Русская Опера или эМО по-русски.

Когда Камиджо сумел-таки вызволить Соно и Аямэ, уже сошел весь снег и даже кое-где прочикнулась свеженькая травка. А солнышко так вообще по-настоящему летним. — Приехали! — заявил то ли Сашунчик, то ли Семёнчик, остановившись у какого-то огромного заброшенного здания из одних только серых плит. — Дальше идёте пешком! — Куда? — поинтересовался Аямэ, выпучив глаза из-под лохматой челки. Точнее это было, — куд-куда? Водила Камиджо, бессменно квадратный, высунулся из окошка и указал неопределенно на развалины. Было в них что-то индустриально-зловещее. — Видите вон там пятно серое? Там еще провода! Идите туда! Едва дождавшись, когда все выгрузятся, он с третьей скорости стартанул и исчез в пыли, будто его и не было. — Пойдем, что ли? — пробормотал Соно, поправляя воротник куртки. — Пойдем, — согласился Йо, заглядывая в пакет с провизией. Пакет был небольшим, и это его огорчало. — Ага, — подтвердил Ю, устремляясь вперед. — Камиджо уже наверное заждался. — А там девочки будут? — поинтересовался неизвестно у кого Анзи, бросаясь в погоню за Ю. — Мои девочки! Соно рванул за ними без лишних слов. — Еще раз меня забудете, — прокричал Аямэ, — и про вас больше никто не вспомнит. Пригрозить-то пригрозил, только вот еще не решил, то ли бежать за Соно, Ю и Анзи, то ли остаться с Йо. Конечно, компания Йо предпочтительнее, с ним можно рассчитывать на какую-нибудь конфетку. Только вот как бы Йо его вместо конфетки не съел. Мало ли. Пакет-то маловат для гастрономических запросов товарища. Хотя наверное хватит, чтобы спокойно дойти. — Ну, наконец-то, явились! Камиджо встретил их у порога, если так можно было назвать раскуроченный дверной проем, в который теперь смог бы и грузовик проехать. Был он очень странно одет. Он был в комбинезоне какой-то спецовки. И цвет комбинезона был специфичным. Грязно серым, и в пятнах краски. — Все за мной! — скомандовал он, и, не проверяя, последуют ли за ним его подопечные, развернулся и скрылся во тьме. — А-хри-неть! — сумел-таки выговорить Соно, разглядывая помещение. Единственный из всех сумел. Остальные восхищались и офигевали молча. Камиджо уверенно провел их целой галереей коридоров, цехов и подвалов. Вел довольно долго и Соно уже много чего понапридумывал на счет того, что возможно их больше никто и никогда не увидит. У него даже в глазах помутилось, и ноги начали подкашиваться и пару раз он чуть не вывалился в окно не первого, между прочим, этажа, когда пытался сориентироваться, в какой хотя бы стороне город. А потом Камиджо ступил в очередной цех, только как-то немного иначе. Как-то «вуаляшно» что ли. Холеными наманикюренными руками он всплеснул так, словно представлял свою подружку родителям. Цех, самый огромный из всех тех, что они уже миновали, на первый взгляд ничем примечательным не отличался от всех прочих и предыдущих. На второй взгляд тоже. Да и на третий. Все немного прояснилось, когда включили свет. Десятки софитов засияли морем света и до боли ослепили глаза. От этого отчего-то стало еще страшнее. Десять глаз новоприбывших надолго стали большими и круглыми. — Будет у вас еще время налюбоваться… А сейчас быстро в тот угол. Перст Камиджо ясно указал направление, и ребята понуро поплелись туда, ну будто за наказанием. Угол назначения оставался темным, и потому страшным. И неспроста. Там все было завешано, то ли шторками, толи мешковиной какой-то, то ли шторками из мешковины. Рука Соно тряслась, когда он попытался отодвинуть занавесь, на которой висело