Глава 39. Ученик и помощник
27 декабря 2023 г. в 10:11
Провалявшись бог весть сколько времени в койке и так и не заснув, Олаф в конце концов смирился с бессонницей. По его прикидкам, уже приближался рассвет, и, чтобы не терять время сейчас и не спешить потом, он решил заранее упаковать вещи.
На первый взгляд, дело это обещало быть пустяковым. Привычки разбрасывать одежду у Олафа не было, да и взял он с собой ее немного. Бо́льшую часть полевого и лабораторного оборудования он даже не распаковывал – разве что вытащил из сундука пару гербарных прессов и еще кое-какие мелочи ради иберийских сборов. Нужно было всего лишь убрать их обратно в сундук. Подумав, Олаф еще припомнил до сих пор не убранный томик Диоскорида – изученный вдоль и поперек, отчасти уже успевший разочаровать неполнотой, но все равно интересный и несомненно полезный. Появившиеся после вылазки в Порту Кале коллекционные материалы – свои ботанические и принадлежавшие Танни энтомологические – его не тревожили: они казались такими скудными!
Не предполагая никаких сюрпризов, Олаф поднялся с койки, запалил лампу и неспешно направился к противоположному углу кубрика, где на пустой койке у него были пристроены два плотно набитых испанскими растениями гербарных пресса. Осторожно обойдя сушившиеся на полу листы гигроскопической бумаги, он приблизился к койке, затем машинально глянул себе под ноги...
И обомлел.
Возле самой койки на полу стояла широкогорлая бутыль из мутного зеленоватого стекла, до половины заполненная прозрачной жидкостью – конечно же, крепким перегнанным вином, по-научному – винным спиртом. А на дне бутыли во всем своем великолепии лежал позабытый за сумасшедший вчерашний день будущий экспонат университетского музея – клюв гигантского кракена!
Пару мгновений Олаф хмуро разглядывал внезапную находку, затем озадаченно хмыкнул, а еще чуть погодя печально вздохнул. Сейчас в его дорожных сундуках места для бутыли явно не было – прежде всего, из-за растений, занимавших немало места даже в высушенном виде. Единственным выходом, который приходил ему в голову, было выгрузить из большого сундука часть одежды и увязать ее в тюк. Выход этот выглядел весьма безрадостно, но, похоже, был единственным: штаны и туники, в отличие от сухих растений, хотя бы можно было промочить без последствий. Представление о том, что такое плавание в шлюпке среди плещущих волн, Олаф уже имел и рисковать не хотел.
Разумеется, на перепаковку вещей ушло время, причем понадобилось его гораздо больше, чем Олаф даже мог предположить. Особенно трудным делом оказалось разместить в сундуке злополучную бутыль: ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы та потом разлилась или, тем более, разбилась. В конце концов Олаф обмотал ее одной из своих туник и на этом успокоился – правда, предварительно ему пришлось распотрошить уже собранный тюк одежды и потом долго увязывать его заново. Мудрено ли, что когда он наконец счел работу законченной и решился перевести дух, на корабле уже успели пробить семичасовые склянки.
Удары рынды Олаф не то чтобы совсем пропустил мимо ушей, однако на них и не среагировал, лишь безотчетно отметил: ну вот, еще полчаса миновало. Не придал он значения и яркому, уже совсем дневному свету за окном. Поэтому, полагая, что в запасе у него имеется еще немало времени, Олаф с чувством исполненного долга запер сундук, а затем неспешно перебрался на койку и растянулся поверх одеяла. Спать ему вроде бы не хотелось, так что ни раздеваться, ни расстилать постель он не стал – однако передохнуть все-таки решил. И вскоре сам не заметил, как провалился в сон.
Привиделся ему почему-то Порту Кале. Если точнее, то «Белый орел». А если совсем точно, то его пиршественная зала – тесная, полутемная, битком набитая незнакомым разноплеменным народом. Аквилина – веселая, улыбчивая, со здоровой рукой – суетливо бегала между кухней и столами, разнося всевозможную снедь. Сам Олаф растерянно стоял посреди залы, пытаясь высмотреть себе свободное место и никак его не находя.
Лица у сидевших за столами людей как на подбор были подозрительны и вообще неприятны: у одного гостя не было глаза, а под пустой глазницей красовался огромный фиолетово-черный синяк; второй гость скалился в злобной усмешке, демонстрируя редкие, но при этом громадные, как у лошади, зубы; у третьего под нависшими щетинистыми бровями виднелись крошечные свиные глазки, а вздернутый нос подозрительно походил на пятачок... При этом Аквилина вовсе не боялась обладателей этих страшноватых харь, она одинаково мило улыбалась и первому, и второму, и третьему. Однако Олафа она словно не не замечала и, торопясь к очередному столу с подносом, всякий раз пробегала мимо, не останавливаясь.
А Олафу, как назло, невероятно хотелось есть. И при этом еда была совсем рядом. На кухне с громким скворчанием жарилось мясо, вкусный запах дразнил Олафа, щекотал ему ноздри. Несколько раз Олаф порывался остановить Аквилину и попросить у нее хотя бы кусочек, но язык упорно не слушался, отказываясь шевелиться.
