Послезавтра в три

      В последние дни Танька, ее веселая, заводная Танька, была сама не своя. Дина уже не знала, как подкатиться к любимой подруге. Та сидела на лекциях с непроницаемым лицом, вместо формул рисовала в тетради кривые загогулины и страшноватые цветочки, в перерывах надолго исчезала в туалете и появлялась оттуда перед следующей парой с опухшим лицом и покрасневшими глазами.       Динка первое время терпеливо ждала, когда Таня, у которой редко водились секреты от подруги, все расскажет сама. Потом, изнемогая от любопытства, пробовала добиться признания намеками, на которые Таня упорно не поддавалась. А на четвертый день серьезно забеспокоилась.       Ей теперь уже даже не очень хотелось знать, что же такое случилось у Таньки. Душу тянуло нехорошее предчувствие, а оно редко обманывало Дину в прошлом. Но ясно было, что рано или поздно узнать все-таки придется, потому что была это явно не одна из тех мелочей, что обычно омрачают жизнь третьекурсницам. Так чего ждать?       Динка приперла Таню к стенке в среду после четвертой пары. Приперла в буквальном смысле этого слова. Это была рыжеватая высокая стена третьего корпуса, старинного, построенного еще до революции, освещенная косыми лучами солнца.       — Тань, у тебя что-то случилось? — спросила Дина обманчиво невинным тоном.       — У кого, у меня? А что?       — Таня!!! Не тяни кота за… — подражая квартирной соседке начала было Дина, но в последний момент интеллигентность победила и она несколько скорректировала соседкино выражение. — Не тяни кота за хвост. Ты ведь мне все равно расскажешь, так что давай сэкономим друг другу время. Колись, где болит! Из-за Михаил Лазаревича с его начерталкой ты бы так не убивалась. Да он тебе уже практически обещал автоматом поставить... Может, у тебя с отцом что-то? Сердце?       На голубые Танины глаза — предмет Динкиного всегдашнего восхищения — навернулись огромные слезы, одновременно, на левый и на правый. Но Динка на это не купилась.       — Давай, Тань, признавайся уже! Мне еще лабы по аналитической химии оформлять, я не могу здесь весь вечер стоять.       Раскололась Таня не сразу. Она рыдала, роняла крупные слезы, закрывала лицо руками, пускала неприличные пузыри из носа, требовала клятвы, что Дина не будет ее презирать, и наконец рассказала, что у них было с Севастьяновым. С иногородним студентом второго курса, но дело даже не в этом… Так вот, оно. Было. У них. Ну так получилось. И ей, Тане, не повезло. С одного раза.       — Ты беременная, что ли? — вытаращилась Динка.       Таня заревела с новой силой. Она говорила про не знающих ни о чем родителях, про сессию, про Севастьянова, который никогда не женится, да она все равно не наберется смелости с ним поговорить, про Карповку тоже говорила, но Динка толкнула ее кулачком в живот — легонько, правда, беременная все-таки — и Танька заткнулась.       — Значит так, Татьяна, сейчас же забудь Карповку. А также Малую и Большую Невку и остальные девяносто с лишним рек и каналов. Говори лучше, где он прячется, твой Севастьянов?       — Он не прячется! — всхлипнула Таня. — Он еще не знает, что ему надо прятаться.       — Где мне его найти? — безжалостно потребовала ответа Динка.       — Ну в общежитии, наверное… — пролепетала Таня.       — Все понятно. Лабы по химии отменяются. Поехали в общежитие! — скомандовала Динка.       — Только не сегодня! Я боюсь. Дин, я не могу-уу.       — Сегодня! Сейчас! У нас ребенок растет без отца. — рявкнула Динка и хотела для усиления своих слов ткнуть указательным пальцем в Танин живот. Но пожалела. Может, зря, потому что Танька всю дорогу ныла и тряслась, что к моменту прибытия в общежитие значительно усилило градус Динкиного гнева.       На проходной их попытались остановить, но Динка, тихая и вежливая Динка, решительно отрезала:       — Нам необходимо конфиденциально побеседовать с Севастьяновым, по делу, не терпящему отлагательства.       Пока ошеломленная вахтерша переваривала это сообщение, Динка уже исчезла в глубинах общежития, волоча за собой Таню. Обе были здесь в первый раз, и Таня испуганно оглядывалась по сторонам. Но Динку несло, ее было уже не остановить.       — На каком этаже живет твой Севастьянов?       — Не знаю… — пролепетала Танька.       — Сейчас узнаем! — пообещала Динка, нахмурившись, и преградила путь первому же попавшемуся студенту, рослому детинушке, косая сажень в плечах, который, впрочем с опаской смотрел на мелкую, но пылающую жаждой справедливости Дину.       — Сейчас все-е узнаем, — с явной угрозой протянула она. — Где тут у вас Севастьянов?       Проведя допрос свидетелей и очевидцев и переполошив все общежитие, Динка настигла Севастьянова на третьем этаже в компании каких-то первокурсников и трех бутылок пива.       — Ты Севастьянов? — спросила она, фиксируя его горящим взглядом.       — Ну я. А что, собственно … — начал Севастьянов неуверенным голосом, в то время как первокурсники постарались сделаться незаметными и не отсвечивать.       — А тебе не кажется, Севастьянов, что взрослый человек должен отвечать за свои поступки и брать на себя ответственность?       — Это я что ли? Ты поэтому меня по всей общаге ищешь? — удивился Севастьянов. Дина смерила его уничижительным взглядом.       — Получается, что ты, других-то кандидатов у нас нет!       Потом она, наконец, заметила первокурсников и отчеканила:       — Молодые люди, вы что, до сих пор не поняли, что нам надо поговорить по важному делу?       Молодые люди мгновенно улетучились.       — Ты поразвлекся, Севастьянов? Получил удовольствие? — злобно прошипела Дина, — Как будто не комсомолец, а не знаю что…       Севастьянов побледнел и немного отодвинулся.       — Наше дело не рожать, да?!       Севастьянов посмотрел на нее так, как будто сомневался, в своем ли она уме.       — Не выйдет! — звонко продолжала Динка, — я, если понадобится, до самого ректора дойду!       — Вот только не надо к ректору, у меня и так хвосты по биохимии и физкультуре! — быстро сказал Севастьянов.       — Физкультура это в тему. Очень даже в тему! — отчеканила Динка. — Любишь кататься, люби и саночки возить. Твоему будущему ребенку нужна нормальная семья, поэтому придется жениться!       — Ну если очень надо, я готов, — буркнул Севастьянов, не глядя ей в глаза.       — Да не на мне же! — возмутилась Динка и вдруг залилась краской. Но быстро взяла себя в руки и вытащила из-за своей, прямо скажем, неширокой спины неизвестно как помещавшуюся за ней в нарушение всех законов физики Таню.       — Не на мне. Вот на ней!       Дальше все прошло быстро. Деморализованный Севастьянов согласился встретиться с девушками перед Ботаническим садом послезавтра, в три часа дня, чтобы обсудить дальнейшие шаги. Праздника никакого, конечно, не будет, колец тоже. Но регистрация должна состояться как можно быстрее.       На следующее утро перед лекцией по общей химии Таня подошла к Динке и тихо-тихо прошептала ей на ухо:       — Слушай, Динка. Ты прости меня, пожалуйста. У меня ночью началось … оно. В смысле, они. Начались. Ну ты понимаешь.       Дина совершенно ничего не понимала.       Таня вдруг подпрыгнула на месте от еле сдерживаемой радости.       — Дин, я все-таки не!       — Да ну?! Ты — не?! — потрясенная Динка оказалась способна только на междометья.       — Я не знаю, как это получилось. Может, все само рассосалось. А может ничего и не было, просто они… задержались, — жарко и счастливо шептала Таня, щекоча Динкино ухо волосами. — Но главное, я не беременна. Ура, товарищи!       — Так мы завтра в три никуда не идем? — тупо переспросила Дина.       — Почему не идем? — громко и освобожденно рассмеялась Танька. — Идем есть мороженое. Мы с тобой вдвоем. Мы пройдем весь Невский, от Восстания до Арки Главного Штаба и у каждого лотка будем покупать по эскимо или сахарной трубочке, что захочешь…       — И объедимся, а может, даже заболеем ангиной, — подхватила Дина.       — Подумаешь, ангина. Дин, ангина — это же счастье! — и Танька рассмеялась еще громче, на весь институтский коридор, не обращая внимания на укоризненный взгляд проходившего мимо доцента начертательной геометрии Михаила Лазаревича.