Карты

1904 год, Санкт-Петербург. Февральский вечер в Петербурге выдался довольно мрачным и промозглым, однако Штольманы, возвращавшиеся домой совсем не обращали на это внимание. Все-таки за столько лет жизни в столице они привыкли к её не слишком гостеприимному климату и научились находить причины для радости в чём-то другом. Вот как сейчас, например, они сходили в ресторан, потом посмотрели спектакль, словом, приятно провели вечер, наслаждаясь обществом друг друга. И вот теперь они возвращались домой, втайне предвкушая не менее приятное продолжение вечера. — Как думаешь, девочки не слишком утомили Петра Ивановича? — спросил Штольман жену, пристраивая свой котелок на вешалку. — Я больше удивлюсь, если они этого не сделали, — ухмыльнулась Анна. — Но он всё равно рад, когда удаётся провести с ними время. Он их очень любит, хоть и ворчит иногда. Говорит, что своей неуёмной энергией они напоминают меня малень… Анна запнулась на полуслове, потому что в этот момент они вышли из прихожей в коридор, который вёл в гостиную. И в гостиной, пусть и за закрытыми дверьми, явно обнаруживались признаки веселья — бодрый голос Петра Ивановича, детский смех и звучащая из патефона музыка. Штольман с интересом наблюдал, как его жена, в момент приняв воинственный вид, резко распахнула двери в гостиную. Её дядя и девочки, которым между прочим уже пора было лежать в постелях, сидели за столиком, чем-то сильно увлечённые. — И что это здесь происходит? — строго спросила Анна. Пётр Иванович, от неожиданности чуть не опрокинул стакан с водой на стол, на котором лежали… карты? — Мама! Папа! Привет! А нас дедушка научил играть в леферанс! — радостно воскликнула Сонечка. Брови Штольмана поползли вверх. — Нет-нет, дорогая, пре-фе-ранс, — Пётр Иванович медленно и по слогам произнёс новое и сложное для малышки лово. Если уж сам факт игры скрыть не удастся, то пусть сразу запоминает произношение правильно. — Яков Платонович, Аннет, и вам добрый вечер. Как спектакль? Понравился? — любезно спросил он, складывая карты. — Дядя! — укоризненно протянула Анна, уперев руки в бока. — Преферанс? — Аннет, не смотри так на меня. Это просто игра на развитие логики. Никаких денежных ставок, ничего противозаконного! К тому же, если бы мы играли на деньги, ваша дочь меня бы разорила, — при этих словах мужчина выразительно посмотрел на Верочку, которая внезапно довольно захихикала. Подозрительно прищурившись, Пётр Иванович продолжил чуть тише: — Будь у меня чуть меньше веры в человечество, я бы подумал, что она бессовестно мухлюет, — при этих словах Вера захихикала ещё сильнее, — но я склонен верить в ваше с Яков Платонычем благородство и в то, что вы передаёте его своим детям. Но в следующий раз мы явно начнём с проверки карманов. Да, Вера? Девочка, на которую было обращено внимание всех взрослых, ничего не ответила, а только лишь покорно склонила голову и ангельски улыбнулась. От этого жеста Штольман ещё сильнее уверился в том, что дело здесь не чисто. — Так, в любом случае, заседание клуба картежных игр объявляется закрытым! Вера, Софья, вам уже давно пора спать, — безапелляционно заявила Анна. — Пожелайте папе и дедушке спокойной ночи и бегом по своим комнатам. Девочки неохотно поднялись со своих мест, понимая, что с мамой сейчас лучше не спорить. Софья быстро попрощалась с папой и подбежала к дедушке, желая громко и энергично высказать ещё что-то насчёт того, что в следующий раз она точно всех обыграет. И в этот момент Вера, воспользовавшись суматохой, подошла к отцу и поманила того пальчиком, побуждая к ней наклониться. Штольман послушно наклонился, и Верочка обхватила его ручками за шею, как будто намереваясь обнять и поцеловать, но на самом деле она горячо зашептала ему на ухо: — Папочка, у меня не было ничего в карманах! У дедушки все карты в очках отражались. Я поэтому и победила несколько раз. А он так и не понял, в чём дело, представляешь? Штольман кивнул, усмехнувшись про себя, и решил, что обязательно проведёт беседу о жульничестве со старшей дочерью завтра. Сейчас же он просто пожелал ей добрых снов, поцеловал в макушку и отпустил. И когда девочки скрылись за дверьми гостиной, Пётр Иванович, убрав в карман очки, которые носил уже чуть больше года, чтобы лучше видеть вблизи, тоже спешно засобирался спать. — Пожалуй, пойду уже. Аннет, дорогая, ты же не сердишься на меня? Я же знаю, ты не можешь на меня сердиться. — Не могу, конечно, — Анна вздохнула, но потом подобравшись продолжила тем же повелительным тоном, каким пять минут назад отправила детей спать, — на тебя я не сержусь, но завтра сам будешь их утром будить! А если не получится разбудить, то сам потом будешь развлекать их до полуночи, потому что если Соня поздно просыпается, то её потом не уложить! — Как скажете, госпожа главнокомандующая, — покорно согласился Пётр Иванович, направляясь к выходу. Он специально замешкался, проходя мимо Штольмана, и тихо сказал: — Иногда меня аж дрожь пробирает от того, насколько они с Марией Тимофеевной похожи. Яков не успел подумать о том, что его жена сейчас действительно очень сильно напоминала Марию Тимофеевну — и интонациями, и жестами, и мимикой, как Миронов-младший выскользнул за дверь. Теперь они с Анной остались в гостиной вдвоём. — А ты что так смотришь на меня? — Анна повернулась и подозрительно оглядела его. — Скажешь, что я не права? Штольман знал, что если сейчас хотя бы один мускул на его лице дрогнет, то он тоже попадёт под раздачу, поэтому он стоически выдержал её пронизывающий взгляд, ничем не выдав своего веселья, и сказал: — Я так не скажу. Ты всё правильно сделала, кто-то же должен поддерживать дисциплину, — несмотря на то, что сама ситуация его забавляла, Штольман действительно так считал, — но я, пожалуй, тоже пойду спать, пока ты меня не наказала за нарушение комендантского часа. Он уже собирался выйти в коридор, но потом всё же остановился в дверном проёме. — А ты… — Штольман поднял глаза и многозначительно продолжил: — ты не присоединишься ко мне? Такое предложение не могло оставить Анну равнодушной. — Я должна зайти к девочкам, — сказала она с напускной серьёзностью, но потом не смогла сдержать улыбку, — а вот после этого…