Наконец, не выдержав, он решился – сам направился в сторону кухни. Та почему-то находилась сразу же за столами и никак не была отгорожена от залы. Олаф отчетливо видел совсем неподалеку и ярко пылающий очаг, и зависший над ним в воздухе вертел, на котором сама собой вращалась громадная туша то ли свиньи, то ли барана.
Олаф успел сделать лишь один шаг. Тотчас же опять появилась Аквилина. Без подноса, с пустыми руками, она встала у него на дороге.
– Пусти поесть, – сказал ей Олаф.
Аквилина покачала головой.
– Нельзя.
– Почему?
В ответ Аквилина презрительно усмехнулась.
– Я ведь тебя любила, – сказала она с горьким упреком. – А ты променял меня – и ладно бы на свои травки, а то ведь на какую-то крысу. Меня – на крысу!
– Но я не менял тебя, – внезапно обретя дар речи, возразил Олаф. – Я же все равно люблю другую.
– Другую? – эхом откликнулась Аквилина. – Ты уверен?
В тот же миг лицо ее переменилось, и Олаф с удивлением и ужасом узнал Каринэ.
– Не узнал меня? – зловеще расхохоталась та ему в лицо. – А зря!
И девушка – то ли Каринэ, то ли всё же Аквилина – стала медленно на него надвигаться, улыбаясь всё шире и шире, всё кровожаднее и кровожаднее.
– Ты что?.. – испуганно пробормотал Олаф. Он попытался было сделать шаг назад, но неожиданно потерял равновесие и медленно, с замирающим сердцем полетел вниз. «Там же море!» – испуганно подумал Олаф и тотчас же проснулся.
Он лежал поверх одеяла на застеленной койке в своем привычном кубрике. Сквозь переборки слышались голоса моряков, в окне виднелось ясное, по-дневному голубое небо. И ни Аквилины, ни Каринэ, ни кого-либо еще не было рядом.
«Выходит, всё это приснилось! – облегченно подумал Олаф. – Надо же, какая ерунда привиделась!» В вещие сны он, разумеется, по мере сил старался не верить.
Но уже в следующий миг он насторожился. А еще через мгновение понял, что́ именно было не так. В кубрике и в самом деле отчетливо пахло жареным мясом. Запах был в точности таким же, как в недавнем кошмарном сне.
Некоторое время Олаф пребывал в недоумении. Затем внезапно догадался: да это же Коллен-маленький готовит прощальный завтрак для студентов! «Тогда сколько же сейчас времени?!» – испуганно встрепенулся он. И тут же, словно уловив его безмолвный вопрос, коротко звякнул корабельный колокол.
Уже через мгновение Олаф был на ногах. Нехитрую систему отбития склянок он представлял себе с детства, а за время пребывания на «Дон» успел выучить наизусть. И сейчас сразу понял: полдевятого! До обещанного завтрака оставалось полчаса.
Первым делом он окинул взглядом свои вещи – два сундука и туго перевязанный веревкой узел с одеждой. С облегчением выдохнул: багаж был вполне приготовлен к переезду, и даже собиравшийся впопыхах узел внушал доверие. И все-таки нечто неопределенное тревожило его, не давало покоя.
Из недолгих раздумий Олафа вывели послышавшиеся в коридоре голоса.
– Гунди, ты как, живой? – негромко, но все-таки разборчиво произнесла женщина.
– Да вроде, – пробасил в ответ мужчина, и оба весело рассмеялись.
Говоривших Олаф узнал, разумеется, сразу же. «О, уже новобрачные поднялись», – подумал он и невольно улыбнулся. Неожиданный брак леди Эмлин и готского нобиля до сих плохо укладывался в его голове, но, как ни странно, казался вполне счастливым.
Однако в следующий миг Олаф нахмурился. На ум ему внезапно пришла тревожная мысль об «инженерных девушках», судя по всему, оставшихся теперь без присмотра строгой, но заботливой «госпожи Зои». Впрочем, стоило Олафу вспомнить об Илет, и он тут же облегченно вздохнул: та, пожалуй, по серьезности и ответственному отношению к своей свите если и уступала официальной начальнице практики, то совсем немного. Зато его тревога тут же перекинулась на двух других студенток – куда более знакомых. В удивительной нерасторопности Серен Олаф успел увериться давным-давно, в проблемах с ее сборами в дорогу не сомневался и уж точно не хотел, чтобы та перевалила все хлопоты на Танни. «Надо бы к девчонкам заглянуть, – решил он, – а то мало ли что!» Затем, на всякий случай еще раз окинув взглядом свой кубрик, он вышел в коридор и быстро зашагал к трапу. Времени до завтрака оставалось немного, так что он решил поторопиться.
