Пираты! В приключении с Коллизионным курсом!

Все ждали возвращения Мэнни, после того как гигантский айсберг, унесший его и Гатта, заскользил по скалистой тропе. Элли и Персик прижались друг к другу, в их глазах был абсолютный страх. Диего почувствовал, как его сердце тревожно забилось, а когти погрузились в лед. Давай, Мэнни, давай… ты должен успеть, ты должен… Это была единственная мысль в головах всех троих. Мэнни должен был выжить. Он должен был выбраться оттуда живым. Он не мог проиграть, только не этой безумной обезьяне. Даже Крэш и Эдди прижались друг к другу, хныча. — Я не могу смотреть! — Я не могу перестать смотреть! Луис нервно кусал ногти. Мамонты-подростки, в кои-то веки, почувствовали сожаление за все те времена, когда они издевались над Персиком и ее семьей. Но среди всех этих переживаний Шира задавалась вопросом, как там Гатт. Несмотря на все, что между ними произошло, он был ей по-прежнему дорог. Он был ее капитаном, ее самым близким другом, ее… всем. Она не хотела перечить ему, не хотела предавать его — она лишь хотела помочь стаду спастись, потому что видела, как они заботятся друг о друге. Как семья. И она не могла позволить им пострадать, быть разорванными на части… даже если это будет стоить ей жизни. И все же Гатт пощадил ее жизнь. Он не убил ее. Он позволил ей жить. Это означало, что глубоко внутри, каким-то образом, он все еще хранил ее в своем сердце… так? Это должно было быть так. Должен был быть шанс, что у них все получится, что их связь сохранится! Ее мысли были прерваны, когда Мэнни подъехал к текущему айсбергу. Верхом на огромном ките, который, очевидно, был бабушкиным питомцем Прешес. У Диего отпала челюсть, а глаза Ширы расширились от неверия. — Как вам такой вход? — спросил Мэнни, слезая с Прешес. — Мэнни! — Папа! Элли и Персик бросились обнимать самца мамонта, который в ответ тоже обнял их. — Я говорила тебе, что твой отец никогда не бросит нас в беде, — сказала Элли своей дочери. — Никогда, — заверил Мэнни. Персик прослезилась, крепко обняв отца. — Папа, мне… мне так жаль, что я сказала там, — извинилась она со слезами на глазах. — Клянусь, я не хотела этого… Я просто была так расстроена, что плохо соображала… и я… — Шшш, все хорошо, — Мэнни пытался успокоить дочь, нежно поглаживая ее щеку своим хоботом. — Я знаю, что ты не хотела этого. Я не должна была быть так строга к тебе… Я просто так волновалась, что… — Ты боялся, что мне будет больно, — закончил Персик. — Теперь я это понимаю. Я должна была подумать о твоих чувствах. — И я должен был подумать о твоих чувствах… — Мэнни слегка улыбнулся. — Думаю, нам обоим стоило попробовать взглянуть на ситуацию с точки зрения друг друга. Отец и дочь снова обнялись, их напряженная связь была восстановлена. Диего смотрел на это с улыбкой на лице, хотя улыбка слегка померкла, когда он увидел, как Шира нахмурилась. Казалось, она кого-то искала… Но прежде чем он успел спросить, Сид свалился с Прешес, и его поймал Мэнни. — Ты в порядке, приятель? — Я в порядке… только придется долго мыться. Диего сморщился от сильной вони, как и Мэнни. Тем не менее, сабж сказал: — Знаешь, ты не промах. Сид моргнул. — А я нет? — Нет, — сказал Мэнни, качая головой. — Без твоей помощи я бы стал кормом для нарвалов… наверное, как Капитан Крейзи и его зоопарк. — Это верно. У тебя настоящая храбрость. Сид посмотрел между своими друзьями, на его лице появилась улыбка. — Спасибо, ребята… — Эй, неужели я не получу никакого признания?! — раздался голос бабушки. На этот раз Диего поймал бабулю, когда она слезала с Прешес. Она мило улыбнулась — редкое зрелище — и погладила его по голове. — Спасибо, леди, — поблагодарила она его. Он закатил глаза, но все равно улыбнулся. — Ты тоже настоящий герой, бабушка. — Ну разве ты не самый