* * *
Гарри оторопело застыл, забыв закрыть рот и закончить предложение. Его сердце сильно-сильно билось в груди, а слова не шли в голову. Столько людей ему улыбалось и кричало поздравления! На тумбочке громоздились коробки с подарками, упакованными в цветную бумагу. Сын с нарядным колпачком на голове подбежал к нему и подарил свой рисунок, на котором присутствовали все члены семьи. Этот рисунок тут же занял место на стене. Тедди под руководством бабушки зачитал Гарри стишок, а затем протянул коробку с шоколадными медальками в золотых обёртках. Домовики кланялись и со слезами на глазах говорили, что для них большая честь познакомиться с таким героем, они связали ему тёплые носки, варежки, шапку и шарф. Невилл крепко его обнимал. Женщины поочерёдно целовали в щёки. Гермиона была последней и взяла его за руку, чтобы подвести к столу и усадить во главе. К нему подвинули торт и просили задуть свечи. Ему хлопали в ладоши и широко улыбались. Гарри пытался встать, но чья-нибудь рука обязательно опускалась ему на плечо. Ему подливали вино, подавали горячие и холодные блюда, велели разрезать торт и наливали чай. За столом дружно сидели люди и домовики, разговоры не умолкали ни на минуту, всем было очень весело и хотелось чем-нибудь поделиться. Он спит, думалось Гарри, так хорошо бывает только во сне. Сейчас он проснётся и увидит на календаре тридцать первое июля. Этот день пройдёт так же тоскливо, как и все другие. С тех пор, как он расстался с Джинни, а Бродяга укусил Рона за одно место, его больше не зовут в «Нору», где он не раз участвовал в семейных торжествах. Кажется, он перестал быть сыном для миссис Уизли после того, как плохо обошёлся с её детьми. На неё он не мог сердиться, она не виновата, что выбрала родных. Семья важнее всего, ей нужно поддерживать сына и дочь, а потому чтобы не ссориться с ними она может прислать Гарри разве что открытку. Иногда, глядя на неровные строчки, ему думалось, что она делает это тайком. Дни рождения потому и стали нелюбимым праздником. Не с кем их отмечать и чувствовать радость. Он снова стал один и мог посидеть разве что с Невиллом в баре. Его могут лениво поздравить коллеги и намекнуть, что было бы неплохо посидеть всем вместе вечером. Только и всего. Незаметно для других Гарри ущипнул себя — нет, он не спал — и с улыбкой выпил ещё немного вина. В какой-то момент он чуть не упал со стула и поправил очки. Ему показалось, что у него два сына за столом, но, как выяснилось, это Тедди развлекался, изображая из себя Джеймса. Андромеда переговорила с домовиками, и в кухне появился патефон. От музыки стало ещё лучше, и Гарри не заметил, как засмеялся над какой-то шуткой. Ханна предложила ему потанцевать, в то время как Невилл разговаривал с Эммой о том, как ухаживать за садом, а Андромеда не соглашалась с его советами. Дети, наевшись, бегали по кухне. Гермиона не разрешила домовикам подходить к грязной посуде и предложила им тоже потанцевать. Они не отважились присоединиться, но слушали музыку, пили вино и утирали слёзы. — Это Гермиона решила устроить тебе праздник и собрала нас вместе, — шепнула Гарри Ханна. — Здорово, правда? — Здорово, — согласился он, ощущая невероятное тепло на душе, и невольно окинул кухню взглядом. Она часто казалась ему убогой, да и Джеймс не так давно нашёл в ней множество страшных вещей. Как эта кухня могла так чудесно преобразиться за один вечер? Его взгляд остановился на Гермионе. Какая же она красивая, невольно подумал он. В простеньком платье в горошек, с распущенными волосами. Такая энергичная, деловая, упрямая… и такая чудесная. Гермиона поймала на себе его взгляд, и её губы растянулись в улыбке. Он ответил ей кивком. — Ты ей очень дорог, — тихо прибавила Ханна, отчего у него в горле пересохло. Гарри хотел спросить, с чего она это взяла, но ему помешал