КОТ ПАВЛОВОЙ: МОЙ БРО ЕВРЕЙ

***

      Я увидел его издалека. Я знал, я был уверен, что он вернётся. Он просто не мог бросить меня навсегда. Несмотря на мой потрепанный видок, шерсть с проплешинами и армией блох, гноящийся глаз, порванное ухо и перебитую переднюю лапу, я бросился к нему со всех трёх лап. И увидев меня, мой бро еврей был крайне удивлён. Но он узнал меня, и это было главным! Я безудержно орал во всё горло и тёрся о знакомые брюки, думая только об одном.       «Бро! Где ты был? Ты даже не представляешь, как мне было хреново без тебя!».       Мой брат еврей, подхватил меня на руки, даже не побрезговав, и потащил к бывшей хозяйки. От меня разило помойкой и канализацией, но ему было всё равно. Он крепко прижимал меня к своей груди, а я, уткнувшись грязным носом в его светлый плащ, готов был буквально рыдать от счастья. И если бы я мог говорить стихами, я бы посвятил ему оду любви и преданности. В тот момент я был готов сделать для него всё!

***

      Я свалил от своей хозяйки, не выдержав бесконечные издевательства её чувака. И когда он в один прекрасный день открыл дверь квартиры, в которой я жил довольно счастливо до его появления, и пнул меня под зад, я выскочил на лестничную клетку, думая, что лучше сдохнуть на улице, чем жить с таким чудовищем.       Продержался я чуть больше полугода, но постоянные тычки и полуголодное существование меня достали. Так же, как и то, что от этого Анатолия постоянно разило местом, где я родился. Периодами этим местом начала попахивать и моя хозяйка. А родился я в подвале ликеро-водочного завода.       И не думайте, что бенгалы там не рождаются. Рождаются, и еще как! Я живой тому пример. Спасибо моей мамаши, что практически сразу после рождения я пошёл по рукам, в отличие от своих братьев и сестер. И так уж случилось, что моя жизнь была полна приключений с момента моего рождения.       Волею судеб однажды я оказался под дверями квартиры Павловой. И в скором времени под её дверями оказался и мой будущий брат - еврей. Кликуха у него была сложной - Кривицкий Геннадий Ильич. Я даже не стал париться, чтобы её запомнить. Хозяйка еще называла его Геной или просто Он. Но, понимая, что я остался жить в её квартире, благодаря этому кожаному, я начал вести свою тактику по отношению к нему, проверяя, настолько ли он хорош, как втирают мне по ушам.       Чтобы я не делал, еврей никогда на меня не злился. Да, он мог сказать, что я подлец или наглая морда. Но при этом он никогда не брал меня за шкирку и не тыкал мордой в свои тапки, в которые я первое время регулярно мочился. (А как я ещё должен был проверить, что он меня любит?).       Он никогда не отправлял меня с дивана спать на пол. Хотя его хозяйка отправляла на мой диван регулярно. Всем своим видом я давал ему понять, что неплохо было бы расправить спальное место, но он лишь вздыхал, брал меня в охапку и, скрючившись в неудобной позе, пытался заснуть со мной в обнимку.       А еще он шикарно жарил рыбу. Его кусочки филе всегда были жирненькими и вкусными, в отличие от рыбы, которую жарила хозяйка. И пару раз я так чуть не отправился на тот свет, подавившись костями. Мой бро отчитывал хозяйку за меня и называя её странной кличкой Мать, сказал, что ей даже меня доверить страшно.       После этого они поругались из-за меня и из-за того, что я шарю по кухонным столам и уничтожаю жареную рыбу прямо со сковородки. Мать предупредила еврея, что он может отправиться на все четыре стороны вместе со мной, потому что я совсем оборзел. Но еврей был упрям, за что вновь оказался на диване вместе со мной. И после этого он стал моим бро, и я перестал проводить над ним эксперименты по выживанию из квартиры и проверки на верность и преданность к моей персоне. Я понял, что с моим бро можно жить.       А после того, как он защитил еще мою честь и достоинство, не дав Матери меня кастрировать, я воспылал к нему безграничной любовью и был готов уже не ссать ему в тапки, а таскать их в зубах, как самые преданные существа на земле, собаки, с которыми у меня всегда крайне сложные отношения. Потому что я считаю их лишенными гордости тварями, готовыми лизать пятки своих хозяев за сахарную косточку. Я же, конечно, ни такой! Лучше жить на помойке, чем терпеть унижения.       Моя хозяйка, Павлова Ирина Алексеевна, которую, кроме Матери, еврей почему-то называл ещё и Егоровой и в чьих кличках я честно запутался, была тоже нормальной тёткой.       Хотя, если бы еврей не вылечил её от аллергии на меня какими-то шариками, то неизвестно, воспылал бы я любовью к своему бро или участь моя была бы печальна. И я бы исчез из этой квартиры, как и из нескольких других за свою недолгую жизнь.       Странно, что она отзывалась на все клички, какими её называл еврей, и не злилась. Мне бы лично было обидно, что он никак не может запомнить всего одну.       Но с другой стороны, что толку, что Анатолий называл её только Ирой. На него она злилась постоянно. И еще из-за него она плакала. Или она плакала из-за того, что исчез мой бро? Впервые я увидел, что она рыдает в ванной, когда мой бро перестал появляться. Как сейчас выясняется, он был на какой-то земле. Обетованной что ли? Но могу и путать, потому что я там не бывал никогда, да и вряд ли буду. И до тех пор, пока я собирал тычки и пинки от Анатолия, она плакала довольно часто. Открывая воду в ванной комнате, типа набирая ванну и сидя на её бортике, она гладила меня и утирала слёзы. Я смотрел на ней с жалостью, но сделать ничего не мог.

