Крылья воспоминаний

- Вам не о чем беспокоиться, все, что я сказал, было правдой. Не ложью ради спокойствия пациента. Имельда с доктором Мехиа покинули комнату для гостей, и перешли на кухню. Розита, внимательно читающая какой-то флаер за столом, поспешно поднялась на ноги и скрылась в зале. Имельда вздохнула и пригласила мужчину за стол. - Но вы хотели что-то добавить? - Да, - кивнул доктор, - скорее даже попросить. Имельда выпрямилась на стуле. - Пожалуйста, позаботьтесь о нем. Она недоуменно моргнула в ответ. Это явно было не то, что она ожидала услышать от врача. - Я не могу сказать, как давно ему не оказывалась медицинская помощь, но вы слышали его слова о руке – точно больше сорока лет. Я понимаю, что почти забытые сознательно не обращаются за помощью. У них нет ни средств, ни… времени, - короткая запинка не скрылась от слуха Имельды. Она кивнула, - и Гектор не выглядит человеком, который послушно стал бы выполнять предписания доктора. Имельда вновь мрачно кивнула, чувствуя себя болванчиком, кивая всем подряд целый вечер. - Поэтому я прошу вас о заботе. Об обычной заботе – еде, мытье и, главное, спокойствии. Ему не обязательно оставаться в постели, но продолжительные нагрузки должны быть исключены. Доктор Мехиа поднял сумку на колени и открыл. Тушканчик с его плеча нырнул в нее и бесшумно закопошился внутри. - Я уверен примерно на девяносто пять процентов, что, когда мы закончим разговор, Гектор уснет, не будите его. Забытие всегда сопровождается приступами боли, и ее отголоски будут преследовать его довольно долго. Несмотря на то, что Гектор продемонстрировал поразительно высокий болевой порог, я не уверен в том, что он будет в порядке, если вновь почувствует приступ. Поэтому я оставлю вам обезболивающее, - алебрихе высунул мордочку из сумки, и Эссуа забрал у него маленький бутылек, поставив его на стол. - Его можно давать просто так, добавлять в воду или еду. Оно не имеет ни запаха, ни вкуса. Здесь дозировка, - алебрихе выскочил из сумки с маленькой карточкой в лапках и оставил ее рядом с лекарством, возвращаясь на плечо хозяина. Имельда поблагодарила врача, глядя на небольшую непрозрачную бутылочку из темного стекла. Заметив наступившую тишину, она подняла глаза на Эссуа. - Пожалуйста, сеньора Ривера, - его голос стал мягче и понизился на несколько тонов, заставив Имельду едва заметно нахмуриться, - я знаю о вашей ситуации. У меня нет волшебного лекарства, чтобы исцелить ваши сердца, я могу лишь просить вас не усугублять ситуацию. Позаботьтесь не только о нем, позаботьтесь о себе. - Я думаю, вам пора идти, - Имельда резко встала, разгладив невидимые складки на платье, - спасибо за совет. Ее голос звучал совершенно раздраженно, и она знала об этом, но доктор Мехиа лишь аккуратно встал со стула, закрывая медицинскую сумку. - Вы правы. Если я понадоблюсь, вы знаете, где меня найти. - Да. Спасибо, - Имельда подождала, пока доктор скроется за дверью и едва сдержалась, чтобы не захлопнуть ее. С какого перепугу он думает, что имеет право ей что-либо высказывать! Ее тихую злость прервали близнецы, комично выглянувшие из-за дверного косяка друг за другом. - Что он сказал, Имельда? Она воззрилась на них обоих тяжелым взглядом, но братья абсолютно бессовестно глядели на нее невинными глазами. Конечно, она ни секунды не сомневалась в том, что разговор и в спальне, и на кухне был подслушан. В этом были ее Ривера. - Гектору нужен покой. Ему ничего не грозит. Вам тоже не помешало бы отдохнуть, - но она не могла не быть благодарной. Оскар и Фелипе всегда могли отвлечь ее от гнева, хотя часто просто старались не попадаться под горячую руку, вооруженную сапогом. На этот раз им повезло. - Верно-верно. - Только вот, - Оскар протянул руку, в которой были зажат сверток одежды. - А теперь мы умоемся… - …и спать. Последнее слово раздалось уже со стороны ванной. Имельда усмехнулась, покачав головой. Ей самой требуется лечь в ближайшее время. Скелетам не нужен сон, но после долгого бодрствования мысли