День фэйка

Так и тянулось их общение годами. Общение которого, фактически, и не было. Но Этери всегда ощущала на себе пристальный взгляд системы. Словно жила круглосуточно под прицелами камер, каждый раз в готовности, предощущении, неведении — вытянут ее в этот раз из коробки, чтоб с ней поиграть или нет. Главный Дед Астронавт любил игры. Он вообще был игроком от Бога. Мог годами расставлять позиции, подготавливать ситуацию, чтоб потом, когда все сложится, одним эффектным выстрелом все уничтожить. У него была тяга к затяжным играм. Любовь брать жертву неопределенностью, измором, затянутым ужасом. Доводить ситуацию до того предела, когда жертва не выдерживая ужас без конца, предпочитает ужасный конец. А еще у него была тяга все разрушать. Все, что попадало в пределы его заинтересованности. Этери жила парадигмой созидания, в этом их жизненные тренды не пересекались. С ней он играл. В начале это были только сугубо профессиональные игры. Ее вполне конкретно как пешку в шахматах, тронули и начали играть. Расставили на позиции. Все, кто в мире фк понимают коридорную систему этого спорта — у каждого тренера есть свой возрастной коридор, в котором ему разрешают работать. И будь он семи пядей талантов ему никогда не дадут вырастить талант от начала до международных подиумов. Отберут, отдадут в следующий коридор, следующим людям. Ей дали. Вначале с Шелепень, потом с Липницкой. И за этим проглядывало не Божье провидение, а дьявольский умысел. Потом ему понравилось с ней играть не только в профессиональные игры. Дать — отобрать. Отобрать — дать. Верная тактика дать человеку почувствовать невозможность управлять своей жизнью. Невозможность ею жить: все воистину ценное, важное должно быть скрыто. Иначе ударят по больному и отберут. Заставить человека в страхе закрыться, отказаться от себя настоящего. Не иметь друзей, не иметь чувств, не иметь привязанностей, быть закрытой шкатулкой для всех. Быть как он. Жить в страхе. Жить с оглядкой. Сопротивляться такому было невозможно. Слишком неравны силы влияния. Что оставалось? Жить. Просто жить с этим. Как вирус встраиваясь в систему. Сломать ее под себя? Тут уж вряд ли. Сломать можно человека. Сломать проект — невозможно. Это был какой-то сюрреализм из будущего. С ней играл проект — каждый раз, физиологически, это были разные люди. Но имя одно. Цели одни. Средства по их достижению те же. Перед ней даже и не скрывали, что Главный Дед Астронавт — это даже не человек. Это миф. Но это проект управлялся кем-то вполне конкретным, как кукловодом. Даже если в состоянии аффекта посети её желание при встрече с ним расправиться, убить, на следующую встречу он придет снова. В лице другой куклы. Но это будет снова он. Это зло верховное. Это зло безысходное. Это зло нечеловеческое: человека можно убить, проект верховного зла уничтожить невозможно. У него, как у гидры голова, будет отрастать каждый раз новое тело. Поэтому она насколько это возможно решила играть по его правилам. Но свою игру. Самое глупое было согласиться на все то, что ей предлагали. По истории одной спортивной Алины было понятно, что в результате лояльности к этой дьявольской сути, тебя будет ждать полное лишение тебя личности. И свободы. Ей никто этого не мог подсказать. Только интуиция. Для сохранения себя и окружающих она должна оставаться для него интересной. Разной — хорошей, плохой, но однозначно одно — неуловимой и непредсказуемой. И неопределенной. Определенность в любую сторону чревата гейм овер: согласится она быть с ним — ее ждет судьба Алины; согласится она быть с другим — выйти замуж, наслаждаться семейным счастьем, родить ребенка — не успеет. Не дадут. Поэтому только статус кво. Только он гарантирует жизнь физическую. При постепенном полном разрушении личности. Внутри она чувствовала себя Херсонесом — когда-то это было совершенное в своей красоте сооружение, ее душа. Сейчас — это просто развалины с историей.