Невилл, пожелавший потанцевать со своей женой. Партнёршей Гарри стала Эмма, опять смутившая его тем, что назвала сыном. Сколько Гарри не посматривал в сторону Гермионы, она к нему не приближалась, а к ночи извиняющимся тоном сказала, что уже поздно и пора укладывать Джеймса. Домовики исчезли сами, а с другими гостями Гарри прощался у камина в гостиной. — Гермиона… — едва успел сказать он, и она задержалась, передав Джеймса матери. — Да? Эмма без раздумий шагнула в изумрудный огонь и исчезла. В доме остались только он и она. Карие глаза Гермионы лучились теплом и были направлены на него. Сердце Гарри лихорадочно билось, мысли, как назло, не собирались в кучу, а руки сделались влажными, как у вчерашнего школьника. — Ты… Спасибо тебе. Это… Всё было потрясающе. Улыбка Гермионы сделалась шире. Она протянула руку и ласково провела по его предплечью. — Я рада, что тебе понравилось. С днём рождения, Гарри. Сейчас она снова исчезнет, а завтра бросит все силы на осуществление своей мечты. Гарри и сам не понял, как у него это вышло. Он шагнул к ней и сомкнул руки на её спине. Гермиона ощутимо напряглась и через мгновение выдохнула, обняв его в ответ. Сколько же времени прошло с того дня, когда он обнимал её сам? Как же приятно было прижать её к себе, ощутить её руки на плечах, приятно от мысли, что он ошибался — они не такие уж и чужие люди. В прошлом ведь осталось не только плохое, хорошего тоже было немало. Как же ему не хватало близкого человека, который понимал его лучше всех. — Я скучал по тебе всё это время, — сам не понимая зачем, прошептал Гарри, ощущая носом мягкость её несравненных волос с цветочным ароматом, а щекой висок, что так и хотелось обогреть теплом губ, — очень сильно скучал. — Я по тебе тоже, — так же тихо откликнулась Гермиона. Они отстранились друг от друга, и он не смог отвести взгляд от её притягательных шоколадных глаз и щёк, приятно покрытых румянцем. Это безумие, подсказал ему уставший разум, едва способный забить тревогу. Если он подпустит её ещё ближе, Гермиона будет регулярно осыпать его упрёками, доводить до исступления и сведёт в могилу. Пусть уходит. Пусть она быстрее уходит, пока он не совершил шаг в пропасть. Пора очнуться и прекратить на неё смотреть. Они могут снова стать хорошими друзьями. Этого хватит. — Спокойной тебе ночи, — тепло пожелала Гермиона и прервала их зрительный контакт. Его рука невольно дёрнулась к ней, но в этот момент подруга шагнула в камин и исчезла. Гарри так и остался на месте, чувствуя, как горячая кровь застучала в висках. Ещё бы немного, и он развернул её к себе, чтобы позволить их губам соприкоснуться. Какой безумец! Явно выпил слишком много вина и чуть не поддался помутнению. Гарри ополоснул лицо холодной водой, разделся и лёг в постель, сам не понимая, что с ним такое творится. Через какое-то время он заснул, опьянённый то ли весельем, то ли крепким напитком, то ли собственным безумием.* * *
Со дня рождения друга Гермионе несколько раз виделся один и тот же сон, от которого становилось не по себе. Вот они с Гарри стоят у камина, смотрят друг на друга, а в следующий момент она поднимается на носочки, обвивает его шею руками и требовательно впивается в губы. Гарри не обнимает её и не отвечает на поцелуй, только стоит и терпеливо сносит нелепую попытку, а потом холодно смотрит в глаза. — Мы это уже проходили, зачем повторять? — говорит он, перед тем как переводит взгляд на камин, и ей остаётся только исчезнуть. После пробуждения ей думается, как же хорошо, что она не рискнула. Кажется, они много выпили в тот вечер и ей жутко хотелось поцеловать Гарри. Она держалась от него как можно дальше, но у камина не смогла отстраниться. Его слова пробрали нутро, и в гостиной сделалось очень жарко. Она едва могла ровно дышать. Гарри скучал. Он иногда думал о ней, даже когда она была