Решимость не угаснет

Жар опалял спину, девушка перешла на бег в надежде как можно быстрее уйти от огненного ада. Узкий туннель освещали языки пламени за спиной, из-за чего она не рисковала расшибить себе голову в этом лабиринте. Поворот, поворот и ещё один, пока не поднимется на другой уровень, куда пламя добраться не может. Замок по своей конструкции был похож на муравейник — со стороны он выглядел величественно, хоть и без лишней роскоши, но полный резных колон и цветных витражей, однако внутри стен таились от лишних глаз тайные проходы. Целая сеть запутанных туннелей пронизывала замок изнутри, полная тайных механизмов, комнат и ловушек, она была своеобразным произведением искусства, смертельно опасного искусства. Одна из таких тайных комнат и стала могилой для древнего. Девушка шла, безошибочно определяя направление и обходя ловушки, закрывала за собой шлюзы, не давая огню и малейшего шанса переброситься на остальной замок. Отодвинула ширму и, откинув полотно, вылезла в выбеленную переговорную под шелест гобелена. Первый этаж, восточное крыло. Рабочая зона. Не торопясь выйти в коридор, она садится за кресло, пачкая его в чужой крови и грязи. Снимает испачканную маску с кровавым пятном, положив её на стол. Оценивает порванный край плаща, который тварь всё же зацепила когтем, и чудотворный запах, способный загнать в могилу всё живое в радиусе десяти метров. Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что надо бы привести себя в порядок или хотя бы обработать порезанную ладонь, заменив испачканные бинты, но конечности уже налились свинцом, а глаза закрылись. Измотанный голодовкой, отсутствием сна и постоянной беготнёй, организм отказывался куда-то идти и что-либо делать. Ты не можешь остановиться сейчас Чара мученически застонала, потирая виски, — общение с миром напрямую не проходит без последствий. Слишком мощный, слишком непонятный, слишком иной, мозг просто не работает в этом измерении, не в силах понять всей его сути. На столе непонятным образом появилась чашка, пахнущая чем-то подозрительным. Девушка взяла её в руку, покрутила, смотря, как красноватая жидкость размешивается внутри. Ещё тёплая, почти горячая, она по консистенции напоминала крем-суп или густой кефир. На вкус напиток был солёным, с металлическим оттенком. Нельзя назвать вкусным, но было съедобно. — Что это? — спросила Чара в пустоту после пары глотков. Стало чуть менее тошно. Люди готовили его раньше, когда ещё среди них были маги «Не думала, что попробую зелье именно так», — лениво промелькнула мысль, колдовское варево работало странно: не придавая сил, а снимая усталость. Волшебный энергетик, чтоб его. — Сделай мне ещё и я пойду. На столе материализовалась бутылка из мутного зелёного стекла, отражение в нём выглядело пугающе паршиво. Когда это закончится, она убьёт любого, кто помешает ей отдыхать. Определённо. Забрав тару, она отправилась в путь. Если поторопиться, то воробушек даже не успеет проснуться. Ребёнок и так слишком измотан, не следует беспокоить его по пустякам. *** Руины были пусты. Точнее, вероятно, где-то в этой непроглядной тьме всё же могли быть монстры, но живыми они уже не являлись. Пропитанные магией, стены больше не светили, не происходила и вентиляция воздуха, из-за чего дышать было почти нечем, а подземная река уносила всё тепло, которое решило задержаться в этих стенах. Было холодно, и изо рта маленьким облачком вырывался пар, оседая белым инеем на стенах. Наверное, надо было зайти ещё глубже в Руины, быть может, даже сходить к себе здешней на могилку, положить цветочки. Возможно, их магия бы срезонировала, если от призрака хоть что-то осталось, а можно было бы и выпустить ненависть, заточённую в ребёнке, и дать ей пожрать