***
— И всё? — спросила Санни, параллельно перевязывая свое предплечье. — Ради этого тебе Сила Волка? Напугать каких-то придурков? Долорес от неловкости поёрзала на стуле. — И как часто ты будешь для этих целей использовать силу? Тут Долорес обиделась. — Какая разница, как часто! Я просто хочу, чтобы мне не было страшно ходить по улицам и в школе! Чтобы сама могла кошмарить всяких уродов! — Почему отцу не сказала? — Санни строго посмотрела на сестру. — Если у тебя проблемы, почему ты молчишь?! — Я же должна уметь и сама справляться! — У тебя есть семья, которая за тебя отвечает. И всегда встанет на защиту, если тебе что-то угрожает. Хоть будет тебе лет пятьдесят! Это не стыдно. — Ага, папа часто в разъездах! — Я здесь, как видишь. Всегда рядом. Может, не так сильна, как папа, но не списывай меня со счетов. Санни встала и достала из своей шкатулки деревянный свисток с искусным орнаментом. — Ручная работа, — с гордостью сказала старшая сестра. — Моя. — Ух ты! — Долорес принялась разглядывать узоры на свистке. — Не знала, что ты умеешь такие узоры делать! Ва-ау! — Каждый «волчий» должен по старой традиции вырезать что-то из дерева, вложив в это частичку своей души. Для помощи близким и их потомкам. — Для какой помощи? — Проще говоря, это оберег. Пока я жива, ты можешь призвать меня этим свистком. Но когда «волчьи» умирают, они становятся чем-то вроде ангелов-хранителей для обладателей оберегов. Только я могу его услышать, потому что в нём моя сила. В своё время ты сделаешь свой оберег и передашь его кому-то очень важному в твоей жизни. Это нужно так же для связи между всеми нами. Между тобой и твоей семьёй, между другими волчьими. Санни говорила с благоговением на лице, и это оказалось заразительно: Долорес затаила дыхание, понимая, что сейчас слушает нечто очень важное. А потом словно очнулась от наваждения. — А если меня будут дразнить в школе за то, что я тебя вечно вызываю? Санни снова стала строгой. — И что? Твои одноклассники — обыкновенные трусы! Так что подразнят разок, но полезть после моего визита побоятся. Уж поверь, перед настоящим противником они бы не встали. Разбежались и обоссались бы ещё по пути! Так что отныне никаких умалчиваний! Замечу — скажу отцу. И тебе это точно не понравится. А что насчёт того придурка, который тебя преследовал… Отец его выследил и разобрался, не спрашивай, как. Больше он тебя не потревожит, это точно. Носи с собой перцовый баллончик, в дополнение к свистку, если я задержусь. Понятно? Долорес кивнула с облегчением. Поскольку старшие были частенько чем-то заняты, у неё появилась привычка замалчивать свои страхи, но они не исчезали от этого, а, по методу снежного кома, копились и превращались в новые. Теперь же, наконец-то откровенно поговорив с сестрой, мрачные мысли стихли, как буря. — А теперь про Силу Волка, — Санни тяжело вздохнула. — Самозащита — это замечательно, но Волчья сила — это не только способность, но и большая ответственность, прежде всего, за свои действия: нужно постоянно следить, чтобы знания о силе не предавались огласке. Захочешь ли ты просто напугать придурка или убить, тебе придётся с ним ещё повозиться. Так же сила — это изменение тела и разума, и далеко не все эти трансформации приятные. Знаешь ощущение, когда тебе ломают кости? Нет? А я знаю. Был ли у тебя когда-то сильный зуд, настолько сильный, что руки и глаза в кровь хотелось расцарапать? А сколько запахов в человеческом мире, которых ты не замечаешь, раздражают чувствительный волчий нюх и вызывают тошноту. А ещё… Чем младше человек, получающий силу, тем он агрессивнее. — В смысле? — В прямом. У детей отмечаются частые бесконтрольные превращения, которые сопровождаются агрессией. — Но я не ребенок! Санни как-то грустно усмехнулась. — Но и не взрослая. Я в твои «почти четырнадцать» тоже