Иримэ

По черным пескам расстилался ковер из тусклого железа. Моргот не полагался на хитроумную тактику — зачем ему это? У него достаточно силы, его воины могут заполонить всю Анфауглит от края до края. Иримэ уже видела такую мощь: за огненной волной катилась и другая — черная, и когда первые ряды дошли до укреплений Истока Сириона, задние еще покидали Черные Врата. Так и сейчас Враг не скупился на орков, и его твердыня изрыгнула огромные полчища. — Интересно, как он их считает? — спросила Иримэ, ни к кому особенно не обращаясь. — Тысячами, десятками тысяч? Или, может, загоняет в специальную пещеру? Считает их пещерами, как зерно считают мешками или вино бочками? Кто-то из воинов засмеялся, и подхватил шутку, радуясь возможности скрасить томительное ожидание. — И сколько по-твоему, здесь пещер, кано? — уточнил Эккайро, посмеиваясь. — Неясно, как он заполняет пещеру, — вмешался Тирмо. — Так, чтобы все гламхот стояли на полу, или сыплет их как зерно в амбар, пока не достанут до потолка. Перед боем, когда взгляд Моргота обращен на склоны Эред Вэтрин, и его давящая воля ощущается ежесекундно, только безумец решился бы открыть разум и говорить мысленно. И поделиться возникшим перед глазами шуточным образом точно не стоило риска. Однако Иримэ вытянула из сумки-сухарницы маленькую деревянную дощечку и обернутый тканью угольный грифель. Рисунок вышел простым, всего несколько точных линий. Вот пещера, похожая на огромный мешок, — и черная рука, которая сыплет в нее маленькие уродливые фигурки. И тем не менее, если вглядеться, казалось, будто изображение оживает. Чудилось неуловимое движение линий на дощечке, рычание и визг орков, их возня и вонь. Впрочем, звуки и запахи могли идти и с равнины. Довольная результатом, Иримэ хотела добавить еще пару деталей, но на равнине вдруг повисла какая-то неестественная, оглушительная тишина. Под прикрытием здоровенных троллей с ростовыми щитами вперед вывели пленника. Изможденное, в грязи и багровых кровоподтеках существо все же оставалось узнаваемо. Эльф. Лицо незнакомое — скорее всего, с южных земель или с востока. — Только не снова… Иримэ с досадой бросила в сумку дощечку и грифель. Веселье улетучилось моментально, и на смену ему пришла глухая, жгучая ярость. О, в Хитлуме мало нашлось бы тех, кто не мог предсказать, что случится дальше! В год пламени гламхот нередко издевались над пленниками в видимости стен. Надеялись, что кто-нибудь не выдержит и сорвется в глупую спонтанную вылазку — и угодит в заготовленную западню. А сейчас на склонах Эред Вэтрин ждало целое войско. — Стоять. Никто не сделает и шага без приказа. Слова упали в напряженное молчание, словно камни обвала, перегораживающие проход войску. Каждый признавал их правоту, но каждый хотел сорваться — помочь несчастному или хотя бы облегчить его страдания. Эльфа поставили на колени, здоровенный орк наклонился над ним и приблизил к лицу широкий кривой нож. Кто-то из воинов отводил взгляд — так легче. Но Иримэ хотела запомнить все — от первой до последней секунды. Возможно, когда-нибудь она выплеснет на холст эти боль и ужас. Возможно, воссоздаст лицо этого эльфа, не изуродованное и не искаженное страданием, воздаст ему дань памяти. Гламхот занялись своей мерзкой работой — нагло, деловито, до жути обыденно. Лишили несчастного глаз, рук, ног или лишь затем головы. В такие моменты в Иримэ просыпалось нечто злое и темное, чего она сама страшилась. Тяжелая пехота — не место для славных героев, один на один выходящих против ужасных чудовищ. Строй движется размеренно и неумолимо, перемалывает врагов, словно каменный жернов, и каждый воин сражается безыскусно. Удар. Укол. Шаг. Поднять щиты. Перестроиться. Жестокая мясорубка, подчиняющаяся точному расчету. Иримэ до боли хотелось привести в движение эту боевую машину, рубить и кромсать врагов, проламывать их построение, превращать орков в кровавое месиво, разбивать им черепа и рассекать мясо, а раненых затаптывать коваными сапогами. Отплатить тварям их же монетой. Но нельзя. Не сейчас. Должно быть, Финдэкано сейчас трудно удержать и разгневанных бойцов, и свое собственное сердце. Иримэ не посмеет его подвести. Она заставляла себя дышать ровно и мыслить ясно. Время выплеснуть ярость еще придет — и совсем скоро. А сейчас лучше подумать о чем угодно другом — да хоть о рисунке с орками и пещерой, хотя теперь он вовсе не казался смешным. Но вдруг пропел рог. И вслед ему послышались боевые кличи — и помчались со склонов воины в золотых плащах. Посыпались, словно зернышки из лопнувшего мешка. Паршивая вышла шутка. Конные вырвались на Анфауглит, снося все на своем пути. От ставки Финдэкано трубили атаку, и оставалось только подчиниться. Теперь — только вперед, обратить нарушенные планы в долгожданную победу. Отомстить за каждого, кого забрали долгие века войны — ведь другого шанса не будет.