* * *
Вообще-то Олаф ожидал застать сборы Серен в самом разгаре. Но каюта, в которой жили Танни и Серен, встретила его закрытой дверью и полной тишиной. Олаф даже решил было, что девушки уже управились с укладкой вещей и ушли в пассажирский салон. Правда, через мгновение он отбросил эту мысль как совершенно неправдоподобную. И тогда ему снова сделалось неспокойно. Немного постояв перед дверью, Олаф осторожно постучался. Не откликнулся ему никто. Немного выждав, Олаф постучался вновь – уже громче, настойчивее. Результат оказался тем же самым: из-за двери не донеслось даже шороха. Тогда, скорее машинально, чем осознанно, Олаф надавил на дверь. По правде сказать, Олаф был уверен, что каюта девушек заперта – либо изнутри, либо снаружи. Но дверь неожиданно подалась. Даже не просто подалась, а с громким стуком распахнулась. И перед Олафом открылась поистине эпическая картина. Посреди каюты торжественно и монументально, как алтарь в языческом храме, возвышался стул. Словно коленопреклоненная жрица, над его сиденьем нависало серовато-белое нижнее платье с длинными, вяло покачивающимися рукавами. Возле стула, подобно телам умерщвленных жертвенных животных, лежали то ли три, то ли четыре разноцветные тряпки. Чуть поодаль от всего этого римского великолепия стоял большой дорожный сундук с приоткрытой крышкой, доверху набитый скомканной одеждой. Кровать Танни оказалась пуста. «Выходит, девчонки все-таки ушли завтракать», – подумал Олаф. Облегчения, впрочем, он от этого не ощутил: похоже, Серен даже не начинала паковать вещи! Некоторое время Олаф пребывал в раздумьях. Нет, все-таки за увиденным несомненно скрывалась какая-то тайна! Почему, например, Танни допустила у себя в каюте такое поистине хтоническое безобразие – это было так на нее не похоже! А с другой стороны, сейчас определенно было не до разгадывания загадок: времени на сборы оставалось в лучшем случае в обрез. Еще раз посмотрев на торчавшие из сундука рукава и подолы, Олаф хмуро вздохнул. Перекладывать женскую одежду, к тому же явно нестираную, ему было по меньшей мере неловко. Рассчитывать на то, что Серен управится с этим делом самостоятельно, явно не приходилось. Похоже, выход оставался только один: спешно возвращать Серен из пассажирского салона в каюту и в придачу просить помощи у «инженерных девушек». Уже собираясь уходить, Олаф машинально глянул в окно – разумеется, ничего интересного в нем не увидев. Но взгляд его мимоходом скользнул по стоявшей подле окна второй кровати. Тут-то Олаф и остолбенел. На кровати прямо в верхних платьях, словно их внезапно сморил волшебный – не иначе, наведенный самим Морфеем – сон, в обнимку лежали Серен и Танни! На этот раз Олаф осознавал увиденное довольно долго. Голова его всё еще была полна образов из древних Рима и Греции, так что первым делом в ней завертелись стихотворные строки Сапфо. Лишь потом Олафа осенило: да это же Танни опять свою горе-подружку плачем лечила! Между тем время стремительно таяло: до завтрака, по прикидкам Олафа, оставалось чуть больше четверти часа. Нужно было срочно принимать меры! – Кгм! – негромко кашлянул Олаф. Танни шевельнулась, издала какой-то невнятный звук. Ее выпроставшееся из растрепанных темно-рыжих волос заостренное ухо описало короткую дугу и снова замерло. Серен томно вздохнула, на ее лице расплылась блаженная улыбка. – Девчонки, поднимайтесь! – скомандовал Олаф, а потом набрался храбрости и осторожно дотронулся до руки Танни. Та вздрогнула, дернула плечом. – Ой! В следующий миг Танни повернула голову к Олафу, распахнула глаза. – Олаф?! Вынырнув из-под руки Серен, она поднялась на постели. Затем встревоженно спросила: – А что, уже утро? – Светло же, – удивленно откликнулся Олаф и тут же смутился. Сообразил: для Танни же что белый день, что сумерки – всё едино! – Завтрак скоро, – поспешно добавил он. И, не удержавшись, укоризненно продолжил: – А у вас в каюте вот такое творится! Танни опустила ресницы, щеки ее слегка полиловели. – Мы не успели, – виновато пробормотала она. – Серен плохо было, вот и пришлось... Серен вдруг тихо простонала, затем пошевелилась, но глаз так не открыла. Олаф хмуро посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Танни. – Давай я сбегаю к Илет, – неожиданно предложила та. – Может, выручит? Говорила Танни сейчас почему-то совсем тихо, почти шепотом. В ответ Олаф молча показал взглядом на сладко спавшую Серен. Намек Танни поняла сразу же. И покачала головой. – Не надо ее трогать, – по-прежнему тихо произнесла она. – После плача трудно вставать. А затем добавила, упреждая завертевшийся у Олафа на языке вопрос: – Я-то уже привычная. Да и прислушаются к «великолепной» скорее. И Танни грустно улыбнулась.* * *
