Солнце в зените

Встреча в лесу Уиттлбери Жакетта наблюдала за приездом дочери с высокой башни усадьбы Графтон Манор. Она лично удостоверилась, что спальня Елизаветы готова, и что комната удобна настолько, насколько ее было возможно такой сделать. Бедной Елизавете удобство понадобится, ведь та осталась скорбящей вдовой с двумя маленькими детьми на руках и простирающимся впереди неопределенным будущим. Времена на самом деле стояли неопределенные, смутные. Причиняющие страдания схватки продолжались снова и снова, раскачиваясь то в ту, то в другую сторону, принося сегодня - победу Йоркам, а завтра - Ланкастерам. Чума на их столкновения, - подумалось Жакетте, - они постоянно отнимают у женщины с горячей кровью мужа, да и дочь ее супруга лишают. В конце концов, любимый Жакеттой Ричард жив, даже сумел прислать жене весточку, сбежав с королем куда-то на север, так как послание добралось до нее из Ньюкасла. Они опять потерпели поражение, и, на этот раз, казалось, уже можно что-то решить относительно Эдварда Йорка, провозгласившего себя королем и любимого народом. Жакетта должна была признаться, - Эдвард являлся крайне обаятельным юношей, пусть Риверсы и сохраняли верность Ланкастерам. «Король каждым дюймом», - вот, что говорили об Эдварде, а тот достигал целых шести футов и четырех дюймов, то есть королевского величия в нем наличествовало с избытком. Он был великолепным солдатом, пылким и нравящемся женщинам любовником, составляя максимально возможный контраст с бедным Генри, отличавшимся такой святостью, что страстно желал стать монахом и далеко не единожды впадал в безумие. «Вероятно», - решила Жакетта, - «мы выбрали неправильную сторону». Когда Жакетта в отдалении смогла различить группу всадников, то сердце ее стало биться чаще. Среди них должна была находиться и дочь. Она сразу спустилась, чтобы встретить молодую женщину, уверить, что та – желанный гость, что Графтон – ее дом и останется таким столь долго, сколь Елизавета этого пожелает. Облик дочери наполнил Жакетту гордостью. Елизавета была, как всегда прекрасна – самая красивая из и так очень привлекательной семьи. У ее матери была причина гордиться рожденными Ричарду детьми – семью сыновьями и семью дочерями. Старшая, Елизавета, пришла в этот мир крайне тихо и незаметно, ведь брак ее родителей вызвал недовольство высших общественных сфер, и все с ним связанное следовало проводить в обстановке строжайшей тайны. Молодая женщина спешилась. Она сохраняла ожидаемое от нее матерью спокойствие. Елизавета производила впечатление раздраженной ершистости и расстроенности, и это шло еще с детских лет. Дочь сразу поставила себя заводилой и главой, что, видимо, было естественным, так как она была старшей, и братья, энергичные жизнерадостные мальчишки, никогда не сумели бы найти кого-то лучше для этой роли, чем их сестра Елизавета. «Дорогая моя», - воскликнула Елизавета, обнимая дочку. «Прими мои соболезнования». Со сдерживаемой признательностью Елизавета обняла мать в ответ. «Мы знали, что вы предложите нам пристанище», ответила она и вывела вперед мальчиков. Томас и Ричард Грей были приятными детьми, десяти и восьми лет соответственно, достаточно взрослыми, чтобы понять, - гибель их отца являлась чрезвычайно трагичным событием и несла его сыновьям далеко простирающиеся в будущее последствия. Жакетта с жаром расцеловала внуков и назвала их своими маленькими барашками, которых рада была получить на попечение. «Заходи, милое дитя», - продолжила Жакетта, беря дочь под руку. «Ты должно быть устала. Твоя личная комната уже готова, и мальчики разместятся рядом. Добро пожаловать в Графтон, мои драгоценные. Это - твой дом, дорогая Елизавета, каким он являлся всегда и каким останется, пока здесь нахожусь я». «Примите мою сердечнейшую признательность, милая госпожа», - ответила Елизавета. «Наши обстоятельства в самом деле суровы». В дом они зашли вместе. «Поездка в Нортгемптоншир оказалась долгой», - продолжила Елизавета. «Не беспокойся, дитя мое. Теперь ты здесь». Мальчиков развели по приготовленным для них комнатам, и Жакетта отправилась проводить Елизавету в ее покои. «Тут, дочка, все также, как и раньше. Ты снова обретешь счастье, я тебе обещаю». «Вы прочитали знаки?» Жакетта заколебалась. Многие люди полагали, что она была ведьмой. В каком-то роде, по предположению самой дамы, так и обстояло. Временами она прозревала будущее сердцем, но не обладала уверенностью, не потому ли, что жаждет происшествия чего-то конкретного и собственными действиями подталкивает воплощение желаемого в жизнь. Говорили, что одной из прародительниц Жакетты являлась обитавшая в Рейне речная нимфа Мелузина. Одна из тех чудесных легенд, что связываются с некоторыми семьями. Сверхъестественные существа находят путь в глубины семейной истории, соблазняя кого-то из членов клана, и, таким образом, создавая некоторое напряжение, к добру или злу, неотъемлемое от династии на протяжении жизни целых поколений. Дому Люксембургов досталась Мелузина, и змея, считавшаяся знакомой этой прекрасной колдунье, превратилась в изображение на гербах его принцев. Так как Жакетта происходила из правящего в Люксембурге дома и имела право на его герб, и родилось подозрение на ее способности к ведовству. Сама женщина считала их довольно интересными, часто даже полезными, поэтому, хотя и не поощряла прямо, но и категорически не отрицала. «Тебя ждет огромное счастье», - произнесла Жакетта. «Доченька, сейчас твоя удача страшно слаба, но это изменится. Перед тобой лежат настолько ошеломляющие надежды, что скоро, стоит тебе оглянуться на сегодняшний день, и ты поймешь, что он был лишь ступенькой к великим событиям. Он, как маленькая темная чаща, которую тебе необходимо пройти, прежде чем ты достигнешь поле своего благоденствия». «Дорогая госпожа, вы мне этого желаете или вы это видите?» «Елизавета, я не говорила это никому, кроме тебя, но иногда и сама не вижу тут никакого различия». Елизавета откинула свой капюшон. И в этот миг весь блеск ее красоты поразил даже мать молодой женщины, лишив ту дара речи, хотя она знала о привлекательности дочери. Так случалось всегда после того, как они какое-то время не виделись. Молодая женщина это понимала, поэтому в том, как она откинула капюшон, на драматизм существовал только намек. Чудесные золотистые волосы свободно легли на плечи, доходя длиною до колен. Их волны сияли, стоило к ним прикоснуться свету, смягчающему лицо, классически совершенные черты которого, в противном случае, могли показаться отчасти отталкивающе холодными. Елизавета обладала здоровыми белыми зубами и окруженными длинными и густыми золотыми ресницами серовато-голубыми глазами. Ее нос был прямым, не длинным и не коротким, но совершенным. Жакетта всегда думала, что от каждого из родителей дочь унаследовала лучшие черты, а они оба являлись людьми невероятно красивыми. Тем не менее, от материнской теплоты Елизавете досталось крайне мало. Она была умна, с самого раннего детства, и Жакетта уже тогда полагала, что дочка сможет о себе позаботиться. Именно поэтому женщина ощущала внутреннее ликование от ее возвращения домой в эти полные нужды времена. «Наши земли и имения конфискованы», - сообщила Елизавета. «У нас совсем ничего не осталось. Милая матушка, мне необходимо продраться сквозь эту темную чащу как можно быстрее». «Так и будет. Я тебе это обещаю. Мы живем в необычные времена». «Уорвик сделал королем Эдварда Йорка, и, как говорят, он им останется. У Генриха нет сил для борьбы». «Они есть у королевы», - напомнила дочери Жакетта. «И у юного принца». «Маргарита будет сражаться до самой смерти», - ответила Елизавета. «Но Маргарита глупа». «Хорошо, что эта дама не может услышать, как ты произносишь подобное». «Она на меня разгневалась, угрожала всеми видами чудовищных кар, а потом, стоило мне напомнить ей о нашей дружбе и служении ее делу, - обняла, простила и сказала, что всегда чувствовала ко мне привязанность. В этом вся Маргарита». «Ты должна знать ее. Ты служила в ее спальне, а подобная служба – лучший способ близко узнать свою королеву». «Матушка, мы на стороне проигравших. И чем скорее мы это осознаем, тем лучше». «Милое дитя, знатные семьи не могут менять сторону только потому, что они с проигравшими». «Все говорят, что королем останется Эдвард. Уорвик за этим проследит, а ведь именно Уорвик возводит на трон королей, как и низводит их оттуда». «Эдвард выглядит как король, чего отчаянно не хватает бедному Генриху, но королей выбирают не за их внешний вид». «Определенное воздействие он имеет», - заметила Елизавета. «А пока правят Йорки, я никогда не верну моих имений, у моих детей не будет ничего, и мне придется остаться вдовой». «Мое дражайшее дитя, ты обладаешь величайшим средством достижения цели». «И в чем оно заключается?» «В тебе. В твоей красоте…Я никогда не видела более прекрасного создания. Поэтому! Как ты можешь отчаиваться, имея такой природный дар!» Жакетта приблизилась к дочери, таинственно и тихо прошептав: «Грядут перемены, я тебе обещаю. Твоя судьба переменится. Подожди, Елизавета. Наберись терпения. Доверься твоей матери. Доверься древней змее Рейна». Елизавета с пылкой надеждой взглянула на мать. «В конце концов, мне удалось взбодрить ее и воодушевить», - подумала Жакетта. Оставив дочь мыться и отдыхать, она отправилась в свои покои. Было замечательно видеть Елизавету с мальчиками рядом. Проблемы с детьми заключались в том, что они уходили, мальчики – воспитываться при других знатных семьях, а девочки – в дома их будущих мужей. Жизнь окрашивалась грустными тонами, а те, в свою очередь, вызывались глупыми условностями. Членам семьи следует находиться друг с другом. Жакетта всегда восставала против совершения поступков, которых от нее ожидали. Она твердо верила, что наделенная силой духа женщина способна все решить сама. Жакетта была вынуждена вступить в брак, как только ей исполнилось шестнадцать. Этот союз обладал чрезвычайной значимостью и, несомненно, радовал семью. Она вспомнила, как дядюшка, Луи Люксембург – Епископ Теруана, - пришел к ней, потирая ладони и приговаривая: «Великая удача, племянница. Я устроил для тебя сказочно удачный брак». Пришлось прибегнуть к определенной завесе тайны, ибо союз раздражал великого герцога Бургундии. Тогда все боялись нанести ему оскорбление, даже важный человек, кого родственникам Жакетты удалось связать узами Гименея. И причина была не только в нежелании Бургундией обновления англичанами их влияния на Люксембург, но и в недавнем вдовстве новоявленного жениха, чья покойная жена являлась сестрой самого великого герцога. Сложившаяся интригующая ситуация привлекла к своей завязке заинтересовавшуюся ей Жакетту. Будущим мужем девушки оказался могущественный герцог Бедфорд, в те годы (как некоторые утверждали) - самый важный человек во Франции, потому что он занимал положение регента с того самого момента, как скончался его брат, Генрих Пятый, завоевавший страну и женившийся на дочери французского короля. Не удивительно, что семья Жакетты грезила об их союзе. Да и невеста не испытывала к данной мысли отвращения, за исключением факта принуждения ее выйти замуж, ведь Жакетте всегда нравилось лично выносить окончательное суждение. А затем она его увидела. Суженый находился в расцвете сорока лет и показался Жакетте совсем стариком. Однако, свадьба состоялась. Муж не был злым. Он считал супругу очень привлекательной и полной очарования, а та не часто его видела, - герцог регулярно занимался важными вопросами и связанными с ними церемониями, относившимися