Страсть господина Жозе

Дворяне дрожат редко: трепет – Удел простолюдинов. Но у входа в маленькую студию жены Эль Пелетье почувствовал дрожь в руках, пальцы не желали поворачивать ручку двери. Пришлось выждать миг-другой, восстанавливая дыхание, возвращая ясность мыслям. «Студия», как называл ее Жозе, была личным уголком Глории, ее полноправным владением в большом доме. Эль Пелетье надеялся, что супруга будет заниматься здесь искусствами, но эти надежды не оправдались. Просторный, светлый кабинет с широкими окнами Глория всегда использовала лишь с одной целью – побыть в полном одиночестве. Она сидела у окна, неподвижным взором глядя куда-то вдаль, за ограду фамильного парка. Совсем как в свадебном экипаже, в первый день их совместной жизни. Уже отворив дверь, Жозе стукнул по косяку костяшкой пальца. Увидев его, Глория тут же вскочила на ноги и замерла. Как будто она служанка и ждет приказаний, – с горечью подумал Жозе. – Глория, – осторожно начал он. – Я буду вынужден на время вас покинуть. Дела требуют моего присутствия в Энери. Меня не будет два, может быть, три дня. Это было правдой. Одно дело в Ратуше действительно требовало визита в ставку наместника Темпеста. Дело было, впрочем, несрочное, оно спокойно могло подождать и месяц, и два. – Хорошо, господин Эль Пелетье. Есть ли какие-то распоряжения до вашего возвращения? Опять эта речь служанки, подневольной. Жозе заставил себя хранить бесстрастный вид. – Только те, которые вы сами пожелаете дать. До моего возвращения вы единоличная хозяйка дома и усадьбы. Я уведомил всех слуг, что они должны повиноваться вам, как мне, по первому слову. – Хорошо, господин Эль Пелетье, – без выражения повторила Глория. Вот оно. Тянуть более нельзя. Уходи сейчас или делай, что задумал. Близнецы всемогущие, как хочется уйти и просто положиться на лучшее. Жозе шагнул к чайному столику этернийского стекла и положил на него увесистую связку ключей. На лице супруги проступила, наконец, эмоция – недоумение. – Что это? – Ключи. От всех дверей усадьбы. Комнаты, пристройки, кладовые, казна. И главные ворота. Глория молчала, но Жозе приметил, как проступил румянец на бледных щеках, как дрогнули кончики пальцев. Подождите, госпожа моя, то ли еще услышите. – Если вы пожелаете, – Жозе помедлил, – покинуть пределы усадьбы, на конюшне все устроено. Вас отвезут куда угодно, когда пожелаете. Распоряжайтесь экипажем по своему разумению. Боги, как она красива! Впервые за долгое время Жозе видел перед собой не холодную статую, но ту непокорную поэтессу, которая украла его сердце тогда, на приеме столько лет назад. Щеки пылают жаром, дыхание частое от возбуждения, в темных глазах – блеск звезд в июньском небе. Мысль о воле пьянила ее, этого Жозе не мог не видеть. Лишь выдержка и опасение перед мужем – вдруг передумает, вдруг отнимет? – заставляли Глорию не броситься к столику, не схватить вожделенные ключи к свободе. Она присела в коротком реверансе. – Благодарю, господин Эль Пелетье. Прощайте. Молодой супруг шагнул к дверям, стараясь не выдать охватившую его дрожь. – Прощайте, моя госпожа. Он вышел. *** Как и обещал, он вернулся только через три дня. Поднялся по ступенькам, шагнул в переднюю. Было уже поздно, в доме царил тихий полумрак. – Глория? Тишина. Прислуга уже спала или разошлась по людским. Жозе сам осмотрел ее кабинет и спальню. Все прибрано, все оставлено в идеальном порядке. Ни одной вещи из тех, которые беспечно забывают на видном месте, когда собираются скоро вернуться. В столовой вышколенные слуги оставили образцово поданный ужин. Господин Эль Пелетье сел один во главе стола. Вино полилось в бокал, как кровь из раненого сердца. Что ж. По совету шурина, он совершил прыжок веры, чтобы узнать истинные желания жены. Полученный ответ можно считать исчерпывающим. Разумнее всего теперь будет напиться до беспамятства. А завтра? – спросила его Река Крови. А что завтра? Поиски ничего не изменят. Жить с таким позором он не желает. Завтра он отправится в город, затеет ссору с пятью-десятью молодыми дворянами и будет драться с ними по очереди. Кому-то из них должно повезти. Он плеснул еще вина из графина, и несколько капель упали на скатерть. Жозе не трудился искать салфетку. Подножие возьми чистоплотность. Когда ты убит, нечего думать о скатертях. Тонкая кисть показалась справа от него и мягко провела влажной салфеткой по темным пятнам. В один безумный миг Жозе готов был вскочить, так резко, что непременно снес бы стул, на котором сидел. Вместо этого он поднял глаза и медленно поднялся с места. Глория аккуратно протерла скатерть. Ее дорожный костюм был очень строгим, ни намека на вызывающие желтые кафтаны и мужские башмаки. Темное платье простого покроя, аккуратная круглая шляпка, сапожки с высоким голенищем. Настоящая знатная дама, вернувшаяся после долгой дороги. Они стояли так близко, что каждый чувствовал на своем лице дыхание другого. – Я так хотела бежать. – Зачем же вернулись? Губы Глории тронуло грустное подобие улыбки. И было в этой улыбке чувство, которого Жозе никогда не видел в ней прежде, – благодарность. – Потому что вы отпустили. И Жозе понял. То была благодарность за вещь куда более ничтожную и неизмеримо более важную, чем все комплименты, все подарки, все родовые сокровища, особняки и фамильные парки – за доверие. Словно плотина рухнула между ними, прорванная могучим потоком. Жозе сжал руки жены в своих ладонях, крепко поцеловал прохладные с дороги пальцы. Он смутно сознавал, что смеется и, возможно, вот-вот заплачет, но сейчас его совсем это не беспокоило. Глория сбросила с головы шляпку. Их первый настоящий поцелуй был долгим, теплым и пряным, как благороднейший из напитков. – Ну, господин Жозе, – глаза Глории сверкали, на губах заиграла лукавая усмешка, – угодно ли вам подняться в спальню или исполнить супружеский долг прямо на жареных окорочках?