Чёрно-белое и рыжее

Малдер взбежал по каменной лестнице полицейского участка, перепрыгивая через ступеньки. В руках он держал конверт с чёрно-белыми фотографиями, сделанными неделю назад на месте преступления в Анакостии. При других обстоятельствах ведущий дело детектив уже гнался бы следом, чтобы заполучить снимки, и тот факт, что сейчас этого не происходило, говорил о том, что подозреваемого пока не нашлось и в ближайшее время не ожидалось. Глаза леди Фемиды могли быть завязаны, но полиция Вашингтона порой не брезговала и подсмотреть. Далеко не каждое преступление расследовалось с одинаковой тщательностью. На посту охраны Малдера знали — он лишь показал свой конверт дежурному. Тот едва кивнул и вернулся к прерванному разговору с женщиной, стоявшей напротив стола, и, кажется, пребывавшей в отчаянии. — Мисс, я уже говорил вам вчера и позавчера: мы делаем все возможное, чтобы найти вашу подругу, — за внешне вежливыми фразами дежурного явно слышался грубый отказ. Знакомые Малдеру полицейские обычно были подчёркнуто тактичны с женщинами, во всяком случае пока те оставались в пределах слышимости. То, что они говорили в исключительно мужской компании, порой заставляло краснеть даже такого нечестивца как Малдер. Широкоплечая дама, несмотря на свое горе, не давала дежурному спуску. — Да, я слышала вас и сегодня, и вчера, и позавчера. Но как вы можете утверждать, будто сделали все, что в ваших силах, если даже не потрудились прийти к нам домой, чтобы поискать улики или опросить наших друзей? Я очень хорошо знаю Кристину, и это совсем не в ее духе исчезать на неделю, не сказав ни слова. У нее есть работа. Ей нужны были деньги. Голос говорившей был таким хриплым, словно она выкуривала по две пачки сигарет в день. — Может, она нашла себе папика? — ухмыльнулся дежурный. Малдер не видел взгляда, которым женщина одарила полицейского, но, по всей вероятности, это было нечто, потому что тот сразу опустил глаза. — Слушайте, я передам капитану Скиннеру, что вы заходили, и когда у него будет время, он отправит кого-нибудь взять у вас показания. Наш участок очень загружен и… — Ага, большое вам спасибо, что ничего не сделали! Женщина развернулась, практически врезавшись в Малдера. Тот инстинктивно отклонился и схватил ее за плечи, чтобы удержать, впервые взглянув в залитое слезами лицо. Оно было ему знакомо. — Простите, мисс. Вот, возьмите, — произнес он, протянув свой платок. Женщина взяла его и промокнула глаза. Тушь, словно сажа, стекала по ее щекам. — Спасибо, вы очень добры. Эээй… — воскликнула она, удивлённо глядя ему в лицо. — Мы знакомы! Вы же тот фотограф… — Верно. Фокс Малдер. Мы встречались в сорок девятом, но, простите, я позабыл ваше имя... — Жасмин. Моя подруга Салли привела меня в вашу студию. На снимках, что вы сделали, мы с ней выглядели так здо́рово! Малдер прикусил губу, ощущая неловкость от того, что два его мира внезапно столкнулись между собой. «Здо́рово» было, пожалуй, не то слово, каким он охарактеризовал бы сделанные тогда фотографии, хотя и продал их по четыре доллара за штуку. В его представлении это была классическая капиталистическая формула спроса и предложения: существовал целый подпольный рынок подобных изображений, поэтому неудивительно, что они кому-то приглянулись. А Малдер был хорошим фотографом, не насильником, не подлецом, и честно платил своим моделям. — Что ж, Жасмин… приятно… эээ… видеть вас снова. Но, кажется, вы расстроены. Что-то случилось? И Жасмин поведала о своей пропавшей соседке Кристине, тоже проститутке. Полиция, увы, не проявляла особого рвения, разыскивая жриц любви, полагая, что если они, словно паразиты, наконец выпадали из изъязвленного подбрюшья общества, значит, туда им и дорога. — Вот было бы хорошо, если бы это она снялась со мной в вашей студии! Тогда у меня была бы ее фотография, чтобы я могла ее всем показывать. Ну, знаете, как те плакаты с пропавшими людьми, которые развешивают в почтовых отделениях? — Может быть, вы опишете ее? Я работаю со многими полицейскими участками, фотографирую места преступлений. Попробую распространить ваше описание и держать руку на пульсе. Малдер и сам не знал, зачем добровольно вызвался тратить свое время. Вероятно, потому, что был уверен — если этого не сделает он, этого не сделает никто. — Вы правда поможете? О, мистер Малдер, вы настоящий герой! И Жасмин принялась описывать свою подругу. Она не произнесла и двадцати слов, когда живот Малдера свело от жуткого ощущения, словно он нёсся по бурному морю на неуправляемом утлом судёнышке. Ему не нужно будет никого опрашивать в других полицейских участках, потому что ответ лежал в его руках. Открыв конверт, он осторожно вынул верхнее фото. И тут же выпустил из рук, чтобы подхватить Жасмин, которая стала оседать на пол, узнав свою бывшую соседку, бледную и холодную, лежащую в придорожной канаве. Даже мертвой она была ужасающе красива. *** Кирпично-красные локоны Салли каскадом ниспадали ей на спину, кончики касались ямочек над лу́нами ягодиц. Жасмин напоминала сложением портового грузчика, украшением ей служили каштановые кудри и озорная улыбка. Девушки лежали обнаженными в позе сфинксов, разделенные полосой темного одеяла в фут шириной и смотрели друг на друга. Одной рукой Салли подпирала подбородок с милой ямочкой. Ногтем большого пальца другой ладони она нежно касалась нижней губы Жасмин. Размытое движение. Сплетенные, словно перепутанные веревки, ноги и тела. Округлости бедер и темные пятна лобков. Спутанные волосы. Прижатые друг к другу лбы. Тени от ресниц на веснушчатой коже скул. Полуоткрытые рты вот-вот соединятся, всего через одно биение сердца.