к еще одному основательному делу – умиротворению могущественной Бургундии. Брак продлился не долго. Несчастный пожилой человек, он умер, изнуренный проблемами и глубоко подавленный, зная, что власть над Францией англичане теряют. Жакетта обрела свободу. Когда она увидела самого привлекательного в Англии мужчину, ей исполнилось семнадцать. Он выглядел таким не только в отражении ее любящих глаз, девушка слышала, как остальные равно называют его красивым. Ричард Вудвилл владел Мот Мейдстоном, но тут умер брат, и он унаследовал Графтон в Нортгемптоншире. Ричард хорошо служил покойному мужу Жакетты, к тому же за десять лет до их встречи, его посвятил в рыцари в Лестере сам Генрих Шестой. Разумеется, даже принимая во внимание рыцарство, Ричард являлся только скромным оруженосцем, тогда как Жакетта – дочерью графа Сен-Поля из правящей люксембургской династии. Девушка понимала, - если она сделает свое желание сочетаться узами брака с Ричардом Вудвиллом известным, со стороны семьи последуют возражения. Хотя возражения ли? Гораздо серьезнее. Брак строго запретят, а затем последуют попытки поспешно устроить союз с кем-то, занимающим высокое положение и, скорее всего, абсолютно не способном пробудить в ней физического влечения. Дело обстояло так, что, после встречи с Ричардом Вудвиллом, Жакетте никто не подходил. Поэтому, опираясь на определяемое ее дядей, как нехватка соответствующего социальному положению рассудка, она тайно вышла замуж за красивейшего мужчину в Англии. Пыл, с которым брак осуществился, оказался настолько велик, что, прежде чем взбешенные брат и дядя узнали о нем, Жакетта уже носила Елизавету, и, таким образом, все попытки объявить союз противозаконным становились невозможными. Жакетта окунулась в сказочное счастье и, родив одного за другим четырнадцать детей, едва ли выглядела хоть на день старше минуты свадьбы с ее прекрасным Ричардом. Она знала, окружающие шепчутся, приписывая ей колдовские чары, ибо кому, кроме ведьмы под силу продолжать выглядеть столь молодо, привлекательно и наслаждаться жизненными силами после вынашивания такого количества детей. Но Жакетта обладала нужным запасом сил и использовала их. Тут присутствовали порошки, смеси, не говоря о кремах, помогающих волосам удержать свойственный им цвет. В этом искусстве она разбиралась, и, если его называли колдовством, тогда Жакетта была настоящей колдуньей. И она наслаждалась своей жизнью, за исключением того, что муж и сыновья оказались оторванными от дома и семей, дабы биться в этих проклятых сражениях двух роз. Но природа Жакетты позволяла ей понимать, встречи не будут столь славными, не предшествуй им расставания. Жизнь полнилась значительными возмещениями. В глубине души Жакетта радовалась, что сейчас, как казалось, трон твердо занял Эдвард. Он мог быть врагом, но принятие его в качестве короля остановило бы столкновения, а Жакетта более всего на свете желала членам своей семьи безопасности и нахождения с ней столько, сколько только возможно. «Я горжусь моими Вудвиллами», - произнесла женщина, - «каждым из них». И она снова поздравила себя с мудростью щелчком пальцами отринуть условности и устремиться по пути романтики. Существовал неписаный закон, по которому, если женщина впервые выходила замуж по соображениям государственным, то в следующий, возникни для него возможность, - ей следовало совершать выбор самой. Именно это Жакетта и сделала. Бедный Ричард, он оказался растерян, немного испуган, но она сбила его с ног, ведь тот совсем не подходил требовательной и решительной герцогине Бедфорд. Конечно, Ричард был прав в страхе перед возникшими проблемами. Брат Жакетты, граф Сент-Поль, и ее дядя, Луи Люксембург, епископ Теруана, прислали супругам горькие упреки и объявили, что более лицезреть Жакетту не хотят. Она отмела их жалобы щелчком, объявив, что разлуку с близкими пережить вполне способна. Естественно, рассвирепели не одни Люксембурги. Также возмутился английский правящий дом, ведь, сочетавшись узами брака с герцогом Бедфордом, Жакетта стала его частью. Генрих, тем не менее, проявил благосклонность, и все, чего он потребовал, оказалось штрафом в тысячу фунтов стерлингов. Найти столько денег было, разумеется, не просто, - Ричард являлся бедным рыцарем, но пара справилась, заслужив вскоре прощение, и, благодаря непоколебимой верности и службе главы семьи династии Ланкастеров, поднявшись до статуса лордов. Отныне Ричард стал лордом Риверсом, - это имя выбрали по титулу старого родственника из линии Редверсов. Потянулись счастливые годы, омраченные лишь разлуками и опасениями перед потенциальными опасностями, грозящими Ричарду в этих глупых противостояниях. Равно множеству других женщин, Жакетта не сильно заботилась, чья сторона одержит верх, но всей душой хотела узнать, настанет ли конец бессмысленным убийствам. Никто не чувствовал себя в безопасности, - хотя, когда такое вообще случалось? Человек в любой момент мог оскорбить кого-то, занимающего высокое положение, и даже мало-мальский повод приводил к тому, что ему легко сносили голову. Легче всего жизнь протекала за городом, вдали от двора и опасных интриг, где в окружении семьи и любила находиться Жакетта. И вот теперь домой со своими проблемами вернулась Елизавета: прекрасная Елизавета с ее длинными золотыми волосами и лицом, напоминающим греческие статуи, высокая, гибкая, с телом, ни на грамм не пострадавшим от вынашивания детей. Жакетта прикоснулась к изображению змеи на приколотой к платью броши. Она была уверена, что ее прекрасная дочь обязательно отыщет выход из сложных жизненных обстоятельств. Из всех детей Жакетты Елизавета лучше остальных умела о себе позаботиться. В течение последовавших месяцев молодая женщина получила массу времени, чтобы обдумать выпавший ей жребий. Он казался худшим из существующих, ведь Елизавета все спланировала совершенно иначе. Будучи исключительно красивой с тех самых пор, как только могла хранить воспоминания, она надеялась извлекать из собственных выдающихся физических совершенств одни выгоды. О своем очаровании Елизавета знала с колыбели, и, хотя понимала, что ее отец не относится к могущественным вельможам Англии, однако предполагала вступление в удачный брак. Вероятно, она оказалась бы прозорливее, если бы дала согласие на союз с сэром Хью Джонсом. Действительно, лично претендент большим значением похвалиться не мог, но ему покровительствовал важный граф Уорвик, что вполне поспособствовало бы социальному росту. Но дела Елизаветы пришли в упадок, и лишь сейчас, когда с ней приключилась беда, прекрасная вдова задалась вопросом, не следовало ли принять сделанное Джонсом предложение. Елизавета всегда предчувствовала, что ей предначертана совершенно особая судьба. Матушка не раз на это намекала, и, даже если способность Жакетты прозревать будущее не была установлена с точностью, все равно, как и большинству людей, ее дочери нравилось верить в предсказания, несущие добро, а предупреждающие о дурном – подвергать сомнению. Факт рождения в качестве дочери от неравного брака сам по себе являлся драматичным. Конечно, семья была бедной, и у Елизаветы появлялось слишком много братьев и сестер. Главенство в доме принадлежало Жакетте, - отец часто отсутствовал, а возвращаясь всегда полностью подпадал под чары своей восхитительной жены. Добросердечная и живая Жакетта, окруженная ореолом тайны змеи Мелузины, создала прочные семейные узы, и Елизавета, несмотря на преобладающую в ее природе расчетливость, была одной из членов фамилии и никогда не смогла бы изгнать из памяти, что она – Вудвилл. «Вудвиллы стоят плечом к плечу», - говорила Жакетта. «Удача одного из нас – это удача всех, и то же самое должно касаться трудностей, коль скоро те нагрянут». Ее слова стали семейным девизом, который никто и никогда уже не забыл бы. Елизавета с восторгом вспомнила день своего отъезда в Виндзор для выполнения там обязанностей фрейлины при спальне королевы. Маргарита Анжуйская полюбила ее, хотя казалось, что сложно отыскать двух женщин менее друг с другом схожих. Маргарита была порывистой, люто мстительной по отношению к врагам и яростно преданной друзьям. Елизавета отличалась холодностью и редко действовала по велению чувств. Она постоянно искала для себя выгоду, так как должна была, родившись без средств, приобрести богатого и влиятельного мужа. Но браки редко устраивались в соответствии со взаимной заинтересованностью молодых людей и не являлись плодом требовательной страсти или же преданной любви. Нет, их мотивы заключались в землях, имеющихся владениях и в титулах. Наименее желательная с физической точки зрения партия, при наличии состояния, обладала большими шансами, нежели самая прекрасная девушка на земле, но без оного. Подобное знание вызывало раздражение, но Елизавета вела себя осторожно. Если ее отец являлся скромным рыцарем, сумевшим достичь сана лорда службой делу, оказавшемуся теперь проигранным, то от матери отреклась правящая в Люксембурге династия. Елизавета решила не отказываться столь легко от собственных возможностей достичь лучшего. Маргарита пришла от нее в восторг. Девушка понимала, как доставить госпоже удовольствие, что означало – выслушивать тирады, направленные против герцога Йорка, сочувственно шептать, восхищаться принцем Уэльским, как самым совершенным из когда-либо появившихся на свет младенцев, демонстрировать интерес к платьям Маргариты, совсем не вызывавший затруднений, ибо Елизавета сама любила роскошь. «В одном мы похожи», - думала она. «Обе прошли через нищее детство, но Маргарита стала королевой. Какая победа, однако, сейчас корона потеряна…или потеряна, но не окончательно. Маргарита никогда с этим не смирится. Но теперь она в изгнании, а юный, богоподобный Эдвард, так захвативший мечты народа, - на троне. И, говорят, там и останется». Данная мысль вернула ее к беспрестанно всплывающему вопросу. «А мы поддерживаем не ту сторону». Если бы только отец Елизаветы предпочел алой розе белую! Ему следовало знать, - Генриху не одержать верх над Йорком. На стороне последнего абсолютно все. Он полон сил, тогда как Генрих в любом касающимся боевых действий вопросе проявляет вялость. Генриху хотелось читать книги, слушать музыку, заниматься строительством и молиться. Да, эти молитвы! Они длились бесконечно. Елизавета испытывала к Маргарите глубокую благодарность за то, что королева со временем терпела их гораздо меньше. Йорк представлял собой настоящего правителя, он даже объявил о своих правах на трон, превосходящих в значении права Генриха, и некоторые с ним согласились. Занятие престола дедом Генриха было постоянной темой для обсуждений в обществе, а происхождение Йорка сразу от двух ветвей монаршей династии имело довольно достоверную основу. Но претензии Йорка базировались на гораздо большем, - он лучше подходил для роли короля. Помимо прочего, на его стороне находился граф Уорвик. Кому угодно было очевидно, - победа окажется за Уорвиком. Умный человек уже устроил бы что-то, дабы получить возможность сменить сторону, но отец Елизаветы этого не сделал, как и ее муж. Она вздохнула. Да, вероятно, было бы мудрее принять предложение Хью Джонса. Елизавета часто думала о Хью, хотя глубоких чувств к нему не испытывала, также, как не было их у нее к Джону Грею. Должен же кто-то, питала она твердую уверенность, оставаться в этих вопросах спокойным. Матушка Елизаветы в данной области радикально отличалась от дочери. Возможно, ради Ричарда, но Жакетта отринула ранг и власть, никогда о них не сожалея. Однако, Жакетта была не такой, как другие. Прежде чем выйти по любви за Ричарда Вудвилла, она являлась членом правящей в Люксембурге династии, заключила блестящий союз и стала членом королевской семьи. У Жакетты шла чудесная жизнь, она всегда это говорила и могла себе позволить. Но как быть ее бедным и неимущим детям? Когда Елизавета прибыла к ней в качестве фрейлины при спальне, Маргарита сказала: «Ах, как вы прекрасны. У меня не возникнет трудностей в поисках для вас супруга». Устройство Маргаритой браков стало при дворе общей шуткой. Чтобы видеть своих дам, как она говорила, «пристроенными», королева экономила время даже на решении государственных дел. Ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем подбор придворным пары, устройство их браков, наблюдение за тем, как растут дети и раздача им подарков. Странная черта для столь честолюбивой и импульсивной маленькой королевы. Конечно же, вскоре после своего появления и только бросив на Елизавету взгляд, Хью сразу же загорелся идеей на ней жениться. Девушка знала, о чем он думает, и в ответном восторге не пребывала. Претендент на ее руку имел репутацию храброго рыцаря, успел отличиться на службе у могущественного графа Уорвика, но состоянием не обладал. Это случилось в один из периодов помешательства Генриха, когда герцог Йорк – отец нынешнего короля – выполнял обязанности Защитника королевства, которое пребывало пусть и в хрупком, но мире между династиями Йорков и Ланкастеров. Королева, погруженная в наблюдение за мужем, даже не заметила происходящего с ее фрейлиной. Елизавета получила предложение. Совсем не от Хью. Он был человеком робким и, чувствуя, насколько высокого о себе мнения придерживается мисс Вудвилл, устроил так, что просить для него ее руки пришлось другим. И к кому же он обратился, как не к двум наиболее значительным тогда в государстве людям, - лично к герцогу Йорку и к тому, кто, вероятно, имел еще больший вес – к Уорвику, Создателю королей. Елизавета вспомнила письма, полученные ею от этих двух вельмож, и подивилась их дружескому к Хью отношению и тому, что они нашли время походатайствовать за него. «Он сообщил мне, что испытывает к Вам великие любовь и привязанность… Сейчас я пишу Вам и прошу, дабы Вы (согласно моим ходатайству и просьбе) снизошли и обратились к его законному и честному желанию…, разрешив мне оказать Вам настолько полное покровительство, насколько оно в силах Вас удовлетворить и порадовать…» В письме было что-то, вызывавшее у Елизаветы раздражение. Он говорил, что благосклонно смотрит на ее союз с этим бедным рыцарем, как на достойный девушки брак, и предлагал свое покровительство в вельможно снисходительной манере. И это делал всемогущий Уорвик, друг герцога Йорка, рассматриваемого Маргаритой в качестве серьезного противника. Сам герцог Йорк написал менее цветисто, убеждая согласиться на заключение брака, столь желаемого Хью Джонсом, и более тактично, чем Уорвик, давая понять, как этому союзу будет рад он. Девушка предположила, что Хью верил в нахождение ею подобных ходатайств от таких людей неотразимыми. Но он не знал Елизавету. Когда она рассказала о предложении Жакетте, та рассмеялась со словами: «Мне по душе, когда мужчина берет ухаживание на себя». «Мне тоже», - подумала Елизавета. Маргариту ее отказ от этого брака только обрадовал. «Протеже Уорвика!» - воскликнула она. «Да еще и герцога Йорка! Как же я ненавижу этих двоих. Именно они несут ответственность на все наши проблемы…за болезнь короля…да за все…Они пытаются вырвать из наших рук корону. Но это им никогда не удастся. Так значит, вы отказали человеку, которого вам хотели навязать? Чудесно. Очень хорошо. Моя прекрасная Елизавета, я найду для вас лучшую из всех возможных партий». И затем появился верный ланкастерец. «Джон Грей – хороший человек», - сказала королева. «Он замечательно нам служит. Король в восторге от него. Я сама всегда ему симпатизировала. А еще Грей – наследник Феррерсов из Гроуби. Известно ли вам, моя дорогая, что у него есть милое имение в Брэдгейте, и что он происходит из семьи, относящейся к норманской аристократии?» «Я не тороплюсь выходить замуж, моя госпожа»,- ответила Елизавета. «Разумеется, не торопитесь, но вы же достаточно умны, чтобы заметить удачу, идущую к вам в руки? Я уверена, будет легкомысленно в нашей жизни пропускать прекрасные возможности, надеясь на то лучшее, что, вероятно, никогда и не произойдет». Таким образом, королева заявила о своем покровительстве этому браку, а она имела склонность становиться все более и более нетерпимой с теми, чьи желания не совпадали с высказываемыми ею. Елизавета тщательно обдумала перспективы союза с Джоном Греем, тогда как Жакетта согласилась с Ее Величеством в оценке брака как хорошего и удачного. Джон Грей был молод, привлекателен и без памяти влюблен в свою прекрасную избранницу. Они поженились, и молодая женщина несколько лет провела в Брэдгейте. Елизавета полюбила это место, расположенное почти в двух милях от замка Гроуби и лишь в четырех - от Лестера. Там появились на свет оба ее мальчика, там она совершенно сроднилась с тихой и спокойной жизнью и наслаждалась оказавшимся безмятежно счастливым браком. Елизавета выезжала на прогулки по живописным землям, любовалась садами, запрудами для рыб и бережно сохраняемыми аллеями. При переезде через мост надо рвом с водой, при взгляде на две башни и стены с зубцами, с колоннами и карнизами на углах внутри нее рождался трепет, и Елизавета говорила себе: «Это волшебное место принадлежит нам…В свое время оно достанется моему сыну, также, как и замок Гроуби». Тогда молодая женщина считала, что со вступлением в брак поступила правильно. Пока не начались военные столкновения, жизнь текла гладко. Сражения беспрерывно сменяли друг друга. Битва при Нортгемтоне уступила бою при Уэйкфилде, где нашел смерть герцог Йорк, после чего его украшенная бумажной короной голова была прибита к стенам города Йорка. Как же веселилась в те дни Маргарита. Бедная Маргарита! Ей следовало понять, что над такими, как она судьба с удовольствием насмехается. Победы оказались кратковременны, а поражения очень часто являлись делом рук лично королевы. После разгрома йоркистов при Сент Олбансе, оказавшемся для Елизаветы роковым, так как в ходе битвы погиб ее муж, и все в мгновение ока переменилось, блестящая стратегия Уорвика перевернула все игральные доски. Супруга с двумя детьми, чье будущее казалось обеспеченным, по меньшей мере, настолько, насколько это могло быть в этом зыбком мире, - стала вдовой. Даже тогда она являлась состоятельной дамой и обладала способами, дабы позаботиться о своих мальчиках. Как же безумна могла быть Маргарита! Ланкастерцы одержали ради нее победу при Сент Олбансе, но ловкий шахматист Уорвик обернул ту в триумф Йорков, всего-навсего захватив Лондон и посадив там в качестве короля Эдварда Йорка. Йоркистов лондонцы поддерживали всегда. Они интересовались исключительно торговлей и достойным твердым управлением, и Эдвард Йорк (с Создателем королей за спиной) сразу предложил им желаемое. Лондонцы покончили с сумасшедшим Генрихом и ненавистной столице Маргаритой, бывшей для них бестактной чужестранкой, ни разу не совершившей попытки понять подданных. Таким образом, Маргарита с Генрихом стали беглецами, а Эдвард Йорк – королем. Из-за того, что Джон Грей сражался на стороне ланкастерцев, его владения забрали в казну, вынудив вдову вернуться к родителям, приведя с собой двух оставшихся без отца мальчишек. Прошли месяцы, но никаких признаков перемены народного настроения в привязанности к новому монарху не наблюдалось. Англичане любили Эдварда. Он обладал не достававшим Генриху очарованием, был выше, чем кто-либо в его окружении, каким и следовало являться королю, отличался большей привлекательностью, нежели любой из придворных, где бы Эдвард не прошел, женщины неизменно ему улыбались. У него имелась толпа любовниц, и, хотя властителю уже устраивалось несколько подходящих союзов, он продолжал оставаться холостяком. Пусть некоторые в стране опасались далекого от целомудрия образа жизни суверена, однако, большинство населения хохотали над его любовными приключениями, и общее мнение заключало, - даже улыбка Эдварда способна завоевать черствейшее из сердец. Когда король совершал по государству путешествие, его с радостью встречали в каждом из посещаемых им мест. Благодаря мирному периоду край процветал. Генрих находился где-то на севере – в изгнании, или же скрываясь, а Маргарита, как говорили, уехала во Францию – собирать помощь. Так пускай там и остается, постановили люди. А нами пусть продолжает править Эдвард. Так совпало, что именно тогда в Нортгемтоншир прибыл король. Он очень любил охоту, и, по словам Жакетты, казалось несомненным, что Его Величество отправится преследовать дичь в лес Уиттлбери. «Этот массив», - прокомментировала Елизавета, - «совсем рядом с нами. Тем не менее, можно быть уверенными, что король в Графтон не заглянет. Мы находимся в опале». «Наш дом не станет единственным, которому Его Величество может оказать честь, ручаюсь вам. Но…» Елизавета бросила на мать пронзительный взгляд. Ей было видно, что в голове той сейчас обретает форму некая мысль. Жакетта коснулась змеи на броши, что часто делала, размышляя. «Что?» - осторожно поинтересовалась дочь. «Полагаю, моя дорогая, вам следует попытаться увидеться с королем». «Он никогда на меня даже не посмотрит. Я – вдова ланкастерца, к тому же служившего Алой розе так, как это мог делать только Джон. Подумайте, сколько белых роз он должен был сорвать прежде, чем пришло их время отцвести». «Знаю, знаю… но столкновения не продолжаются вечно, и люди говорят, что король по природе склонен к прощению, особенно, когда дело касается красивой женщины». «Вы предлагаете, чтобы я оказала милость в ответ на милость..?» «Я не имела в виду ничего такого! Но что-то говорит мне, - вам стоит постараться встретиться с Эдвардом Йорком». «Как? Вы считаете, мне позволят подойти к нему, даже если я приду сама?» «Разумеется, нет. Поэтому, мне кажется, вам следует встретиться с королем случайно». Жакетта рассмеялась. «Случайно, но случайность стоит хорошо продумать». «Моя дорогая матушка, что вы замыслили?» «Нам может понадобиться несколько планов действий. Сначала требуется попробовать вариант с лесом. Вы вполне способны встретиться с ним там… конечно, случайно. Тогда вы сумеете обратиться к монарху с ходатайством по поводу вашего наследства…и ваших детей». Елизавета внимательно смотрела на мать. Она начинала ощущать, как внутри нарастает волнение. Во главе процессии ехал король, а рядом с ним скакал его ближайший друг Уильям, лорд Гастингс. Он был на целых двенадцать лет старше Эдварда, но связь между ними от этого не теряла своей силы. Действительно, Эдвард часто думал, что Гастингс ему ближе, чем любой другой человек. С самого детства старший Йорк восхищался Уорвиком. Он смотрел на него, как на некое подобие божества, превосходящего в величии остальных, даже родного отца Эдварда. Именно Уорвик научил его почти всему, что знал сам, и благодаря лишь блестящей стратегии Уорвика Эдвард стал теперь королем. Этого монарх никогда не забудет. Но Уорвик, пусть он и был двумя годами или около того старше Гастингса, все равно казался Эдварду представителем совершенно другого поколения. Интересы Уильяма полностью совпадали с интересами короля, а Эдвард в то время большей частью был увлечен историями, связанными с женщинами. И Гастингс делил с ним совершение в этой области подвигов. Они выходили вместе, переодевшись в торговцев и