горела этой мыслью о силе, но… после смерти мамы, чем старше становилась, тем больше понимала, что не нужно торопиться взрослеть. У взрослых тоже есть ограничения, тоже есть запреты, больше обязательств. Нужно каждый день принимать решения, и за ручку уже никто вести не будет. Ответственность за свою семью — отдельный пунктик, — Санни снова вздохнула и бросила усталый взгляд в сторону, словно тяжесть целого мира упала на её плечи. — Я даже хотела отказаться от Силы Волка, прямо во время обряда посвящения. Но, посмотрев на тебя, я поняла, что у меня нет выбора… Нет выбора проиграть судьбе или враждебным существам из Иного мира. Долорес внезапно заметила, как на самом деле измотана её сестра: тоска по маме высушила её изнутри и сделала лицо старее, чем есть на самом деле. Санни как будто было не девятнадцать, а все двадцать пять или тридцать. — И ещё один момент, философский, — продолжила Санни. — если в твоём сердце желание «кошмарить», как ты сказала, придурков, они будут притягиваться к тебе, как металл к магниту. А у «волчьих» и без людей врагов хватает. — Почему ты раньше не рассказывала такое? — Потому что пока ты ничего не знаешь, ты бесполезна для тех, кто захочет что-то выпытать. Поверь, в Ином мире, граничащим с миром людей, таких много. Пока ты обычная, ты в безопасности. Да и необходимости не было… О, папа вернулся. Пошли.***
Отец устало упал в кресло перед камином, а Санни принесла ему чашечку чая. Это у них символизировало начало разговора, так что отец тут же громко вздохнул, взглянул на дочь и заговорил: — Джинн опять чудит. — Что, опять в баре всем треплется про свои желания? — Нет, он не треплется. А прямо-таки хвастает. Говорит, получил эксклюзивный заказ. Ему такое впервые пожелали. — И что же? — Не сказал. В этом вопросе он всегда придерживается секретности. — Но до этого-то другим чужие желания рассказывал! — Да, но обезличенно и без подробностей. Не нравится мне этот его «особый» заказ… Прямо из головы не выходит. Спасибо за чай, доча. — А что за Джинн? — подошла к ним Долорес. — Ох, доча… Это мы между собой его так называем. Исполнитель желаний. Сердце Долорес пропустило удар. — Это существо в обличие человека, которое может исполнять любое желание. Кстати, хорошо, что ты спросила, — отец помолчал, а потом вдруг взялся за голову. — Святые духи, я постоянно на защите нашей земли, а моя дочь ещё даже не знает ничего об Ином мире! — Тише-тише… Успокойся, пап, сядь! — Санни усадила побледневшего отца обратно в кресло и принялась массировать ему плечи. — Да, мы оба вечно так заняты с этой битвой в Междумирье. Помимо той жизни, есть ещё и обычная. Грёбаный универ… Прошу, не кори себя. Долли умная, всё схватит на лету, научим! — Я вот сейчас понял… Почему мне раньше это в голову не пришло… Этот придурок может до Долорес добраться! Он на уши сядет, а она ляпнет ему что-нибудь — и всё! — отец хлопнул себя по лбу и взвыл. — Пап, успокойся! — Я пообещал Катрин, что справлюсь, что обучу всему… — Ещё есть время, папа! — Да ты понимаешь, что такое обещание умирающему человеку?! Ты уже в её возрасте побольше знала! — вспылил отец, весь покраснел, но потом закрыл лицо руками и извинился перед Санни. Она, впрочем, даже не обиделась, но сдерживала слёзы от упоминания о маме. Долорес же молчала, как вкопанная. Когда мама умерла в её семь лет, ей просто сказали, что «мама уснула и больше не проснётся». Малышка после этих слов побежала в свою кровать, уткнулась в подушку и со слезами уснула. А всё, что было после, как будто стёрли из памяти. Её жизнь превратилось в существование, которое вспоминалось несвязными обрывками. Санни, всхлипнув, сказала: — Просто объясни ей то, что надо. Тем, что ты себя коришь, лучше не сделаешь. Я подарила ей свисток. Так что теперь всё начнёт налаживаться. Отец