что-то похожее на куклу Вуду, приколоченной на дорожный знак «низколетящие самолеты». Видимо так пометили вход. Соно не успел отодвинуть занавесь. Руки, кажется самой смерти, высунулись, по всей видимости с того света, и втянули его на тот свет, как показалось бедному вокалисту, или может быть на этот. Смотря как считать. Остальные вошли сами. А что, оставалась еще надежда, что там есть девочки и еда. — Это же юбка! — завопил Соно, когда ему разрешили повернуться к зеркалу. Из зеркала на него смотрела странного вида личность, разряженная в преимущественно черного цвета лохмотья. — А это что? — Соно придвинулся к зеркалу поближе, — ресницы что ли накладные? Линзы? Он так оттянул себе веко, что казалось, сейчас оторвет. А со стороны казалось, что многострадальный глаз вот-вот выкатится, не придерживаемый более веком. — Отставить! — рыкнул заглянувший снаружи Камиджо. — Сам виноват, что юбка. Ты так в ней бегал давеча, что меня вдохновением чуть не придавило! Клип супер будет! — Но я же… — Так, — Камиджо уперся руками в бока, — быстро освободил зеркало, помещение и работников! Уйди в тот угол! — он указал за спину. — Распойся, что ли. — Ой, ну прямо прелесть! — заворковала длинноногая Ирочка, стискивая в своих почти богатырских объятиях хрупкого Аямэ, наряженного в блузку с объемными кружевами на воротнике, жакетик по фигуре, блестящие от страз шорты и чулки. — Так бы и раздавила. — Ни-на-да! — едва выдавил из себя клавишник, гадая, сможет ли он дышать с раздробленными ребрами. — Жи-и-ть ха-тю. И тут неизвестно откуда вынырнул Анзи, тоже весь в блестках. Так случилось, что его прикидом занимались за шторкой, и той девице лет было минимум втрое больше, чем Ирочке. Впрочем, и энергии тоже кажется втрое больше. Анзи насилу вырвался и с полчаса отсиживался в импровизированной курилке, хоть и не курил, и даже кашлял время от времени. Анзи и раньше хотел спрятаться где-нибудь в раздевалке, да хоть у Аямэ, только вот над ним колдовал Лёня, или быть может Лана, а в памяти Анзи свежи еще были пытки этого изверга, который привязал его к креслу проводом от плойки. А ни Ирочки, ни Светочки, ни даже Жанночки не наблюдалось. Но как только красна… длинна девица вошла в выделенное для отдыха помещение, а потом заметив прихорошенькую душку Аямэ и принялась выжимать их него все силы, а быть может жизнь своими объятиями, Анзи ожил и выбрался из-за стола. — А я тоже хочу жарких объятий! — заявил Анзи, пытаясь вытеснить уже слегка посиневшего от нехватки кислорода Аямэ. Клавишник в общем-то был не против, но Ирочка была крепкой женщиной и так просто сдаваться не умела. Но Анзи был настроен решительно. — Вот же идиоты! — хмыкнул Йо и, запахнувшись в свой безразмерный черный плащ с капюшоном, стянул со стола тарелку с конфетами и исчез во тьме, слившись с нею подобно опытному упырю. Он исчез так профессионально, что даже ни одна шторка не колыхалась ни мгновения. Ю сидел и курил до того, как его позвали в гримерку, чтобы надеть на него помимо странных шаровары и жилетки, еще кучу срезанных с кого-то дредов и каких-то веревок, и едва освободился, вернулся к своему прежнему занятию. Его угощали, и он не мог отказаться. Глаза его красные были в кучку. Когда Ирочка доложила Камиджо, что всех принарядили, тот велел начинать. Сам он между тем инспектировал соседний ангар. Там весь день все мыли и скребли две бригады рабочих, облаченные в точно такие же комбинезоны, как и он. Другие рабочие скручивали на полу разнообразные металлические