Ритуал

Шасси привычно стукнулись о лётную полосу. Ника вздохнула. Она на земле. Это, конечно, неплохо, она устала, ей нужно расслабиться, перекусить. Но.... Полёт закончился. Жаль. Глупо конечно радоваться, учитывая, что полёт был, чтобы защитить патрульных Авионер, но все же. Она командирка Танго, нечасто ей удаётся полетать. А полёты она все так же любит. Сложно разлюбить их. Хотя, ей это почти удалось. После битвы за Мыс Горн, когда умерло слишком много людей, близких Нике людей. Она не могла заставить себя взяться за лётный камень, не могла подойти к авиону. Тогда она была рада, что стала капитанкой, ей пришлось летать меньше, это было не хорошо, но ей это было нужно. А ещё ей нужны были полёты. Полеты, о которых она не могла думать без содрогания, но и не думать не могла. Тогда на помощь пришёл Ансель. Ансель. Ника улыбнулась, доставая аэролит из отверстия. Возможно, в том что полёт закончился есть один плюс. И этот плюс сейчас стоит внизу. Ей не надо было выглядывать из авиона, чтобы так уверенно заявлять об этом. Она и так знала, что Ансель ждёт её снаружи. В конце концов они одиннадцать лет вместе. Одиннадцать лет в зоне боевых действий, где каждый год за два, а то и три. Одиннадцать лет попыток узнать друг друга. Одиннадцать лет создания семьи. Одиннадцать лет как она — авионера, а он — её механикера. «Её» во всех смыслах. Ника вылезла из авиона, сразу попав в объятия мужа. Она еле слышно выдохнула, когда чехол с лётным камнем оказался вдавлен в неё Анселем. Еле слышно и очень коротко. Потому что следом шёл поцелуй. Неглубокий, заставляющий забыть о времени, но и не дежурный, по сути являющийся быстрым касание губ губами. Как раз то, что надо, чтобы без слов выразить "я рад, что ты в порядке. Люблю тебя". Ансель выпрямился, а Ника привычно усмехнулась ему куда-то в ухо. Всегда говорил, что не хотел летать, а тело все равно тянется в небо. На пару.. секунд? минут? вечностей? наступила тишина. Сердце начинало успокаиваться. Приходило осознание, что она жива, она в объятиях мужа, она дома. Это все было привычно. Одиннадцать лет это повторяется из полёта в полёт. Сейчас только к мыслям добавилось то, что скоро она увидит дочерей. Ансель провёл по её волосам, но чуть-чуть не рассчитал силы. Резинка — её последняя, между прочим, — оказалась где-то под авионом. Ника вздохнула. Их ритуал был нарушен. Не критично, но обидно. И как-то странно неправильно. Ансель с тихим «Прости» отпустил её из объятий. Ника качнула головой, принимая резинку из рук мужа, ничего страшного в этом не было. Обычно Ансель зарывался ей в волосы, ещё раз целовал и уже потом лез разбираться с авионом. В этот раз пункт со вторым поцелуем пришлось пропустить. Ника потянулась, разминая тело, затекшее от пребывания в одном положении. Рядом что-то бубнил Ансель. «Что-то» не потому что она не понимает, о чем он: она одиннадцать лет летает, да, возможно, если есть поломка и Ансель говорит отличное от своих обычных терминов, она запутается, но в основном текст схож, да и опыт именно в вождении авиона позволяет понимать устройство интуитивно. «Что-то», потому что ей нет нужды прислушиваться, она знает, какой прибор подать Анселю, знает, что, если он говорит так же себе под нос, все хорошо. В конце Ансель отходит от лётной машины. Вспоминает ещё раз, всë ли проверил, кивает самому себе. Всë. Начинает раскладывать приборы и инструменты по местам, а Ника не лезет. У них разные способы успокоиться после полётов. Она подаёт инструменты, смотрит за его работой, он не подпускает её расставлять что-либо в ангаре, кроме, разве что, авиона. Она могла бы в этот момент отнести камень в хранилище, чтобы сэкономить время, но зачем. Им двоим это надо. Ей надо смотреть, как Ансель бережно переносит инструменты, ему — касаться Ники, пока осматривает Авион. Это их ритуал. Когда-то давно такой ритуал был у Тристана. Вернее, конечно, не такой, он был один, да и гладил аэролит он до полета. Но они вдвоём, и ритуал у них общий. И без него полёт уже не кажется завершённым. Так что Ника привычно отошла от всех стеллажей, крючков, каких-то станков, чтобы не мешать Анселю. В конце концов она не механикера, вдруг что не так поставит. — Пошли? — голос, который все ещё сводит её с ума. Какой же дурехой она была в свои шестнадцать, когда не сразу поняла, что её тянет к Анселю. Сейчас ей все кажется очевидным. — Надеюсь, ужин ещё не закончился, и мы успеем. — Ты опять не отходил? — Ника вздохнула. Конечно не отходил. Стоял, ждал, когда прилетят - и она, и другие девушки. — Копался с Ванессой. Да и тебя не было всего минут сорок, — закатил он глаза. И сморщил нос от попавшего в них локона. Ника усиленно подавляла в себе желание этот самый локон убрать. Небо, почему они ещё только у ангаров, если она сейчас начнёт перебирать волосы Анселя, остальные Авионеры на них зашипят. И правильно сделают. — Ты чего? Устала? — Нет. Хочу ещё полетать, — честно призналась Ника. Она в этот момент, наверное, выглядела, как маленькая девочка, которая мечтает попасть на знаменитый Мыс Горн, которая мечтает летать, а не как Мадам рей Хок, авионера, у которой за плечами не один бой. Такая девочка, за исключением части с «попасть на Мыс Горн», налетит на Нику в столовой. Ещё ритуал, который может изменяться: прилёт может быть поздно вечером или, наоборот, рано утром, и девочки будут спать. Ритуал, который пусть и появился всего пару лет назад, пусть и не всегда случается, несомненно, важный. Но не их с Анселем. Не тот, который скрашивает каждое приземление. Не тот, который является их немым криком «Ура! Выжила!». Не тот, без которого она не представляет полёт. В конце концов, все может поменяться. Меняются Авионеры,которым они кивают в качестве приветствия, пока идут в хранилище, меняются дочки, вдруг, вообще уедут с мыса Горн, когда подрастут, меняется мир. Но неизменным остаётся одно. Каждый её полёт заканчивается в объятиях Анселя.