Вернулась Танни очень быстро, причем не одна: с нею вместе пришли близняшки Дэл и Ллио. Едва заглянув в каюту, Дэл – Олаф давно научился узнавать ее по родинке на щеке – тихо охнула и отступила в коридор. Затем в каюту вошла Ллио. Немного полюбовавшись на приоткрытый сундук с торчащими из него цветными тряпками и на разбросанные по полу вещи, она поморщилась, вздохнула, а затем хмуро кивнула: – Ладно, поможем, великолепная, – что же тут поделать! Сказав это, Ллио подошла к Серен и с неожиданной для своего хрупкого облика решительностью потрясла ее за плечо: – Эй, поднимайся! В ответ Серен промычала что-то невнятное и тут же уткнулась носом в подушку. Ллио повторила попытку. Серен брыкнула ногой. Платье ее чуточку задралось, обнажив нежно-розовую лодыжку. Олафу сделалось неловко, он поспешно отвел глаза. – Вот ведь бестолочь... – сдавленным шепотом произнесла Ллио, а еще через мгновение ожесточенно прошипела: – Ну же, продирай глаза! Кровать вдруг громко скрипнула, затем послышался долгий звук зевка. – Вставай живо! – велела Ллио. – Времени и так нет, а мы еще поесть хотим! – Ну Танни... – жалобно протянула Серен в ответ. Тут Олаф окончательно почувствовал себя лишним. По-прежнему не поднимая глаз, он боком, мимо Танни, мимо вновь зашедшей в каюту Дэл направился к выходу. – Скажи там, пожалуйста, что мы задержимся, – торопливо проговорила ему вслед Танни, а затем неуверенно добавила: – Ну скорее всего... Наверное...* * *
Вообще-то Олаф все-таки подумывал махнуть рукой на завтрак и остаться при девушках на подхвате. Однако после просьбы Танни ему и правда ничего не оставалось, кроме как отправляться в пассажирский салон. Так он и поступил – тем более что запах из камбуза доносился и правда соблазнительный. Конечно же, польстился на этот запах не один лишь Олаф: к его приходу в пассажирском салоне были уже и Илет, и подружки-ирландки, и даже Аквилина. На появление Олафа девушки отреагировали как-то странно. Брид и Фи многозначительно переглянулись. Аквилина тихо, почти шепотом пробормотала: «Доброе утро, домнэ Олаф», – и, опустив голову, вперила взгляд в столешницу. Это было, конечно, совсем непохоже на то, как она вела себя в недавнем сновидении, но все равно Олафу сделалось очень неуютно. Зато Илет повела себя как обычно: она вежливо, но холодновато поздоровалась и снова обратилась в подобие мраморной статуи. Однако ее пример подействовал благотворно. Брид тут же деловито кивнула Олафу, а затем спросила: – Там девочки как, справляются? О ком шла речь, разумеется, уточнять не требовалось. Правда, что ответить, Олаф все равно сообразил не сразу. Подумав, он пожал плечами, а потом, спохватившись, поспешно проговорил заранее заготовленную фразу: – Леди Этайн просила передать, что они могут задержаться. Фи негромко хихикнула. Илет бросила на нее строгий взгляд, и та испуганно прикрыла рот ладонью. Снова все замолчали. Илет, тоже не говоря ни слова, кивнула. Олаф растерянно кивнул в ответ, затем машинально обвел девушек глазами. Внезапно он заметил, что и Илет, и ирландки одеты уже по-дорожному – в те самые глухие теплые платья, в которых они поднялись на борт «Дон» в Кер-Сиди. «Жарко же девчонкам будет», – вдруг подумалось ему. Озвучивать свои опасения Олаф, впрочем, не решился: девушки вели себя как-то совсем уж подозрительно, а он прекрасно помнил недавнюю ссору Брид с моряком-уладом, возникшую вообще на пустом месте. Ну и зачем ему было сейчас подливать масло в тлевший огонь? Но паузу определенно следовало чем-то заполнить, и, подумав, он задал, как ему казалось, совсем безобидный вопрос: – А когда нас высаживать будут? – Когда Серен проснется, – буркнула в ответ Брид. Фи сдавленно хихикнула – уже второй раз за это время. – Сэр Гарван просил, чтобы мы были готовы к десяти, – ровным голосом произнесла Илет и, вопреки обыкновению, саркастически усмехнулась. Тут Олаф окончательно уверился: причина странного поведения «инженерных девушек» – именно в ситуации с Серен и ее вещами. Однако снова, как недавно в комнате у Танни, когда он увидел пустую кровать, никакого облегчения не наступило. Умом Олаф понимал: обратно на Придайн студентов сейчас уже никто не увезет, даже если они не соберут вещи в срок. Но красть время у сэра Гарвана, у команды «Дон», у портовых грузчиков – это не лезло ни в какие ворота! Скорее всего, Олаф еще долго сердился бы на нерасторопную и безответственную Серен, но случилось иначе. Фи не угомонилась – вновь напомнила о себе. – Вот же недотепа – дрыхнет себе, и горя нет! – вполголоса произнесла она и брезгливо сморщила нос. Вряд ли ее слова предназначались для чужих ушей – но Олаф расслышал. И в тот же миг в нем что-то перевернулось. Будь Фи своей, с их факультета, из их «двоечки», он наверняка бы отреагировал на брошенную ею фразу не так остро. Но Фи была посторонней, и в душе Олафа вспыхнула жгучая обида. Какой бы недотепой, бестолочью и неумехой Серен ни была – именно сейчас упрекать ее явно не стоило. Она же спала не просто так, ей ночью было плохо! Конечно же, ничего подобного вслух он не сказал. Встревать в женские дрязги мужчинам, с его точки зрения, не полагалось: сэр Эгиль никогда не позволял подобного ни себе, ни сыну. Но и в пассажирском салоне Олаф тоже не остался – а молча вышел в коридор и решительно направился к трапу, ведущему наверх, к каютам. О том, что в следующее же мгновение именно этими словами за Серен вступилась Брид, он случайно узнал лишь спустя много времени.* * *
