Она не помнила, сколько прошло лет, после того, как все ее мечты и надежды на будущее разрушились в одночасье. Она не знала тем более, сколько прошло времени, после осознания… Ее «муж», или, вернее, ее Владыка. Ее и еще более сотни девиц, а также трех миров и мириад жизней.
Она шла по пустым и тихим коридорам Дворца. Она уже даже не давала себе труда вспомнить, каком из…
Хуаньхуа? А, может, это один из дворцов царства демонов? Они все были на одно лицо и… безлики. Здесь царила тьма, но стоило уйти с проторенного маршрута, и можно было попасть в объятья Безумия. Ноги принесли ее в Водную Тюрьму.
Значит, Хуаньхуа. Царство людей… было когда-то. Здесь прошли последние месяцы жизни ее учителя. Нин Цинъин прошла на платформу, белоснежную, как снег, пустую, как ее жизнь давным-давно.
Без друзей, близких, без надежды на будущее, без цели… Они все были здесь такими ровно с того момента, как их Повелитель остался… один. В окружении сотен наложниц и тысяч придворных, он обезумел, потеряв свой, как оказалось, единственный ориентир, и она больше не могла смотреть на это.
Сколько лет он оставался ее единственным напоминанием о годах обучения на Цинцзин.
Память – вот все, что ей осталось. Когда-то она цеплялась за нее, искала, собирала по крупицам и даже радовалась, когда Ло Бинхэ просил рассказать про учителя. Про того Шэнь Цинцю, которого видела именно она – Нин Инъин, пока вернувшийся из Бездны А-Ло не «открыл ей глаза». Сейчас она уже могла смотреть на произошедшее хладнокровно и ясно…
Сначала она даже радовалась, надеялась, что перемены эти к лучшему. Что он поймет, насытится этими, чужими, воспоминаниями, обретет покой… Но слишком поздно поняла, что лишь подливает масло в огонь его одержимости.
Лю Минъянь сказала, что он убил очередную наложницу. Она не вернулась. Не получилось, значит, он не будет пробовать вернуть Его этим способом.
Ужасающе практичен оказался ее муж.
Нин Инъин знала, что тут холодно. Здесь лежало Его тело, в окружении льда, будто в хрустальном саркофаге. Спокойное – никогда не было таким при жизни – лицо. Безмятежно закрытые глаза, сложенные на груди руки… Ни одного повреждения в тщательно восстановленном теле. Только души нет. И Нин Инъин радовалась за Шэнь Цинцю.
И завидовала.
Ведь он навсегда теперь останется таким. Не увидит, не узнает… Он ушел, его пытка была насыщенней, но короче. Ее же растянулась на тысячелетия. Нин Инъин провела рукой по тяжелым, но мягким волосам, коснулась тонких холодных пальцев.
- Будьте покойны, учитель, - прошептала она, - для меня вы были лучшим учителем в жизни. Прощайте.
Поцелуй в холодный лоб. Не человек – ледяная скульптура. А она… она просто хочет избавления.
***
Покои Владыки были убраны в темно-красный, черный и золотой. Сам Ло Бинхэ возлежал на кровати. Огромной, она не раз служила местом для их утех. Нин Инъин растянула губы в улыбке, скользнула под бок своего «мужа». Бинхэ ответил. Не страстно, а устало, от безысходности. Мало кто замечал это - ведь техника и исполнение всегда были на высоте…
- Муж мой, - тихо сказала Нин Инъин, садясь в кровати и глядя на Ло Бинхэ сверху вниз.
- Да?
- Позволь мне уйти…
- Ты не можешь просто уйти от меня, моя вторая, но самая любимая жена. Куда ты пойдешь?
- Мне некуда идти в этом мире. Позволь мне уйти… совсем. Позволь найти свой покой.
- Нет, Инъин, - Ло Бинхэ отвернулся.
- Тогда… позволь спеть тебе, А-Ло…
Он не сказал ни да, ни нет. Она запела колыбельную, что слышала от одной старой демоницы севера… Этой колыбельной призывали Вечный Сон, но была она давно забыта, вот только Инъин повезло узнать. Ло Бинхэ, наверное, тоже знал, но не прервал…
Должно быть, в глубине души и сам надеялся, что у нее получится.
Сил не хватило. А Бинхэ давно забыл, что такое прощение…
***
Была поздняя осень. Небо, вопреки всему, было пронзительно-ясным, высоким, холодным и звездным. Широкая река. Кажется, ее называли река Ло. Нин Инъин сидела на корме лодки, а Мобэй-Цзюн – на веслах. Пронзительно-холодный ветер трепал легкие одежды цвета цин и длинные шелковистые волосы одной из наложниц Ло Бинхэ. Его маленькой шицзе.
Нин Инъин пела. Но теперь она уже пела не Бинхэ, не этому демону, уничтожившему весь ее мир… Она ведь его никогда не винила. Но он не мог простить ее за то, что она не винила и учителя.
Тягучая, полная тихой, но глубокой тревоги и потустороннего холода, страхов, порожденных ночными шорохами, песня лилась, будто была написана только для ее голоса. И она пела. Пела ее себе, а мерный плеск весел и свист ледяного ветра наигрывал мелодию, лучше всяких инструментов. Мобэй-Цзюн слушал и даже не дышал.
Лодка остановилась, песня подходила к концу. Нин Инъин встала, остановившись на краю, обернулась на мгновение, встретившись со взглядом ледяного демона. Грустным, но… понимающим. Он кивнул головой в прощальном жесте, едва заметно. Она тоже чуть склонила свою.
Прыжок. Ожог от ледяной воды. А поверхность реки уже затягивается льдом. Этот мороз пробирается и под ее кожу, не давая почувствовать ни боль удушья, ни панику…
Таков был прощальный подарок Мобэй-Цзюня.
А потом Нин Инъин погрузилась в свой долгожданный, вечный сон…
***
Нин Инъин могла сказать, что она самая счастливая девочка в мире – ведь ее для обучения на Пике Цинцзин выбрал сам Мастер Сюя – Шэнь Цинцю…