мир. Правда, был шанс её не сдержать. Девушка прислонилась к высохшему дереву рядом с старым домом, стараясь не вспоминать лишнего. Лишним сейчас являлось всё. Крохотный язычок пламени в фонаре замерцал, засиял разными цветами, а тень принимала форму слов. — Даже не дашь мне насладиться ностальгией? Действуй Она усмехнулась, отпивая из бутылки, как же всё это смахивает на... анекдот, наверное, или второсортную историю, пробу пера, так сказать. Чара потянулась за своим старым кинжалом, уже слишком маленьким, чтобы было удобно сражаться, но всё ещё хранящим частичку её силы, её решимости. Свет старого фонаря, той самой масляной лампы, играл на острие лезвия, как крохотный огонёк. Покрутила в руке холодную рукоять, оплетённую бычьей кожей, и вонзила кинжал в древесину. Одно сильное движение, один рывок — и сверкающий металл проходит сквозь грубую кору глубоко внутрь древа. Рана куда глубже, чем кажется на первый взгляд, закалённый решимостью клинок режет все измерения, разрывая материю на куски. Сдавленно стонет мироздание, покрываясь рябью, расходится, как круги на воде, обнажая истинную пустоту. Что-то там, в глубине, в настоящей непроглядной пустоте смотрит жадно, как дождавшийся смерти падальщик. Чаре кажется, что смотрят на неё, и всё человеческое нутро переворачивается, сжимаясь хрупким зверьком, едва услышав раскатистый рык. Или не услышав. На грани материи и пустоты редко бывают константы. Девушка уходит, освещая себе дорогу фонарём, обгоняя разрастающуюся пустоту всего на шаг. Рассыпались стены, истаявал пол, пожираемые пустотой, они покрывались рябью лагов и помех, тихонько шкворча. Мир не бился за своё существование, позволяя поглотить себя, он не заращивал дыры, не отставал каждый кусок, он вообще не естественно затих. Шаг, другой, а за ней пустота, чёрная пустошь без света или границ, живущая всего мгновение, но существующая всегда, нигде и везде одновременно. Пустота сжирает всё, чуть замедляясь у границ Сноудина, она разрастается или, будет верней сказать, что уменьшается мир? Ангел смерти наблюдает за пиршеством с лёгкой тоской, даже скукой, уходя всё дальше и дальше, не желая участвовать в этом ещё больше. Смотреть, как то, что осталось от местного Папируса, исчезает в этой тьме, было даже грустно, он не заслужил этой участи. Удивительно, но смотреть, как в пустоте исчезает второй скелет, она попросту не смогла. За спиной поля эхо-цветов, лавка Герсона и абсолютная тьма Ватерфолла. Старый друг дожидается её у пристани, наблюдая за ней из тьмы своего плаща. Чара даже не хмурится и не задаётся вопросами, просто подходит ближе. — Плащ можете не возвращать, — говорит Лодочница, но не похоже, чтобы её смутил запах. — Это подарок. Вы выглядите, как мой маленький человеческий фанат, тра-ла-ла. — Пусть будет так, — усмехается девушка, отводя взгляд на приставшие к лодке куски водорослей, они мягко светились и выглядели абсолютно так, как должны выглядеть оторванные кормой куски водной поросли. — Меня всегда восхищала ваша способность избегать проблем, будь то гнев Королевы за потакания юным монархам или умирающий мир. Плащ согласно посмеивается, широким жестом приглашая прокатится, Чара осторожно садится на нос лодки, сняв маску и положив к себе на колени. Всё равно перед ней прятаться бесполезно. Маска осуждающе смотрит на неё, казалось, будто вместе с этой фарфоровой штучкой снялась и вся её стойкость, и Чара чувствует, как грехи ползут по её спине. Ни один из тех, кого сейчас пожирает пустота, не заслужил этого. — Не стоит углубляться в себя, моя принцесса, у вас есть риск не выплыть... — шелестит тысячью голосов Лодочница, отталкиваясь от пристани. — А если на глубине спокойней? — На дне нет ничего, кроме падальщиков, — фигура