Подоспел Олаф как раз вовремя: близняшки и Серен выволакивали в коридор сундук. Дорожным его можно было назвать лишь с большой натяжкой: так он был велик. Вдруг припомнилось, что вещи Серен поднимали на борт «Дон» и потом затаскивали в каюту аж четверо моряков – тогда Олаф этому сильно удивлялся. Конечно, сил у двух девушек было куда меньше, так что они явно взялись не за свое дело. Пришлось вмешаться. Дэл и Ллио Олаф попросил отойти: очень уж хрупкими они выглядели. А вот Серен он оставил в помощницах: раз набрала в дорогу столько тряпок – пусть теперь и отдувается! Сквозь дверной проем сундук они протащили и правда вдвоем – по правде сказать, в основном усилиями Олафа, но Серен тоже честно старалась. В коридоре к делу вновь подключились близняшки. Совместными усилиями они довольно быстро развернули сундук вдоль стены, освободив проход. И вот тогда у Олафа возникло сразу два вопроса. Первый: с какой радости (вообще-то на ум ему пришло выражение покрепче) девушки принялись вытаскивать тяжелую вещь сами, а не доверили эту работу морякам? Второй: куда делась Танни? В ответ на первый вопрос Серен беспомощно захлопала глазами. – Ну я хотела как лучше... – промямлила она и покраснела. – Та-ак!.. – с грозным видом произнесла Ллио. – Это значит, моряков ей жалко, а нас с сестрой нет? Серен испуганно мотнула головой и пробормотала что-то невнятное. Дэл и Ллио с недоумением переглянулись. Затем наступила пауза – которой Олаф незамедлительно воспользовался. – А куда великолепная ушла? – быстро произнес он и вопросительно посмотрел на Дэл. Сейчас Олаф пытался решить сразу две задачи. С одной стороны, его и в самом деле интересовало, куда делась Танни. С другой – нужно было срочно отвлечь близняшек от Серен, чтобы спасти ту от большой выволочки. – Так ее варвар куда-то позвал, – откликнулась вместо Дэл Ллио. И сразу же поставила Олафа в тупик. Сначала он вообще не мог понять, о ком шла речь. Потом, немного поразмышляв, неуверенно спросил: – Какой еще варвар? Гундульф, что ли? В ответ Ллио покачала головой: – Нет, слуга сэра Владимира. У него имя очень сложное, мне никак не запомнить. – Славянин? – наконец догадался Олаф. – Хм... Ллио кивнула. Затем, упреждая вопросы, договорила: – А куда позвал – ума не приложу. Он не по-нашему говорил. И тут на душе у Олафа сделалось неспокойно. Что отношения со славянином-оруженосцем у Танни не заладились, он приметил уже давно. Скорее всего, конечно, славянин просто позвал ее к брату, но мало ли что могло взбрести в голову этому странному парню... – Я скоро вернусь, – торопливо проговорил Олаф и, повернувшись, сделал шаг в сторону лазарета. – А как же я?.. – вдруг жалобно пролепетала за его спиной Серен. Спохватившись, Олаф обернулся и поманил ее рукой. – Пошли со мной!* * *
Беспокоился Олаф напрасно: Танька в это время и в самом деле была у Ладди. И пребывала она в весьма изумленном, даже ошарашенном состоянии. Вчетвером они – Танька, близняшки и деятельно включившаяся в работу Серен – уже почти совсем управились с упихиванием многочисленных платьев Серен в большой сундук, когда дверь каюты распахнулась и на пороге появился запыхавшийся Здравко. Покрутив головой, он остановил взгляд на Таньке и торжественно объявил: – Госпожо́ Танька, мо́йот госпо́дар тэ зо́вэ! В первый миг у Таньки упало сердце. Правда, почти тотчас же она успокоилась: особо встревоженным ей Здравко не показался. Но на всякий случай решила поспешить. – Меня зовут, – быстро проговорила она и, осторожно опустив крышку сундука, направилась к двери. От каюты до лазарета было подать рукой, так что Танька невольно удивилась взмыленному виду Здравко. А тот поманил ее пальцем, как ребенка, а затем повернулся и, чуть заметно прихрамывая, быстро зашагал по коридору. «Так, нога у него все-таки болит, – невольно отметила для себя Танька. – Вот не торопился бы он так!» Озвучить эту мысль она, правда, не успела: Здравко скрылся за дверью лазарета. К Танькиному облегчению, Ладди встретил ее на ногах. Он вообще выглядел бы сейчас почти здоровым, если бы не восковой оттенок лица и не темные тени под глазами. – Заходи, Танюх, – сказал он первым делом. – Я бы до тебя и сам дошел, да мэтр Кай велит лежать в постели. – И поэтому ты разгуливаешь по каюте? – вздохнула Танька. В ответ Ладди беспечно махнул рукой: – Ну так он не узнает. А мне валяться уже поперек горла. – Ложись