отражение разбитого зеркала (Фобос/Нерисса, Чародейки)
4 июня 2022 г. в 18:39
Примечания:
тема шестого дня: отрицательный протагонист;
визуализация есть в группе.
Фобос почувствовал присутствие чужой энергии задолго до появления Нериссы. Она возникла перед ним внезапно. Фобос думал, что от постоянного нахождения в четырех стенах одиночной камеры, он медленно сходил с ума и не сразу распознал в обладательнице длинных черных волос, доходящих до пола, свою давнюю знакомую. Мантия скрывала её лицо, лишь голос казался больно знакомым, разве что сильно моложавым.
От нее пахло розами, и Фобосу сразу же вспоминался любимый сад шептунов, в котором он узнал немало тайн и секретов.
— Я уверена, что мы сможем помочь друг другу, не так ли, принц Фобос? — Нерисса шагнула вплотную к нему, соизволив скинуть с головы капюшон.
Фобос не доверял Нериссе, но извлечь выгоду из предложенного союза собирался. Меридиан принадлежал ему по праву, а его глупую сестрёнку Элион давно уже пора отправить в небытие. Все кругом пестрило яркими красками и щемило глаза. Фобос помнил Меридиан другим, мрачным и устрашающим местом, где ростки надежды пресекали на корню. Он не мог спокойно спать, зная, что сердечная сестра превратила его королевство кошмаров в райский островок света. Он отчаянно желал вернуть все на круги своя. Нерисса не уступала ему в хитрости, и от нее, конечно же, он ожидал удара в спину.
Потому что такие, как она, бездушные стервы, жаждущие власти, всегда шли напролом, и если вовремя не обыграть ее, поставив на место, то он вновь окажется в дураках. Нет уж, с него достаточно. Теперь путь лишь один, и он должен привести его на вершину. Все предатели получат по заслугам, а он захватит власть. Вернее, не захватит, а вернёт то, что принадлежит ему по праву.
— Хорошие союзники никогда не помешают, — столь благоприятные мысли польстили его самолюбие, и Фобос согласился.
Но визиты в камеру, пусть и самые краткие, постепенно превращались в настоящую пытку. Видеть Нериссу не дряхлой старухой, а весьма привлекательной и соблазнительной искусительницей, было тяжелее, чем он мог себе представить. Особенно, когда она не держала дистанцию, а переходила все запретные грани и оставляла отпечатки поцелуев на коже. Фобос нетерпеливо отвечал на ласки лишь в самом начале их игры, постепенно он осознавал, что колдунья избрала весьма изощеренный метод. Чтобы не говорить о его вызволении из камеры, она дурманила его разум, скользила ладонями по крепкому телу и заставляла подчиниться. Вот только она не учла того, что Фобос не привык подстраиваться под кого-то. Он привык ломать.
— Ты обещала, что поможешь мне вернуться на волю, — он отстранял её руки, прерывая тягучий поцелуй.
Нерисса щурила глаза, снисходительно кивала, слушая остальные его предложения. Томление в темнице, даже ради поддержания плана, Фобосу порядком надоело, но она не спешила его освобождать, все нарочно медлила, ссылаясь на то, что ей почти удалось обвести вокруг пальца совет и стражниц. Фобос со скептицизмом слушал бывшую хранительницу сердца Кондракара, помня свой неудачный опыт общения с назойливыми девчонками с Земли. Он тоже считал, что от стражниц будет легко отделаться, но на деле все вышло с точностью, да, наоборот, поэтому никогда не стоило заранее кичиться своей победой.
Нерисса придерживалась иного мнения, она расхаживала из стороны в сторону в его ничтожно мелкой камере, ни на миг не отпуская из рук посох. Фобосу нравился её посох. Он чувствовал огромное скопление магии, сосредоточенное в нем и желал заполучить столь полезный артефакт.
— Ты должен ещё подождать, — Нерисса в очередную их встречу проигнорировала все весомые аргументы. — Терпение тебе воздастся с полна, дорогой Фобос. Или ты мне не веришь?
— Ты говоришь одно и то же всякий раз, когда появляешься здесь, — с неприкрытой злобой в голосе процедил Фобос. — Я устал ждать, пока ты разберёшься со внезапным пробуждением сентиментальности и материнскими чувствами.
Маска небрежной снисходительности впервые раскололась пополам, когда речь пошла о ее сыне, главаре повстанцев, от которого Фобос тоже мечтал избавиться. Мальчишка был слишком назойлив. Фобос, довольный произведенной реакцией, усмехнулся. Теперь настал его черед выслушивать предложения Нериссы и высмеивать ее попытки оправдаться. Но она, к огромному разочарованию, скупо поджала тонкие губы и взметнула посохом, открывая портал.
— Ты забылся, Фобос, — на прощание сказала она. — Соглашение расторгнуто, я поняла, что ты мне не нужен.
Портал закрылся, и Фобос надрывно рассмеялся. Он и без нее справится, найдет выход из сложившейся ситуации. Власть не любила тени, и Нериссу он с момента их «сотрудничества» рассматривал исключительно как помеху. И вот помеха взяла, да сама устранилась.
По иронии судьбы все сложилось больше, чем удачно, когда стражницы обратились к нему за помощью. Вилл надеялась схитрить, сохранить не только сердце Земли и ее хранителей, но и избавиться от главного врага.
Лишь теперь, попав в тыл своих противников и вынашивая план мести, он осознал смысл слов Нериссы. Всё-таки в чем-то она оказалась права. Терпение и впрямь открывало новые горизонты. Прикинуться добрым, постараться защитить блохастого черного котяру, и «поклясться» Вилл, сказать, что не нарушит слово.
Все оказалось уж очень легко, и когда Фобос заполучил заветный посох Нериссы, забытое чувство переполнило его. Сила. Она проникала в него, он верил, что его могущество возросло, и ничто не сокрушит, не помешает ему. Меридиан теперь непременно падёт, как и другие миры, в том числе ненаглядная Земля Стражниц. Пора оплатить все долги.
— Посох? Разве это посох? — думал он, крепче сжимая свое оружие. — Это скипетр. Самый настоящий и смертоносный скипетр.
Заняв родной замок, он горделиво восседал в тронном зале вместе со своим войском, поручая Седрику отыскать и вызволить любой ценой его верных соратников. Фобос упивался вернувшейся властью, она застилала ему глаза и подчиняла рассудок. Он верил в успех решающего сражения и нисколечко не сомневался, не пытался предугадать иной исход битвы.
Наверное, именно поэтому он опять проиграл. Ведь рядом был наглядный пример: Нерисса, по-прежнему оставшаяся томиться в мире своих грез. Она была его двойником, отражением разбитого зеркала. Он высмеивал ее надменность и не желания узреть корень проблемы, неумение видеть дальше собственного носа, но на деле оказался ничуть не лучше. И, попав в свою камеру, лишенный свободы, он в очередной раз проклял судьбу, вспомнив горький привкус ее поцелуев, от которых внутри расцветали черные розы, шипами вонзаясь в сердце.