конструкции. Третьи сразу у входа расставляли стульчики и столики, в том числе с провизией. Техники устанавливали у дальней стены музыкальное оборудование. — А-а-а! — раскатисто разнеслось по ангару, и это был вовсе не Соно. Мимо Камиджо, закружив его на месте, метеоритом пронесся Ю и, едва ли не рыча от ярости, накинулся на техников. От возмущения слов он подобрать не мог, и потому почти молча, если не считать продолжавшихся криков на высокой ноте, отгонял виновных не понятно в чем техников от барабанной установки стойкой для микрофона. Потом, когда все, в том числе и прочие рабочие разбежались, он дрожащими руками принялся поправлять барабаны и тарелки. Навешанные на его шею веревки и те самые дреды, отрезанные неизвестно у кого, болтались в районе коленок, зацеплялись за все, что только можно, и все норовили свалить барабанщика на пол. Камиджо тем самым временем только сумел остановить свое вращение, и теперь смотрел на Ю, с трудом, а то и пальцем, сдерживая нервный тик. — А-хри-неть! — выдал Соно, появляясь в дверях и осматривая помещение. Сверкая голыми коленками из-под юбки, он прошествовал мимо все еще подвисавшего Камиджо. — Н-да, — продолжал он свое почти бессловесное возмущение по поводу места съемок первого клипа. Обойдя инструменты, пощупав при этом каждый из них, а Ю еще и подергав за веревки, он принялся разглядывать металлические сооружения, отгораживающие место, где они должны видимо выделывать па в своих юбках, от зрителей. — Это что, для пыток? — спросил он, указав на блестящую конструкцию, доделываемую испуганными рабочими. — Если кого-то надо будет здесь распять, то предлагаю Аямэ. — Я здесь! — от дверей воскликнул клавишник, услыхав свое имя, да еще и устами Соно озвученное. — Я готов на все! Его дальнейшие слова заглушил звон выпавшей из рук Ю тарелки. Хорошо что она была металлическая, а то бы разбилась. Камиджо, не желая, чтобы его глаза слишком уж пострадали от нервного тика, закрыл их руками. Покачал головой и уселся на самый большой и самый мягкий из стульев рядом с возводимой (пыточной, со слов Соно) конструкции. Кивнул одному технику, что-то шепнул другому. Потом глянул на сложившего на груди ручки вокалиста и похлопал по стоявшему рядом стулу. Соно понял все без слов и уже через мгновение материализовался на указанном месте. Камиджо извлек из-за пазухи потрепанного вида скрепленные степлером распечатки и принялся что-то втолковывать лидеру многообещающей группы Матрёна опера. Тот нахмуренно внимал. Спасенный тем самым от неведомой пытки, и естественно даже не подозревавший об этом Аямэ, принялся порхать по заполнявшемуся людьми помещению, щебеча что-то о прекрасном. Для него, в общем-то, и правда все было прекрасно, ведь Ирочка больше не пыталась раздавить его в своих объятьях. Ее вообще где-то не было. Йо, вдоль стенки просочившись в заполнявшееся подозрительными людьми помещение, шагнул к одному из столиков со съестным. В его больших голодных глазах отразились бутерброды, фрукты и конфеты, все на отдельных блюдах. Тут ему пришлось хорошенько и надолго призадуматься над тем, чем держать третью тарелку. Но все равно немногим свидетелям, в тот момент рассматривающим именно этот угол, показалось лишь, что там всколыхнулась тень. Бурча что-то про криворуких, в основном о том, что они заполонили весь мир, Ю прикрутил пострадавшую тарелку обратно. Потом, едва ли не ползая на брюхе, путаясь при этом в дредах и веревках, принялся в ювелирных масштабах передвигать детали барабанной