искали на улицах Лондона приключений. Эдварду оказывалось совсем не просто замаскироваться, - возвышаясь над большинством других людей и выделяясь внешней привлекательностью, он часто бывал разоблачен. При виде его загоралось немало женских глаз, и даже добродетельнейшие из купеческих жен обнаруживали, что их сердца начинают биться немного быстрее. Помимо обаяния и красоты у Эдварда имелись и остальные, еще сильнее притягивающие к нему качества. Как только он стал королем, вокруг молодого человека начал образовываться ореол величественности, и, так как это не делало его менее знакомым для подданных, данный ореол лишь усилил привлекательность монарха. Эдвард мог общаться со смиреннейшими из граждан, но, тем не менее, заставляя их ощущать свою значительность. Гастинг часто говорил, что тайна королевского обаяния заключается именно в этом, а не только в фонтанирующей жизненной силе и в обещании доселе невообразимых удовольствий, которые способны принести закручиваемые с ним любовные интрижки. Да и сам Гастингс на недостаток шарма тоже не мог пожаловаться. Не такой яркий внешне, как Эдвард, он продолжал прекрасно выглядеть, был сказочно высок, поражал благородством манер, что, конечно находило ему поклонниц. Проблема состояла, как объяснял Эдварду Уильям, в подобии и его, и других мужчин тусклым звездам, которых сравнивали с солнцем. «Звезды равно блещут в принадлежащих им сферах», - парировал Эдвард. «Но», - возразил Гастинг, - «мы находимся в сфере сияния солнца». Гастингс был умным, острым на язык, хорошим командиром и лучшим из верных друзей. Эдвард слишком легко доверял людям, а Гастингс часто предупреждал его о кроющейся в этом опасности, пусть король и пожимал плечами, отстраняя разумные советы. Эдвард же обладал спокойствием, добродушием, склонностью к получению удовольствий. Или данные качества присутствовали у него, прежде чем он стал королем. Сейчас их было значительно меньше. Гастингсу нередко представлялось, что перемена произошла, когда Эдвард увидел на стенах Йорка голову своего отца в той злополучной бумажной короне. Вероятно, это оказалось для него тем чудовищней, что рядом накололи голову его младшего брата Эдмунда, герцога Рэтленда, мальчика, выросшего с ним вместе и восхищенно обожающего старшего наравне с большинством домашних. Конечно, после лицезрения подобной страшной картины, прежнего Эдварда уже не существовало. Казалось, он понял, что мир создан не только ради удовольствий. В нем также есть жестокость, и отвечать на нее необходимо зеркальной жестокостью. До столкновения с ужасным зрелищем Эдвард склонялся к довольно легкому прощению врагов и отметал прочь все мысли о возмездии. Наверное, он приобрел немного больше серьезности, больше желания поступать по-своему, ибо люди были правы, утверждая, что Эдвард корону носит, но правит в действительности Уорвик. И Гастингс, близкий друг монарха, первым обнаружил эту новоявленную серьезность. «Неплохо», - подумалось ему. «Эдвард обретает себя, прилагая усилия к выпутыванию из уз, которыми повязал его Уорвик». Однако, насколько сильно он разорвет их, Гастингс уверен не был. Эдвард продолжал оставаться молодым…каких-то двадцать два года, он все еще верил, что главной целью для него является сексуальное удовольствие. Въезжая в Нортгемптоншир, друзья, как обычно, обсуждали недавние победы, и Эдвард задавался вопросом, какие из них только ждут его. «Когда вы женитесь, вам придется немного исправиться», - напомнил королю Гастингс. «Чуть-чуть, возможно», - отбил удар Эдвард. «Брак ждет вас в скором времени». «Так говорят уже женатые мужчины. Несчастного самого поймали, и отныне он мечтает, чтобы в подобном положении оказались и остальные из нас». «Катерина меня понимает», - ответил Гастингс просто. «Она знает, что мне необходимо чуть-чуть свободы, ведь я – близкий закадычный друг нашего монарха». «Кажется, в стране мое доброе имя пользуется не слишком высокой славой». «Ваши ночные похождения взяли на заметку». «Но я не имею ничего против интрижки, даже сегодня». «Говорят, что на поле боя вы стоите пятерых, а в спальне - десятерых». «Кто говорит?» «Жены торговцев города Лондона, полагаю». «Да ладно, Уильям, вы мне льстите, думаю вам тоже есть чем похвастаться». «В стране нет никого, кто способен начать соперничать со своим королем». «Уорвик выражает личное мнение?» «Уорвик? С какой стати ему мне что-то говорить?» «Вероятно, его сестре». «Полагаю, он едва ли станет вести подобные речи с Катериной». «У них сплоченная семья. Так как вы приходитесь ему зятем, я думал, вдруг Уорвик мог при вас обмолвиться о случаях королевской неосмотрительности». «Уорвика они не волнуют. Мне кажется, в какой-то степени граф им рукоплещет. Странно, почему некоторые приключения подпитывают в народе восхищение…но лишь тогда, когда случаются с кем-то неотразимо привлекательным и обаятельным». «Он ни разу мне не намекал на необходимость изменения линии поведения». «Разумеется нет», - подумал Гастингс. «Очень не него похоже. Пусть король развлекается, а править будет Уорвик. Заметил ли граф перемену в посаженном им на трон короле? Начавшуюся в тот чудовищный день, когда Эдвард въехал в Йорк и увидел голову своего погибшего отца, обряженную в шутовскую бумажную корону?» Если раньше Эдвард и хотел избрать иной путь, чем тот, что определил для него Уорвик, что произошло потом? Кто из них двоих одержит верх? Нет, Эдвард был слишком добродушным, слишком падким на роскошный образ жизни, и он не забыл, что именно Уорвик сделал его королем. Эдвард захочет продолжать играть в монарха и оставить истинную власть Уорвику? Но оставит ли ее графу суверен? Король обожал охоту, и путешествия по государству всегда оживлялись проведенными в преследовании дичи днями. Когда бы Эдвард с сопровождающими не посетил лес, они делали рассчитанный на спортивное времяпрепровождение привал, и, если тот удавался, оставались на несколько дней, максимально растягивая удовольствие. В этот раз Его Величество несколько дней подряд наслаждался охотой в соседствующем с Графтон Манор лесу Уиттлбери. О близости королевской свиты знали все находящиеся в имении. Если бы Риверсы являлись йоркистами, монарх, скорее всего, оказал бы им честь, нанеся визит. Однако, так как лорд Риверс всегда был верным ланкастерцем, становилось очевидно, - суверен не приедет. Жакетта обронила, говоря о животрепещущей теме, что семье следует испытывать глубокую благодарность. «Прием короля разорил бы нас на следующие пять лет. Уверяю вас, наш образ жизни ни на долю не соответствует привычному ему». Но в глазах Жакетты плескалась таинственность, и ей удалось передать свой настрой дочери. Она знала, - нечто вот-вот произойдет. Елизавета могла угадать это по блуждающему далеко материнскому взгляду. Молодая женщина никогда не была уверена, - действительно ли матушка видит будущее или же размышляет о вероятности события, после чего использует всю присущую ей изобретательность, дабы поспособствовать его воплощению в жизнь. «Возьми мальчиков», - сказала она, - «и ступай в лес. Там есть дуб – самый крупный в окрестностях, где заканчиваются владения Пьюри Парка и начинаются земли Графтона. Сядь под ним с мальчиками и жди». «Зачем мне это делать?» «Я слышала, в тех местах сегодня охотится королевская свита». У Жакетты были средства выяснить все эти сведения. Она находилась в центре паутины интриг, тогда как ее слуги активно в них вовлекались. Несомненно, леди Риверс получила сведения о местонахождении королевской свиты благодаря общению своих прислужников с теми, кто жил при других благородных домах. «Вполне может так случиться», - сказала Жакетта, - «что ты увидишь кого-то, к кому сумеешь обратиться с ходатайством по твоему делу. Ты ничего ужасного не совершала. Это твой муж сражался на стороне ланкастерцев. Но он погиб. Ты же готова принять нового короля. Очень вероятно, что ты сможешь убедить кого-то понять это». Елизавета посмотрела на мать. Жакетта всегда отличалась отвагой, и иногда ее планы срабатывали. Требовалось лишь вспомнить и подумать, как ей удалось выйти за человека, выбранного лично, вопреки противостоянию могущественных вельмож. Жакетта подошла к шкафу и вытащила из него платья. «Больше всего подходит голубое. К тому же, очень скромное. Полагаю, оно оттеняет твою внешность, как ничто в остальном гардеробе. Твое совершенство следует подчеркивать простотой. Волосы нужно совсем распустить…и не перевязывать никакими лентами…ничем…никаких украшений, кроме этого серебристого пояса, чтобы подчеркнуть, насколько тонка твоя талия. Свита выедет в десять часов. Охотясь в лесу, они обязательно должны будут проезжать мимо большого дуба. Если ты там подождешь…» Жакетта не упомянула о короле, но Елизавета знала, что в мыслях у матери именно он. Значит, ей необходимо разыграть просительницу, то, против чего гордая природа молодой женщины восстает. Но она устала от бедности, от невозможности увидеть иной способ выбраться из затруднительного положения, кроме брака с кем-то, кто в силах подарить Елизавете утешение и удобства и помочь ее сыновьям заключить выгодные партии. Подобная перспектива ужасала. Если бы она могла вернуть забранные в казну имения мужа, то, по крайней мере, сохранила бы свободу. Тогда Елизавета была бы в состоянии сама выбрать спутника, появись у нее желание сыграть свадьбу, а ее дети, самое меньшее, имели бы полагающееся им по праву. Но с какой стати йоркистам вознаграждать тех, кто против них сражался? Разве ее дело не безнадежно? Жакетта так не думала, и во взгляде у матушки опять светился этот странный пророческий огонек. Действительно, в тот день Елизавета выглядела самой прекрасной. Возбуждение от плана разлило по щекам еле заметный румянец, поэтому она казалась только что ожившей статуей. Легкое касание одушевления усилило ее очарование, и даже Жакетта, более других к этому привыкшая, снова изумилась красоте дочери. «Никто не сможет тебе воспротивиться», - сказала она, - «если ты хорошо справишься со своей ролью». Путь к дубу занял совсем немного времени. Мальчики забросали мать вопросами. Почему они туда идут? Это что, такая игра? «Если нам повезет, мы увидим проезжающих мимо охотников». Подобное объяснение мальчишек удовлетворило. Они оба пылко желали посмотреть на скачущих мимо охотников. Елизавета подошла к дубу. Находясь поодаль от других, дерево представляло собой незабываемое зрелище. От него шло ощущение благородства и величия, словно оно само предпочло дистанцироваться, запретив остальным приближаться. Утро заканчивалось. Мальчики проявляли все больше нетерпения, но тут внезапно послышались лай собак и стук лошадиных копыт. С часто бьющимся сердцем молодая женщина выступила из-под тени дуба. Она увидела, как из-за деревьев показались люди, двигавшиеся именно этой дорогой. Елизавета взяла за руки сыновей и встала в ожидании. Чуть впереди свиты скакал Эдвард. Он заметил сияние солнечных лучей в золотистых волосах стоящей незнакомки и отражение их от серебристого пояса на ее узкой талии. В простом голубом платье та выглядела словно божество, и Эдвард подумал, что никогда еще ему не доводилось видеть столь прекрасной дамы. Король резко остановился. «Во имя милости Господней», - воскликнул он, - «что вы здесь делаете, госпожа?» Елизавета преклонила колени, и ее чудесные локоны хлынули вперед, коснувшись земли. Она шепнула детям, чтобы те поступили также. «Госпожа», - промолвил Эдвард, - «Я прошу вас, поднимитесь. Вижу, вы меня знаете». Молодая женщина взглянула своими чарующими серо-голубыми глазами в