вытер лицо от слёз. — Да-да, милая… Ты права. Так что, доча, слушай внимательно. Джинн — один из опасных существ Иного мира. Для тех, кто с ним связывается. А для остальных — шут гороховый! Кажется, он совершает благое дело — исполняет мечты, считает это своим даром, но! Это сплошная дьявольщина. Тем, кто загадал, всё выйдет боком. Понимаешь, желания у него загадывать — это менять свою судьбу искусственно! Противоестественно! Вот идёт в жизни всё своим чередом. Даже что-то ты желаешь, оно не сразу сбывается, верно? Ты мелкими шажками приближаешься к своей мечте. А он, минуя все этапы жизни, сразу даёт тебе то, что хочешь. Но… Какой ценой! Кровью ты платишь за то, что тебе даётся не тогда, когда суждено. А когда у тебя этого нет, и просто хочется, чтоб на пустом месте появилось! Санни принюхалась к сестре. — От тебя пахнет страхом. — Да, это же ужасно! — сказала Долорес и не соврала, хотя её внутренне начало потряхивать. Она уже смекнула, что если начнёт оправдываться или врать, Санни это почувствует. Когда они закончили рассказывать Долорес, чего она не знала, девочка отправилась в свою комнату, а Санни с отцом начали говорить о своём. Их диалоги состояли в основном из непонятных зашифрованных названий. Но Долорес уже было неинтересно. Она постаралась спокойно дойти до своей комнаты, как до места казни, но уже внутри опустилась на пол и обняла себя, чувствуя странный озноб. Ей было неизвестно, существуют ли другие «Джинны», но какое-то внутреннее беспокойство заскреблось в животе. Она схватила телефон, проверила почту и убедилась, что новых сообщений нет. «Он словно исчез, — подумалось ей, но девочка тут же одёрнула себя. — Нет-нет, всё не так плохо… Напишу что-нибудь… Привет — например». Но никто не ответил ей ни через час, ни перед сном. Её затрясло уже от нарастающей тревоги, и заснуть не получилось. Долорес ворочалась всю ночь и всю ночь, не сдерживаясь, плакала, потому что тот, в кого за несколько встреч она так влюбилась — впервые и по-настоящему, заставил её выдать самое сокровенное желание и исчез… Её губы запомнили его нежный поцелуй, и это единственное воспоминание ядом растеклось по разуму. Ей вспомнились слова Санни: «…теперь всё начнёт налаживаться», «Ещё есть время, папа!». И от этого слёзы снова посыпались градом. В голосе старшей сестры было столько надежды и уверенности, что теперь это было просто смешно! Ещё есть время, папа! Ещё есть время, папа! Ещё есть время, папа! Ещё есть время, папа! Ещё есть время, папа! Ещё есть время, папа! «Прости меня, папа… — лепетала Долорес в кровати. — Прости меня, Санни… О боже, какая же я ду-ура!»***
ПРОСТИ…
Санни лежала так, словно и правда извинялась за такую нелепую смерть. Будто упала и уснула, как спящая красавица. Сейчас, казалось, поднимется, поймёт, как же нелепо было уснуть позади торгового центра, и по привычке уберёт прядку волос за ухо. А затем сёстры отправятся за покупками, как и хотели. Долорес упала на колени перед ней. — Мы ведь просто пришли в торговый центр, — прошептала она. — Ты ведь просто вышла на улицу, чтобы взять деньги из машины. Ты ведь такая сильная и непобедимая… Эти слова опровергла кровавая лента на шее. Долорес закрыла рот ладонью. От страха она начала плакать и завывать в руку: «У-у-у!». К телу прикасаться побоялась. Стало так одиноко и страшно, словно девочка осталась совсем одна на планете. На планете, где её некому больше спасать, некого больше любить. Сестёр хлестал дождь, но они обе остались к нему равнодушны. За спиной кто-то подошёл, и дождь резко закончился. Это укрыл чей-то зонтик. — Твой выход, — прошептал сладкий голос. У Долорес предательски дрогнуло сердце. — Ты же знаешь, что делать.«Древняя сила индейских племён передаётся по крови. Потому, если хочешь обрести её, выпей кровь Волка…».