милый котенок? Она взяла его за щеку и сжала ее, как это делает бабушка со своим внуком. Она посмотрела на Сида и заметила: — Ты нашел себе хороших друзей, Сидни! Сид засиял. — Я знаю, бабушка. Я знаю. Шира на мгновение улыбнулась, увидев, что стадо выглядит таким счастливым, но улыбка угасла, когда ее мысли снова и снова возвращались к Гатту. Где он был? Все ли с ним в порядке? Она должна была узнать, должна была все с ним исправить, должна была… Несколько фигур появились на вершине знакомого слоновьего тюленя. Прокоптодон, кролик, хамитатаксус, голубоногий буревестник, кабан и, наконец, гигантопитек. Тот самый гигантопитек, ответственный за все, что произошло ранее. Все млекопитающие задохнулись. Oдни закричали от страха, другие зарычали от злости при виде его. — Эта сумасшедшая обезьяна еще жива?! — завопил Крэш. — Я думал, он был приманкой для нарвала! — вклинился Эдди, оскалив зубы от испуга. — Этот старый мерзкий симулянт вернулся? Вот оно! Хорошо, что я взял с собой трость! Бабушка была готова подойти и ударить обезьяну по голове, но Сид удержал ее. — Бабушка, нет, не надо, — прошептал Сид, морщась, когда бабушка извивалась в его руках и протестовала. Он не хотел, чтобы она пострадала, не тогда, когда он уже видел весь гнев обезьяны. — Отпусти меня! Я хочу получить кусок от этого мерзкого старого сына… — Ты! — крикнул Мэнни, сузив глаза на Гатта. Он стоял перед своей семьей, защищая ее. — Я думал, ты спишь с рыбами, обезьяна! Или я должен преподать тебе урок во второй раз? Гатт попытался заговорить, но всплеск боли в теле — в основном в области живота — заставил его вздрогнуть и зашипеть, он едва не упал, если бы не его команда, быстро попытавшаяся удержать его на поврежденных ногах. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы любой мог сделать вывод, что он много боролся, чтобы выжить, и это действительно так. Но, конечно, никто, кроме его команды — по крайней мере, того, что от нее осталось, — не знал о его встрече с сиренами, о том, как ему пришлось пробивать себе путь, чтобы выжить. Как он едва не лишился жизни. Большинство млекопитающих полагали, что его раны были получены в битве с Мэнни. — Мы не ищем драки, кроха, — шипел Раз на мамонта, и глаза кенгуру сузились от гнева и злобы. — Мы ищем свободный плот, на который можно сесть. — Значит, теперь вы сдаетесь? — скептически спросил Мэнни, не сводя глаз с обезьяны. — Да, — сумел ответить Гатт, стиснув зубы от боли в груди. — Ты снова победил. Ты забрал мой корабль, мою награду и мою первую помощницу. Его глаза на мгновение переместились на Ширу, красновато-оранжевые глаза встретились с синими. Видеть ее рядом с оранжевой саблей было подобно ножу, вонзенному в его сердце, ибо, несмотря на все случившееся… она была ему дорога. Она была его первым другом, первой помощницей, той, кому он доверял больше всего… Единственная, кого он любил. Но, похоже, она не любила его, и теперь… он потерял ее. И это была самая болезненная часть поражения в битве — с ее уходом ушла и часть его сердца. — Поздравляем, — закончил он, быстро переведя взгляд на мамонта. Еще секунда взгляда на Ширу, и он почувствовал бы не только боль от ран, но и боль в сердце — такую, которую не исцелить, какие бы лекарства ни принимали. Боль от разбитого сердца. — Ты сверг Хозяина морей. Я бы поаплодировал тебе, но я не в состоянии сделать это. Мамонт поднял на него брови, а обезьяна продолжила. — Это впечатляет, правда! Мне потребовались годы, чтобы добраться до того места, где я был, но за неполных три дня ты сумел свалить меня… Ты даже заставил Шира - моего бывшего первого помощника, — быстро поправил он себя, — отвернуться от меня. И сбежал со своей. Диего бросил взгляд на обезьяну. — Ты сам заставил ее бунтовать, — прорычала сабля. — Ты никогда