далёко от него. Его магнетический взгляд приковал её к месту. Что за убийственная магия крылась в его зелёных глазах? Ей стоило невероятных усилий удержаться от соблазна и исчезнуть. Гермиона качала головой, вспоминая об этом, а потом снова возвращалась в реальность. Да, теперь они, по крайней мере, больше не ругаются и могут нормально общаться. Джеймс два раза в неделю проводит на Гриммо и радуется, когда отец приходит с Бродягой к ним. К тому же Невилл с Ханной зовут их в гости: отдохнуть на природе, порыбачить, позагорать. Прекраснее лето трудно представить. Зачем хотеть больше, почему бы не радоваться тому, что есть? Вдруг она всё только испортит? Нет, лучше даже не пробовать, хватит с неё глупостей, убеждала она себя. Дни быстро уходили друг за другом. От августа осталась лишь половина. В выходной Гермиона шла с Джеймсом по Косому переулку, её мама ушла в гости к подруге Элле, а Гарри отсыпался дома после ночного дежурства, о чём предупреждал их накануне. — Папа тоже «лохматый», — бухтел Джеймс после похода в парикмахерскую. — Папа большой мальчик, вот подрастёшь, тогда и будешь сам решать, как тебе ходить, — утвердила Гермиона. Она, конечно, могла постричь сына сама, но не была уверена, что это получится у неё хорошо. Не хотелось потом, чтобы на её ребёнка косо посматривали и перешёптывались другие матери, когда она будет забирать его из садика. Чтобы уговорить сына довериться профессионалу, пришлось пообещать сводить его потом к Фортескью, где они бывали с отцом. Теперь вот она исполняла данное обещание. Джеймс успокоился, получив сладкий рожок за свои «мучения», и не отказался сходить в книжный магазин. Она купила для него забавные буквари, яркие тетрадки и цветные книжки, из которых вылетали бабочки или птички. Скоро ведь сыну исполнится пять лет, пора начинать учиться читать и хотя бы немного писать, например, печатные буквы. Тем более теперь у неё есть прекрасные помощники в виде домовиков, и свободного времени хватает, чтобы немного позаниматься с сыном. Для себя Гермиона взяла только два тома «для лёгкого чтения» и двинулась к кассе. — Грейнджер. Она держала в одной руке ладошку Джеймса, а в другой — увесистый пакет, когда они выходили из магазина, и чуть не налетела на давнего знакомого. — Малфой, — сердито ответила Гермиона, окинув его взглядом. Он тоже изменился со школьного времени. Светлые волосы всё так же укладывал назад, носил костюм-тройку, в кармане держал часы на золотой цепочке и опирался на трость, но скорее для солидности, чем из нужды. Ни дать ни взять второй Люциус Малфой, разве что взгляд не настолько надменный. — Смотрю, опять накупила книжки, — подметил он, глянув на пакет. — Совсем не меняешься. Она только фыркнула, покрепче стиснула ладошку сына и двинулась в сторону, но Малфой увязался за ней. — В опасные игры играешь, Грейнджер, — сказал он, и она резко остановилась. — Прости, что? — Домовые эльфы. Не стоило так рьяно демонстрировать их способности и просить задуматься о своих правах. Гермиона нахмурилась сильнее и шагнула к нему. — Они свободные домовые эльфы, — подчеркнула она, — а не чья-то собственность! И они имеют право на собственное жильё и оплату труда! — Да-да, — отозвался он, — а ещё имеют право на бунт и, следовательно, убийство своих хозяев. Знаешь, влиятельным людям, которых я знаю, не по душе эти твои… стремления. Ты бы поубавила пыл. Один раз в твоей лавке уже произошёл пожар, может, не стоит повторять? От его слов в её душе поднялась сильная буря. — Это что ещё значит?! — громко спросила она, что аж несколько человек в стороне обернулось. — Ты мне угрожаешь, что ли?! — Мерлина ради, зачем мне это? Всего лишь предупреждаю, — ответил Малфой и опустил взгляд. Джеймс из-за его внимания тут же спрятался за мать. — У тебя ведь не только бизнес, но и маленький ребёнок. Если