В Ханахаки могут быть не только цветы!

Нина Ефремова считала себя очень практичной, прагматичной личностью. Она хранила в закладках браузера расписание автобусов, чтобы не приходилось каждое утро искать его заново, носила только удобную одежду из качественной ткани, но не отличала один фасон от другого. То, что надевают на верхнюю половину тела - кофта, на нижнюю - штаны, на ноги - обувь, когда холодало, в ее орфографический словарь добавлялись куртка, шарф и шапка. Понятие любви для нее было настолько же далеким, как бомбер или тренч. Она снисходительно относилась к физическим потребностям тела, и находила себе партнеров в приложении для знакомств, встречалась с ними, пока очередной романтик не начинал дарить ей цветы и признаваться в любви. Нина была с ними строга и безжалостна. Букетом по лицу, все аккаунты в чс, молча уходила, заказывала такси и возвращалась домой искать нового любовника. Причиной тому болезнь, поразившая общество - Ханахаки. Человек, любивший безответно, начинал зарастать травой, кустарниками, цветами, сорняками даже грибами или мхом. Нина не могла дать им ответных чувств, поэтому радикально избавлялась от чужих. Пусть лучше думают, что она стерва конченая, истеричка, психопатка, кто угодно, она испортит свой образ в их глазах настолько сильно, что ей не придется потом стоять над больничной койкой и сжимать ладонь умирающего, покрытого листвой. Сколько она себя помнила, ей никто не нравился. У нее были и парни, и девушки. Но никаких бабочек в животе, головокружения при виде партнера или сбивчивого дыхания не возникало. Весь диапазон ее чувств был сосредоточен вокруг цифры на банковском счете. Когда число росло, она испытывала восторг маленькой девочки, получившей желанную сладость. А когда уменьшалось - страх безработного, пытающегося наскрести на коммуналку. Всю жизнь от бедности родителей, она гналась к богатству, дарующему свободу выбора и уверенность в завтрашнем дне. Люди второстепенны, главное - достижение личной цели. Она думала, что с таким мировоззрением, Ханахаки никогда её не коснется. Но она сидит на приеме у врача с кактусом на спине. -Не знаю, как так получилось. -Влюбились, очевидно, - доктор берет со стерильного столика ножик и срезает паразита. Он кладет растение в пронумерованную банку, которую позже отправит в лабораторию - Мы постараемся найти наименее токсичный гербицид. Намерены лечиться? -Да, - Нина Ефремова все еще надеется, что это ошибка. Врач посмеется и скажет: «Ба, как ваша зеленая бородавка похожа на кактус, но не волнуйтесь в этом нет ничего серьезного». -У вас Ханахаки. При этом заболевании советуют или совсем отгородится от объекта влюбленности и попытаться переключится на кого-то другого, или идти на пролом, сближаться, встречаться, признаваться. Кактусы растения очень стойкие, в пустыне они выдерживают суточные колебания температур до 80 градусов, растут на непригодном для большинства существ песке, и запасают воду в себе, пережидая засуху месяцами. Ваши чувства так же, как кактус переживут любые расстояния и трудности, не думаю, что первый метод вам подходит. Остается только добиваться возлюбленного. -Это вряд ли возможно. -От чего же? - врач сел за компьютер и приготовился записывать детали в карту пациента. -Я не представляю кто он. Скепсис в глазах напротив можно было почувствовать кожей. -Нет, правда… -Судя по острым белым колючкам, вы хотите с ним быть, но сами же отталкиваете. -Я перестаю общаться с партнером, сразу, как только наши отношения становятся чем-то большим нежели секс без обязательств. -Вам предстоит серьезное расследование, - она не понимала стебется врач или серьезно. И не представляла как среди многочисленного количества партнеров найти того самого. -Как я могу понять, их было реально много! -Начните с конца. Отличить от других очень просто - рядом с ним зуд прекратится. -Но у меня нет зуда. -Скоро появится, - звучало очень «обнадеживающе». Док продолжил, - Ханахаки типа кактус не прорастают внутри организма. Она распространяется на поверхности. Развиваться болезнь будет так: сначала медленно покроет всю кожу, что сопровождается жутким зудом, двигать суставами станет намного сложнее из-за плотной кожицы растения, вся ваша одежда будет испорчена иголками. Советую срезать их и заматывать озеленевшие участки бинтами. Далее начнут зарастать анальное отверстие и слуховые проходы, глаза - вы перестанете видеть, нос и рот - потеряете способность дышать. Больной с наружи вовнутрь обращается в двухметровый кактус. Поспешите начать самокопание и найти своего избранника. У вас не так много времени - месяц, в лучшем случае три, - он смотрел прямо на нее, описывал страшные картины будущего и ждал истерики, чтобы оказать всю профессиональную поддержку, на которую был способен. Нина в бурных проявлениях эмоций не видела смысла. Слезы отменят все эти свидания, одно из которых, привело к посещению мед кабинета? Нет. Крики дадут ей дополнительный месяц? Тоже нет, она только потратит время зря. Паниковать уже имея болезнь на своей спине было бессмысленно, мерзкий кактус от этого никуда не денется. -Хорошо, я постараюсь выяснить, кого люблю, как можно быстрее, - она не собиралась отводить взгляд, и получилась своеобразная игра в гляделки. Кто кого. Доктор моргнул первым. -На электронный адрес вам придут результаты анализа: название растения и гербицида, который замедлит развитие болезни. -Понятно. Как принимать? -Инструкция по применению так же будет в письме. Я выписал вам обезболивающее. Не пренебрегайте им. -Конечно. До свиданья, - у неё оставался всего месяц. Она найдет этого человека, и хотя бы попытается спастись. Даже если он откажет, она не может себе позволить умереть просто так. У неё есть не законченные цели, дела, желания в конце концов! Нина закрыла за собой дверь кабинета и втянула носом воздух. Она сделает все, чтобы выжить, мать твою.