глаза короля и ответила: «Мой господин, кто может вас не знать? Вы выделяетесь среди других мужчин». Эдвард рассмеялся. «Вы так и не сказали мне, что здесь делаете». «Я – леди Грей», - представилась Елизавета. «А это мои сыновья. Мой муж был убит при Сент Олбансе». «Грей», - произнес король, сосредоточив внимание на взмахе золотых ресниц, задевших мягкую и тонкую кожу. «Не зять ли он Риверса?» «Так и есть, мой господин». «А вы – дочь Риверса?» Елизавета склонила голову. «Должно быть он горд иметь такую дочь…горд, но обманут ложными сведениями. Леди Грей, чего вы хотите от меня?» «Мой господин и владыка, я пришла сюда просить вас вернуть мне имения моего супруга». «У вас сложилось обо мне странное мнение, леди Грей, если вы считаете, что я дарую имения тем, кто показал себя моими противниками». «Я никогда таковой не была», -парировала Елизавета с интонацией, подразумевающей глубокое отчаяние. «Как и эти невинные мальчики». Свита нагнала короля и теперь ожидала поблизости, наблюдая за происходящим. Многие обменивались скрытыми ухмылками. Женщина была красавицей, и наклонности Эдварда знал каждый. Незнакомка поступила очень умно, выбрав именно такой способ привлечь к себе внимание суверена. И смотрелась она чрезвычайно притягательно, стоя под дубом и держа за руки детей. «Грустно», ответил Эдвард, «когда вдовы и сироты вынуждены страдать из-за грехов их мужей и отцов». «Мой господин, если вы можете найти выход…» Эдвард наклонился вперед и коснулся волос Елизаветы. Он сделал так, что один из локонов задержался в его ладони. «Я могу это обдумать», - вынес он решение. «Мне не по нраву видеть горе прекрасных дам». Затем король уехал. Елизавета осталась под дубом и смотрела, как он скачет прочь. Потом молодая женщина медленно вернулась в имение. Жакетта уже ждала ее. «Ну что? Что?» - с жаром спросила матушка. «Я видела короля». Жакетта всплеснула руками. «И что он сказал?» «Он был добр». «Его Величество вернет имения?» «Он отчасти пообещал это сделать. Но смею заметить, король забудет о своем обещании, не пройдет и часа». «Сердце подсказывает мне, что мы еще об этом услышим», - проронила Жакетта. Стоял уже поздний вечер, когда, стуча по булыжникам копытами, к конюшням Графтон Манор приблизился скакун с всадником на спине. Тот спрыгнул с коня и подозвал ошеломленного слугу, чтобы он взял животное. После чего направился в сторону особняка. Гость остановился в коридоре, под сводчатым потолком прокатился отзвук его голоса. «Есть кто в доме?» Появилась Жакетта. «Путешественник?» - спросила она. «Вы ищете пристанище, мой господин?» «Ответ на оба этих вопроса – да, дорогая госпожа». Жакетта спустилась. «Мы ведем скромный образ жизни», - произнесла она, «но никогда не прогоняем от двери путешественников». «Я знал, что вы проявите ко мне настоящее гостеприимство». «Вам нужна постель на ночь?» - спросила Жакетта. «Нет ничего, что я желал бы больше», - последовал ответ. «Тогда она у вас будет. Скоро ужин». «Моя госпожа, вы ошеломляете меня своей добротой. Ответьте, дома ли ваш господин? У вас есть семья?» «Мой господин сейчас отсутствует, со мной дочь. Она вдова, которая потеряла свои владения, потому что ее муж сражался не на той стороне при Сент Олбансе». «История, достойная сожаления». «Действительно, достойная сожаления, мой господин. Она вынуждена страдать из-за того, в чем ей не было позволено совершать выбор». «Но в душе ваша дочь йоркистка?» «Мой господин, вы видели короля? Стоит лишь взглянуть на него, чтобы понять, - именно в таком человеке нуждается Англия». На ступенях появилась Елизавета. На ней до сих пор было то самое голубое платье, в котором она находилась в лесу, волосы лежали свободно, чуть сдерживаемые голубыми лентами, сочетающимися по цвету с ее нарядом. Путешественник восхищенно смотрел на молодую женщину. Он улыбнулся. «Я встречал вашу дочь прежде, моя госпожа». Елизавета спустилась с лестницы и подошла, остановившись перед мужчиной, не имевшим сил оторвать от нее взгляд. Она преклонила колени. «Елизавета…» - начала Жакетта. «Моя госпожа», - ответила дочь, - «неужели вы не поняли, что это наш король?» Жакетта знала это все время, она ожидала, что монарх поступит именно так, но притворилась приходящей в себя после долгого замешательства. Его получилось разыграть настолько превосходно, что не изучи дочь леди Риверс лучше, легко уверовала бы в искренность матушки. «Прошу вас, поднимитесь, дорогая госпожа», - произнес Эдвард. «Я хочу взглянуть на ваше лицо, ибо клянусь моей верой, никогда мне не доводилось видеть прекраснее». «Мы оглушены честью, оказанной нам вашим посещением», - ответила Елизавета, - «и наполнены надеждой, так как я думаю, оно означает, что вы готовы прислушаться к моему ходатайству». «Я готов исполнить любое ходатайство, которое вы ко мне обратите». «Вы и в самом деле милостивы». «Мой господин», - вмешалась Жакетта, - «вы одни?» «Да, дорогая госпожа». «Я спрашивала себя, как мы сможем устроить угощение для свиты. Полагаю, вы редко путешествуете таким образом». «Мои друзья находятся поблизости. Иногда я ускользаю из-под их надзора, и тогда они понимают, что лучше мне не препятствовать». Жакетта попросила разрешения удалиться. Ей было необходимо отдать распоряжения слугам. Возможно, Елизавета займет короля, пока для него готовится комната. Монарху на самом деле следует увидеть их такими, каковыми они и являются, - разоренными боевыми столкновениями. «И находящимися не на той стороне», - прибавил Эдвард с улыбкой. «Не все из нас, мой господин», - заметила Жакетта и оставила короля с Елизаветой. «Сделайте одолжение, присядьте, мой господин», - предложила молодая женщина. «Матушка долго не задержится». Она указала дорогу к окну, где и села, Эдвард устроился рядом. Когда он взял ее ладонь и поцеловал, Елизавета высвободила руку с легкой долей надменности. Ей было не ясно, насколько мудрым оказалось принимать матушкин план. Она могла вернуть свои владения, но король хотел заключить сделку, а каждый знал, какие сделки предпочитал властелин совершать с привлекающими его женщинами. «Надеюсь, охота вышла удачной», - произнесла Елизавета. «Не знаю, удачной она вышла или нет. Мои мысли целиком сосредоточились на встрече под дубом. Ручаюсь верой в Господа Нашего, когда я вас увидел стоящей там, то подумал, что никогда не встречал более прекрасной картины за всю свою жизнь». «Уверена, мой господин лицезрел множество подобных картин, успевших его привлечь. Если кто-то может поверить…» «Обо мне ходит множество слухов. Никогда не доверяйте слухам, дорогая госпожа. Они всегда ложны». «Неужели у них нет ни малейшего основания?» «Его следует допустить, но разве не должны мы остерегаться преувеличений?» «Всегда», - ответила Елизавета. «Но я из тех, кто предпочитает всю правду». «Значит, вы истинная дама моего сердца. Признаюсь вам в правде, - ваша красота до глубины души потрясла меня». «Вы пообещали рассмотреть мою бедность». «Преступление, что такая красавица вынуждена быть бедной». «Вы в силах исправить это одним лишь росчерком пера, мой господин». «В силах, и я хочу это сделать. Уверен, мы можем найти решение для данной проблемы. Следует обсудить ее и, таким образом, лучше узнать друг друга. Именно поэтому я вас сегодня и посетил». «С вашей стороны это наимилостивейший из шагов». Эдвард придвинулся к Елизавете немного ближе. «Надеюсь, мы станем еще более милостивы по отношению друг к другу». «О, нет», - подумала молодая женщина. «События развиваются чересчур быстро. Разумеется, матушка стремилась совсем не к этому? Я не хочу становиться одной из тех, кто пользуется его милостью всего неделю, даже если подобный поворот означает возвращение мне моих владений. Королю следует напомнить, что матушка принадлежит к благородному дому Люксембургов, пусть батюшка и имеет малый вес, вдобавок являясь ланкастерцем». Возвращение матери в зал принесло Елизавете облегчение. «Я рассказала им всем, какой у нас сейчас знаменитый гость. Мой господин, вам придется простить неловкость нашим домашним, они ошарашены оказанной дому честью. Мы не ожидали подобного…даже в самых смелых мечтах. Боюсь, что вы будете вынуждены принять нас такими, какие мы есть». «Нет ничего», - произнес Эдвард, глядя на Елизавету, «что принесло бы мне большее удовольствие». «Вы позволите сопроводить вас в приготовленную спальню?» «Мне было бы приятно», - проронил король. «Возможно, леди Грей…» «Мы обе проводим вас и покажем покои», - ответила Жакетта. Как и во множестве других случаев Елизавета поняла, что в матери присутствует несомненно королевское достоинство. Она же была принцессой Люксембурга. Когда они остались, наконец, вдвоем, Елизавета спросила матушку: «Вы это предвидели?» Жакетта задумалась. «Считала вероятным». Она внимательно посмотрела на дочь. «Ты настолько прекрасна, что не могла не произвести на него впечатления. Король вернет тебе твои владения». «Он уже намекает на ожидание того, что я стану его любовницей. Каковой я быть не собираюсь». Жакетта бросила на дочь лукавый взгляд. «Твой отказ способен нешуточно разогреть его пыл. Полагаешь, короля когда-нибудь отвергали?» «Для него окажется полезным обнаружить, что существует кто-то, кто может сказать его поползновениям нет». «Разве король не привлекателен? Он же заметный мужчина. Я узнала его в тот же момент, как он вступил в зал. Видимо, потому что ждала. Но и внешний вид, и манеры где угодно выделит Эдварда из толпы. Ему никогда не удастся скрыть свой истинный статус». «Да, он в точности такой, как вы говорите. Но, ко всему прочему, еще и великий распутник. Его взаимоотношения с женами торговцев носят характер исключительно спортивного азарта. Но Эдвард узнает, - я не жена торговца». «Не думаю, что тебе доставит трудность научить его данной истине». «Я хочу вернуть свои владения. Полагаете, мне это удастся?» «Я бы попросила их возврата немедленно. А потом, когда наступит очередь просьбы с его стороны, ты можешь разыграть невинность и добродетель. Ты великолепно с этим справишься, ибо, моя дорогая Елизавета, пусть ты уже не невинна, однако добродетельна. Не поверю, чтобы твои мысли когда-либо удалялись от Джона Грея, пока тот был жив». «Меня никогда до такой степени не притягивало то, что, как кажется, является основным мотивом существования короля. Уверяю вас, его чарующая и привлекательная внешность ни малейшим образом меня не соблазняет». «Это хорошо. Значит, твоя голова останется ясной и спокойной, способной размышлять». «Дорогая матушка, вы будете это делать вместе со мной». «Я всегда буду с тобой, как и любой другой член нашей семьи, ты же знаешь. Если нам удастся добиться возвращения твоих владений, то ничто не принесет мне большей радости». «Я рада, что вы здесь. Рядом с вами я чувствую себя в безопасности. Думаю, ночью король попытается меня соблазнить. Жаль, что он тут остановился». «Думаю, он предполагает совершить попытку. Странное положение. Королю следует путешествовать со свитой друзей. Иначе опасно. Откуда ему известно, что в ланкастерском доме не скрывается ланкастерский убийца? Яснее дня, что Эдвард бесстрашно бросается в опасные предприятия. Сделать ничего нельзя, только восхищаться им. Елизавета, тебе потребуется вся твоя решительность, чтобы оказать ему сопротивление». «Если вы так полагаете, то совсем меня не знаете. Я очень хорошо могу оказать королю отпор. Уверяю вас, у меня нет ни малейшего желания становиться его любовницей». В глазах Жакетты снова появилось мечтательное выражение. «Посмотрим», - произнесла она. Когда они отправились