не заботился о ней. Ты бросил ее топиться…! — ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ! — закричал Гатт, заставив свою команду немного отойти назад, оставив его пытаться устоять на ногах, когда он со злостью поднял кулак на оранжевую саблю. Диего зарычал и встал в позу приседания, готовый нанести удар в случае необходимости. — Я заботился о ней! Я спас ее, когда ее стая отвернулась от нее, дал ей жизнь, которой она жаждала, когда она покинула их, и я никогда не оставлял ее тонуть! — Правда? Потому что я не видел, чтобы ты посылал за ней поисковые отряды! — прорычал Диего в ответ, оказавшись перед белой саблей. — Я думал, она мертва, — шипел Гатт, в его голосе звучал расстроенный тон, как будто его ударила сама саблезубая. — Она не умеет плавать. Никогда не умела, даже когда я пытался научить ее. Поэтому, когда мы не смогли обнаружить ее среди экипажа, я решил, что она погибла. По выражению его глаз и по тому, как он говорил, было ясно, что это правда. — Я сделал суровое лицо и пошел дальше. Он посмотрел на Ширу. — Я не лгал, когда говорил, что для меня было облегчением увидеть тебя. Ночью я горевал, хотя ты… — Умер? — закончила она, не обращая внимания на взгляд, брошенный на нее Диего. Напряженное выражение на ее лице смягчилось, теперь в нем сочетались сочувствие, озабоченность и что-то еще. — О, Гатт… я не… я думала, что ты больше не прикрываешь меня. — Что? Шира вздрогнула от внезапного возмущения, от взгляда неверия гигантопитека, но продолжила. — В ту ночь, когда я была на дереве, Диего принес мне воды, и мы поговорили о нашем прошлом. Он сказал мне… если бы ты действительно прикрывал меня, ты бы послал за мной поисковые отряды. Она нахмурилась и посмотрела на мужчину с саблей. — Я задумалась над его словами, подумала, что, возможно, мы не такие уж разные… его лидер не прикрывал его спину. У тебя не было моей, или я так думала. И я не хотел больше участвовать в схеме мести, поэтому я толкнул эти камни, чтобы помочь ему – помочь мамонту и его друзьям сбежать. — Я никогда не поворачивался к тебе спиной, — возразил Гатт, его глаза были полны обиды и раздражения. — Ты сделал Сквинта своим первым помощником. Ты заменила меня, — обвиняла Шира, теперь не менее расстроенная. — Что еще я должна была делать? Что я должна была думать? У тебя больше не было места для меня, поэтому я… Она облизала губы – плохая привычка, когда ее эмоции накатывают. — Я подумала, а что мне терять? Ничего. — Шира… — Ты проиграл, Гатт, — Диего прервал обезьяну, прежде чем та смогла сказать что-то еще. В голосе оранжевого саблиста звучало презрение, ибо он видел и слышал достаточно. У капитана был шанс с белым саблезубом, его бывшим первым помощником, и он его упустил. Оранжевая кошка смогла спасти ее, избавить от дальнейшей боли, как и все эти годы назад… когда он был боевым псом Сото. — Все кончено. Ты и так причинил Шире достаточно боли. Я никогда не забирал ее у тебя. Он подошел ближе и зашипел: — Я спас ее от тебя. От тебя и твоего пути разрушения, от твоей лжи – от всего. — ЭЙ! — крикнул Сквинт, подбегая с оружием наизготовку. — Ты не можешь так разговаривать с капитаном! Ваши девять жизней…! Прежде чем кролик успел сделать жалкую попытку нанести удар саблей, его удержал Сайлас, который пролетел перед ним и поймал его в свои синие лапы. — Стой, Сквинт! — воскликнул он, останавливая своего товарища по команде. — Мы проиграли битву. Если мы попытаемся сражаться сейчас, пощады не будет, особенно от сабли… — Но… но… но! — Сквинт попытался протестовать, но его заставили замолчать следующие слова капитана. — Он прав. Гатт обратился к оставшейся команде. — Парни и девушка, мы отплываем на капитуляцию. — Давай, капитан, — сказал Раз, пока они с Добсоном пытались поставить гигантопитека на