***

Поиски не клеились. Раз она отталкивает своего избранника, то, наверное, он должен быть в числе брошенных. Очень не многие бывшие соглашались с ней встретиться. Она смотрела на них, лопатка, покрытая зеленой коркой с иголками, продолжала зудеть, она мямлила что это была ошибка, извинялась, и убегала прежде, чем они успевали прийти в себя. Устав от бесплотных попыток, Нина ответила одному из постоянных партнеров, что не против встретится сегодня вечером. У них продолжались замечательные отношения без обязательств уже несколько лет, раз в месяц они ужинали у нее дома, разговаривали на отвлеченные темы, о литературе, политике, кино, никогда не обсуждали личную жизнь, и трахались. Все, что она знала это имя - Павел и фамилия - Бондарь, указанные в анкете, вовсе не обязательно настоящие. Он полностью устраивал ее в постели, а остальное было не так важно. Она улыбалась, глядя на сообщение. Да, она хотела расслабиться. Сегодня Нина надела латексный костюм, закрывающий верхнюю часть спины и груди, но открывающий все остальное и рассчитывала его не снимать. Сверху она накинула какую-то шелковую тряпку, напоминающую халат. Стол уже был накрыт, свечи горели в интимном полумраке, бутылка вина откупорена и ждет, когда же ее разольют по бокалам. Зазвонил дверной звонок. Нина открыла, прижалась к косяку и сказала: «Привет, котик». В глазах плескались смешинки, она кокетничала. -Привет, - Павел поцеловал её в разукрашенные красным губы. Он всячески поощрял инициативу девушки в постельных играх, у мисс оказалась богатая фантазия и поразительная легкость к смене ролей. До и после с ней приятно было говорить, легко смеяться, Павел любил их встречи. Они прошли к столу. Легкие блюда, дорогой, качественный алкоголь составляли приятный ужин. Они делились историями о худших таксистах за этот месяц, и какие есть болваны на дороге. Надо же, какой-то дурной решил выехать на электросамокате на автомобильную трассу? И как этого идиота только не сбили?! Сбили? Ахах, ну, это логично, да. Нина улыбалась. Пара говорила и говорила, время близилось к полуночи. Нина заметила, что ее спина не чешется. Лицо Ефремовой побелело, приобрело какой-то нездоровый серо-зеленый оттенок, если бы это было возможно она обратилась в призрака, бестелесного и незримого. Единственный человек, кто ни разу за все время не потребовал большего, принял ее правило «никакой любви» и сам придерживался того же мнения. О, это был провал, какой стыд, она хотела исчезнуть, чтобы просто не смотреть ему в глаза. Ей не хватало на это совести, ведь, по сути, она же сама и предала свое убеждение. Нина отвела взгляд. Она смотрела в окно, как в темном небе мерцали редкие звезды, и как их отражения в окне сидели близко друг другу. Ноги под столом переплетены, руки соприкасаются мизинцами. Она отодвинулась. -Эй, все хорошо? - мужчина выглядел минимум озадаченным, а как максимум обеспокоенным. -Павел, что бы ты сделал, если бы я сказала, что люблю тебя? - она больше не улыбалась, пальцы нервно комкали скатерть. Павел разглядывал подсвеченные язычком пламени скулы, прямой, а затем переходящий в угол контур нижней челюсти, изящно напрягшиеся мышцы шеи, от волнения поджатые губы. Он, наверное, мог быть с ней в отношениях, но… -Я женат. Люблю её и не могу быть с тобой, я думал ты понимаешь... -Оу, - на лице Нины отобразился излом, будто внутри что-то разбилось, а теперь трещины расползаются и во вне, - Дети есть? - спросила она высоким, шелестящим, как шорох осенней листвы, голосом. -Да. Двое, - Павел сам не знал, почему продолжал открывать рот, произнося эту мерзкую правду, все, что он не хотел рассказывать ни при каких обстоятельствах, тем более этой девушке, всплывало наружу из-за какой-то глупости. -М, понятно. Они старательно не смотрели друг на друга. Павел упорно буравил взглядом остатки блюда на тарелке, Нина уставилась в окно, находившись сознанием между стеклом и подлунным миром разума. -Раз сегодня вечер откровений: я люблю тебя. Больна Ханахаки, и мое растение - кактус, - она говорила нейтрально, бесцветно. Она не верила, что мужчина передумает, откажется от семьи: жены и двух детей, ради женщины с которой видится раз в месяц, исключительно, чтобы разнообразить скучную сексуальную жизнь в браке. Для неё это фактически приговор, - Думаю, тебе лучше уйти. Они молча встали. Он оделся и вышел в коридор. -Пока, - она закрыла дверь.