ужинать, Эдвард устроился рядом с Жакеттой, с другой стороны от себя посадив Елизавету. Было очевидно, что он наслаждается сложившейся ситуацией. Стоило музыкантам исполнить свою партию, король захлопал в ладоши и потребовал продолжения. Он позволил руке остановиться на бедре Елизаветы, но та тактично отстранилась. Эдвард улыбнулся ее неподатливости. Раз или два монарху доводилось встречать подобный прием в среде множества имевшихся у него возлюбленных, но такая линия поведения никогда не затягивалась, и Эдвард начал понимать, - для женщин это часть связанных с ухаживаниями игр. В течение короткого времени они не доставляли ему неприятных ощущений, но только если не теряли границ, а с данной прекрасной вдовой король с каждой минутой становился все более и более нетерпелив. В процессе трапезы Эдвард пообещал ей возвращение владений. Елизавета поблагодарил и немедленно после ужина собралась отвести его в комнаты матушки, дабы там монарх подписал необходимые документы, засвидетельствованные бы двумя оруженосцами и самой хозяйкой дома. «Конечно, конечно», - согласился Эдвард. Но почему бы не подписать их в ее спальне? Разве это не окажется удобнее? «Матушка рассчитывала, что это случится у нее. Комнаты владелицы усадьбы намного просторнее принадлежащих мне». Эдвард пожелал увидеть их. Елизавета покажет ему? Было что-то в глазах короля, подсказавшее ей неразумность отказа до подписания бумаг. Поэтому, когда они направились в комнаты матушки Елизаветы, молодая женщина указала на местоположение своих, находящихся поблизости. Эдвард заглянул туда и заметил, что для него это особенно интересно. Ему хотелось бы представить собеседницу спящей на данной постели. Бумаги были подписаны, и король надлежащим образом двинулся к себе. Елизавета же сразу вернулась к матери. «Скоро сюда придет король. Прогнать его будет сложно. Он даже способен совершить насилие, которое спокойно назовет своими монаршими правами». «Я так не думаю. Король гордится тем, что ему никогда не приходилось использовать с женщинами подобные методы. Эдвард говорит себе, - они все жаждут упасть в его объятия». «Даже когда женщины наглядно показывают, что это не соответствует истине?» «Эдвард не принимает это в качестве настоящего нежелания». «Король спрашивал, где находится моя комната. В любой момент он может там появиться. Нынешней ночью мне следует остаться с вами». Жакетта кивнула. «Но, дорогое дитя, он также узнает, где искать и мои покои. Поэтому я и велела приготовить для нас с тобой комнату в восточном крыле дома». Глядя на свою мать, Елизавета рассмеялась. «Вы обо всем подумали», - произнесла она. «Я начинаю верить, что вы и в самом деле колдунья». «Если я ею являюсь, милое дитя, наслаждайся этим, ведь вся та сила, которая у меня есть, обязательно используется на пользу моей семьи, которая мне дороже собственной жизни. А теперь, не будем терять время. Что-то подсказывает, что Эдвард тоже к этому не стремится. Пойдем». Хотя Эдвард и не продемонстрировал ни единого признака разочарования, он все равно был решительно уязвлен. Утром он Елизавету не увидел. Жакетта объяснила ему, что молодая женщина находилась с одним из мальчиков. Ночью у ребенка развилась лихорадка, и мать не могла оставить место дежурства у его кровати. «Вы же знаете, каковы все матери», - прошептала хозяйка дома. Это являлось слабым усилием, нацеленным на объяснение отсутствия Елизаветы в ее комнате предыдущей ночью, тем не менее, король превосходно понимал его причину. Она серьезно подразумевала подобное, намекая Эдварду на то, что оказываемые ей знаки внимания не найдут поощрения. Елизавета в самом деле была добродетельной женщиной. Но еще она была достаточно умной, чтобы удостовериться в возвращении ей владений покойного мужа. Об этом следовало серьезно позаботиться. Эдвард мог легко отозвать сделанный им приказ. Он холодно попрощался с Жакеттой и поблагодарил ее за оказанное гостеприимство. Та поднялась на самую высокую башню и спустя несколько часов увидела, как королевская свита отъезжает. К матери присоединилась Елизавета. «Вот король и уехал. Полагаете, он откажет нам в чести вернуть собственность Джона?» «Думаю, нет». «Его Величество очень разгневался?» «Сложно сказать. Он был разочарован. Но крайне любезен и поблагодарил меня от всей души». «Значит, если мне удалось вернуть мои владения, то можно считать день прошедшим не зря». «Вполне вероятно, что окончание истории нам еще не известно», - заметила Жакетта. «Но я на это искренне надеюсь. Сейчас же потребую назад Брэдгейт и Гроуби. Полагаю, что мне потребуется уехать незамедлительно». «Я бы немного подождала. Окажется неприятно, если Его Величество успел отозвать свой приказ. К тому же, что делать, если Эдвард прибудет к тебе туда, и, таким образом, ты останешься без защиты? Здесь же над тобой забота твоей матери». «Вы полагаете, он посчитал ваши заботу и защиту непреодолимыми?» «Я льщу себя надеждой, что король немного обратил на меня внимание». «Тогда, что мне теперь делать?» «Подожди немного. Посмотри, как будут развиваться события. Может статься, это конец, и мы, вероятно, больше о Его Величестве не услышим. В таком случае ты вернешь себе принадлежащие тебе владения, что мы и намеревались предпринять». «Мне бы хотелось вернуться в Брэдгейт». «Всему свое время». В глубине души Жакетта сохраняла уверенность, что Эдвард не позволит ситуации застопориться. Елизавета была невероятно прекрасна, а мужчины, к кому победы приходили легко, обязательно заинтересовывались и оказывались зацепленными неудачей. Она была права. Через несколько дней король опять навестил Графтон. Жакетта заметила его прибытие и поспешила предупредить дочь. «Настроен он решительно», - прямо сказала Жакетта. «Я тоже», - ответила Елизавета. «Ты еще поймешь, как это тяжело». «Я не стану его любовницей. Обещаю вам». Жакетта пожала плечами и спустилась приветствовать монарха. Эдвард от души расцеловал хозяйку дома в обе щеки. Он видел, насколько та привлекательна, пусть давно уже не молода, зато сказочно обаятельна и полна жизненных сил. Некоторым образом, Елизавета очень походила на мать. «Мой господин, неужели это правда!» - воскликнула Жакетта. «Вы снова оказываете нам честь». «Если признаваться вам в истине, моя дорогая госпожа», - ответил король с обезоруживающим очарованием, - «мне не хотелось приезжать, но я посчитал невозможным воздержаться. Дома ли леди Грей?» «Она собирается уезжать в Брэдгейт». «Тогда я прибыл вовремя. Вы отведете меня к ней?» «Я сообщу дочери, что вы здесь, мой господин». Жакетта сделала реверанс и оставила Эдварда нетерпеливо дожидаться в зале. Елизавета находилась у себя в комнате, она расчесывала волосы и укладывала их, вплетая в локоны нитку жемчуга. На ней было платье из голубого и белого шелка, оттенявшее и без того царственный вид молодой женщины. «Его Величество спрашивает о тебе», - предупредила Жакетта. «Я встречусь с ним», - ответила Елизавета. «Будь осторожнее, дочка». «Вы можете довериться мне, матушка». «Да», - согласилась Жакетта. «Уверена, что могу. Но помни, моя дорогая, игра, в которую ты собираешься сыграть, может оказаться опасна». «Я дам понять королю, что не намерена становиться его любовницей. Тогда он, вероятно, уедет». Когда Елизавета вошла в зал, Эдвард сразу устремился ей навстречу. Он взял свою даму за руку и пылко ту поцеловал. «Мой господин», - холодно поприветствовала его Елизавета. «Значит вы все-таки вернулись, дабы здесь поохотиться? Полагаю, олени в лесу Уиттлбери сказочно прекрасны». Монарх громко расхохотался и притянул ее к себе, однако Елизавета величественно отстранилась. «Не имею представления, насколько сказочно прекрасны олени в лесу Уиттлбери, но мне известно другое: тут, в Графтоне, проживает прекраснейшая из дам в наших краях». Его собеседница склонила голову, что опять было сделано крайне царственно. «Ваши друзья поблизости?» - поинтересовалась она. «Давайте не будем о них говорить. Я прибыл увидеть вас. И хочу обсудить нас…Елизавета». «Что можно сказать о короле и о его смиренной скромной подданной?» «Действительно, я – король, но вы – смиренная и скромная…только не вы, Елизавета! Вы прекрасны и хорошо это знаете, а женщина с красотой, подобной вашей, никогда не станет смиренной и скромной подданной. Моя драгоценная госпожа, как только я заметил вас под тем дубом, то уже не думал ни о чем больше. Я жажду заключить вас в объятия и поведать вам об обожании, которое вы мне внушили. Я жажду, чтобы мы были вместе. Я переполнен испытываемой к вам глубочайшей любовью». «Мой господин, я не понимаю, как могло такое произойти, ведь вы едва меня знаете». «Я знаю вас довольно, чтобы оценить свои чувства. Позвольте мне вам доказать. Сегодня вечером мы останемся здесь, в доме ваших родителей, но завтра вы и я уедем вместе. Вы присоединитесь ко мне. Конечно, у вас будут свои покои. Просите, что угодно, все станет вашим». Елизавета очень широко распахнула ресницы и посмотрела, всем видом демонстрируя крайнее изумление. «Мой господин, я не понимаю, о чем вы говорите». «Неужели я был недостаточно красноречив? Неужели я не объяснил вам сотней способов, что люблю вас?» «Тогда я прошу прошения», - ответила Елизавета. «Ничего из этого не может произойти, ведь мы с вами занимаем в обществе разные положения. Вам следует покинуть данный дом, мой господин…» «Разумеется, я его не покину. Меня не обмануть, как случилось в мое прошлое посещение». «Обмануть, мой господин?» Елизавета отошла от Эдварда и еще шире распахнула глаза, глядящие на него с упреком. «Прошу вас, ответьте, каким образом вы были обмануты?» «Я пришел к вам в комнату, но вас там не нашел. И на следующий день не увидел». «Мой господин, мне кажется, вы ошибаетесь во мне». «Нет. Вы самая желанная и прекрасная из всех женщин, которых я когда-либо встречал. Ошибки в этом быть не может». «Даже тут, в провинции, до нас доходят слухи, что никто не в силах затмить короля», - холодно ответила Елизавета. «Мне известны ваши привычки, мой господин. У вас присутствует глубочайший интерес к представительницам моего пола. Но позвольте мне уверить вас, - мы не похожи одна на другую. Некоторые женщины относятся к морали с уважением, и я – одна из них. Я не собираюсь вступать в случайные связи». «Кровь Господня, это не случайная связь. Клянусь вам, никогда еще я не был так влюблен». «Подобное впечатление часто возникает при первых встречах, но если вы, и в самом деле, чувствуете ко мне непреодолимую тягу, ее нельзя назвать любовью, ведь вы меня совершенно не знаете. В противном случае вы ни секунды не надеялись бы, что я сразу стану вашей любовницей». Эдвард увидел искру надежды. И поспешил. Очень хорошо, ради такого вознаграждения он готов немного подождать, но только немного. Елизавета поняла, о чем он подумал. Она мгновенно добавила: «Мой господин, вам следует уехать отсюда. Преследуйте своих призрачных возлюбленных, если вам это необходимо. Я была лорду Грею из Гроуби добродетельной женой. И не в моем характере становиться чьей-то любовницей». Если бы адресат воспринимал их всерьез, то слова прозвучали зловеще. Эдварду уже доводилось их слышать прежде. Ему не хотелось вспоминать тот случай, когда он оказался виновен в совершении в определенной доле опрометчивого шага, сейчас намертво канувшего в Лету. Теперь король едва вспоминал об Элеоноре Батлер. Она ушла в монастырь… Вопрос был закрыт. Но сегодня монарх горел от нетерпения скорее стать любовником этой женщины. «Более того», продолжила Елизавета, - «я старше вас на несколько