Копоть чёрного пламени

— Будь он друг иль недруг… Отсвет пламени пляшет, кривится на лезвии вздёрнутого к небу меча. Сухие губы изгибаются, сплетая слова из густого воздуха, наполненного рваным светом факелов. — Будь высок иль низок… Площадь Тириона полнится народом. Нолдор, оскорблённые грязным деянием Моргота, утратившие веру в валар, жаждущие услышать ответы на свои вопросы замирают, вслушиваясь в унисон голосов. В подреберье зарождается то чувство, что будет бежать по жилам, вести их за собой. Возмездие. Великая Клятва. Торжественная, грандиозная, святая. Путеводный свет, что поведёт нолдор за пределы привычного мира. Он разгорается внутри, своим сиянием наполняя каждый уголок фэа. Плевать на то, что говорят валар! Они догонят это грязное отродье, пригвоздят к земле мечами и выдернут камни из проклятых лап! Нолдор вернутся назад героями! Ничто и никто их не остановит, пока огонь Клятвы течёт в их жилах! Брызги пламени отражаются в десятках, сотнях, тысячах глаз в темноте. Нарастающий гул тяжёлым валом проносится по площади, взвиваются к звёздам снопы искр от воздетых факелов. Единая незримая нить соединяет тысячи вышедших на площадь. Клятвенное пламя воспылало в душах рода Феанора. Оно воспылало в душах нолдор. — Aiya Fёanaro! Aiya noldor! *** Скользкая палуба уходит из-под ног, яростные волны хлещут в бока корабля, стремясь опрокинуть его и утянуть на дно. Ледяные потоки накатывают сплошной стеной, обжигают холодом, солью разъедают свежие раны. Горькие брызги бьют в лицо и грудь, словно пытаясь погасить ярко пылающее пламя. Но оно продолжает гореть. Лишь только этот огонь и даёт силы двигаться дальше. Клятва шумит внутри, перебивая грозный вой бури и плеск волн. Она вспыхнула ещё ярче, ещё выше, налилась багрянцем. Нет смысла жалеть о содеянном, шепчет она. И Охотник доверяется ей. Едва заметно дрожащие руки яростно пытаются оттереть кровь от доспехов. Ещё свежую кровь. *** Небо разверзлось рыданиями. Холодный дождь льётся потоком. Он монотонно шуршит по камням и листьям, собираясь в маленькие ручейки, гасит зажженные факелы. Пламя шипит, дёргается, выпускает клубы чёрного дыма и гаснет, исчезает безвозвратно. Капли смывают с лица кровь и пот, оставляя соль и горечь на губах, вымывают хлопья пепла из волос — всё, что осталось от их отца. Капли холодные, тяжёлые. Они стекают по коже, заливаются за ворот рубахи, словно хотят остудить пыл, погасить и этот факел, тлеющий глубоко внутри. Но им это не под силу. Едва ли не затухший огонь начинает чадить и коптить, разгораясь с новой силой. Пламя багровеет, тянется всё выше и выше, к самым небесам. Его гневный рёв заглушает всё вокруг. Голос Майтимо почти силой выдирает из этого бушующего хаоса. — …Турко! — Что? — откликается он бесцветно-холодно, словно и нет никакого ревущего огня внутри. — Не мокни. Идём в шатёр, нужно… Многое обсудить. *** — Они просят за Майтимо… Отказ от притязаний на Камни. — «Отказ от клятвы и возмездия!» — искаженным эхом отзывается в голове. Макалаурэ нервно мечется из стороны в сторону, пытаясь подобрать нужные слова, которые как назло не лезут в голову. Зато клятвенное пламя знает, что сейчас нужно. Ему становится тесно внутри. Черно-багровый огонь начинает рваться наружу, поджигая собой всё вокруг, круша незримые стены, раньше сдерживающие его в этих пределах. Никто не смеет требовать от них отказа от Клятвы! Никто! Охотник в ярости крушит всё вокруг. Разлетается в щепки табурет, растекается алой лужей вино из разбитого кувшина, всё, что попадается под руку, с треском и звоном расшибается о пол и стены. Внутри гудит огонь, нестерпимо громко, и не существует ничего, кроме него. Только голос. Голос, выдирающий из бездны собственных раздумий. На этот раз говорил Курво. — Мы не клятвопреступники. *** Она всё же выбралась наружу, оставляя за собой чёрную копоть, как только почуяла свободу и близость Камня. Клятва стала почти осязаемой, густым мраком проскользнула за спину, отрывисто зашептала, опаляя дыханием затылок: — Идём… Вернём… Отомстим… За отца, за павших верных, за чёрную дыру в груди, за оскорбительный отказ… Идём! Сожжем дотла, уничтожим! Охотник подчиняется ей. Это будет грандиозная охота! Такого ещё не видел этот мир, не видел проклятый пёс-предатель, не видел лжец Оромэ. Он станет величайшим Охотником, поймает самую желанную добычу! Они все падут к их ногам, когда Феанариони торжественно вернутся с тремя камнями в руках! Все до единого! Живое воплощение Клятвы с безумным оскалом и чёрными пламенными провалами вместо глаз заставило шарахаться в ужасе даже его собственных верных. Но ему было уже наплевать. Он нёсся исполнять Великую Клятву, навстречу манящему зову Камня, поджигая своим безумием всё вокруг. Пусть горит, пусть полыхает, пусть! Хвороста в огонь подбрасывает ненавистный человечий выродок, король Тысячи Пещер. Сжечь, сжечь, сжечь его! Охотник слеп от безумия. Он не видит ничего, ничего, кроме кровавой тропы, ведущей его к цели, ничего кроме полыхающего огня. Клятва — пламя, он — пламя, весь мир вокруг — лишь чёрное пламя. Ничто не способно пробить брешь в этой огненной броне! Кроме… Прохладного спокойствия звёздно-серых глаз. Материнский дар Диора — её глаза, словно глядящие сквозь весь этот пожар, в самую глубину фэа. Пламя отступает на мгновение, не в силах тягаться с этим светом. Этого мгновения хватает ровно на то, чтобы свет ударил. Рёв пламени глохнет. Мир чудовищно замедляется, становится зябко. Потяжелевшие руки неловко цепляются за меч, по самую гарду засевший в груди. Боли нет, есть только стремительно нарастающий холод. Охотник отчаянно пытается ухватиться за этот мир, за искажённый болью светлый взгляд, за меч в груди, за остатки яростного пламени, но холодный туман обволакивает его со всех сторон. Он видит себя самого, медленно сползающего на гранитный пол, видит Куруфинвэ, кинувшегося к нему в отчаянном броске, видит, как сразу несколько стрел врезаются в грудь брата, не давая тому дотянуться до его мёртвого тела… И больше не ощущает злости. Только холодную, ноющую тоску. Пламя погасло. Внутри осталась только чёрная, выжженная дотла пустота.