начинают путаться, течь медленней, из-за чего все они стараются соблюдать ритм человеческой жизни. Она опустила взгляд на одежду в своей руке. Но сначала… Имельда подошла к двери гостевой комнаты, глубоко вздохнула и беззвучно открыла ее. Гектор сидел на кровати лицом к двери, свесив голову на грудь. Крылья белыми тряпками свисали за край постели. Имельда кашлянула, привлекая внимание, усмехаясь краем рта. Прогнозы доктора Мехиа не подтвердились. Улыбка сошла с губ, когда Гектор, вздрогнув, вскинул голову и осоловело заморгал. Крылья за его спиной судорожно распахнулись, встопорщившись. Спал, он спал. Сидя, будто ждал чего-то. Или кого-то. - Имельда? Я… - пиджак так и не вернулся на свое место, поэтому желтые кости Гектора были открыты во всей своей грустной красе. - Вот, - она подошла к кровати, глядя на него снизу вверх, и уронила одежду на кровать. Гектор опустил глаза, глядя на… пижаму? - Переодевайся и ложись спать. Позже мы все обсудим. Сегодня ты спишь здесь, - отчеканила она, разворачиваясь и отходя к двери. - Имельда, - настигло ее, когда она уже открывала дверь. Она обернулась, стоя в проходе. - Спасибо, Имельда. Спокойной ночи, - Гектор, прижавший одежду к груди, на мгновение замялся, - моя любовь. - Спокойной ночи, - не дрогнувшим голосом ответила Имельда, закрывая за собой дверь. На мгновение она прислонилась спиной к закрытой двери и глубоко вздохнула. Гектор много раз появлялся на ее пороге в загробной жизни с заявлениями о любви, используя эти прозвища. «Моя любовь, мое сердце, моя душа». Раньше ей хотелось сломать каблук сапога о его длинное лицо, но сейчас она только сдерживает порыв горького смеха. После всего этого, после столетия напрасной ненависти, унижений и боли он все еще зовет ее «моя любовь»? - Идиот, - беззлобно шепчет она едва слышно. Имельда качает головой, отстраняется от двери и поднимается на второй этаж в свою спальню. Неторопливо она расплетает волосы, складывая ленты на туалетный столик, и, глядя в свое отражение, медленно расчесывает черные локоны, в которые закрались пряди седины. Она стара. Ей было семьдесят два, когда она умерла, сидя в мастерской за своим станком, так и не закончив ту пару обуви. Она остановилась на мгновение, нахмурившись. Понятное дело, скелеты не могли меняться внешне – они застывали в том возрасте, в котором прощались с жизнью. Однако… Это касалось не только внешности. Разум и образ мышления навсегда оставался тем же. Именно поэтому в мире мертвых можно было увидеть ребенка, который все еще оставался ребенком и вел себя соответствующе, даже несмотря на то, что за его плечами могло быть сто лет загробной жизни. Она была семидесятилетней вспыльчивой старухой с тяжелой рукой, а Гектор… Она качает головой. Этот идиот всегда выглядел как подросток, нельзя отрицать возможность, что и в тридцать лет он смахивает на двадцатилетнего. Но его взгляд такой молодой. Имельда вздыхает. Сколько лет они гастролировали с Эрнесто перед тем… перед тем, как… Она почувствовала, как злость закипает в несуществующих жилах и отпустила расческу, позволяя ей упасть на туалетный столик до того, как предмет в ее руках сломается. Злость на Эрнесто. О, как она была рада перенаправить свою злость на этого ублюдка… Но… Она не знала, смогла бы она простить Гектора, если бы он, живой и здоровый, появился на ее пороге спустя несколько лет, отправляя лишь жалкие письма раз в месяц. Да и удосужился бы он писать каждый месяц? Может быть, это было бы слишком, слишком… Имельда, откидывающая одеяло с кровати, застыла, широко распахнув глаза. Она так старательно гнала от себя все хорошие воспоминания о том, что было, что не вспомнила сразу. Гектор отправлял письма каждую неделю, иногда умудряясь вкладывать по несколько сразу в один конверт. Поток прекратился через три месяца после их отъезда. Она медленно села на кровать, сраженная догадкой. Не может быть, невозможно! Если это действительно так, если Гектор перестал отправлять письма по причине того, что он, черт возьми, умер… Ему