Рассказы тетушки ЭММЫ: То, что важно

Взгляни, Мрачный Жнец, в мою душу! Жизнь без родных всего лишь пыль Коль надо, весь мир обрушу За всех, кто дорог когда-то был Не пущу, не отдам, ни богам и не демонам! Не пущу, не отдам, ни богам и не демонам! Из Предания Троих, примерно 600-е гг ПВП

Окрестности Остотль Юмикишли, несколько мгновений после встречи с Хароном Нинель       - С дороги! - прошипела я в ответ, выпуская по некроманту разряд электричества. Чтобы какой-то колдун указывал мне, что мне делать а что нет? Мне, которая переживет и колдуна и все его потомство, которая способна внушить восхищение всего лишь выдохнув в сторону человека? Да пусть провалится в черную дыру!       - Сестра, нет! - Фаэтон попытался меня остановить, схватив за руку. Безуспешно: я вырвалась одним резким движением, едва не вывернув бывшему священнику руку. Ох, братец, братец... Не знаю, что за гадости в тебя напихали эти чудаки на букву "м" в черных мантиях, что ты их защищаешь, но я тебя не трону. Тебя. Остальные пусть убираются с глаз или сгинут во мраке.       Разряд попал в цель, поразив некроманта прямо в грудь, и распространив запах паленого мяса по всей пещере. Однако он был еще жив! Браслеты разрядились что ли? Ну и в печку! У меня есть цель, и я в двух шагах от нее.       Достать открыть кофр было делом нескольких секунд. Я столько месяцев воображала, как снова возьму Чибинэ на руки, и окуну в живительные воды Остотль Юмикишли, как она откроет глаза и посмотрит на меня, как с улыбкой скажет, как скучала... Останавливать меня не посмели. Марат смотрел на меня со священным ужасом, Харон, держась за поджаренную грудную клетку, пытался встать, опираясь на посох, а брат не то ругался не то молился, шевеля губами и не издавая ни звука.       Чибинэ осталась такой же, какой я положила ее в день смерти в кофр ,разложение ее не затронуло. Не зря за это чудо техники (которую, по слухам, производили по чертежам еще доставшимся с Крайней Войны), выложила две годовых зарплаты. Если бы не тот факт, что руки и ноги дочки были буквально оторваны от тела, можно было бы подумать, что она спит. Спит и видит прекрасные сны с белыми единорогами, прекрасными принцами и добрыми волшебниками. Вот только волшебники почему то всегда оказывались злыми, принцы - самозваными, а единороги оказывались мотоциклами, да еще и без бензина.       Аккуратно держа части тела, вхожу в воду. Странное ощущение: будто бы вода ощупывает меня, пытаясь понять, в каком состоянии мое тело. Не удивлюсь, если Остотль Юмикишли - разумное существо, которое рассуждает непонятным для людей образом. Помню, мыслители Старой Земли говорили о такой сущности. Из любопытства пробую воду на вкус. Почему-то соленая, но не как морская вода, как-то иначе, но сравнение на ум не приходит. Кладу тело дочки в воду, аккуратно присоединяю руки и ноги к положенным местам. И начинаю читать все молитвы всем известным богам.       - Сестра!       - Госпожа!       - Омега!       Вскрики трех мужчин на берегу доносятся как будто издалека. Я просто смотрю и сердце наполняется эйфорией. на моих глазах конечности пристают к телу, а раны заживают. Только... Я не помню этой тени!       - Не дергайся, "дорогуша" - раздается сзади меня, а над грудью чья-то рука заносит прямой клинок односторонней заточки. Мда, не ожидала тебя увидеть тут.       - Привет, красавчик - произношу, не оборачиваясь - Рада встрече, пусть даже и так. Только ты совсем растерял манеры: встречать даму кинжалом неприлично.       Павел Холодов, мой бывший соратник, хрюкает от смеха, не ослабляя, однако, хватки       - А ты все такая же, как я тебя помню, Нинель. Вот что тебе на Тьме не сиделось? Нет, пошла искать невозможное, нашла...       - Паша - мой голос становится буквально медовым - У тебя что, глаза в ножнах? Так вытащи их! У меня дочка умерла, и я пришла ее воскресить. А ты зачем-то изображаешь террориста и мне мешаешь - Надеюсь, мой соратник поймет намек, потому что убивать я сейчас не в настроении. Чибинэ лучше ознакомиться с этой стороной мира как можно позже.       - Нинель, все не так просто... - Павел начинает мне что-то толковать, но мне уже наплевать. Я вижу, как Чибинэ окончательно залечивается и по телу начинают пробегать какие-то тени. Все, поболтали и хватит. Рывок головой назад, ухват руками за вражескую руку, и нелетальный разряд на браслеты. Это не убьет Следователя, но немного заставит утихомириться. А освободившись, подлетаю к Чибинэ, которая, живая и (вроде как) здоровая, рывком поднимается из под воды, жадно глотая воздух.       