Ледовая история

Семь часов нескончаемых слов. Шелестенья бумаг, пересылки файлов. Опросов свидетелей. И всего 20 минут перерыва, в который никто особо и не расслабился — даже выпить кофе или воды не удалось. Напряжение, все равно, снять не получилось. Этери потерла шею, ноющую от длительного пребывания в напряженной позе. Когда сидевшая у компьютера Камила начинала опускать голову, женщина замирала и настораживалась еще больше — тяжело было наблюдать с каким трудом держался 15-летний ребенок, запертый в кабинете и прошедший через десяток допросов в течение этих часов. Она невольно ждала, что Камила или расплачется, или упадет без сил. Но девочка каждый раз резко вздергивала голову и снова садилась прямо, всматриваясь в экран. Периодически рядом с ней менялись люди — им тоже надо было отвечать на вопросы сторон. Нет, это не напоминало американский суд, где все приводили аргументы, давили харизмой, перекрикивали и создавали яркое шоу. Спустя час бесконечных разговоров, суть которых Марк вскоре перестал улавливать, мужчина осознал, что все будет не так интересно. Тогда он переключился на дочь, которая стойко сидела на глазах у всех и по-взрослому отвечала на вопросы на английском языке. Поглядывал он и на Этери, которая, кажется, начинала просвечиваться от всего того, что свалились на них. Застывшее в маске лицо не выражало никаких эмоций. Женщина безмолвно оставалась свидетельницей этого тягостного действия. К концу седьмого часа Камила засмотрела до дыр краешек стола — единственная слабость, которую она могла себе позволить. Пару минут она тратила на этот отдых и снова до боли в глазах начинала всматриваться в экран, на котором были открыты окошечки с незнакомыми людьми. У нее не было цели запомнить их лица, но в глубине души девочка знала, что они отпечатаются в ее сознании навсегда. Камила устало смирилась с ситуацией, и сейчас уже не реагировала, когда участники процесса начинали что-то обсуждать. Поняла, что ни на что повлиять она не сможет — надо просто сидеть и смотреть. А еще быть честной. Никакого допинга она не принимала. И точка. Сжав кулачки, Камила удивилась, что измотанный организм мог еще выдавать такие эмоции. Видимо, она все же выдержит. Интересно, к какому часу она сдастся? Хотя нет, на глазах у папы, у Этери Георгиевны, у этих ужасных людей из Федерации, которые пытали ее два дня, готовя к заседанию, она себе дрогнуть не позволит. — Все… Девочка упустила момент, когда все начали двигать мебелью и собирать бумаги. Вздрогнув, Камила часто заморгала и обнаружила, что собеседники отключаются от видеосвязи. Страх начал поглощать ее — а вдруг она что-то сделала не так, и все решилось, не в ее пользу. — Камил… Собираемся, — паникующая девочка растерянно посмотрела на склонившуюся Этери Георгиевну. Тренер, словно почувствовала ее смятение, и погладила по перенапряженным плечам, мышцы отозвались болью, и Камила сгримасничала. — Все закончилось. — Закончилось? — Камила зажмурилась — глаза щипало от яркого света, который ослеплял все это время. — А… мы проиграли? — С чего бы? Завтра. Решение вынесут завтра. В два часа дня о нем нам сообщат, — Горшков выглядел постаревшим. — Пойдем, Щекастик, я вас провожу… — папа был важным и необходимым человеком в этом тяжелом процессе. Его присутствие вселяло спокойствие и силу, хотя сейчас их уже почти не осталось. Камила со вздохом спряталась в его объятьях. Хотя бы в них можно было побыть маленькой девочкой. — Она хорошо держалась… — Все получится. — Кошмар, семь с половиной часов мариновать нас… Марк обнимал дочь и кивал уходящим людям, которые подбадривали, но прикасаться к девочке побаивались. Валиев следил за тем, как Этери притормозила у порога — видимо, предусмотрительно оказалась в проеме, чтобы ее видели через открытую дверь. Чтобы не было никаких пересудов. На него Этери не смотрела, устало потерла ладонью белое лицо, на котором выделялись запавшие черные глаза. Как бы Марк ни хотел, чтобы они остались с ним, но ему пришлось оторвать от себя дочь и попрощаться. — А если мы проиграем? — покусывала губы Камила, которая едва ворочила языком от утомления. — Поедем домой и будем жить дальше, малыш. Жизнь на этом не заканчивается, — он ущипнул ее за щеку, делая так, чтобы кровь прилила к бледной коже. — Но мы победим. Да? — Марк склонился, пристально глядя ей в глаза. Камила послушно кивнула и получила от отца поцелуй в лоб. — Поезжай. Тебе надо отдохнуть. Он хотел бы позвать Этери, чтобы передать взглядом, что поддерживает ее и готов быть рядом, но знал, что она не обернется. Упрямая женщина идет до конца — раз решила отстраниться, то будет планомерно закрываться в броню. Ну, что ж, он любил сложные задачи. Будет решать и эту. Но только