ноги. — Там впереди маленький плот. Она посмотрела на Элли, их глаза встретились. — Если вы не возражаете, мы возьмем его. Это будет последний раз, когда мы видим друг друга, так что можешь больше не беспокоиться о том, что мы будем у тебя в волосах. Элли на мгновение уставилась на кенгуру, затем медленно кивнула. — Хорошо, — сказала она, голос был спокойным, несмотря на все, что произошло между ними ранее. Она указала на плот впереди. — Он твой. Мэнни недоверчиво посмотрел на свою жену. — Но Элли, мы не можем просто позволить им… — Посмотри на них, — сказала самка мамонта, жестом показывая на пиратов в их нынешнем состоянии. — Они все в синяках и побоях. Сейчас они не могут причинить никакого вреда, особенно их капитан. Она положила свой хобот ему на плечо. — Отпусти их. Они нас больше не касаются. Самец мамонта вздохнул. — Хорошо, — согласился он. Он посмотрел на экипаж. — Вы можете идти, но я клянусь, что если я еще раз застану вас рядом с нами… — Не беспокойся, пузатик, — прокашлявшись, сказал Гатт, подняв руку. — Ты больше не увидишь ни меня, ни мою команду, не в этой жизни. Он посмотрел на тощих млекопитающих. — Идемте. Пираты направились к плоту, пытаясь помочь капитану добраться до него. Флинн, тюлень-слон, на секунду оглянулся на Ширу. На его лице появилось небольшое нахмуренное выражение. — Капитан, мы-мы забыли кое-кого, — указал он. Гатт не оглянулся, чувствуя, как его сердце замирает и переворачивается. Каждый шаг, который он делал от нее, был больнее, чем зубы сирены, впивающиеся в его руки. — Нет, это не так. — Но мы-то да, — тихо сказал Гупта, и глаза барсука переместились на белую саблю. — Мы оставляем позади… Добсон сердито моргнул, как бы говоря: — Не произноси ее имя! Мгновенно напарник кабана закрыл морду. — А как же Шира? — спросил Флинн. Гатт напрягся, и все остальные млекопитающие, находившиеся поблизости от него, вздрогнули. Стадо уставилось, ожидая его ответа, как бы готовое встать на защиту, если понадобится – в основном Диего и Мэнни, хотя бабушка и близнецы-опоссумы, казалось, тоже были готовы броситься в бой. Шира, однако, смотрела на него с обиженным видом, ожидая от обезьяны какого-то ответа. Белая кошка отчаянно хотела знать, действительно ли он все еще заботится о ней? Чувствовал ли он… то же самое, что и она к нему? Она понимала, что это глупо – любить такого человека, как он. Но она ничего не могла с собой поделать. Она должна была знать наверняка. — Если она хочет быть с саблей, это ее решение, — тихо проговорил Гатт с тяжелым сердцем. Его голос почти дрожал. Его сердце болело, но он знал, что уже потерял ее, так какой в этом смысл? — В любом случае, она больше не одна из нас. Сердце Ширы словно пронзили кинжалом. Значит, он думал, что она не собирается возвращаться в команду. Что она выбрала Диего. Что она больше не верна своему капитану, а сабру, которого едва знает. Что она не… и тут она поняла, что обезьяна действительно любит ее в ответ, потому что вспомнила старую поговорку. Если любишь морскую птицу, отпусти ее на свободу. Она чувствовала себя такой глупой, такой дурой, что сделала поспешные выводы. Она думала, что он не заботился о ней, не любил ее. Теперь она знала. И она не собиралась терять этот последний шанс спасти их связь, не сейчас. — Гатт… — Нет, Шира, — твердо сказал Диего, встав перед ней. Его зеленые глаза сузились на обезьяну. — Не трать на него свое время. Он тебя больше не касается, — сказал он ей. На его лице появилась улыбка, когда он посмотрел на нее и продолжил: — Ты можешь начать новую жизнь с нами. Новое пополнение в нашем стаде. Давненько у нас такого не было, и я уверен, что остальные быстро к тебе привяжутся. Так что скажешь? Шира попыталась заговорить, но не смогла. Она смотрела между Диего и уходящей