Это было чудом. Мне все равно, откуда взялось озеро, и почему оно такое какое есть. Сотворили ли его те иномиряне, чей город мы прошли? Создали ли его некроманты в попытках победить смерть? Или это просто каприз природы или каких-нибудь Высших сил? Мне все равно, и если сейчас мне прикажут для закрепления эффекта продать душу, я только спрошу, где ставить подпись.       Я схватила дочку в охапку и говорила ей все, что накопилось на душе. Как тосковала без нее, как мы искали способ ее спасти. Говорила про Город под Лунным Светом, про Бармаглота и хищные грибы, про Лестницу Памяти и скорби. И я не сразу поняла, что что-то не так       - Омега... - прохрипел Харон - Слушать надо, когда хотят предупредить, а не стрелять в того, кто не желает зла.       Эйфория начала вытекать из души, как вода из разбитой бутылки. Остотль Юмикишли собрало тело моей дочери, исцелило ее раны, восстановило работу организма... и все. На моих руках лежал кадавр с лицом моей дочери. .       Не знаю, почему я не отбросила тело, как ядовитую змею. Наверное, потому что не могла до конца поверить, что все зря. Я стояла в озере мертвой воды и держала в руках свою надежду. В воду упала еще одна капля, и я поняла, почему вода была соленая. Озеро состояло не из воды. Это было озеро слез. Марат       Когда Госпожа ударила странного некроманта молнией, я решил, что сейчас нам тоже конец будет за компанию. Конечно, мне много раз доводилось слышать о священной материнской ярости, но увидеть вживую - совсем иное дело. Госпожа Нинель будто была готова сражаться со всеми богами и демонами всех миров сразу. Впрочем, именно с ними она и собиралась сражаться: на моей родине давно пришли к выводу, что единственное настоящее божество - это смерть, непознаваемая и всемогущая. Так что я просто спрятался, как привык делать все двадцать оборотов планеты моей жизни. Колдун Фаэтон рассудил иначе, и был отброшен, точно гнилая тряпка. Но я ошибся, думая, что увидел самое страшное в моей жизни. Видеть, как на смену ярости и гневу пополам с надеждой приходит беспросветное отчаяние, оказалось намного страшнее. Теперь Нинель напоминала не Госпожу, а еще одного кадавра: бесцветное выражение лица, бессильно капающие слезы из глаз, безвольные движения, когда мы втроем вели ее во дворец... если бы я не был уверен, что Госпожа в здравом рассудке, я бы точно решил, что эта болезнь, Синдром Раскольникова, что терзает планету людей, родом отсюда.       - Ох - прошипел Харон, уложив Госпожу на кровать во Дворце и присев на стул рядом - У Омеги тяжелая рука, Фаэтон.       - У моей сестры есть имя - пробурчал колдун в ответ, натянув капюшон мантии на глаза, точно пытаясь спрятаться от мира, как и я - Что это было, главврач?       - Всего лишь действие Остотль Юмикишли, Озера Мертвой Воды - хозяин подземного дворца смерти отложил в сторону посох и потянулся к чайнику, стоящему на столике рядом - Чай будешь?       - Мне понадобится объяснение посерьезнее, главврач - от того, как были сказаны слова, меня передернуло. Колдун был в шаге от того, чтобы накинуться на этого Харона, даром что рядом стоял этот непонятный мужик с изогнутым мечом наголо, все еще шипящий от боли, когда неосторожно задевал часть запястья, обожженную электричеством. И я не уверен, что меч мог бы помочь       - Посерьезнее, говоришь? - Харон вздохнул - Остотль Юмикишли нашли пять лет назад, вылавливая и допрашивая немногих способных к взаимодействию кадавров и ревенантов. Мы не знаем, что это, и как действует. Судя по пройденному вами пути, который повторили наши первопроходцы когда-то, озеро создано искусственно обитателями Города под Лунным Светом. Любое мертвое тело, которое помещается в него, оживает, даже в том случае, если оно разобрано на мелкие кусочки. А вот рассудок и высшая нервная деятельность восстанавливаются очень ограниченно. Человек воскреснет кадавром. Животное будет неким усеченным вариантом самого себя. Без последствий воскрешаются только рыбы и более примитивные организмы, у которых низкая роль нервных связей. Впрочем, воскрешенные кадавры не теряют способность учиться, и при некоторых условиях, мы можем на основе воскрешенного тела создать полноценную человеческую личность, способную войти в общество. Но это не воскрешение, Фаэтон. Это рождение нового человека. Мы построили этот Дворец Смерти, пытаясь узнать, как эта штука работает. Узнали немногое. А скрыли от народа потому что знали, какая будет реакция - Харон кивнул в сторону безучастно смотрящей в потолок Госпожи. Видимо, мир так устроен, что воскресить мертвого нельзя в принципе.       - А теперь к делу - оборвал себя Харон - Фаэтон, нам нужна ваша помощь. Объект Омега, которую ты почему то зовешь сестрой - единственное бессмертное разумное существо из известных нам. Исследования Пухавичокса сгинули после его неудачного путча, повторить создание вечноживущих Следователей мы не можем. Если бы удалось получить образцы тканей и подвергнуть Омегу исследованиям...       - Нет! - Некромант уже не сдержался, и его речь начала звучать так, будто он читал повеление - Я не отдам вам единственного дорогого мне человека, главврач. Я знаю про наш долг перед человечеством и все такое. Хотите препарировать - препарируйте меня. Но Нинель и так всю жизнь жила в страхе и тоске. А теперь...       - А теперь - она просто кадавр, Фаэтон - Харон не сделал ни малейшей попытки защититься, хотя навершие посоха колдуна могло проломить ему голову в мгновение ока, а мечник перехватил оружие обеими руками и приготовился к бою - Если только ты не знаешь, как вылечить Синдром, ты не спасешь ту, кого зовешь сестрой. Ни ее, ни ее дитя.       - Колдун не знает, старший колдун - прозвучало будто бы со стороны - Знаю я.       Трое мужчин уставились на меня так, будто я сморозил величайшую в мире глупость, и я был с ними почти согласен. Почти. Колдун Фаэтон говорил, что я ревенант, что я выздоровел от Синдрома. Значит, если кто-нибудь и может высказывать мнение о лекарстве, то это я.       - Слушаю - отозвался, однако Харон со всей серьезностью - Мы не добились ничего, так что от еще одной гипотезы вреда не будет.       - Колдун Фаэтон рассказывал, что кадавры... утратили силы жить... - я от пристального внимания даже начал заикаться, и только истовое желание хоть чем-то помочь, хотя бы кого-то спасти, чтобы все оказалось не зря, не давала забиться в каморку и выть от ужаса - Я знаю это чувство, я переживал его, когда мама... умерла - в горле снова встал комок, и пришлось прокашляться. Некроманты тактично сделали вид, что ничего не заметили - Те люди, кого я знал, говорили, что силы жить появляются тогда, когда кто-то любит этих людей. Так выжил я. Я выжил, потому что знал, что мама меня любила, и хотела мне добра. А Госпожу, должно быть, никто не любил...       - И как ты предлагаешь применить это на практике, юноша? - Харон хмыкнул - Обязать отряды врачей обнимать кадавров?       - Если понадобится - да - неожиданно поддержал меня колдун Фаэтон - Главврач, мы не придерживаемся никакой доктрины. Если это будет лучший способ, мы именно его и применим.       - Прости, юноша - старый некромант покачал головой - Видимо, скептицизм несколько затмил мой рассудок. Продолжай.       Я поперхнулся словами, ломая пальцы так, что будь они из хлеба - уже бы раскрошились.       - Что если... Если Вы Повелением внушите кадаврам, что их любят, они нужны?       - Любовь нельзя навязать - встрял мечник - Поверь, пробовали. Я сам и предложил эту идею. Закончилось все тем, что упыри прекратили убивать и насиловать и стали обнимать и целоваться. Ненамного лучше - мужчина мрачно фыркнул.       - А если... Повелеть стать тем, кого точно любили? Главврач, Вы говорили, что при обучении воскрешенного формируется новая личность? А если мы предложим ей сформироваться по уже установленным шаблонам? - колдун Фаэтон, высказав эту мысль, пришел в необыкновенное возбуждение, и начал как маятник ходить по помещению - Прошу, дайте поставить опыт!       - Тебе не нужно мое разрешение, Фаэтон - Харон только махнул рукой - В Ордене нет иерархии. А тебе, юноша, спасибо. Спасибо, что не остался равнодушным.       После этих слов эмоции настолько переполнили меня и так крепко сплелись, что я смог только кивнуть, и спешно выбежал из здания, чтобы никто не увидел мои слезы счастья. Фаэтон       Мда, последнее, чего я ожидал от ревенанта, так это того, что именно он станет нашей последней надеждой. За время путешествия я привык к этому милому и стеснительному пареньку, которого искалечила собственная судьба. Привык я и к мысли, что он окончит свои дни лабораторной крысой для собратьев по Ордену. Но что он сходу предложит небесспорный но рабочий вариант исцеления Синдрома... Марат, да если это сработает, тебя вся планета на руках носить будет. Уж я об этом позабочусь.       