немедленно, – распорядилась Танька. Предписаниям мэтра Кая она доверяла. Ладди недовольно нахмурился, но все-таки подошел к кровати. – Можно я хотя бы посижу? – вздохнул он, опускаясь на постель. Взгляд у него при этом был столь несчастным, что Танька смилостивилась и кивнула. Ладди тотчас же приободрился. Взгляд его из несчастного сделался уверенным, даже повелительным. – Я тебя вот зачем позвал, – заговорил он. – Только не возражай, пожалуйста! Танька покладисто кивнула. Спорить с Ладди, если тот уже принял решение, обычно все равно оказывалось бесполезно. Внутренне она, однако, напряглась. Похоже, ее ожидал какой-то сюрприз – причем, скорее всего, не особенно приятный. – Ну вот и славно, – как ни в чем не бывало продолжил Ладди. – А я тут с самого рассвета голову ломаю... Знаешь над чем? Танька покачала головой. А Ладди выдержал паузу, а потом вдруг объявил: – Да вот думаю, что мне теперь со Здравко делать! – В смысле? – искренне удивилась Танька. Затем, немного подумав, она неуверенно добавила: – Если ты о его ноге... – Не, я о другом. – Ладди помотал головой, вздохнул. – Смотри, какая дурацкая штука получается. Мэтр Кай говорит, что мне в самом лучшем случае придется лечиться еще несколько месяцев – то есть торчать безвылазно в госпитале. Ну так вот я и думаю... В общем, что толку парню все это время возле меня ошиваться? Ни мне от него особой пользы не будет, ни ему от меня. – Ты хочешь отправить его в Университет? – спросила Танька. Повинуясь неожиданному порыву, она повернулась к Здравко. Тот, опустив голову, сидел на кушетке и задумчиво смотрел в пол. В следующее мгновение – видимо, почувствовав на себе Танькин взгляд – он вздрогнул и, резко выпрямившись, настороженно уставился Таньке в лицо. Танька растерянно моргнула и отвела взгляд. «А я бы даже и не заметила, что на меня смотрят, – мелькнула у нее в голове горькая мысль. – Даже в таких пустяках – и то у меня не как у людей!» Она и в самом деле никогда не замечала ничего «краем глаза» – просто в силу особенностей устройства сидовских глаз. Такова была плата за острое ночное зрение и за невероятную способность хрусталиков к аккомодации – всё это было подробно и убедительно объяснено в «сидовском» врачебном справочнике, одном из немногих материальных даров Сущностей маме. Собственно говоря, другого зрения Танька для себя и не представляла и обычно никаких неудобств от него не ощущала – пока не сталкивалась вот с такими досадными мелочами. – Нет, что ты, – пробившись сквозь невеселые мысли, словно издалека долетел до ее сознания голос брата. – Я же его и читать-то совсем недавно научил! Танька недоуменно посмотрела на Ладди, потом на всякий случай кивнула. Голова у нее по-прежнему была занята совсем другим. – Кстати... – вдруг оживился Ладди. – Может, ты его бриттскому подучишь? А то я с ним так на смеси латыни с русским и разговариваю. Вернее, я ему русские слова говорю, а он мне свои родные – вроде похожие, а вроде и не очень. Тут-то Танька наконец и опомнилась. Смутная догадка вдруг осенила ее – и совсем не обрадовала. – Ладди... – осторожно поинтересовалась она. – Ты что... хочешь отправить Здравко в Карфаген? – Ага, – вдруг кивнул брат. – С тобой вместе, – и, многозначительно помолчав, спросил: – Что на это скажешь? На миг Танька потеряла дар речи. А когда вновь его обрела – первым же делом взволнованно выпалила: – Ты его-то хоть спросил? В ответ Ладди молча кивнул. – И что? – поинтересовалась Танька. – Не могу сказать, что он сильно обрадовался, – ответил Ладди и загадочно усмехнулся. – Но... В общем, я думаю, это пойдет ему на пользу. Танька посмотрела на него с некоторым недоумением. – В смысле? – Он будущий рыцарь, – пожав плечами, пояснил Ладди. – Вот и пускай изживает в себе травму, нанесенную рабством. Последние слова Танька поняла не до конца. Однако для того, чтобы недовольно нахмуриться, хватило и остального. По правде сказать, этот разговор ей вообще не слишком нравился. В том числе и потому, что они обсуждали сидевшего на соседней кушетке Здравко, словно того не было в каюте. Но не только. Похоже, Ладди решил передать Таньке своего оруженосца совершенно против его воли. «Вот, значит, почему мальчишка в расстроенных чувствах, – догадалась она. – Небось в ужасе от того, что ему придется проводить время с такой страхолюдиной! А следом за этой мыслью ей в голову пришла следующая – еще менее радостная. О какой такой «травме, нанесенной рабством», только что говорил Ладди? Может быть, он в свое время выкупил Здравко из рабов? Но ведь сейчас Ладди сам обращается с ним как с невольником: берет и попросту отдает его своей сестре в слуги! Ну пусть даже не в слуги, а в ученики – все равно же это неправильно! – Послушай, Ладди... – осторожно произнесла Танька. – Не нравится мне эта затея. Здравко ей явно не рад, да и мне тоже неуютно. Ладди