после того как, наконец, выспится. *** Этери не была уверена, что вообще спала. Остаток ночи был ужасен. Она вертелась, открывала глаза в липком поту, снова и снова проверяла телефон и удаляла сообщения от незнакомых людей. Дурные мысли заполняли голову, которая к утру стала чугунной, и ее с трудом удалось оторвать от смятой подушки. Диана застала мать уже собранной, после душа и чашки кофе. О ночных мучениях женщины она и не догадывалась. Этери доводила мейкап до финальной точки и вполуха слушала девушку, которая собиралась улетать в Москву. В какой-то момент Диана примолкла. — Что? — Этери обернулась и заметила, что дочь с кровати наблюдает за ней. — Мам, тебе надо отдохнуть, — тревожно отметила Диана. — Когда, Диша? — усмехнулась Этери. — Сейчас не время отдыхать… — Ты скоро на зомби будешь похожа. — На кого? — Этери невольно улыбнулась. — На зомби, мам. На тебе лица нет, — настаивала Диана. — Хочу, чтобы это все закончилось, и мы снова полетели с тобой в Америку. Отдохнули. Пообещай, что полетишь со мной, — упрямо потребовала она. — Полетим, конечно, Диш, — Этери изучила себя в зеркало — ей казалось, что усталость не так уж и видна. Она старалась скрыть ее за косметикой, горящим взглядом, царственной позой недоступности, но окружающих, которые знали ее близко, обмануть было сложно. — Лет через пять? Когда вытянешь из депрессии Валиеву? — проворчала Диана, отвлекаясь на кусаку Мишель. — А что Камила в депрессии? — поджала губы Этери. В сердце колола иголка от воспоминаний ночного разбирательства. — Она держится лучше всех нас. Хотя ей и тяжело… — Странно, да? Ей же 15 лет. Откуда в ней силы? — Изнутри. Стойкий оловянный солдатик, — легкая улыбка появилась на лице Этери, женщина прошла и надела черную кофту, поправляя рукава. — Она с ними родилась. — Как и ты. — Скажешь тоже… — кинула на нее быстрый взгляд Этери. Проверила, не ревнует ли дочь, которая с детства наблюдала, сколько времени и внимания мать отдает чужим детям. Этери и сама контролировала себя, чтобы помнить, что у нее всего одна родная дочь, и ей не хватает любви. Правда, Диана повзрослела и перестала предъявлять права на нее, успокоилась, убедившись, что для матери стоит на первом месте. Вот и сейчас Диша была без претензий. — А что? Камила растет рядом с тобой, конечно, она копирует тебя. Да они все тебя копируют, ты же видишь, — пожала плечами Диана. — Вижу. Может и к лучшему. Будь Камила другой — развалилась бы уже в первый день. И о медали можно было бы забыть… — Этери встряхнула кудрями. — Думаешь, еще можно о ней говорить? О медали? — настороженно уточнила Диана. — Конечно. Этот боец еще покажет всем, — уверенно отозвалась Этери. — Как и ты, — заулыбалась Диана, спрыгнув с кровати. — Как и ты, мам, покажешь всем. — Дай Бог, — как бы ей хотелось, чтобы дочь была права — и сил хватило, и поддержки. Хотя бы тех, кого она запустила в свою жизнь, или кто так настойчиво отвоевывал это место. Отвлекаясь на телефон, Этери вспомнила о Марке. Он снова дал о себе знать. — О, ну наконец-то, мам… — вдруг просияла Диана. — Что? — Этери недоуменно взглянула на нее. — Ты улыбаешься, — лукаво отметила она. — Да с чего бы? Это спазм. Надо завтракать…. Дай Мишель… — уклоняясь от внимания дочери, Этери поспешно отобрала у нее собаку. — А кто написал-то? Мы выиграли? Суд уже что-то решил? — хвостиком отправилась за ней Диана. Игнорируя ее любопытство, Этери еще раз мыслями вернулась к мужчине, который пожелал им удачи в этом дне. Она точно им нужна. *** Тренировка помогла бы убить время. Правда, на нее надо было настроиться и найти в себе силы. А после многочасового допроса у Камилы не было совсем желания выбираться из номера и показываться кому-то на глаза. Хорошо, что рядом была Этери Георгиевна, которая вела себя, как и всегда — «Камила, тренировку никто не отменял.» С таким настроем волей-неволей пришлось начать растягиваться. Покатываясь на массажном валике перед зеркалом, Камила морщилась: одеревеневшие мышцы не хотели так просто подчиняться. Сев на шпагат, девочка стиснула зубы — тело, словно, бастовало против физической нагрузки. Но зато в голове появилась ясность — сосредоточиться удалось на растяжке. Позже, подпрыгивая через скакалку, Камила краем глаза заметила, сколько времени осталось. Двенадцать минут. Наверное, тренеры, сидевшие на лавке, тоже следили за электронными часами на стене. Все волновались, но сознательно не бередили ей душу и не говорили о том, что будет впереди. Словно тема о суде закрыта. Ее никто не поднимал с самого утра. — Камил, идем-ка, — Сергей Викторович появился внезапно, и Камила содрогнулась, и запуталась в скакалке. — Тише, тише, — мужчина ободряюще удержал ее за плечо. Камила схватила со стола