Наше «Если»

      Следить за Ча Сеён настолько вошло в привычку Мин Юнги, что он иногда забывался. Забывал, что она — его секретарь и следует за ним в поездках по филиалам компании исключительно по работе. Забывал, что он — руководитель отдела контроля качества, а стало быть её начальник, потому его пристальное внимание может быть истолковано неверно.       Мин Юнги старался держаться общепринятых правил поведения и не пересекать грань вежливости. А заодно полюбил кофе. Не потому, что Ча Сеён прекрасно его варила, что было неправдой. А потому, что она его вообще варила и приносила на подносе в кабинет. Это давало лишние минуты вблизи от неё, недосягаемой и непостижимой настолько, что не верилось: это правда она.       А Ча Сеён взамен сводила его с ума профессионализмом. Не дала ни одного повода придраться, а тяжёлый взгляд игнорировала. И чётко держала дистанцию: он — начальник, она — секретарь.       «Я люблю тебя», — рвалось из груди. Давняя навязчивая мечта. Когда-то за эти слова его ждало наказание, но время прошло, Юнги изменился. Любые слова были ему доступны.       «Почему ты не помнишь меня?» — кололо в сердце. Единственный недуг, знакомый Юнги не понаслышке. Не считая насморка.       «Мы ведь нашлись», — то успокаивало, то печалило. Нашлись, да. Но этого оказалось недостаточно.              Филиал в Кванджу запускал новую производственную линию. Прежде чем генеральный директор и владельцы компании посетят торжественное открытие, следовало всё настроить, перепроверить и убедиться в соответствии стандартам. Не на один день поездка. Но Юнги радовался командировке.       Про секретаря Ча Сеён он не мог сказать того же, она мастерски хранила невозмутимость.       Даже когда оказалось, что вместо двух номеров их ожидал один, с двумя спальнями. Потому что командировка совпала с Биеннале — международной выставкой современного искусства, и город был переполнен. Ча Сеён только извинилась перед Мин Юнги, что по её недосмотру вышла неловкая ситуация.       «Неловкая», — повторял Юнги, поднимаясь в лифте на восьмой этаж отеля. Его задевало такое определение. Неловко, что она окажется так близко к нему, давно мечтающему о ней мужчине? Неловко, что его чувства могут быть ранены невозможностью воспользоваться случаем? Неловко, потому что она — всего лишь его секретарь?       — Господин Мин, прошу вас. — Она распахнула дверь в номер и стояла, ждала, пока он войдёт.       Юнги стиснул зубы. Это он должен был придерживать дверь и пропускать Сеён вперёд, предугадывать желания, ухаживать. Но он молча шагнул через порог, оценивая интерьер и расположение спален. И молча направился в ту, которую увидел первой.       — Сегодня свободный вечер, секретарь Ча. До утра вы можете делать всё, что угодно, — обернулся Юнги в дверях. На самом деле он хотел ещё раз посмотреть на Сеён, ведь до утра ей и правда нет смысла находиться возле него.       — Хорошо, господин Мин, — поклонилась Сеён и осталась на месте, дожидаясь, когда за Юнги закроется дверь.              «Это невыносимо», — стучало в висках.       Мин Юнги напился. Безответственно поддался унынию и разочарованию. Порция за порцией дорогой алкоголь проскальзывал, обжигая, в горло. А перед глазами стоял образ Сеён. Раздевающейся Сеён. Смеющейся Сеён. Умопомрачительной Сеён. Нежной Сеён. Той Сеён, которую звали иначе лет двести назад.       Он не поверил глазам, когда Ча Сеён шагнула в кабинет, где проходило собеседование. Он ликовал, когда именно её назначили в его отдел, его секретарём. Но она не узнала его. Время шло, а Сеён оставалась незнакомкой.       Двести лет назад он был всего лишь одним из телохранителей богатого господина. Прекрасная юная госпожа пленила его сердце, и оказалось, что взаимно. Вспыхнувшее восстание позволило им быть рядом: она спасалась бегством, он охранял. Даже когда они остались единственными выжившими из отряда. Даже когда до их смерти оставались шаги… Они были счастливы тем, что получили эти несколько дней в подарок.       А затем они встретили старуху, приютившую их и исчезнувшую наутро. Старуха сразу угадала в них обречённых любовников и сжалилась. Сказала, что если это их истинный выбор сердца, то она подарит возможность встретиться в более спокойные времена.       Юнги был готов снова стать слугой своей госпожи. Сеён тоже решила, что встретит скорую смерть без сожалений, если будет знать, что это только разлука.       Когда старуха полоснула по ладони Юнги, сквозь обжигающую боль он расслышал:       — Будешь помнить?       — Да, — шепнул он, почти теряя сознание.       — Сердце не ошибётся, — услышал он голос Сеён чуть позже.       Утром старухи нигде не было, лишь затянувшиеся раны, формой напоминавшие бегущую лисицу, подтверждали, что она не приснилась.       И когда неделю спустя Юнги и Сеён оказались на скалистом обрыве, загнанные кровожадной толпой, они спрыгнули. В новую жизнь.       Жизней прошло три, прежде чем Юнги переродился как руководитель отдела контроля качества и встретил свою любовь в секретаре Ча Сеён.       