командой — на Гатта, который смотрел на нее с таким побежденным выражением в глазах. Как будто он смирился с тем, что она потеряна для него. Что их пути разошлись. Она почувствовала, что ее глаза повлажнели. Если бы все было немного иначе, возможно, она бы сразу согласилась присоединиться к маленькой команде Диего, но сейчас? Сейчас она не могла. Не сейчас, когда ее сердце предано другому. Она посмотрела на Диего, голубые глаза встретились с зелеными, и она приняла решение. — Нет. Диего выглядел так, словно его сбили с ног. — Мне… мне жаль… что ты сказала? — Нет, — повторила она, на этот раз громче. И стадо, и другие млекопитающие, обитавшие на старом острове, вздрогнули, потрясенные ее словами. — Я не могу присоединиться к вашему стаду. Ее голос звучал все громче, она чувствовала себя уверенной, что наконец-то может говорить от своего имени с момента начала фиаско. — Мне нет места среди вас и вашей семьи, и я не могу поклясться в своей верности здесь. Я верна Гатту, моему капитану, моему другу и именно с ним я пойду! Диего выглядел ошеломленным и немного обиженным, и Шира смягчилась. Хотя поначалу они не ладили, он был мил с ней, заботился о ней и, казалось, просто хотел ее общения. Она полагала, что он заслуживает достойного объяснения. Положив свою лапу на его, Шира сказала ласково, но твердо: — Прости, Диего, но мы слишком разные. Ты - житель земли. Ты бродишь по лесам и охотишься на газелей. Ты любишь мир и покой, простую жизнь. Я же всегда буду жаждать морских приключений и волнений, и никакие обещания не смогут изменить это желание. И я не могу быть приятелем того, кто не хранит мне верность и сердце. Ты хороший парень, я знаю это в глубине души, поэтому ты не заслуживаешь меня, ту, которая не может заставить себя любить тебя. Диего было немного больно от ответа тигрицы, он хотел, чтобы она осталась с ним. Но он знал, что нельзя держать ее там, если она этого не хочет, даже если это причиняет боль. — Я понимаю, — пробормотал он, кивнув головой в знак согласия. — Я не буду держать тебя здесь. Если ты хочешь вернуться к нему, тогда… Сияя, Шира на мгновение прижалась к его бокам. — Спасибо за понимание, — прошептала она. — Я никогда не забуду ни тебя, ни твое стадо. Она отстранилась и побежала к экипажу, к Гатту. Стадо смотрело на это со смесью шока и сочувствия. Первое было связано с выбором тигрицы, а второе – с тем, насколько ясно было видно, что она причинила тигру боль. — Ай, — пробормотал Крэш, поморщившись. — Она отказала ему… ради этого парня?! — Эдди вскрикнул в недоумении. — А я думал, что у меня все плохо, — тихо заметил Луис. — Это печально, — заметила бабушка, глядя на Диего. — Очень грустно. — Бедный дядя Диего… — пробормотал Персик. — Он действительно глубоко в этом, да? — прошептала Элли. Мэнни и Сид посмотрели друг на друга, потом на своего друга. Они подошли к нему, каждый с одной стороны. — Не унывай, тигренок, — сказал мамонт. — Да, в море много рыбы, — присоединился ленивец, пытаясь поднять настроение своему другу. — Она все равно не в твоем вкусе, а ты не в ее. — Сид! — …прости. Все остальные, казалось, уставились на него. Глаза Гатта расширились от шока, когда Шира подошла к нему и прижалась к его боку, прежде чем помочь ему. — Ты… ты хочешь остаться? — Конечно, — с улыбкой ответила Шира, коротко лизнув обезьяну в щеку. — Ты спас меня однажды, теперь пришло время мне спасти тебя. На его лице появилось самое счастливое и радостное выражение. Появилась широкая ухмылка. Он хотел взять ее на руки и поцеловать, но не мог этого сделать, поэтому вместо этого он просто прошептал: — Спасибо. Она снова прижалась к нему. — Конечно. — Ура! Шира вернулась! — радостно воскликнул Флинн, хлопая плавниками от радости. Остальные члены команды просто улыбнулись, кроме