был всего двадцать один год. Имельда пусто глядит в пол. Она обязана спросить, она должна знать. Она не может поверить себе и этой страшной мысли. Медленно укладываясь в кровать и накрываясь легким одеялом, она надеется, что ее догадка не верна. Пусть, пусть у него было несколько лет счастливой жизни, пусть даже вдали от нее и Коко, хоть от этой мысли и болело в груди… Она не верила сама себе. Но что ей пустые догадки? Однажды она уже ошиблась в своих домыслах, больше она себе такой оплошности не позволит. Нужно будет просто поговорить. С этой мыслью Имельда закрыла глаза, позволяя себе погрузиться в сон. В стране мертвых едва стукнуло полдень, но в доме Ривера воцарилась абсолютная тишина. Всем им нужен был отдых после такого насыщенной ночи. Однако даже сон не дал Имельде желанного покоя. Вспышками рождались воспоминания и эмоции. Страх и непонимание, перешедшие в гнев, когда она не смогла пройти границу. Гнев на Мигеля. Бедный ребенок. Она действительно поставила его перед выбором вернуться на ее условиях или умереть? Быстро, как на старой фотопленке, менялись кадры. Она видела то лица родных, то горожан, служащих, полицию… На мгновение ее сознание решило остановиться на воротах в Трущобы. Имельда-из-сна медленно сошла с Пепиты, чего не стала делать настоящая Имельда, поняв, что Мигель уже покинул это место. Она поднимает голову, разглядывая размыто сохранившиеся в памяти изображения крылатых скелетов. Очень отдаленно она слышит музыку. Трущобы? Она глядит вперед и не видит жителей, не видит ничего. Значит, здесь жил Гектор? Как давно? Была ли у него раньше нормальная квартира в верхнем городе? Как много она о нем не знает… Имельда-из-сна закрывает глаза и воспоминания вновь начинают свой хоровод. Она не знает, когда он остановится, что вновь подкинет ей ее растревоженное сознание, но через секунду она осознает себя в объятиях с Мигелем. - Ты. Произносит она со всем отвращением, которое может вложить в это короткое местоимение. - Сколько можно тебя прогонять? Имельда-из-сна повторяет ее жестокие слова. Нет, нет, нет, подожди, пожалуйста, подожди, не говори больше ничего… Но ее тело продолжает, будто играет в спектакле. Она не может ни двинуться, ни заставить себя замолчать, ее старые эмоции топят ее, несмотря на знание. Гнев, ненависть, боль, отвращение и обида выплескиваются в жестоких словах, когда она не может остановить свою тираду. - …но де ла Крус его убил! Имельда-из-сна замирает на мгновение, и ее мысли вновь проносятся в голове сумбурным потоком. Отрицай, пожалуйста, скажи, что это ложь, скажи, что ты прожил хорошую жизнь, что ты был счастлив… Что я не ненавидела тебя за то, что тебя убили. - Боюсь, это – правда… Имельда просыпается, судорожно глотая воздух. Она несколько мгновений смотрит в потолок, пытаясь восстановить дыхание (зачем скелетам вообще дышать?!), затем откидывает одеяло и выскакивает из комнаты. Ей нужно немедленно проверить мужа, убедиться, что он остался здесь, что он не исчез. Перед гостевой комнатой Имельда наконец-то останавливается и вновь глубоко вздыхает. Она беззвучно приоткрывает дверь, не стуча, чтобы не разбудить Гектора, если он спит. Святая Мария, он на месте. Свернулся клубком на одной стороне кровати, свесив крылья на пол. Имельда коротко усмехается. На нем нет рубашки, которую дали близнецы, она аккуратно лежит на стуле рядом с кроватью. Никто не подумал о том, что он не сможет ее надеть. Но на ногах Гектора забавные пижамные штаны в цветной ромбик. Вкусы у близнецов всегда были специфические, причем она не была уверена, ради шутки это делается или же им действительно нравится такое. - Имельда, - шепчет Гектор, и она вздрагивает, удивленная, что смогла его разбудить, не издав ни звука, но он пробормотал это во сне, зарываясь лицом в подушку, - Коко… Имельда опускает взгляд в пол. Гектор заслужил немного спокойствия, и она медленно закрывает дверь за собой, краем слуха цепляя еще одно имя. «Мигель». Она улыбается, медленно направляясь в зал.