Он помнил каждое прошлое мгновение. А её сердце, выходит, молчало.              Бармен давно поглядывал на него с опасением, и Юнги решил вернуться в номер. Спать не хотелось (хотелось Сеён, разумеется, но фу, какая пошлая банальность), хотя часы подсказывали, что можно ложиться. Случайный выходной вечер Юнги растратил впустую — заглушил алкоголем, лишь бы не думать о своей «несвоей» Сеён.       Лифт доставил его на этаж. Замок щёлкнул, пропуская Юнги в тёмный номер.       Тишина.       Косые отблески огней ночного Кванджу на полу. Резкие перепады теней.       Юнги дёрнул ворот рубашки, вдруг неприятно прилипшей к телу, уставился в сторону двери в спальню Сеён. Он даже не знал, как она решила провести свободный вечер. Или ночь. За дверью ли она или ушла, пропала.       Он один. Совсем один. Так он чувствовал.       Несколько неуверенных шагов, и ладонь Юнги легла на ручку двери в спальню. Он ткнулся лбом в дверь, глухой стук быстро растворился в тишине.       — Очень больно? — на шею Юнги легла прохладная рука.       «Сеён».       Юнги закрыл глаза, чтобы удержать мираж.       И ему удалось: тяжесть касания сменилась лёгкими поглаживаниями. Тонкие пальцы забрались в волосы, пробрались к коже. К спине Юнги прижалось знакомое по воспоминаниям женское тело.       — Пойдёмте, мой господин, я помогу вам.       «Мой господин», — зашумело в голове отголосками прошлого. Двести лет назад она тоже называла его так, в шутку. Когда они лежали обнажёнными в ворохе одежд, и их окружал первозданный мир. Так юная госпожа признавала, насколько обожала и ценила своего телохранителя.       Так что это хороший мираж. Приятный.       Дверь мягко отворилась. Юнги подтолкнули, и он шагнул в спальню. Широкая кровать раскинулась прямо перед ним — бескрайняя, белоснежная, ровная.       Женские руки потянули с плеч пиджак. А затем Юнги увидел её, Сеён. Она встала перед ним, её пальцы задвигались, расстёгивая рубашку, посылая волны удовольствия, когда задевали.       Сеён обхватила одно запястье и задержала, пока расстёгивала манжет, потом второе.       Юнги плыл между воспоминаниями и настоящим. Между любовью юной госпожи и заботой секретаря. Заботой, которая выходила за служебные обязанности, но вписывалась в гипер-ответственность секретаря Ча.       Рубашку сняли с Юнги.       Сеён ненадолго пропала, развешивая вещи, и появилась снова. Её пальцы легли на ремень.       — Я сам, — прохрипел Юнги. Для секретаря такое было бы слишком. Юнги не мог позволить себе забыться настолько.       Но Сеён резко потянула ремень, выпутав из шлёвок, щёлкнула пряжкой и толкнула Юнги, когда он попытался помешать.       — Лучше закройте глаза. — Это всё, что он услышал.       Прохлада постели, запах цветущей сливы, шелест и шорохи. Всполохи под закрытыми веками. Дрожь, расходящаяся кругами от коротких прикосновений. Напряжённое ожидание продолжения и волнение, смешанное с надеждой. Расслабление на грани боли. Мучительная жажда услышать, что ожидание подошло к концу.       — Сеён, — шепнул Юнги, не удержавшись. Выдав себя.       — Мой господин, — отозвалось из темноты.       «Люблю тебя», — позвал он мысленно.       И застонал, когда женское тело накрыло его знакомой наготой.              Утром Юнги наткнулся в общей гостиной на спокойную, собранную Ча Сеён и понял, что ничего не изменилось между ними. Она ли была ночью, её прошлая личность или вообще посторонняя женщина — этого Юнги разобрать не мог и допускал, что ему всё приснилось.       Рядом с Сеён на столике стоял высокий стакан с мутноватой жидкостью.       — Выпейте, пожалуйста. Это поможет вам, — вот и всё, что Сеён сказала Юнги.       Вернее, секретарь Ча сказала своему начальнику.       — Благодарю, — отозвался Юнги, поднимая стакан. Пахло мёдом и чем-то ещё. Голова у Юнги не болела, лишь общее чувство какой-то разбитости мешало собраться с мыслями.       Он отпил из стакана, чтобы не рассматривать Сеён… секретаря Ча.       Когда последние капли перетекли в горло Юнги, Сеён протянула папку с документами:       — Дела на сегодня. Нам уже пора.       — Спасибо, — заглянул в папку Юнги, разворачиваясь к выходу, переключаясь мыслями на работу.       — Выбор сердца, — ударило между лопаток, выбило воздух. — Старуха не обманула, этот способ работает. Но…       — Но?.. — обернулся Юнги, не веря, что его мечта вот-вот сбудется.       — Мне нужно время. — Сеён заглянула в глаза Юнги, поразив его открытостью и прямотой. — После этой поездки я уволюсь. И когда найду другую работу, напишу вам. Не хочу полностью зависеть и пересудов тоже не хочу. Вы будете ждать?       Она стояла в двух шагах. Строгая, красивая, бесконечно-желанная и по-прежнему недоступная. Но она давала Юнги шанс.       — Я буду ждать, — кивнул он. И направился к лифту, зная, что она пойдёт следом, как тень. Сердце заколотилось в груди, мешая дышать: скоро, очень скоро Сеён будет идти рядом. Старуха не обманула. Его поиск закончился.