***

Заболевание прогрессировало. Гребаная спина от плеч до ямочек на пояснице покрылась кожурой и иголками кактуса. Нина больше не могла согнуться ни в одну сторону, каждый раз приходилось разворачиваться всем монолитным корпусом. Чесалось ужасно. Ни одна мазь от «Зуда при Ханахаки» из ближайшей аптеки не помогала. Она открыла электронную почту. Больница, которую Ефремова посещала выписала ей не только обезболивающие и гербициды, но и приличный список лекарств и инструментов для облегчения симптомов. В ванной перед зеркалом она полила озеленевшие участки средством для выпадения игл, побрызгала спреем, размягчающим кожуру, и намазала края между зеленью и кожей замедляющей рост сывороткой. Теперь замотавшись в бинты, она могла отправиться к семье. У родителей с деньгами было так же плохо, как и раньше. Зарплата, доставшаяся тяжким трудом, спускалась мамой за неделю на шмотки, или ужин в дорогом ресторане. Отец свою выкидывал на обувь, которую надевал один раз, и современную технику, слишком крутую для устаревших программ, что он на неё закачивал. Еще была шестнадцатилетняя сестра. Вот кто умел хорошо устроиться по жизни. Устройства, быстро перестающие интересовать отца, сразу доставались ей, одежду, которую мать могла перехотеть носить без всякой на то причины, тоже забирала она. Что не нужно - продавала, что нравилось - оставляла себе. Нажитый капитал я решила завещать ей. С достижением совершеннолетия сестра получит все до копейки. Я чувствовала моральное успокоение, ведь мои усилия оказались не совсем напрасны. -Привет, - она села в машину, рядом со мной, и мы поехали к нотариусу оформлять бумаги.

***

Два месяца спустя. Я поплатилась, да? За кучу разбитых сердец. Я позволила себе уснуть. Один раз моргнула и задержала глаза закрытыми дольше чем на секунду. Смотрю на часы. Пока еще я могу видеть. Но уже не слышу привычного мерного стука, исходящего от них. Циферблат показывает 09:06 я проспала 5 часов. И все это время сидела без движения. Это фатальная ошибка. Если замереть более часа и не смазывать мои суставы размягчающей сывороткой, они становятся слишком жесткими для движения. Пытаюсь приказать зеленым конечностям согнуться. Ничего - я их фактически не чувствую. Я полностью заперта в недвижимой статуе из зеленой, фотосинтезирующей, целлюлозной дряни. Паника словно девятый вал обрушивается на меня, психику качает на волнах прибоя, то накрывает святым ужасом приближающегося забвения, то слегка отпускает, успокаивая тем, что все предсмертные желания исполнены. Я все еще могу вертеть глазами и даже шевелить веками. Моя щека невероятно чешется, и я опускаю взгляд, чтобы посмотреть, что с ней происходит. Я вижу совсем немного, рваный край зелени. Я продолжаю глазеть на него. За тем, как медленно, вольготно он подбирается к моему глазу, будто хищник к раненой жертве, убежденный, что она не способна куда-либо убежать. Я судорожно дергаю оставшимися в моей власти мускулами век, пытаясь скинуть заразу, прогнать поработителя. Но когда на часах наступает 9:18, тело меня больше не слушается. Зрение заволакивает салатовой пеленой, она постепенно темнеет, сменяясь зеленой, изумрудной, малахитовой и затем всепоглощающе, беспросветно чернотой. Я чувствую, как зуд обступает мои ноздри, о, он уже добрался и до сюда. Потеря способности видеть во сто крат усилила ощущение этой противной невыносимой чесотки. С каждым микрометром я чувствую приближение моей смерти. Ноздри словно поршень качают воздух, на вдох и выдох -полноценный цикл дыхания - отводится всего секунда. Я начинаю считать, прошло 305 вдох-выдохов, значит 305 секунд, это примерно 5 минут. Последний раз, когда я смотрела на часы было 9:18, значит сейчас 9:23. В 9:23 я перестаю дышать. Сознание покидает меня, я больше не понимаю, что происходит. Мысли сгущаются в невообразимо вязкую темную жижу с яркими всполохами воспоминаний. Но и они вскоре перестают возникать, и тьма становится блаженной.