Его не было

      Когда проклятие Векны неизбежно добирается и до нее, Макс почти что спокойна. Смерть не выглядит действительно привлекательным исходом, но эй, они все живут в Хоукинсе — месте, где смерть рано или поздно постучит в твою дверь. Кошмары мучают около недели; их сюжет до банального-больного прост — Билли, умирающий на ее руках, и очертания мола, сменяющиеся серостью городского кладбища. Макс уже свыклась с ними — привычные спутники, как и наушники, которые хоть не на долго позволяют отвлечься. От всего. От пожирающих изнутри мыслей, в первую очередь.       Макс не боится. То, как трясутся ее плечи, или то, как нервно дергается нога, пока она сидит в кабинете психолога — это не страх, нет. И то, как ёкает сердце, стоит лишь завидеть страшно-старинные часы. Макс не боится; Макс строит из себя бесстрашную. Ну, или пытается всех в этом убедить. Почти успешно, между прочим. Когда она лицом к лицу встречается с Векной — демогоргоны кажутся лишь пушистыми щеночками — многое вспыхивает в памяти. Солнечная Калифорния, такая отчаянно-далекая теперь, зал игровых автоматов, искристый смех Дастина и Лукаса на Хэллоуин, школьный бал, прогулка с Оди по моллу. А еще вечно недовольное лицо Уилера, чуть смягчающееся в лучах закатного солнца. Макс делает глупую ошибку — Майка не стоило вспоминать. Бесполезная трата последних секунд жизни, и, все же, образ кудрявого настойчиво лезет в голову. Да, они невзлюбили друг друга с самого начала, потом боролись за внимание Оди, но… Когда Одиннадцать уехала — собранные чемоданы, крепкие обьятья на прощание — их отношения в корне изменились. И пусть на публике — не важно, коридоры средней или старшей школы, — между ними все равно проскальзывали шутки ниже пояса и едкие комментарии, наедине… Было иначе.       Макс узнала о кудрявой заносчивой дылде много нового. Например, нелюбовь к своим — и любовь к ее, — веснушкам. Или то, как тяжело Майк дышит, стоит лишь углубить поцелуй. Она даже успела привыкнуть к холодным пальцам, всегда чересчур сжимающим талию, и к этой непомерно-странной, почти что собачей верности Джейн. Макс никогда не собиралась уводить парня у лучшей подруги; даже если их отношения на расстоянии и стали напоминать переписку двух престарелых, а ни о какой искре ни шло и речи. Макс лично потешалась над Уилером, когда тот не мог пересилить себя и написать простое «люблю» в конце, хотя Оди заканчивала так каждое письмо. Макс не знала, был ли Уилер обычным трусом или корчил из себя непомерно влюбленного, в тайне давно остыв к Оди. Но когда парень сам потянулся к ней на одной из первых вечеринок в старшей школе, аккурат после ее расставания с Лукасом — однозначно был записан в мудаки. Потому что любящие парни не ведут себя так… неправильно. И пусть тогда Уилер получил звонкую затрещину под одобрительный взгляд Стива, внутри Макс поселились сомнения. Была ли она сама… правильной? Или с ней всегда было что-то не так? В следующий раз они встречаются на кладбище — карикатурно-пугающие вороны застывают у надгробных плит, деловито каркая — и Майк видит ее плачущей. Чертово проявление слабости — сидеть у могилы Билли, сгорбив спину и растирать надоедливые и непрекращающиеся слезы. И пока она ждет, что Уилер пройдет мимо, желательно растворившись где-нибудь в лесу, неуверенные шаги позади говорят об обратном. Он наклоняется к ней — худощавое тело, того гляди сломается от удара какой-нибудь ветки — и длинные руки-мельницы неловко приглашают в обьятья. Не то чтобы Макс сильно хочется искать утешения у Майка, но на душе так чертовски-паршиво… Они сидят у могилы, кажется, несколько часов. Или может, всего пару минут. Макс не следит за временем, собирает слезы и лишь матерится себе под нос — принимать помощь, особенно такую, от Уилера… Унизительно. А потом Макс сама не замечает, как — еще одна вечеринка, на которую она ходит лишь из-за умоляющих взглядов Дастина и просьб Лукаса, — губы Уилера оказываются на ее шее. Майк не выглядит привычным зазнобой, да и в желудке у девушки булькает слишком много лишнего алкоголя. Так, каким-то образом, у них получается проводить время — мягкие поцелуи сменяются гневно-кусачими, уютное молчание — долгими разговорами до первых звезд, а еще… Майк перестает писать Оди. На какое-то время. Макс правда не хочет лезть в это, но от соблазна тяжело удержаться. — Что? Совсем не хочется слушать обо всей этой калифорнийской ерунде? Лицо Уилера мгновенно превращается в презрительную гримасу. — Заткнись, а. Макс наигранно-восхищенно присвистывает, разводя руками. — Хм… Скорее не хочется отвечать на все это, да, Майки-и-и? Она издевательски копирует манеру Оди, произнося это, да еще так приторно растягивает гласные, что им обоим становится тошно. Макс от того, что как обычно не смогла удержать это в себе, Уилеру… Что-ж, это остается для девушки загадкой, и хотя ненависть, моментально возникшая на дне темно-шоколадных глаз должна все прояснить, этого не происходит. Потому что Макс не уверена, что эта ненависть направлена на нее. — Ты любишь ее? Майк молчит. И позорно-отвратительно опускает глаза. — Любишь? Тишина. Макс уже собирается плюнуть на это все — и на кучу писем, разложенных перед ними, и на застывшего истуканом Уилера. Ей плевать. Правда-правда. Голова непозволительно часто болит в последнее время, а перед весенними каникулами последнее, чего ей хочется — погрязнуть в очередном самокопании. Поэтому идея выкинуть Уилера из своего дома-трейлера, как раз до прихода матери, что взяла еще одну смену — кажется до нелепого логичной. Макс почти указывает на дверь, когда кудрявая шпала все же открывает рот: — Я еду на весенние каникулы в Калифорнию. К Оди. Макс почти что рассыпается в звонком смехе: — Ты такой дурак, Уилер! Думаешь это говорит о твоей любви? И вот теперь, когда Векна грозится выпотрошить из нее душу и заставить примкнуть к себе — перед глазами вспыхивает Уилер, такой же, как и неделю назад, с растрепанными волосами и одетый в дурацкую клубную футболку. Когда в Хоукинсе все идет прахом, когда ее жизнь катится в Бездну — Уилер переживает только об Оди. Всегда переживал. Может, Майк уже и не любит Одиннадцать, но… И Макс он ни секунды не любил. Кажется, это открытие каким-то образом придает сил. А секундой позже она видит спасительный свет. Макс вырывается. И бежит изо всех сил.