Зубы стучали от нервного холода, а руки дрожали от шока. — Т-так вот, какова цена… Кровь. Моё желание… — Я не исполнял твоё желание, — оборвал голос, и к девочке подсел молодой мужчина в пиджаке и шляпе, от бездушного взгляда которого стало ещё тяжелее. — Я исполнял своё. Самое заветное. Как ты думаешь, чего хочет тот, кто даёт другим всё, что им хочется? Может, он хочет богатства, вечной жизни, а может, бесконечной власти? Так ведь принято считать, — Джинна затрясло. Он нервно облизнул губы, и по его лицу прошло безумие. — Я хочу смерти! Но свои желания я исполнять не могу, это моё проклятие. А тут подвернулась ты… И я придумал, как объединить наши желания. Отомсти мне за свою сестру! — Больной! — не веря своим ушам выкрикнула Долорес и подскочила, подальше от него. Ей не нужен был его зонт и уже явно не нужно было его внимание. Перед ней сидел жалкий, одинокий человек, который искал отчаянных, чтобы подговорить их на сделки, а теперь сам травился собственным душевным отчаянием и предлагал какой-то девчонке вершить его судьбой, как и он вершил чужими когда-то. — Я оставил тебя без самой лучшей сестры на планете. Она бы сделала для тебя буквально всё-о! Заботилась и рассказывала бы о сущности этого мира, а потом вечерами к вам бы присоединялся папа, и вы бы за тёплым ужином постоянно говорили, что ТЕПЕРЬ ВСЁ НАЧНЁТ НАЛАЖИВАТЬСЯ, И ЕЩЁ ЕСТЬ ВРЕМЯ! От этих слов у Долорес пошли мурашки. — И ведь, знаешь, мне глубоко наплевать на это! К горлу девочки, скосившейся на тело сестры, подкатила неведомая ранее ярость. Она вспомнила слова Санни: «я поняла, что у меня нет выбора проиграть судьбе или враждебным существам из Иного мира». И Долорес подбежала к телу, припала против воли к шее сестры, и со слезами, даже с какой-то брезгливостью, принялась, к своему ужасу, высасывать чужую кровь. Напившись, она отскочила от трупа, будто бы он мог подняться и наказать за подобное деяние, но ничего не произошло. Вот только люди начали замечать странную сцену. Начали сбегаться к девушке, фарфоровой куклой лежавшей на асфальте. Появилось много вопросов, в которых Долорес уже не участвовала, а гналась на своих двоих за бесом, который с хохотом убегал от неё в черном дорогом костюме и смело шлёпал по грязи и траве, марая наглаженные штаны.Шаг в темноту —
За горизонты бытия — путь во тьму,
Откуда нет возврата. Да! Я умру
Для всех живых людей. Уйду
В пустоту…
На счастье или на свою беду.
— Мразь! Я тебя из-под земли достану! — кричала на бегу Долорес и рычала, но не от превращения, а от злости. Сила проявилась не сразу. Поначалу ничего не ощущалось. Девочка даже стала уставать. Но затем появился звон в ушах. Резко обострился слух, и в нос ударило множество новых запахов: от ближайшей помойки, от дороги и магазинов. Голова закружилась от нового разнообразия — приятного и отвратного. Ещё и от бега сбилось дыхание, так что пришлось остановиться. «Меня сейчас стошнит». Но вспомнив о своей цели, девочка заставила тело двигаться вперёд. Сквозь ветер, дождь и скорбь. Чёрный силуэт специально проскользнул неподалёку, и бурлящая ярость ускорила ноги. Ненависть ослепила сознание, и Долорес заметила на бегу, что её ладонь превратилась в звериную лапу. Да! Это как раз то, что сейчас нужно! Низкий нечеловеческий рёв разорвал тишину улицы.***
— Ого, — дети прильнули к бабушке. — Девочка принесла на порог своего дома голову Джинна, а сама начала скрываться и от волчьих, и от людей. Убитый горем отец искал её вместе с собратьями. Они вышли на след, и он привёл их в лес, что за городом. Отец пытался достучаться до дочери и вернуть её домой, но Долорес словно застряла в обличие волка. Никого не помнила, никого не слышала и только скалилась на спасателей, блестя безумными глазами. Отец решил остаться в лесу. Построил себе хижину и приглядывал за дочерью какое-то время. Но… даже с самыми сильными из нас плохое случается: сердце его не выдержало потерю сразу всей семьи. Он много плакал, а потом просто уснул навсегда за столом в своей хижине. А Долорес, видимо, смутно чувствуя что-то из прошлого, всю ночь скорбно выла под его окном. — Какая грустная страшилка… — Да, мои хорошие, — вздохнула бабушка. — Так что без бабушки в лес ни ногой! А то утащит вас волчья сестра! — Она и в нашем лесу может быть? Бабушка для пущей убедительности посмотрела в окно, на лес, что чернел неподалёку от их деревеньки. — Конечно! — И можно по ночам услышать стр-рашный вой? — продолжала любопытная детвора. — Она не воет. Точнее, как это происходит, никто не знает. После смерти отца она не издала ни звука. Волчица только тихо крадётся, как тень, в лесных зарослях, а пото-ом ка-ак… ХВАТЬ! Дети с радостными визгами разбежались от бабушки в разные стороны и попрятались за мебелью. Бабушка по-доброму посмеялась, но потом с грустью снова посмотрела в чёрное окно. Хотелось бы ей сказать, что всё это выдумки, если бы она не была женой лучшего друга семьи Долорес.***
Массивная волчица встала на задние лапы у самого края обрыва, подставляя морду лунному свету. Несмотря на то, что она ничего не помнила, каждую ночь с непонятной тоской волчица дула в ажурный деревянный свисток…