Предложение, конечно, было невнятным и путаным, юноша не знал нужных слов и постоянно сбивался, но смысл был понятен: исцеление через психическую интроекцию, "впитывание" незашоренным разумом без собственных личностных черт предложенного извне личностного образа. Подобный механизм применяли некоторые животные при формировании связи с детенышами, и люди для разрешения моральных головоломок. И, что самое важное, это было осуществимо. Не для врачей, не для инженеров, не для психиатров - им бы не хватило знаний и навыков, методик. Но мы, некроманты, знали методы Повеления и умели соединять сознания людей со своим. Собственно, в этом и заключалась наша работа: погрузиться в чужую душу и вытащить ее наружу. С тех самых пор, как в Орден пришли одни из последних не ассимилировавшихся Колдунов -субрасы нынешнего человечества - и передали все свои знания о гипнозе и психике человека, мы нашли способ приказывать любому разумному существу со слабой волей и входить в чужую душу. именно знания Повеления и подъятия должны были стать основой для этой отчаянной авантюры. Правда, задача была сложнее, нежели просто вернуть кадавру индивидуальность. Каждый человек, каждая личность формируется вокруг неких стержневых ценностей. Какими они будут - определял сугубо жизненный опыт. Именно сочетание ценностей, жизненного опыта и воспоминаний и формировало образ человека, его душу, гештальт, Я-концепцию - слова не важны. И теперь мне предстояло вытащить гештальт Чибинэ из памяти моей сестры, удержать его в своей кратковременной памяти (не сойдя при этом с ума, восприняв этот гештальт на себя) и показать его воскрешенному кадавру. Если все пройдет как задумано, живой мертвец захочет "стать" Чибинэ такой, какой она была при жизни. Будет ли это считаться воскрешением - вопрос из категории, является ли совершенная копия оригиналом. Во всяком случае, это лучше чем ничего. И тут все зависит от трех вещей. Помнит ли сестра свою приемную дочь ярко и четко или отрывисто и поверхностно. Способен ли разум кадавра к интроекции. И сможет ли мой рассудок выдержать роль проводника. Это ведь не то что процесс создания ИИ по слепку человеческой души: там хватало лишь воспоминаний. Но не попробуешь - не узнаешь.       Я кладу кадавра на пол рядом с собой, касаюсь одной рукой лба живого мертвеца, второй рукой - лба сестры, и Повелеваю:       - Откройтесь мне!       Вспоминая последующие события, я так и не смог как-либо структурировать или объяснить последовательность произошедшего. Я был одновременно собой, сестрой и никем. Воспоминания, эмоции, чувства, восприятия проходили сквозь естество со скоростью сверхзвукового поезда, и совершенно непонятно, что удерживало меня от того, чтобы в этом потоке раствориться. Гештальт, однако, формировался безотказно. Воспоминания о холодном и одиноком детстве девочки на улице, ее встреча с моей сестрой, удочерение, наши повседневные дела, наполненные эмоциями... Сестра действительно любила дочь не для галочки. И когда гештальт сформировался окончательно, я вопросил кадавра       - Ты хочешь быть ей? Отвечай, и я дарую тебе покой!       Это была правда. Я упокою кадавра в любом случае. Если она согласится, я внушу гештальт ей сложной молитвой-Повелением, и она станет если не Чибинэ, то ее точной копией. А если нет - я прикажу ей упокоиться. Сестре не нужно напоминание о ее самой страшной боли.       Ответ пришел сразу. Это не было словом или четкой мыслью. Это были эмоции: желание, радость, вожделение, тоска, страх потери. Она согласилась.       Я начал читать молитву, которая во всех гримуарах значилась, как "последняя" и "запрещенная". Ее создавали сугубо на тот случай, когда нужно будет переворошить всю психику человека, даже рискуя его полным и необратимым "упокаиванием". И несмотря на это, знали ее все, потому что Устав ордена предписывал читать ее тем, кто подозревает Сидром Раскольникова у себя. Это был последний довод в пользу жизни.       Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я открыл глаза, закончив пропускать через себя сразу две души, и, глубоко вдохнув, произнес последние слова, которыми заканчивалось еще и "подъятие" живых мертвецов.       - Восстаньте и ступайте!       Кадавр, которая до этого момента тупо смотрела в потолок, приподнялась, осмотрелась, увидела сестру, а затем неуверенно спросила:       - Мама?       Последующую сцену воссоединения двух любящих сердец я не забуду никогда. Ну, Марат, ты у меня получишь по первое число! И по второе, и по третье тоже! Ты подарил человечеству лекарство от Синдрома. И, что важнее, ты подарил моей сестре дочь.