лет». «Невозможно». «Да», - ответила она. «Я старше вас на целых пять лет. И я уже мать двух мальчиков». «Я не считаю данные обстоятельства препятствием для моей любви к вам». «Мой господин, почему вы не понимаете? Моя матушка происходит из правящей династии Люксембурга. Она воспитала своих детей в уважении к их чести и добродетели. Мой отец – барон, но по праву рождения он находится не высоко. Матушка вышла за него по любви, но она вышла за него замуж, мой господин. Прошу вас, выбросьте из вашей головы все мысли обо мне. Я вам не подхожу, ни по характеру воспитания, ни по убеждениям. Я никогда не буду вашей любовницей, и никаких других взаимоотношений между нами существовать не может». «Я не пойду на это!» - воскликнул Эдвард. «Боюсь, вам придется. Я всегда буду вспоминать о вас с благодарностью. Вы восстановили в моем владении принадлежащие мне прежде имения, и за это я от всего сердца говорю вам – спасибо. Увы, мой господин, это все, что я могу вам подарить. А сейчас мне следует попросить вас удалиться». Когда она поднялась, Эдвард схватил Елизавету за руку, но та мягко ее освободила. «Прощайте, мой господин. Это единственный возможный выход». Эдвард сидел, ошеломленно глядя вслед ушедшей Елизавете. В его мозгу теснились дикие мысли. Можно было похитить, принудить…Некоторые из знакомых короля позволяли это себе в подобных приключениях, но сам он – никогда. Эдвард постоянно насмехался над ними, объясняя: «Друзья мои, я ни разу не заставлял женщину идти навстречу своим желаниям». И особенно не хотелось так поступать с Елизаветой Грей. Вокруг нее ощущалась некая отрешенность. Елизавета была холодна. Она не отвечала взаимностью, как поступило бы на ее месте подавляющее большинство дам, но, в то же время, симпатизировала ему. Эдвард свято верил в это. Когда Елизавета говорила о своем покойном муже, в ее голосе слышалась нотка нежности. И слепому видно, она его любила. Кажется, Елизавета также является и хорошей матерью мальчишкам, Эдвард почувствовал их близость, увидев всю троицу вместе под дубом. Действительно, парни отчасти усилили очарование картины, запечатлевшейся в душе короля, и которую, он сильно это подозревал, забыть уже не сумеет. Приверженность молодой женщины смешным представлениям о морали сводила с ума, пусть Эдвард ею немного и восхищался. В ней определенно не находилось ни единой искорки любви. Выпрямившись в полный рост и встав, неотрывно на него глядя, Елизавета выглядела, словно королева. А Эдварду следовало уйти и забыть ее. Сделать это было тяжело. Его впервые отвергли. Хотя нет…совсем не впервые. Еще вспоминалась Элеонора Батлер. В каком-то смысле Елизавета напомнила Эдварду о ней. Именно поэтому история с Батлер после долгих лет забвения пришла ему на ум. В зал вошла Жакетта. «Мой господин, вы в одиночестве? Что случилось с моей дочерью? Она не могла оставить вас таким образом…» «Увы, она ранила меня до глубины души». Жакетта встревожилась. «Даю вам слово, она сделала это неумышленно», - произнесла она. «Нет, умышленно». Эдвард взглянул на Жакетту. Она сама являлась красавицей, обладавшей ко всему прочему быстрыми теплыми глазами и пониманием потребностей противоположного пола. Жакетта очаровывала легкой дружелюбностью, почтением к королевскому сану, но также подразумеваемым фактом протекания королевской крови и в ее венах. Она могла чувствовать себя с Эдвардом крайне уютно, что встречало у монарха полную взаимность. «О, вы делали ей различные предложения». «Вы угадали». «Чтобы понять это, не нужно быть колдуньей». Эдвард внимательно посмотрел на Жакетту. Он слышал, как шептались, что леди Риверс, являвшаяся герцогиней Бедфорд, в каком-то роде была колдуньей. Правда ли это? – задался вопросом король. Множество людей обвиняли совершенно безосновательно. «Моя госпожа, вы обладаете подобными способностями?» - спросил он. «Нет, нет. Я просто мудрая женщина, по крайней мере, мне так кажется». «Уверен, увидев вас, я сразу так и подумал. Значит, вам известно, что ваша дочь отказала мне, повергнув тем самым меня в глубокое отчаяние». «О, мой господин, отчаиваться вам не следует». Эдвард взглянул на нее с надеждой. Жакетта мгновенно продолжила. «Моя дочь, Елизавета никогда не станет ничьей любовницей. Я это хорошо знаю. Вам следует уехать и никогда не позволять охоте опять привести вас в места рядом с ней. Существует множество других лесов, где вы сможете в полной мере раскрыть свои таланты». Король снова посмотрел на Жакетту, с каждой секундой проникаясь к ней все большей симпатией, и расхохотался. «О нет, так легко я не сдамся», - ответил он. «Как и Елизавета». Жакетта доверительно наклонилась к Эдварду: «Из всего моего потомства, она самая волевая. Известно ли вам, что у меня семь дочерей и семь сыновей? Видите ли, наш род отличает высокая плодовитость. Какой же радостью может оказаться семья. Но она приносит и свои печали. Однако, даже зная о них, сталкиваясь с ними в жизни…пусть горести и раскинуты по ней широко, семья – это дар небес, и, когда вы женитесь и остепенитесь, то поймете данную истину, мой господин». «Я хочу вашу дочь», - упрямо повторил Эдвард. Жакетта вздохнула. «Прекрасно понимаю. Елизавета – красавица.. совершенно несравненная. Но, наверное, как ее мать, я смотрю на дочь исключительно сквозь призму моей любви. И повторяю вам, мой господин, она никогда не уступит. Ради мира в вашей собственной душе – оставьте ее. Преследование обернется лишь расстройством и разочарованием. Вы привлекательны, вы – король, мало кто из женщин станет вам сопротивляться. Но Елизавета, как раз, и относится к этому малому числу. Мой дорогой господин, я испытываю к вам абсолютно материнские чувства. Вы приехали сюда и почтили мой дом своим присутствием. Отныне он отмечен для меня благословением. Мы находились в лагере ланкастерцев… но больше этому не бывать. Я не успокоюсь, пока мой муж и каждый из моих сыновей не вырвут алую розу из своих камзолов и, тем паче, сердец. Теперь Риверсы будут верны вам, мой господин. Мы станем отстаивать ваше дело. Мы станем вам добрыми слугами, если вы это позволите, ибо в последние несколько дней я увидела истинного короля, того, кого готова признать своим господином, живя в нашем государстве. Мой муж сейчас в отъезде. Когда он вернется, я попрошу у него посетить вас. Вы примете моего супруга? Он человек, который будет вам верен, если вы простите ему прежнюю службу Генри Ланкастеру. Лорд Риверс верил, что истинный король –он. Вы понимаете меня, мой господин?» «Разумеется, понимаю. Ваш муж хранил верность тому, что считал правильным. Я уважаю в людях подобные качества. Именно верность я ищу в окружающих меня людях». «Когда я буду говорить с мужем и скажу ему, что видела сегодня, то знаю, он меня поймет. Англия нуждается в короле с сильной рукой, а вы – именно такой, мой господин. Обещаю, - лорд Риверс будет вам верным подданным». Эдвард поцеловал Жакетте руку. Она была необычной женщиной. И это притягивало к ней короля, отчасти из-за ее неординарности, отчасти оттого, что хозяйка дома приходилась Елизавете матерью. А еще она стала ему другом. Где-то в глубине сознания пряталась надежда, что, если бы смогла, Жакетта бы ему помогла. Она внушала эту надежду, - стараясь привлечь Эдварда к семейным ценностям и делая зримым славное будущее для Елизаветы, тем не менее, не давая королю и искорки понимания, в чем же оно заключается…как бы то ни было, Жакетта едва это себе позволила, так как подобное поведение казалось невозможным. «Мы будем вам верными подданными», - повторила она. «Елизавета станет преданнейшей из слуг, но никогда не превратится во что-то иное». «Моя госпожа, я верю, вы – мой друг. Вы сделаете мое дело также и своим». «Дело короля просто обязано быть и моим», - ответила торжественно Жакетта. «Благослови вас Господь, мой добрый господин. Я желаю вам всего того, что способно служить наилучшим образом». Эдвард покинул Графтон отчасти не утешенным. Он начинал понимать, о чем говорила Елизавета, давая ему ответ. Она являлась женщиной добродетельной и не взяла бы любовника вне законного брака. Брака! Но Эдвард был королем, и для него это казалось невозможным. В дни, последовавшие за его посещением Графтона, Эдвард вел себя настолько тихо, что его друг Гастингс всерьез этим обеспокоился. Он поинтересовался, как далеко зашел король с прекрасной и овдовевшей леди. Эдвард покачал головой. «Она вас разочаровала», - вынес вердикт Гастингс. «Я так о ней и думал. В этой даме присутствует определенная доля холодности. Ох, чтобы всех холодных женщин побрала чума!» Но Эдварду не понравилось слышать легкомысленное обсуждение Елизаветы, словно бы она успела поучаствовать в какой-то банальной и краткой интрижке. Он коротко ответил: «Эта дама – самая прекрасная из всех, кого я только видел». «О, это дар для вашего зрения. Тем не менее, лично я никогда не грезил об изваяниях». «Даже если бы грезили, все равно ничего бы от них не приобрели», - резко ответил Эдвард. «Вы подразумеваете то, что результата у ваших ухаживаний не оказалось?» «Леди Грей – добродетельная вдова». «Чума на добродетельных женщин…особенно на вдов». «У меня нет желания обсуждать леди Елизавету Грей с вами, Гастингс». «Боже на небесах», - подумал Гастингс, - «что с ним произошло? Эдварду отказала женщина. Должно быть, подобное случилось впервые. Ну, вреда этот инцидент ему не причинит. Хотя впечатление успел произвести значительное». После данного разговора о посещении Графтон Манор уже не упоминалось. В Вестминстере в нетерпеливом ожидании томился граф Уорвик. В присутствии Уорвика, известного под прозвищем - Создатель королей, Эдвард всегда испытывал невольное почтение. Каждый знал, и король первым с этим соглашался, что без проворных действий Уорвика с походом на Лондон после поражения йоркистов во второй битве при Сент-Олбансе, Эдвард не был бы сейчас монархом. Уорвик и не собирался никому позволять забыть о данном поступке. Также, как и Эдвард. Он чувствовал благодарность как к своим друзьям, так и к Уорвику, с раннего детства являвшемуся для него героем. С самых первых дней в Руане, где Эдвард и его брат Эдмунд родились, старший Йорк понимал, что удел, ему предписанный, заключается в величии. Заучить это заставила Эдварда матушка, Сесиль Невилл. Отец Уорвика приходился ей братом, поэтому между молодым человеком и могущественным графом существовали еще и родственные узы, к тому же, Уорвик всегда являлся неотъемлемой частью его юности. Граф был старше Эдварда на четырнадцать лет, отчего казался тогдашнему мальчику почти божеством. Если Эдвард отличался королевскими манерами, то образ Уорвика обладал даже большей мощью. Да, слава королей безгранична, но они зависят от создателей своего величия, и граф, несомненно, попадал в категорию последних. Когда Уорвик начинал говорить, в его речах звучала непререкаемость. С самого первого сражения при Сент-Олбансе, выигранного благодаря методам графа, известие о нем облетело всю страну. Став капитаном Кале и приняв на себя ответственность за этот важный для Англии и йоркистов порт, Уорвик завоевал сердца соотечественников подвигами, направленными против французов. Он захватывал принадлежавшие им богатства и отчасти с воодушевлением играл роль грубого пирата, что сделало графа великим героем, одним из тех, в ком так нуждался Альбион после своих катастрофических потерь во Франции. В отличии от Гастингса и ему подобных, граф никогда не принадлежал к числу собутыльников Эдварда. Отношения между ними отличались серьезностью. После очередного приключения короля Уорвик