***

      И вот сейчас я вновь дома, у своей хозяйки. Она мне крайне рада, как кажется, рада и моему бро. Анатолий чудесным образом исчез из её жизни. А мой братан хоть и появился, но почему-то упирается и не хочет переезжать к Матери и ко мне.       «Послушай еврей, если тебе всё равно, подумай о других. Я-то чем провинился?».       Вот уже вторую неделю он таскает меня по ветеринаркам, откармливает каждый вечер какими-то специальными кормами, чтобы я сожрал те таблетки, которые он мне запихивает в рот и подставил бедро для болючих уколов. И думает, какой он молодец. Тупой! Молодец - это я, который ему всё это позволяет, потому что я не хочу больше на улицу, и не хочу жить с хозяйкой без него. Опять притащит какого-нибудь Анатолия!       Вот и сегодня вечером он вновь пришёл к нам в гости. Как Мать говорит, на ужин. С ума сойти, она готовит ему ужины! Когда это такое было! В прошлый раз кормежка семьи была полностью на нём.       Конечно, он притащил ей очередной веник. Какая от него радость, вообще не понимаю! Два дня в вазе и на помойку, потому что через пару дней он притащит новый.       Ладно, Бог с ним, с этим веником! Главное - он принёс мне очередное лакомство. Я сижу около своей миски и бросаю взгляды то на них, то на содержимое моей тарелки. Содержимое моей тарелки гораздо интереснее, чем то, что происходит между ними. А между ними ничего не происходит. Сидят и молча пережевывают какой-то салат. Видок у салата так себе. Я бы такое есть точно не стал. Вот и бро не спешит с комплиментами для Матери. Как бы ему потом за это не прилетело!       Содержимое же моей тарелки не может не радовать. Во-первых, от нее исходит просто умопомрачительный запах какого-то соуса, в котором плавает то ли кроличья лапка, то ли утиная попка. Во-вторых, я видел, что бро принёс целую упаковку того, что я буду выклянчивать у него ближайшее время. И, в-третьих, он сказочно обрадовал меня, осмотрев моё ухо и глаз, и сообщив всем присутствующим, что с лечением покончено.       Да, у меня-то всё окей. А вот у бро что-то ничего не клеится. Надо выручать еврея. Может укусить его, чтобы уже вышел из своего заторможенного состояния. Сидит, тупо смотрит на Мать и лыбится.       «Чего ты на неё смотришь? Долго ещё смотреть будешь? Анатолий вот не смотрел и особо даже не спрашивал. Наверное, поэтому она плакала. От твоих смотрелок, бро, ничего не изменится. Пора уже к действиям переходить. Мне тебя что, ещё учить надо, как это делается? У вас же всё хорошо было. Сейчас чего тормозишь?».       Слава Басте! Сменили дислокацию! Переместились в спальню. Кажется, все-таки сегодня мой бро останется здесь. Я быстренько последовал за ними. Меня как никогда беспокоил этот вопрос.       Как же я ошибся! Эти двое опять сидят, разговаривают.       «Слушайте, сколько можно трепаться? Всё-таки у котов все это гораздо быстрее происходит! Можно уже поцеловаться, наконец! Я даже настаиваю на этом и на дальнейших действиях тоже! А вот сейчас не понял?».       Мои глаза буквально выпали из орбит. Мой бро поцеловал Мать, встал и собрался на выход.       «В смысле на выход?! Это как? Это зачем? Это почему? Стоять! Ну, нет, ребята! После Анатолия я, конечно, очень терпеливый кот, несомненно, пушистик, но мне всё это реально надоело!».       Я со всей дури прыгнул бро на спину и выпустив когти, как Росомаха, буквально повис на его межреберье. Еврей знатно заорал и попытался меня скинуть со своей спины. Ни тут-то было! Пусть я лучше получу тапком по морде или еще что хуже, но ты, бро, никуда сегодня отсюда не выйдешь. Клянусь тебе своей перебитой лапой!       На дикий вопль моего братца выскочила Егорова и попыталась также отодрать меня от его спины. Я же начал втягивать свои отполированные коготочки, сползая по его рубашке и оставляя две шикарные кровавые дорожки.       Тапок прилетел в меня практически мгновенно, но я, спрыгнув со спины бро, пулей шмыгнул под диван, заранее продумав место моего дальнейшего наблюдательного пункта.       Мать орала на меня такими словами, которые я никогда от неё не слышал, а половины я даже не понимал. Но главное, она крутилась возле моего еврея, пытаясь оказать ему первую помощь, охая и причитая.       Бро же всё понял. Он сел на диван и пока Мать носилась по квартире в поисках лекарств для него, он наклонился, просунул руку в пространство, которое я шмыгнул, и произнёс: «Ты, конечно, сволочь редкостная! Иди-ка сюда».       Я высунул морду. Он ухватил меня за шкирку и выволок из-под дивана. - Ну, всё! - подумал я, - всё-таки я его достал!       И крепко прижав уши, я приготовился получить на полную катушку. Какого же было изумление Егоровой, но ещё больше моё, когда он прижал меня к себе и, поцеловав мою полосатую морду, обдавая меня знакомым запахом кофе и легкой свежестью своего парфюма, шепнул: «Я понял, бро. Я не уйду». И после этого он свободной рукой попытался защитить меня от хозяйки, смеясь и говоря: «Ир, не трогай его. Он пытался нам помочь». И затем, обратившись ко мне, он спросил: «Верно, Кот?»       Мне ничего не оставалось, как признать то, что он разгадал мой план. В подтверждении этому я громко мяукнул: «Мяу!», спрыгнул с его рук и помчался уничтожать такое манящее содержимое моей тарелки.