приближается, не касаясь, она встаёт так близко, что можно почувствовать тепло и холод, исходящие от неё. Лодка немного качается, но, будто понимая важность момента, не переворачивается и старается плыть как можно мягче. — Вас сожрут раки, моя принцесса, и это будет лучшим исходом. Некоторое время они плывут в молчании, пока воды реки не начинают нагреваться от близости Хотленда, Лодочница направляет лодку в неприметный проход, ведущий в каналы столицы. Оттуда будет ближе. — Почему ты помогаешь мне? — Я помогаю всем, тра-ла-ла, неужели вас это смущает? — Ты помогаешь всем, не различая грешников и праведников, — соглашается Чара, наконец посмотрев на друга. — Ты возишь их из точки в точку, но разве тебе не всё равно, что произойдёт с ними после того, как они покинут тебя? Девушка усмехается, будто вспомнив глупую шутку: — Ты чуть не довёл Альфис до петли своими пророчествами. — Вы осуждаете? — За правду? — Чара смеётся. — Лишь за то, что ты не думаешь о последствиях своих слов. Как правило. Ты так нейтрален к остальным, так толерантен, что чуть-чуть жесток, принимая их полностью со всеми грехами и подноготной. Вы безразличны к чужим судьбам, друг мой, — заключает она, накрутив на палец прядь волос. Хитрый прищур, улыбка, готовая обернуться оскалом. — Ко всем, кроме моей. Так почему? Лодочница молчит некоторое время, а после говорит журчанием воды и завыванием вьюги, треском костра и шелестом листвы, таким тоном, что внутри что-то переворачивается: — Вы — моя принцесса. Разве нужны ещё причины? *** До столицы они доехали в молчании, на пару километров обогнав пустоту. Удивительно пустая и тихая, она навевала ещё большую скорбь, чем Руины, зацикленно мигали лампочки, открывались автоматические двери. Система вентиляции, будто для вида, иногда гудела вентиляторами, не создавая ветерка, по крайней мере, здесь пока ещё дышалось. — Ты можешь вытащить его отсюда? — спросила Чара, когда пришло время прощаться. — Дитя? — плащ в унынии покачал головой. — Боюсь, в Мультивселенной ему приют не найти. — А если дальше? — В Пустоту? — Лодочница засмеялась тихим перезвоном ручья. — Иль, может, мне проложить ему тропу в НБ? Я понимаю ваши волнения, моя принцесса, но уж лучше сгинуть быстро, чем потерять себя, поверьте. Чара ушла, не оборачиваясь, поднялась по каменной тропе до замка и, словно в забытье, добралась до Барьера. Решимость прошлась по венам живительной волной, зажгла огни в глазах и обернулась бушующем пожаром в глубине души. Вот и всё. — Какого чёрта? Кнопка перезапуска выдала ошибку. Мир крякнул, зазвенел и кротко затрещал, покрываясь рябью, а после всё вернулось обратно. И будто не нажималась эта чёртова кнопка вовсе. Один остался — Разве Лодочник ещё не ушёл в другие миры? Кто такой #№&№«_¡£ ? Остался восьмой человек. Девушка дёрнулась, будто ей под сердце загнали нож. В глазах на секунду потемнело, пожар задушила ледяная вьюга и сковала тело холодными оковами. Т ы н е м о ж е ш ь с д а т ь с я с е й ч а с . Фигура опасно качнулась, резко развернувшись на пятках, ушла в тень, заскользив по коридорам. Зал суда грозил рухнуть над её головой, похоронив под тяжестью плит, давил со всех сторон и ослеплял ярким светом. Дверь дома тихонько застонала несмазанными петлями, скрипнула старая доска под ногой, колыхнулись цветы, задетые плечом. Фриск продолжал мирно спать на кровати, легко хмурясь во сне. Он сморщил нос, когда свет лампы закрыла фигура, спрятавшись под одеяло поглубже. Одеяло с него стянули. — Эр..? — спросонья спросил мальчик, продирая глаза рукавом. — Ты что, плачешь? — Всё будет хорошо. Обещаю. Кинжал пронзил сердце. Пошёл перезапуск. А пустота улыбнулась и не захотела отпускать. «В конце концов, ты не умеешь держать обещания»