вздохнул, улыбка на его губах погасла. – А мне, Танюша, думаешь, уютно? – Тогда зачем?.. – Мне неуютно от того, что ты будешь в Карфагене без присмотра, – перебив Таньку, пояснил Ладди. – Так бы я полагался на леди Эмлин, но... Ты же видишь: у нее теперь своя жизнь. На мгновение Танька задумалась. Затем нахмурилась. А затем решительно мотнула головой. – Но ведь я уже взрослая – мне не нужен, как ты говоришь, присмотр. Да и Карфаген – не пустоши Думнонии. – Ага, – кивнул Ладди. – А императрица Анастасия – наша родная тетка, которая будет тебя холить и лелеять. – Он вздохнул, потом покачал головой. – Тань, как будто я тебя не знаю! Ты же ни за что не станешь безвылазно сидеть в императорском дворце! – Да я и не собиралась... – растерянно пробормотала Танька и тут же осеклась. Вообще-то она всего лишь хотела сказать, что думает обосноваться в Утике – на университетской учебной базе в дне пути от Карфагена. Но ведь Ладди, пожалуй, встревожился бы от такой новости еще больше! – Вот-вот, не собиралась, – тут же подхватил Ладди. – Отправишься одна куда-нибудь в горы или в пустыню – а там тебе лев навстречу или, того хуже, шайка разбойников. А так все-таки будешь не одна на свои экскурсии ходить, а при охране. – Ладди, львы в пустынях не живут, – вздохнула Танька. В ответ Ладди покачал головой. – Забредают иногда. Сам их следы видывал, причем не раз. И как они там рычат, тоже слышал. – И что? – спросила Танька. – Здравко в состоянии сразиться со львом? Ладди задумчиво посмотрел на нее, а затем развел руками. – Нет, конечно. Вернее, сразиться-то он может, а вот насчет «победить» – сильно сомневаюсь. Но там и безо львов хватает опасностей. Вот ты, например, знаешь, как действует на сидов яд скорпиона или фаланги? – Насчет скорпионов не знаю, – призналась Танька. – В справочнике об этом ни слова. А фаланги вроде бы не опасны ни для нас, ни для людей – по крайней мере, ядовитых желез у них так никто и не обнаружил. Немного подумав, она продолжила: – Значит, ты хочешь, чтобы твой оруженосец защищал меня от скорпионов? В ответ Ладди довольно улыбнулся. – Ага. Главным образом от двуногих. Но и от шестиногих тоже. – От восьминогих, – не утерпев, поправила Танька. – Пусть так, – покорно согласился Ладди – и, не давая ей опомниться, тут же спросил: – Ну так как, берешь себе Здравко в ученики и помощники? – Спроси у него у самого еще раз, – вздохнула Танька. На более активное сопротивление у нее не осталось ни аргументов, ни сил. Ладди немедленно кивнул ей в ответ. А затем, перейдя с бриттского на латынь, весело воскликнул: – Эй, Здравко! Тот немедленно оторвал взгляд от пола и расправил плечи. Еще через мгновение он уже стоял перед кушеткой, выпрямившись во весь рост. – Ну так как, оруженосец, – улыбнулся Ладди, – возьмешь мою сестру на попечение? – Раз надо, я готов, – хмуро ответил Здравко и с явной неохотой кивнул.* * *
Голос Танни Олаф узнал сразу. Перевел дух: выходит, она и правда у брата! Сразу же смешными, нелепыми и даже недостойными показались все недавние опасения насчет оруженосца. В самом деле, не мог же сэр Владимир держать рядом с собой опасного дикаря! Облегченно улыбнувшись, Олаф повернулся к Серен. – Ну что, пошли завтракать? Та вдруг энергично мотнула головой. – Что еще случилось? – спросил Олаф с недоумением. Серен вздохнула. Затем тихо пролепетала: – Давай лучше Танни дождемся. Олаф пожал плечами. – Зачем? Серен посмотрела на него умоляющим взглядом. Щеки ее вдруг сделались ярко-пунцовыми. – Ну... – запинаясь, пробормотала она. – Нехорошо же получится. Мы поедим, а Танни голодная останется... Олаф подозрительно посмотрел на нее, нахмурился. – Пошли, – скомандовал он. – Не выдумывай! – Я боюсь, – вдруг призналась Серен. – Меня там девчонки со свету сживут. В первый миг Олаф удивился. Потом понял. И еле сдержал ухмылку – хотя обычно злорадства за собой не замечал. – Ллио уже пригрозила, что всё им расскажет... – жалобным голосом продолжила Серен, опустив глаза. «Так они все равно уже знают!» – чуть не вырвалось у Олафа. Однако в последний момент он сдержался. Серен и без того явно пребывала в расстроенных чувствах. – Ладно, – согласился он без особого энтузиазма. – Давай подождем.* * *