остальное не важно, то подумала бы о нём. Кстати, а правду говорят, что твой пацан от Крама или это только выдумка? — прибавил с кривой улыбкой. — Не твоего ума дело, — отрезала Гермиона. — И передай «влиятельным» людям, чтобы не лезли ко мне или они очень пожалеют! На этом она развернулась и потянула Джеймса за собой. Какие-то люди хотят, чтобы она убавила пыл! Как же, почувствовали, что рано или поздно придётся расстаться с рабами и начать платить им деньги, и заволновались. Как удобно владеть невинными существами и бесплатно пользоваться их трудом! Она ни за что не отступит и не бросит несчастных домовиков. Чёрта с два! Гермиона кипела от возмущения, пока не вышла из «Дырявого котла» и не заметила, что Джеймс давно молчит. Она опустила взгляд и обеспокоилась. — Эй, ты чего? Солнышко, всё в порядке? Чтобы заглянуть в его глаза, пришлось присесть и взять сына за плечики. — Дядя хотел сделать нам больно? — озабоченно спросил Джеймс. — Мы поэтому убежали? — Нет, ничего такого дядя не хотел! — заверила она и почувствовала, как сильно забилось её сердце. — Настроение у дяди плохое, вот он и попытался на нас отыграться. Ничего он нам не сделает, ну что ты. От волнения ей было трудно дышать, как и сосредоточиться, чтобы увидеть среди общего потока транспорта нужный автобус. Гермиона решила поймать такси, вот только села с сыном в салон и поняла, что не может назвать адрес. Ладно она сама, с домовиками ещё можно договориться, чтобы в случае опасности бросали лавку, их жизни намного важнее всего остального, но как же маленький ребёнок? Что, если на Джеймса снова совершат покушение? Неужели только из-за собственного упрямства она подвергнет свою крошку опасности? — Так мы едем или нет? — нарушил ход её мыслей таксист. — Да, нам на площадь Гриммо! — сообщила ему Гермиона. Мерлин с её упрямством и гордостью, только бы Джеймс был в безопасности. Надо поговорить с Гарри. Он ведь не только герой и отец, но ещё и мракоборец. Наверняка он может им как-то помочь, повлиять на ситуацию, выяснить, правда ли, что против неё что-то замышляют или это Малфой издёвки ради пытался её напугать. Пусть Гарри хоть упрекает её за безрассудство, злится, кричит, ради Джеймса можно стерпеть. В конце концов, она ведь и вправду жутко упрямая и не привыкла отступать. — На Гриммо куда именно? — опять спросил таксист, тронувшись в путь. — К десятому дому, там дальше мы сами разберёмся, — бросила она и взяла притихшего сына за ладошку. — Эй, а мы сейчас к папе зайдём. Здорово, правда? — Он же спать будет, — напомнил Джеймс. — Так уже полдень, папа наверняка проснулся, сейчас приедем к нему и чай вместе попьём. Сделаем папе сюрприз, да? — ласково прибавила она, погладила сына по голове и поцеловала в макушку. Таксист остановился спустя сорок минут, Гермиона расплатилась и вышла на улицу. В последний раз она была на Гриммо две недели тому назад, в день рождения Гарри, невольно подумалось ей на крыльце. Подумать только, как быстро летит время. Она позвонила, и дверь вскоре открылась. — Гермиона? — удивлённо спросил Гарри, взлохмаченный больше обычного и по-домашнему одетый в неброские штаны и футболку. — Что-то стряслось? — Прости, что не даём тебе отдыхать, мы… мы тут… — неуверенно начала она, но сын её опередил: — Нам злой дядя с палкой хотел сделать больно, мы едва от него убежали. Пап, можно мы у тебя спьячемся и чай попьём? Мы много ходили и очень устали, — пожаловался Джеймс с самым скорбным видом. Гарри не удержался и взял его на руки. — Конечно можно, сейчас и поедим, и чай попьём, — сказал он, двинувшись с ним по коридору. — А что за злой дядя с палкой? Расскажешь мне, почему он к вам приставал? Гермиона сама закрыла входную дверь, погладила по голове Бродягу, подошедшего к ней, оставила пакет в прихожей и с тяжёлым вздохом последовала за Гарри на кухню.