Камень-ножницы-бумага

Угольный Двенадцатый Дистрикт всегда отличался своей серой угрюмостью. За все годы работы Эффи казалось, что она ни разу не видела здесь солнца. Грозовые тучи были будто приколочены к этой части Панема — безжизненной и никчемной. Зелень на жилой территории встречалась крайне редко, во многом из-за постоянно висящего над домами смога. Она, безусловно, была за электрическим забором, но ведь это уже совсем другое. День 75-й Жатвы, на первый взгляд, ничем не отличался ото всех предыдущих. Утро — серое, сырое и туманное — Эффи, приехавшая экспрессом еще вчера, задернула шторы. После шокирующего известия об участниках третьей Квартальной Бойни, она не видела ни Китнисс, ни Пита. Тринкет все это казалось безумно жестоким. Это неправильно! Так быть не должно! Дитя Капитолия — она не думала, что будет когда-нибудь так зла на столицу. Но это же несправедливо… Как могут они отбирать её победителей?! Её первых победителей! Знают ли они, как много сил и труда она вложила в них? Эффи впервые предстоящая церемония казалась показушно-отвратительной. Ей не хотелось выходить на сцену, произносить заученное за годы работы: «Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте!», но больше всего ей не хотелось улыбаться. «Это будет важный-преважный день!» «Разбить бы все эти камеры к черту…» В зеркале отразилось её печальное лицо. Эффи улыбнулась первый раз — на пробу — получилось очевидно плохо. Она умела играть, она была отличной актрисой. Так чем же эта необходимая сегодня наигранность отличалась от уже привычной на любом из Капитолийский мероприятий? Эффи не знала и никогда раньше не задумывалась, что испытывают близкие тех, чьи имена она каждый год так легко и бездумно вытаскивала из стеклянных шаров. Они ведь не могли ничего изменить, не могли ничем помочь. Но они могли надеяться… На удачу, на теорию вероятности, на судьбу в конце концов. В случае Эффи Тринкет, правда в том, что для нее сегодня все было гораздо тяжелее. Она сама являлась этой судьбой. И не было даже никакой теории вероятности. Для Китнисс — не было точно. Для двух других… Эффи никогда не была глупой. Наивной — возможно. Идиоткой — никогда. Это же как «камень-ножницы-бумага», да? Старая детская забава из далекого-далекого прошлого. Угадать ход противника, основываюсь на анализе из разряда: «он думает — я покажу камень, значит он — бумагу, то есть мне нужны ножницы». Забавная получается игра в игре. Эффи понимала, назови она Пита, Хеймитч тут же вызовется добровольцем и наоборот, но в отличие от старой детской игры, победить не получится ни у кого. Она не может его так просто потерять…

***

Отыграть не удалось с самого начала, хотя она отчаянно пыталась. Это будет определенно самая тяжелая Жатва из всех, что ей довелось пережить. Хеймитча не было рядом и это логично, ведь он с Китнисс и Питом, как кандидат в возможные трибуты, ожидал своего выхода в окружении миротворцев и это было неуютно… Еще более неуютно, чем во время 74-й Жатвы. Сейчас она готова и даже рада была бы терпеть его пьянство, отвратительное поведение и абсолютное отсутствие манер, лишь бы он стоял за её спиной. Лишь бы ей не пришлось подписывать ему смертный приговор. Её образ сегодня существенно отличался от всех прочих. Все вроде бы так привычно, однако желтое платье, украшенное сотней будто бы живых бабочек, парик, на удивление, естественного цвета, так похожего на её настоящий и черные, жутко неудобные туфли — без каблуков ей никуда, и все же Эффи было ужасно неуютно. Она наверное только сейчас заметила, насколько сильно выделяется в этом угольно-сером месте. Насколько она на самом деле заметна. Впервые в жизни ей было так некомфортно, впервые она хотела спрятаться от кучи этих измученных глаз. А потом их привели. Хеймитч шел, опустив голову, как и Пит с Китнисс, и в глазах Эффи все они выглядели несчастными, несправедливо осужденными на казнь. На секунду ментор Двенадцатого все же поднял голову и она встретилась взглядом с его спокойными серыми глазами. Она не может его потерять!

***

Эффи думала, что она справилась. Объявить имя Китнисс получилось почти спокойно. Она даже улыбалась камерам, стараясь не замечать слез Эвердин. А после повисла пауза — Эффи показалось, настолько длинная, что она начала было переживать, не слишком ли заметно её очевидное волнение. В своей голове она все это время играла в старую детскую игру, пытаясь определить ход заранее и понять, что именно ей нужно будет сказать, чтобы спасти одного конкретного человека. Если все же получится (если все же придётся), она никогда и ни за что ему не расскажет. Он не поймёт, он вряд ли чувствует то же, что и она. Эффи обернулась ко второму шару и вновь поймала взгляд ментора — Хеймитч ободряюще кивнул, будто понимал, как сложно ей дается этот спектакль, будто говорил: «Давай, детка, ты сможешь!». Эффи медленно подошла к шару и дрожащей рукой вытянула листок. Только бы…  — Хеймитч Эбернети! Вдох. Это её голос такой звонкий? В тишине над площадью имя ментора прозвучало как приговор, в том числе для неё, и Эффи замерла в ожидании. Она проиграла? — Я доброволец! Я хочу участвовать в играх! Выдох. Пит ринулся на середину сцены, Хеймитч пытался его остановить, но было уже поздно. Трибутами третьей Квартальной Бойни стали Китнисс Эвердин и Пит Мелларк, о чем Эффи поспешила наигранно радостно сообщить молчаливой толпе, сжимая в руках несчастную бумажку с именем второго трибута. С именем Пита…