнетт. И если влиятельная вдовствующая герцогиня Соллоу начнёт высказывать свои возмущения…       Бога ради, никто не запрещает ей до скончания века надеяться на их развод.