Людям нельзя доверять

      На Торговом острове в это время года жизнь бьёт ключом. Гости с трёх континентов, окружённых Белыми водами, приплывают на шхунах с отличительными знаками на парусах, указывающими на их принадлежность к тому или иному народу.       Одни продают — другие покупают.       Торговые ряды заставлены прилавками с редкими камнями и драгоценными металлами, лечебными травами и растениями, обладающими магическими свойствами, изящными клинками и крепкими луками, тёплыми мехами и изысканной кожей. В порту продают корабли от маленьких баркасов до больших галеонов, а гостей встречают портовые «русалки», которые могут оставить путника без гроша в кармане. Несмотря на общую осведомлённость о прекрасных нимфах, жаждущие любви и сходящие с ума от тоски неизбежно попадаются в их крепкие сети.       Торговля торговлей, а отдых никому не вредит. В уютных трактирах за нескромную плату найдутся тёплые кровати, вкусная еда и хмельное пиво. В одном из таких коротает время молодой фелид, лениво потягивая топлёное молоко, и старается не подавать виду, что беседа с низкорослым пронырой наводит беспросветную тоску.       — Ты не слушаешь меня, — раздражённо произносит дверг, звонко опуская маленькую пятерню на стол, и оказывается прав.       — Может, пройдёмся? — спрашивает фелид, не обращая внимания на сведённые к переносице густые брови, сжатые губы и ноздри, вздрагивающие время от времени. Не дожидаясь ответа, он встаёт из-за стола и направляется к выходу, ритмично виляя пушистым хвостом.       — А заплатить? — кричит вслед дверг, но закатывает глаза, когда друг вытаскивает руки из карманов, выворачивая подклад. Фелид пожимает плечами, не оборачиваясь. Дверг, тяжело вздыхая, небрежно бросает на стол горстку медяков и идёт следом, спешно перебирая короткими ногами.       Минуя порог трактира, они направляются в сторону торговых рядов к прилавкам, где альвийские торговцы продают ткани из серебряных нитей. Справедливости ради стоит отметить, что фелиды Восточных земель не занимаются межконтинентальной торговлей, но желание полюбоваться на чужеземные диковинки и послушать захватывающие истории почти всегда одерживает победу над пустыми карманами.       — Лерм, но ведь она поцеловала меня, — с надеждой произносит дверг, ожидая поддержки.       — Ты ей заплатил, — невозмутимо реагирует фелид, проводя подушечками пальцев по поверхности ткани, отливающей голубой чешуёй под лучами полуденного солнца.       — Это не имеет значения, — обиженно бормочет дверг, разглядывая носки своих облезлых сапог.       — Именно это и имеет значение, — с улыбкой произносит Лерм, снисходительно похлопывая гнома по плечу. — Широте твоего сердца могут позавидовать Белые воды, — и уже шёпотом добавляет, подмигивая альвийке, стоящей напротив, — или глупости.       Лерм, оставляя позади тихий женский смех, направляется вдоль торговых прилавков, неспешно рассматривая их содержимое.       Возвращаясь к вопросу о том, почему фелиды не занимаются межконтинентальной торговлей, стоит признать, что Восточные земли не имеют редкого сырья, а жители не обладают уникальным мастерством, в отличие от альвийцев, проживающих на Западных землях. Зеленая крепость, вход в которую строго сокрыт за сотней замков в лице быстрых следопытов и проницательных картографов, усеяна лечебными травами и редкими растениями с магической силой, а жители Зеленого города обладают уникальным мастерством ткацкого и оружейного дела, а также лечебной магией.       Главной гордостью Восточных земель является Алмазное озеро, посередине которого многие столетия растет прекрасное дерево Гонкго, благодаря которому вода, пропитывающая её корни, способна излечить от любых болезней. Однако красть её запрещено, если, конечно, не хочется умереть самой страшной смертью.       Одним достается всё, другим — ничего. Вот она, справедливость мироздания.       Лерм останавливается у прилавка двергийского торговца, усеянного драгоценными камнями. Неогранённые и странной формы, но от этого не менее прекрасные. Перед ним и магические, и лечебные самоцветы, притягивающие взгляд. Ну, и руки, конечно. Лерм склоняется над прилавком, из-за чего раздаётся тихий звон серебряного колокольчика, свисающего с кончика уха.       — Прочь руки, грязный пёс, — неожиданно восклицает торговец громким и надтреснутым голосом, и Лерм чувствует обжигающую боль на тыльной стороне ладони, отчего непроизвольно обнажаются острые когти. Рефлексы.       — Я думал, ты кошка, — вскидывая брови, удивлённо произносит дверг и рассеянно переводит взгляд от друга к старому торговцу.       — Так и есть, — недовольно произносит Лерм, потирая горящую ладонь, и обращается к торговцу: — И почему все дверги такие своло… — болезненный тычок под бок заставляет фелида закончить мысль иначе, — своеобразные… проныры, — последнюю фразу произносит почти шёпотом.       Старый торговец шикает, с презрением отгоняя от себя неплатёжеспособных покупателей и подзывая к себе северян, чей звон кошельков дверги слышат на немалых расстояниях. Губы Лерма дрожат, обнажая острые клыки, в предвкушении вонзиться ими в шею низкорослого старика и сломать хребет, но здравый рассудок побеждает, и фелид уходит прочь от прилавка, хвостом сметая с него несколько самоцветов.       — Спасибо он тебе не скажет, — дверг удручённо качает головой, пропуская мимо ушей проклятия, которыми осыпает их вслед старый торговец. — Может, вернёмся к моим оленям?       — О чём ты? — спрашивает Лерм, в голосе которого слышатся нотки удивления, но через мгновение восклицает, вскидывая руки. — Нет, нет и нет! Я устал слушать про твоих воображаемых женщин. Гарт, прошу пощады!       Казалось бы, мгновение назад фелид был зол, а его самолюбие было задето, но Гарт знает, что Лерм неспособен испытывать истинную ненависть. Большой шкодливый кот, ни больше, ни меньше.       — Может, проверим? — Гарт воодушевлённо показывает пальцем в сторону стройной человеческой «русалки», привлекая внимание друга. — Она не устоит перед моей природной харизмой, — гордо заявляет Гарт, задирая массивный подбородок.       — Кошелёк не опустеет? — с улыбкой спрашивает Лерм, но, замечая обиженный взгляд Гарта, поднимает руки в знак поражения. — Хорошо, хорошо. Карты в руки.       Гарт уверенно направляется в сторону дамы сердца, на ходу поправляет широкополую шляпу, натягивает штаны повыше, которые предательски сползают под тяжестью массивной бляшки с округлого живота, поскольку ремень выбран явно не по размеру.       Провожая взглядом упрямого дверга, спешно семенящего в сторону девушки, губ Лерма касается лёгкая улыбка. Межрасовой дружбы как таковой не существует. Жители континентов живут достаточно обособленно и взаимодействуют лишь при разрешении торговых вопросов. Мирное небо над головой царствует неприлично долгое время. Отсутствие войн на протяжении долгих лет и межконтинентальных конфликтов приводит к потере значимости и необходимости в дружественных взаимоотношениях, оставляя лишь торговые отношения, что является больше необходимостью, нежели желанием. Нейтралитет установлен, но тихая неприязнь друг к другу продолжает существовать.       Люди и дверги обитают в Северных землях: одни под землёй, другие над ней. Возможно, причиной тому служит суровая природа, но характер у этих двух народов не из простых. Казалось бы, им стоит дружить, но нет — более обозлённых друг на друга стоит поискать.       Лерм, по неизвестной ему причине, поддерживает дружеские отношения с Гартом, хоть и не самые близкие. Юный дверг значительно отличается от представителей своего народа: доверчивый и общительный, поэтому притягивает к себе друзей, но и неприятности тоже. Неприятностей определённо больше, из которых всегда приходится выпутываться вдвоём. Негласное правило, некое обязательство, без которой дружба существовать не может.       Лерм замечает, что Гарт уходит вместе с «нимфой» в сторону таверны «В гостях у Тука», тот широко улыбается другу, обнажая ряд крупных зубов, один из которых он потерял, пробуя алмазы на вкус, словно говоря: «Ты видел? Я был прав».       Когда Гарт скрывается за углом, Лерм решает немного уединиться, переждать время, и неторопливо, ленивой походкой, идет в сторону конюшен, которые находятся недалеко от торговых рядов, однако там всегда значительно тише. Скакунами долгие годы торгуют только хелврасы. Лошади — единственная их гордость, учитывая, что иные народы не испытывают к ним никакого уважения, лишь толику сострадания, не более.       