телефон и пошла к тренерам, выключая дрожащими пальцами музыку. Заметив, что Этери Георгиевна, которая прятала худощавое лицо под черной маской, протягивает к ней телефон, Камила дергано улыбнулась. С замирающим сердцем склонилась, чтобы рассмотреть мелкие буквы, и стук в груди прекратился. Возможно, так умирают. Секунда и все. Только тяжелое тело, которое грозило рухнуть на пол. — Эх… ура… — вырвалось у нее истерично, и, боясь, что дальше последуют слезы, Камила отступила и отвлеклась на свой телефон. — И все? — удивилась Этери Георгиевна. — У меня если честно нет сил… — замотала она головой и, не выдержав пристального темного взгляда женщины, развернулась и пошла к месту тренировки. — Камил, — громко позвала ее Этери Георгиевна, и Камила с гримасой, то ли счастья, то ли несчастья, сделала поворот, а потом сунула наушник в ухо, и отправилась в угол зала. Ей было страшно снова разрыдаться на глазах у тренеров. Она и так продемонстрировала слабость, за которую потом себя отругала. Вездесущий оператор с камерой дошел с ней до стола, на котором лежали вещи, и Камила склонилась над телефоном, пытаясь собраться в моменте и выбрать музыку. Подрагивающие пальцы отказывались подчиняться, а перед глазами все смазалось. Наконец ей это удалось, но глаза все же наполнились слезами, девочка согнала их, крепко зажмурившись. Игнорируя телевизионщика, Камила встала перед зеркалом и начала прыгать, всматриваясь в свое отражение. Музыку она не слышала, не видела и замерших за спиной тренеров, внутри нее в истерике билась испуганная маленькая девочка, которая стремительно выросла за эти дни, и которой завтра предстоит показать всю свою стойкость и профессионализм. Ее допустили к личным соревнованиям. *** Присев на скамью, Марк в молчании проверил в каком состоянии дочь. Все же его поражала такая собранность — даже в минуты тревоги, колоссального перенапряжения, от которого и у него сдавали нервы, его малышка подпрыгивала у зеркала, ритмично работая со скакалкой. В своем занятии Камила вряд ли заметила отца. — Ей сказали? — Марк не стал раздражать Этери, отсел от нее на безопасное расстояние. Пока он собирался играть по ее правилам. — Да, — ну, конечно, она его заметила, хотя и делала вид, что занята спортсменкой. — И как? — подался вперед Марк, взъерошив волосы. — Стойко. — Не плакала? — он провел рукой по щекам, надо бы побриться, но утром не было ни сил, ни желания. Он вообще еле встал, уснув накануне на диване. Кости после такого сна скрипели и жаловались на садиста-хозяина. Марку пришлось пообещать себе, что после того, как все закончится, он еще несколько недель проведет у остеопатов и массажистов. Иначе через пару месяцев совсем развалится. — Нет, сдержалась, — выдохнула Этери. — А ты? — Плакала? — от удивления женщина прямо посмотрела в его сторону, и Марк усмехнулся. Ни тени иронии в ее сумрачных глазах. Видимо, в эти дни Этери Георгиевна лишилась чувства юмора, оно и понятно. — Сомневаюсь, что плакала… Как ты? — уточнил он. — В порядке, — напрягшись, Этери снова занялась изучением девочки. — А честно… — Это честно. — Совсем меня отлучаешь? — Прек-ра-ти, — угрожающе протянула она. — От себя отлучаешь. Понимаю… Смотри, тут кругом люди. Мы одетые. Нас с тобой ни в чем не заподозрят. — Марк, как ты можешь шутить в такое время? — пробормотала Этери. Она, естественно, видела выстроившихся у входа китайцев, которые готовились к уборке спортивного зала — российская группа осталась на тренировке последней. Перед этим ушли Дудаков и Глейхенгауз. — Чем мне еще заняться? Моя дочь готовится к Олимпиаде, безвылазно сидит в этой деревне. Моя женщина запрещает мне приближаться к ней и пытается сделать больно… Заплакать что ли? — Не пугай людей, — ровным голосом попросила Этери. Она и так видела, как волонтеры прижимались к стене, когда рядом появлялся огромный мужчина. Для невысокого народа Валиев казался великаном. — Да я сам испугаюсь, если разрыдаюсь. Хотя чем дальше, тем больше шансов…. Откуда в вас-то силы? — вздохнул Марк и поймал ее взгляд. — Правда, не понимаю. Вы с другой планеты обе. Так держаться. Когда мир рушится… — Не преувеличивай. Все на месте. Просто большие трудности… — Мы же их прошли, да? — они вдвоем посмотрели на сосредоточенную девочку, которая настолько погрузилась в упражнение, что доводила тело до изнеможения. Задержав дыхание, Камила взлетала над полом, все быстрее и быстрее, подстегивая себя визгом скакалки. — Этот этап — да. Впереди еще много чего. Трудного… Этери не верила, что с решением Спортивного Арбитражного суда допустить Камилу к соревнованиям, все закончилось. Не надо быть скептиком, чтобы понять — волки, вцепившись в глотку, челюсть не разомкнут до смертельной судороги жертвы.