Вопреки опасениям Олафа, ждать пришлось совсем недолго. Внезапно дверь лазарета распахнулась, и на пороге появилась Танни. Вид у нее был растерянный и подавленный – почти как у Серен, разве что щеки горели не пунцовым огнем, а лиловым. Устремив невидящий взгляд куда-то вдаль, Танни сделала шаг в коридор – и тут же испуганно ойкнула, едва не врезавшись в остолбеневшего Олафа. – Олаф?! – удивленно протянула она. – А ты тут откуда? – Танни, что у тебя стряслось? – только и смог вымолвить тот вместо ответа. – Да всё в порядке. – Танни растянула губы в кривоватой, не очень убедительной улыбке, сверкнув при этом острым клычком. – Пошли в каюту – будем дальше убираться! – Там уже всё, – робко подала голос Серен. – Ллио и Дэл справились. – Понятно, – кивнула Танни и погрузилась в отстраненную задумчивость. Некоторое время все трое молчали. Наконец молчание нарушила Серен. – Ты завтракать-то идешь? – робким голосом спросила она, опасливо посмотрев на Танни. Та в ответ отрешенно кивнула. Серен тотчас же оживилась, заискивающе улыбнулась. – Там вроде бы курица жареная будет, – объявила она. – Да, – уныло подтвердила Танни. – Говорят, в нашу честь последних куриц зарезали. Жалко! «Все-таки у Танни определенно что-то стряслось, – подумал Олаф. – Эх, увести бы ее сейчас подальше от Серен да расспросить как следует!» Увы, как это сделать, Олаф не представлял себе совершенно. Подавать Танни знаки взглядом было бесполезно: как он не раз убеждался, та их попросту не замечала. Позвать ее вслух Олаф тоже не решался – уже по другой причине: боялся, что Серен сочтет себя брошенной и расстроится вконец. А обсуждать проблемы Танни при Серен ему не хотелось категорически. Размышления эти продолжались, впрочем, недолго. Прервал их голос сэра Владимира, внезапно раздавшийся у Танни за спиной: – Эй, постойте-ка! Вообще-то Олаф хорошо знал, что болотная лихорадка между приступами на время отступает. Но он помнил и то, в каком состоянии сэр Владимир появился на странной ночной свадьбе леди Эмлин и готского нобиля. И поэтому, увидев того на ногах, опешил – в который раз уже за утро. – Доброе утро, – только и сумел он вымолвить. Добавлять «великолепный» Олаф все-таки не стал: вспомнил рассказы Танни о брате и вовремя спохватился. Но что говорить и вообще как вести себя дальше – решительно себе не представлял. С сэром Владимиром он прежде почти не пересекался: несколько раз видел издалека в Кер-Сиди, а на корабле – только на той самой ночной свадьбе. Если о нем что-то и знал – то, в основном, по восторженным рассказам Танни – при этом совершенно не представляя себе, насколько те соответствовали действительности. В довершение всего, прежде всякий раз, когда речь заходила о брате Танни, Олаф ощущал себя самозванцем – из-за своей привычки называть Танни «сестренкой». Серен, похоже, растерялась ничуть не меньше. Стоило сэру Владимиру подать голос, как она тотчас же пискнула, словно испуганная мышь, и спряталась у Олафа за спиной. Впрочем, опомнилась Серен на удивление быстро. Олаф даже не успел по-настоящему удивиться ее странной выходке – а она уже снова выскочила вперед и, чуть присев, склонила голову перед открытой дверью. – Аве, магнифике! – прощебетала Серен по-латыни, и Олафу вдруг почудились в ее произношении отчетливые иберийские нотки, которых определенно не было прежде. Изумиться этой перемене Олаф успел. Объяснить – уже нет. – Аве, несравненная Стелла! – внезапно донеслось из лазарета на чистейшем римском наречии, и в коридор выглянул широко улыбающийся сэр Владимир. Ойкнув, Серен так и замерла в полупоклоне. Олаф, стоявший за ее спиной чуть в стороне, невольно увидел, как ее щека стремительно покраснела, уподобившись цветом спелому плодику бересклета. – Я же не ошибся? – как ни в чем не было спросил сэр Владимир, не отрывая от Серен смеющихся глаз. – Нет-нет... – пролепетала та. – То есть батюшка называет меня Серен, но... – А твой спутник – это ведь достопочтенный мэтр Олаф, сын прославленного сэра Эгиля-корабела? – весело продолжил сэр Владимир. Серен молча кивнула и вновь замерла. Вслед за ней кивнул и Олаф – вышло это у него совершенно непроизвольно. – Отлично! Рад познакомиться с вами. – Сэр Владимир сделал шаг в коридор и протянул руку Олафу. Тот сначала растерянно кивнул, но потом все-таки сообразил, чего от него хотят, и неуверенно пожал сэру Владимиру запястье. Сэр Владимир проделал то же самое, удивив Олафа крепостью рукопожатия. А затем, выдержав небольшую паузу, произнес: – Мы тут с сестренкой немножко поговорили, пообсуждали одно дело... – в общем, у меня к вам обоим имеется небольшая просьба. Олаф вновь кивнул – теперь уже настороженно. В голову ему внезапно закралось подозрение, что именно из-за этой-то просьбы Танни и выскочила из лазарета в таком странном состоянии. – Есть у меня для вас на примете хороший приятель, – продолжил между тем сэр Владимир. – Правда, он помладше вас и не такой образованный, но зато... – Он осекся, на миг задумался, а затем решительно договорил: – В общем, я бы очень настоятельно попросил вас принять его в свою компанию. Танни тихо, почти беззвучно вздохнула, однако кивнула. Серен тут же последовала ее примеру. Пришлось кивнуть и Олафу. – Ну вот, – с явным облегчением в голосе произнес сэр Владимир. – Сестра моя, по правде сказать, немного сомневалась, но сейчас, вижу, уже не возражает. И, обернувшись, он громко позвал: – Здравко! Давай выходи!
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.