установки. Техники, продолжавшие устанавливать оборудование, по наитию обходили барабанщика по большой дуге. Аямэ, в своем порхании подобно бабочке, уже обошел всех собравшихся на съемки клипа, пожав каждому руку и трижды, а то и четырежды, повторив свое имя, и теперь, наконец, добрался до съемочной площадки. Отыскать свой инструмент в пылу разошедшейся звездной болезни сумел не сразу. Может он вообще на время позабыл, что он клавишник. Сначала он как вокруг шеста сверкал голыми ногами вокруг микрофона на стойке. Соно при этом нервничал, ведь Аямэ уже не в первый раз проявлял интерес к пению, а это ведь его стезя. Но пойти разбираться с соперником не решился, так как Камиджо продолжал рассказывать, о чем будет клип. Потом Аяме добрался до электрогитары, и его счастье, что Анзи поблизости не наблюдалось. Потом была бас гитара. Йо было все равно, главное чтобы клавишник не покушался на святое — на его бутерброды, которых маловато сделали, как оказалось. Когда Аямэ, наконец, добрался до синтезатора, Камиджо уже высказал Соно все что хотел, и тот, козырнув рукой у виска, видимо вспомнив, как его чуть не загребли охранять рубежи родины, механическим шагом отправился к частично собравшейся в свете софитов группе. Подойдя, сжал кулаки и внимательно осмотрел присутствующих. Ю к тому времени уже восседал на круглой табуреточке, подперев буйну голову рукой. — Где эти? — взвился Соно, резко разворачиваясь к импровизированной аудитории, а потом, углядев в самом темном углу высокую тень в плаще, заорал пуще прежнего. — Йо-о-о-кэ-лэ-мэ-нэ! Тащи свою… пятую точку сюда! Йо, доедавший конфетки, дернулся и выронил неизвестно чем поддерживаемые, и к счастью металлические блюда. Грохнув об пол, они зазвенели соответствующим душераздирающим звуком и раскатились по разным углам. Ю, услышавшего эти ужасные (особенно для него) звуки, дернулся. Голова соскользнула с подпиравшего ее кулака, и барабанщик громко клацнул зубами и едва не откусил себе язык. Маты, посыпавшиеся из пострадавшего, на некоторое время заглушили весь шум. — А я что? Я ничего, — бормотал Йо, пробираясь, опять же вдоль стеночки, и запихивая при этом последнюю конфетку поглубже в рот, вместе с фантиком. — Я разминался перед началом. — А где Анзи? — спросил Соно, когда басист, нечаянно проглотив фантик, который хотел незаметно куда-нибудь выплюнуть, наконец, несмело приблизился. Йо, икнув, пожал плечами. Соно перевел хмурый взгляд на Аямэ, тот попятился, и так бы и ушел неизвестно куда, если бы за его спиной не было колонны, поддерживающей потолок. Поэтому у него получилось уйти только в астрал. Безжизненное тело клавишника сползло на пол, в то время так брови Соно уползли куда-то в глубины его прически. — На феня фафе не фмофри, — заранее предупредил вокалиста барабанщик, тщательно ощупывая язык, проверяя, не откусил ли его на самом деле. — Я фа эфим фафником не флефу. Хмуро обдумав сложившуюся ситуацию, Соно вдруг просиял и метнулся к Камиджо. Что-то пошептал ему на ухо и вальяжной походочкой вернулся к микрофону. — По местам, — скомандовал он присутствующим. Лежащий подле своего инструмента Аямэ бодро вскочил, расправил складки на воротнике блузки, отряхнул голые колени и деловито пристроил щуплые ручонки на клавиатуре синтезатора. Йо водрузил на шею ремень бас гитары, потом пристроил ее саму на нужном месте, ухватился левой рукой за гриф, будто собирался его отломить. Пальцы правой его руки шаловливо заерзали над струнами. Сам он, припоминая первые уроки Соно на счет