спелись

      — Да когда вы спеться-то успели, — воет Поэт, отползая от карающей трости подальше. Зловещей улыбки за маской Поэт, конечно, не видит, но знает отлично, Дама улыбается.       И замахивается тростью.       Поэт ненавидит свою жизнь.       — Где-то между воровством гроба и вытаскиванием ее из лечебницы, — кряхтит невдалеке Гром, от края крыши оттаскивая Разумовского. — Да что ж это... эй, не убивай его! Нам еще этого расколдовывать.       — Расколдуем, — обещает Дама, и трость глухо бьется об асфальт. — Только разберусь с одним зарвавшимся мальчишкой.       — Да убивала же ты его, — воет Гром. — Ну святое дерьмо, Кать!       — Кать, — моргает Поэт, потому что... Серьезно? Катя?       Дама замахивается снова, громовы вразумления звучат все глуше, а Поэт уже прощается с жизнью, как очень дурацки смелый преграждает Даме путь. Смелой оказывается девчонка с перекинутой на плечо косой и парень с выкрашенными бордовыми прядями — оба сама серьезность. Дама тяжело вздыхает.       — Терпеть не могу твоих щенков, — и, слава всем богам, отходит в сторону. Поэт улыбку широкую Игоря не видит, но знает, она смягчает громовские черты, и даже Дама не может устоять. Поэт выдыхает.       Казнь показательная на недельку-другую откладывается.