Сквинта, который надулся и пытался сдержать ухмылку, зная, что уступит свое место первого помощника кошке. — До свидания, — сказала Шира, оглядываясь на стадо и других бывших заложников. — Мне жаль, что мой капитан причинил вам столько боли. — Вода под мостом, — сказал Сид, взмахнув рукой. Диего ничего не сказал. Он просто поднял лапу и помахал ею, произнеся слово: — Прощай. Грустная улыбка на мгновение пересекла лицо тигрицы, прежде чем она кивнула, а затем обратилась к экипажу. — Пойдемте, нам нужно забраться на плот. И с этими словами она помогла капитану забраться на ледяной берг среднего размера, а затем села на него. За ней последовали остальные члены экипажа, которые уставились на стадо. Сайлас отдал шуточное приветствие. — Адью, млекопитающие! — воскликнул он. Шира закатила глаза и посмотрела на Гупту. — Ты знаешь, что делать, — сказала она ему. Барсук кивнул и поднялся по бревну на дерево, продолжая летать на белом. Тигрица посмотрела на Флинна. — А ты… плыви, — мягко приказала она. Флинн кивнул. — Есть, есть, Шира! — поприветствовал он ее. — Хорошо, что ты вернулась. Она усмехнулась, глядя, как тюлень нырнул в воду и начал толкать плот. Она посмотрела на Раза. — Позаботься о якорях. Кенгуру отсалютовала, прежде чем сделать это, и наконец сабля обратилась к кабану. — Добсон, ты знаешь толк в травах. Помоги мне с Гаттом. Добсон оскалился и пошел за целебными растениями. Гатт посмотрел на Ширу и начал: — Итак, то, что касается верности… Шира кивнула. — Я имела в виду каждое слово. Несмотря на все твои проблемы, я люблю тебя, — призналась она. — Люблю уже давно. Просто до сих пор у меня не было возможности сказать это. Его лицо расплылось в любящей ухмылке. — Я тоже тебя люблю, — ответил он. Он обнял ее лицо дрожащей рукой. — Мой первый помощник… — Теперь я твоя единственная и неповторимая подруга, — поддразнила она, прежде чем прижаться к его морде. — Снимите комнату, вы двое, — сказал Сквинт, закатывая глаза. Раз в ответ шлепнул его по голове, а Сайлас счастливо вздохнул. — Любовь… такая красивая. Добсон что-то фыркнул, возвращаясь к новой паре с какими-то травами. Все остальные млекопитающие смотрели, как плот уплывает. Диего грустно улыбнулся, понимая, что это к лучшему. Он увидел обеспокоенные, сочувствующие взгляды своих друзей и сказал: — Я в порядке. В конце концов, он будет жить дальше. В любом случае, она была права – они были слишком разными. Даже если он не мог понять, почему она тоскует по капитану, он постарается уважать ее желания. Мэнни кивнул. Сид выглядел несколько скептически, но в кои-то веки не высказал своих мыслей. Персик подошла к отцу. — У нас больше нет дома, — высказала она свои опасения. — Вообще-то, у нас есть новый. Элли подошла к мужу, приподняв бровь. — Что?

***

Ледяной берг прибыл на остров, где гираксы приветствовали их всех. С помощью Сида, у которого было счастливое воссоединение с вожаком гираксов, они смогли освоиться в качестве новых жителей острова. Персик и Луис с разрешения Мэнни с нетерпением побежали вперед исследовать остров. Бабушка приобрела у Сида новые зубы и пошла показать их Диего, который лишь скорчил гримасу, а потом рассмеялся. А Мэнни в кои-то веки расслабился. Он знал, что его девочка растет, и теперь он не так часто должен за ней присматривать. Тем не менее, они с Элли постараются дорожить теми моментами, которые у них были с ней сейчас, пока она не достигла настоящей взрослости. До того, как она покинет гнездо. Хотя в одном все были уверены… они никогда не забудут тех пиратов, и особенно Хозяина морей и его подругу, белую кошку. Белоснежная певчая птица, которая украла сердце грубияна и каким-то образом приручила его. Но стадо не знало, что через четыре года их пути пересекутся снова… к лучшему или к худшему.