того, как надо выступать, расставил ноги пошире, длинную спину чуть присогнул, расправив при этом плечи, вздернул нос, опустил сведенные в кучу глаза и так замер. Ю так крепко ухватился за палочки, будто собирался висеть на них над пропастью. — Группа на месте, — противным вокзальным голосом заговорил Камиджо, приставив ко рту мегафон. — Все по местам. Включите фонограмму. Эхо его слов еще долго блуждало по многочисленным пустующим ангарам. Потом послышался топот и долгое протяжное «а». Топот приближался. Непрекращающееся «а» взвившись до ля третьей октавы, медленно умерло. Что-то загрохотало сразу за дверями. Послышалась ругань. И двери распахнулись. — Это как это, — задыхаясь пробормотал Анзи, буквой зю с ручками, то есть с руками, держащимися за двери, показавшись в проеме. — Фуф. Это где это все? С трудом выпрямившись, Анзи отодрал руки от дверей и направился к импровизированной сцене, где все кроме него уже были готовы к съемкам. Правая его рука лежала в области левого нагрудного кармана, придерживая сердце, чтобы оно не вырвалось и не побежало впереди. Перед глазами все еще хороводили звездочки. — Быстро, — буркнул Соно, когда Анзи поравнялся с ним. Гитарист вздернул нос, а может быть просто челку пытался отбросить с глаз. Подойдя к своему месту, на ощупь отыскал гитару, подобно фокуснику извлек из ниоткуда медиатор. Встал в звездную позу… — Поехали, — скомандовал Камиджо. В колонках заиграла записанная музыка, заглушая грохот барабанов. Соно что-то жуткое принялся вытворять с проводом от микрофона. Аямэ, прыгая как футбольный фанат на трибунах, взмахивал руками над синтезатором. Ю с покрасневшим лицом лупил по барабанам. Йо, все с тем же беспроигрышным взглядом в кучу, в неполном приседе делал что-то похожее на перекаты с полу разворотами. Анзи, улыбнувшись во все тридцать три зуба, опустил взгляд на гитару… — А-а-а, — завопил он. На этот раз он сумел дотянуть только до ми третьей октавы. Бац — микрофон Соно немножко вышел из повиновения, когда тот испуганно повернулся к гитаристу, и засветил ему по макушке. Йо и Аямэ ничего не заметили. А барабаны, а в особенности тарелки Ю еще долго продолжали гудеть и дребезжать. Сам Ю часто-часто моргал. Так часто, что у Соно, стоявшего всего в нескольких метрах перед ним, от ветра зашевелилась крепко залитая лаком челка. Музыка резко оборвалась. — А-а-а, — переведя дыхание, продолжал Анзи уже где-то в субконтроктаве и бас его грозил сойти за пределы того, что можно записать нотами. Трясущиеся руки гитариста с явным намерением выцарапать глаза, потянулись к его щекам. — Что это? — прохрипел Анзи, вновь переведя дыхание. — Что это, я вас спрашиваю? — взвизгнул он. На этот раз даже Аямэ и Йо вышли из музыкального экстаза и остановились. Четверо его коллег, а так же не менее чем два десятка техников, разнорабочих, стилистов и прочих, уставились на него во все глаза. — Ч-ч-что случилось? — пробормотал Соно, силясь сквозь крепчайший стайлинг потереть зарождающуюся на его макушке шишку. — Эта гитара си-и-иня-я-я-яя, — с надрывом в голосе выдал Анзи и, сделав несколько шагов в сторону, неторопливо упал в обморок на раскладное кресло. Хлопок, с которым Камиджо приложился ладонью к лицу, был слышен по всему заброшенному машиностроительному заводу. Анзи вздрогнул, но предпочел не очнуться. Ужасная синяя гитара скатилась с его колен и жалобно звякнула об пол. — Ну и что с ним случилось? — рыкнул Камиджо. — Луна с Юпитером в каком-нибудь не том доме? Или ему просто надоело быть