Невысокий мальчишка проводит крупным гребнем по шелковистой белоснежной гриве, время от времени вставая на носочки, пытаясь дотянуться как можно выше. Заострённые уши охватывает лёгкая дрожь каждый раз, когда конь встряхивает гриву и шумно выдыхает, выпуская резко воздух из ноздрей. Фыркает. Очевидно, он не в восторге. Хелврасов можно легко спутать с альвами, поскольку почти всегда они наследуют их отличительные черты: заострённые уши, бледную кожу, длинные волосы и тонкую фигуру. Вместе с тем их всегда выдаёт чёрная метка на шее — родимое пятно, словно клеймо, горит на белоснежной коже.       — Ты здесь один? — внезапный вопрос застаёт мальчика врасплох, пальцы вздрагивают, замирая, и тяжёлый гребень падает на землю. Лерм поднимает с земли гребень, отряхивая его от остатков земли и пыли, и протягивает мальчишке. — Извини, я напугал тебя?       — Нет, — он рассеянно трясёт головой, ещё сильнее растрепав короткие локоны. — Просто задумался. Вы хотели приобрести скакуна?       — Мой народ не ездит на лошадях, — Лерм кладёт тёплую ладонь на мокрый нос неугомонного коня, второй рукой почесывая за ухом. — Так ты один?       — Кто доверит мне продавать коней? — вскидывая брови, спрашивает мальчишка и, смотря в сторону трактира, где скрылся Гарт, поясняет: — Хозяева отдыхают, а я просто ухаживаю за лошадьми.       — Тебе нравится твоя работа? — спрашивает Лерм. Он замечает изменения в выражении лица мальчишки.       — Я люблю лошадей, но выбирать не приходится, — мальчишка подходит к рядом стоящей лошади, чёрной, словно уголь, погружая зубчики гребня в тёмную густую гриву. Замирает, словно обдумывая свои слова, а затем поднимает на Лерма глаза и говорит голосом звонким и воодушевленным, — если так подумать, то все наши чувства и эмоции исходят от мыслей. Нужно думать о хорошем, и будешь чувствовать себя лучше.       Лерм озадаченно склоняет голову набок, обдумывая его слова, но замечает знакомый силуэт у таверны, который, озираясь по сторонам, прячет что-то под юбку. Он срывается с места, оставляя удивлённого мальчишку позади, но, добегая до таверны, теряет силуэт из виду. Девушка успевает скрыться среди многочисленной толпы.       Спешно забегая в трактир, он узнаёт у хозяина, в какой комнате остановился его друг, и поднимается на второй этаж. Ударив тяжёлым сапогом по двери, Лерм видит лежащего в одних сапогах и шляпе на кровати Гарта, привязанного к изголовью светлыми лоскутами ткани, с пустым кошельком во рту.       — Я даже не знаю, какой вопрос задать первым, — игриво произносит Лерм, едва сдерживая смех, но Гарт видит, как плечи друга предательски подрагивают, и угрожающе рычит сквозь стиснутые зубы.       Лерм подходит к кровати, освобождая рот от куска кожи.       — Сделай одолжение, развяжи меня молча, — Гарт отворачивается, пряча глаза, но Лерм замечает стыдливый румянец на его щеках и решает не задавать ему неудобных вопросов.       Лерм достаёт небольшой нож из сапога, которым обычно вырезает фигурки из древесины, когда этого никто не видит, и лёгкими движениями разрезает тугие лоскуты, освобождая пухлые запястья. Гарт, словно ужаленный, спрыгивает с кровати и мечется по комнате в поисках своей одежды, которой, как оказалось, нет.       — Зачем ей моя одежда? — громко восклицает, вскидывая брови, но замечает лишь озорные глаза друга и поджатые губы, которые усиленно пытаются сдержать смех. — Это были мои любимые штаны, — тихо произносит Гарт, но его голос накрывает заливистый смех.       Друзья, минуя порог трактира, направляются в сторону гавани. Всю дорогу их сопровождают смешки, а иногда нескрываемый хохот. Гарт идёт гордо, тяжело ступая в своих массивных сапогах, прикрывает своей широкополой шляпой округлый живот и всё, что ниже, сверкая под лучами солнца обнажёнными ягодицами.       — Ты всё же проиграл, — вспоминает Лерм и добавляет с широкой улыбкой: — Кошелёк твой опустел.       — Людям нельзя доверять, — тихо произносит Гарт, озираясь по сторонам, сводит густые брови к переносице, но суровости ему это не придаёт.       — Это точно, — с улыбкой произносит Лерм, одобрительно накрывая плечо друга своей ладонью.       Солнце медленно склоняется к горизонту, забирая с собой бархатный летний зной, а ветер усиливается, обдувая побережье холодными порывами.       Пора домой.