гитаристом? Анзи дернулся, но все же так и «не пришел в себя». Соно, придя немного в себя, кинулся объясняться с шефом. Что-то долго шептал на ухо, пару раз хихикнул, но как-то несмело. Камиджо то смурнел, то бледнел. Пару раз вновь пытался приложиться к лицу ладонью. Аямэ, Йо и Ю тем временем сусликами стояли над своими инструментами, боясь пошевелиться, чтобы у Камиджо не приключился вдруг нервный срыв, а то и инфаркт. Хоть басист подумывал все же помародерствовать над вторым столом с провизией, пока все отвлеклись на гитариста. Но боялся. И правильно делал. Хотя конечно боялся он вовсе не того, чего бы стоило. Все-таки ни Камиджо, ни Соно при всем желании не смогут запихнуть его в его старые костюмы, которые стали ему уже немножко маловаты. А на новые, если он будет продолжать в том же духе, попросту ни в одном магазине ткани не хватит. Выслушав Соно, Камиджо встал и принялся мерить проход между рядами раскладных креслиц и стульчиков. Потом принялся куда-то названивать. Ругался. Рыдал. Умолял. Видимо тщетно. Несколько раз в дверях появлялся какой-то из его квадратных водил. Бочком. Иначе плечи не проходили. Пожимал плечами, понуро выслушивал какие-то нотации, кивал и так же бочком удалялся. Потом в дверь, чуть пригнувшись, вошла высоченная Ирочка, за нею семенили близняшки Жанночка и Светочка. Они немного пошушукались с Камиджо. Тот хмурился, не желая соглашаться с их предложением. Они настаивали и в итоге он согласился. Подняв виновницу обморока гитариста с пола, девицы удалились и Анзи, подглядывавший за ними одним глазом, тем, что был прикрыт челкой, едва они скрылись за дверью, поднялся. — И больше чтобы я это уродство не видел, — буркнул он, отряхиваясь. — Надеюсь это ты не про девочек? — спросил Камиджо со своего места. — Им будет неприятно об этом узнать. — Конечно не про девочек! — воскликнул Анзи, побледнев от испуга, припоминая, в каком кармане лежит записочка с их номерочками. — Девочки — это ведь святое! — Подползайте сюда, — пробурчал Камиджо, обращаясь к музыкантам. — Раз у нас вынужденный перерыв, расскажу вам концепцию клипа. Только учтите, сегодняшний день (а то была среда) может и до конца недели не закончиться. Пока все не снимем, по домам не разойдется! Анзи, усаживаясь позади Камиджо, чтобы только не встречаться с ним взглядом, вздернул нос повыше и заулыбался. Соно торопливо закивал. Аямэ, особо не прислушиваясь к словам продюсера, расправлял складочки воротника. Йо побледнел, понимая, что еще до конца дня умрет с голода, но спорить не осмеливался. Ю следил, чтобы к барабанной установке никто не приближался. Сорок минут спустя, как раз когда Соно сдавал карты, двери открылись и девочки, во главе с высоченной Ирочкой торжественно вошли. — Посторонитесь, — деловым голосом велела Ирочка, шагая по свободному проходу. Жанночка и Светочка, будто какой-то идол, вдвоем несли красную прекрасную гитару. Глаза Анзи, вспыхнувшие при виде девочек таинственным и немного плотоядным огнем, при виде гитары возлежащей на их вытянутых руках откровенно заискрились. И в тот же момент он понял, что лучше все же не Ирочку пригласить на свидание, уж больно она высокая, а Жанночку и Светочку, причем одновременно. — Она прекрасна, — выдохнул Анзи, протягивая руки к гитаре. — А чем это воняет? — возмутился Аямэ, сморщив носик. — Лаком для ногтей, — ответила Ирочка. Еще полчаса проветривали помещение. К обеду следующего дня съемки все же завершились, и Камиджо все же почти не расшиб себе лоб, а Йо не умер от голода.