не хмурился. Они занимали юношу, позволяя старшему родственнику править. Пока Эдвард оставался подростком, все шло замечательно, но сейчас ему исполнилось уже двадцать три года, и Уорвик успел составить на него далеко идущие планы. Увидевшись, они обнялись, и любому стороннему наблюдателю сразу стала бы очевидна привязанность Эдварда к кузену. «Выглядите довольным собой, Ричард», - отметил молодой человек. «Что вы совершили? Давайте, рассказывайте. Я же вижу, как вы сгораете от нетерпения». «Как вы заметили, я чрезвычайно доволен переговорами, проведенными мной при французском дворе. Мир с Францией нам необходим, а вам, Эдвард – пора жениться. Этого ждут подданные. Они вас любят. Вы выглядите и ведете себя так, как королю и подобает. Их заставляет улыбаться ваше волокитство за дамами. Население считает нормальным существование у молодого монарха романтических связей. Однако, не слишком многочисленных, от вас жаждут вступления в брак. Люди мечтают об этом, страна требует…и данная причина достаточно серьезна. Что скажете?» «Хорошо, я не против». Уорвик с признательностью взглянул на короля. Он сформировал его и сохранил на троне. Эдвард вел себя послушно и являлся идеальной марионеткой. Пока подобное состояние дел было неизменно, править получалось без помех. Именно этого он всегда желал. Не для Уорвика сияла тяжелая корона с ее служением, ему оказалось намного удобнее решать вопросы, находясь за спинкой трона, исполнять обязанности создателя монархов, а не самого короля. И Эдвард был замечательным орудием в его руках. Таковым молодым человека делали природное добродушие и любовь ко всевозможным удовольствиям. «Тогда я предлагаю перейти к делу. Вы понимаете, что являетесь одним из самых завидных холостяков в христианском мире? Не только как король Англии. Всем известно, что в придачу к короне, вы обладаете выдающимся личным обаянием». «Вы льстите мне, Ричард». «Я никогда не стану этого делать. Давайте посмотрим на имеющиеся у нас факты. У меня создались великолепные взаимоотношения с Людовиком. Могу признаться вам, что он обращался со мной, словно я - король». «К чему вы и идете, Ричард», - заметил Эдвард. Уорвик бросил на него пронзительный взгляд. Стояло ли что-либо за этой фразой? Повзрослел ли Эдвард, начиная тяготиться чужим использованием принадлежащей ему власти? Нет, он улыбался своей приветливой и доброжелательной улыбкой. Это было простым напоминанием Уорвику о его мощи и подразумевало, что Эдвард считает подобное правильным и само собой разумеющимся. «Изабеллу Кастильскую я отмел. О браке мечтает ее брат. Он немощный и несчастный человек, определенно, детей у него не будет, отчего наследницей Кастилии станет Изабелла». «Но вы ее отмели». «Полагаю, Эдвард, у нас есть предложения получше. Я положил глаз на Францию». «О, да, вы же в таких великолепных взаимоотношениях с Людовиком». «Нам необходимо заключить с Францией мир. Как вам хорошо известно, лучшим для этого способом станет заключение союза. Поэтому, я отмел кандидатуру Изабеллы и вернулся мыслями к Франции. Людовик предлагает сестру своей жены, Бону Савойскую. Она красива и принесет вам радость, Эдвард. Мы с Людовиком сошлись во мнении, что вашу нужду в привлекательной спутнице жизни упускать из вида нельзя ни в коем случае. В этом отношении вы крайне опытны, а мы от души желаем вам счастья». «Вы чрезвычайно заботливы», - произнес Эдвард. «Она – очень красивая девушка, и брак обязательно станет удачным. Самое главное – это дети. Нам следует иметь наследника трона. Население всегда волнуется, пока не увидит, что следующий король уже повзрослел и готов занять место своего пользующегося любовью подданных отца». Эдвард едва слушал. Он думал о Елизавете. Каким бы чудесным оказался этот проект, если бы она была принцессой Франции, Савойи или Кастилии! С каким бы счастьем Эдвард тогда рассматривал предстоящий союз, ибо, разумеется, жениться он обязан. И, конечно же, произвести в результате на свет наследника. Если бы это стало возможно сделать с Елизаветой! «Не вижу причин, почему бы нам не подвести черту под общими с Людовиком соглашениями прямо сейчас?» - предложил Уорвик, но Эдвард еле его услышал, ибо мыслями находился очень далеко – в Графтон Маноре. В покои к Эдварду вошел один из его оруженосцев. Он доложил, что прибыл человек, который просит о встрече с королем. «И кто это?» «Мой господин», - ответил оруженосец, - «это ланкастерец, изменник, сражавшийся на стороне Генри Ланкастера». «Зачем он пришел сюда?» «Говорит, что должен сообщить вам нечто важное». «Выясните его имя». Оруженосец исчез и почти сразу же вернулся. «Это лорд Риверс, мой господин». «О», - протянул Эдвард. «Я тотчас же с ним встречусь». Оруженосец незамедлительно отреагировал: «Мой господин, я позабочусь, чтобы стражники находились в поле доступа». «Не думаю, что вам требуется принимать подобные меры». Оруженосец поклонился, собравшись поступить, как уже решил, вопреки мнению монарха. Он не хотел подвергать Эдварда большей опасности, чем та, при которой можно было успеть прийти на помощь. Колебания не отпускали оруженосца. «Я просил вас, привести ко мне лорда Риверса тотчас же», - напомнил ему Эдвард. «Мой господин, простите меня, но неужели в покоях не будет стражи?» «Нет. Не думаю, что лорд Риверс пришел, дабы причинить мне вред». В конце концов лорд Риверс был введен в зал. Несомненно, он являлся мужчиной привлекательным. После встречи под дубом Эдвард навел о его семье некоторые справки. Значит, из-за этого человека обладающая чарами Жакетта бросила вызов имевшимся соглашениям, подарив ему впоследствии счастье воспитать четырнадцать детей, одной из которых оказалась восхитительная Елизавета. «Так что, мой господин», - начал Эдвард. «Вы хотели поговорить со мной?» «Я прибыл, чтобы предложить вам мою преданность». «Странные слова для того, кто столько лет поддерживал дело моих врагов». «Времена изменились, мой господин. Я поддерживал Генри, потому что он был помазан на царство. Легко менять стороны не в моих правилах. Но Генри уже перешел черту, отделяющую его от слабоумного. Сейчас он скрывается где-то далеко на севере, но, если вернется, никогда не сможет дать Англии то правление, в котором она нуждается. У нас есть король, обладающий большими правами, нежели Генри. И отныне я стану трудиться, дабы мы сохранили это счастливое состояние». «Что привело вас к столь глубоким душевным поворотам?» - спросил Эдвард. «Скажите мне, я хочу это узнать». «Я побывал дома, в Графтон Маноре, и побеседовал с супругой. Вы могли слышать, что до нашего брака она была герцогиней Бедфорд. Жакетта проницательна и хорошо понимает положение дел. Она рассказала мне, что имела честь короткое время принимать вас у нас и убедилась, что вы – наш полноправный властелин и монарх. Жакетта желает, дабы наша семья без промедления пересмотрела свои политические взгляды». Эдвард улыбнулся. «Мне повезло охотиться неподалеку от вашего жилища, и там я встретил как вашу супругу, так и дочь с двумя ее сыновьями. Согласна ли ваша дочь со своей матушкой в том, что вам следует прекратить поддерживать Ланкастеров и перейти на сторону Йорков?» «Моя дочь не выражала личного мнения, мой господин. Я обсуждал вопрос исключительно с женой». «Понимаю. Хорошо, лорд Риверс. Вам нужно принять от меня кубок, и тогда мы выпьем за наш будущий союз. Я всегда готов предложить свою дружбу тем, кто примет ее с чистой душой». «Вы оказываете мне честь, мой господин». «Я уважаю вашу храбрость, проявленную в приходе сюда. И я симпатизирую вашей жене…и вашей дочери». Принесли вино, и, дегустируя его, Эдвард думал о Елизавете. У него не получалось забыть ее лицо. Молодой человек верил, уехав и увлекшись какой-либо иной женщиной, через короткое время он забудет об отстраненной вдове. Но это оказалось не так. Она нарушила весь привычный ему порядок вещей, и его желание ее заполучить не показало никаких признаков убывания. Скорее, оно только возросло. Эдвард наслаждался беседой с лордом Риверсом. Ему дарило успокоение взаимодействие с кем-то, близким к Елизавете. Лорду Риверсу же оставалось лишь удивляться интересу короля к своей семье. Жакетта никак не заикнулась о страсти Эдварда к Елизавете, ибо знала, что встревожит этим мужа. Он явно не горел желанием, дабы их дочь пополнила число королевских любовниц. Риверсы были свидетелями слишком краткого периода правления, но репутация Эдварда в отношении женщин уже гремела так, что ни одна из дам, ценящих свое доброе имя, не стремилась с ним связываться. Ее бы незамедлительно отнесли к армии супруг торговцев, поощряющих королевское сладострастие и удовлетворяющих его, пока Эдвард не перейдет к следующей. Жакетта сказала мужу, что король ненадолго к ним заехал, и она поняла, - приверженность семьи Ланкастерам была ошибкой. Очевидно, что Эдвард намеревался остаться на троне, тогда как Генри оказался совершенно к управлению не годным, поэтому леди Риверс уверилась в мысли, - ради семейного блага следует отвернуться от дела, погибшего в любом случае, и предложить свою службу уже коронованному и правящему королю. Как и всегда, она должным образом смогла убедить и супруга. Так он и прибыл ко двору, не ожидая столь теплого приема и действительно изумившись, когда Эдвард захотел узнать побольше о частных подробностях его семейной жизни. Король начал разговор с вопроса о браке лорда Риверса с Жакеттой. «Смелый шаг», - заметил Эдвард. «Ручаюсь, родные вашей супруги предполагали устроить для нее еще один выгодный и престижный союз». «Разумеется, предполагали, но Жакетта уже все решила. Мы в семье давно поняли, если она что забрала себе в голову, - отговаривать бесполезно. Моя жена – удивительная женщина, мой господин». «Я успел почувствовать это в процессе нашего короткого знакомства. Вы счастливы в этом браке?» «Мой господин, я никогда и секунды о нем не жалел. У нас чудесный союз, подаривший нам прекраснейших детей». «Я видел вашу старшую дочь. Ее красота поистине замечательна». Монарх произнес это с огромным чувством, но лорд Риверс его не заметил. «У нас есть Энтони, Джон, Лайнел и Эдвард –мои выжившие сыновья. А еще – дочери – Елизавета, которую вы видели, Маргарет, Анна, Жакетта, Мэри, Кэтрин…» «У вас, и в самом деле, чудесное потомство, и, в придачу к нему, красавица-жена». «Мой господин, я – очень счастливый человек, а когда в мою жизнь вошла Жакетта, меня коснулось особое благословение. Поженившись, мы много поставили на карту, однако, я никогда не переставал возносить Господу хвалу за то, что мы это совершили». «Смелость часто находит в нашей жизни свою награду. Я сам это обнаружил и теперь рад видеть на своей стороне и вас, лорд Риверс. Надеюсь, мы будем часто с вами видеться. Мне пришелся очень по душе ваш дом в Графтоне. Когда я стану там охотиться…ведь в Уиттлбери прекрасные олени, я намереваюсь навещать вашу семью». «Вы чрезвычайно великодушны, мой господин». Простившись с королем, лорд Риверс ушел абсолютно обескураженным. Он ожидал, что его позовут ради доказательства преданности и лишь затем окажут подобную милость. Ему доводилось слышать о добродушии Эдварда, по крайней мере, об отсутствии у того мстительности, но оказанный прием, действительно, отличался странностью. Дружбу короля с лордом Риверсом заметили, и это не обошлось без некоторой злобы. Казалось, Эдвард уделяет пожилому вельможе, уже в нескольких битвах сражавшемуся против него, больше времени, нежели даже своим друзьям. Уорвик возмутился: «Что за близость с этим Риверсом? Мне едва может прийти в голову, чем он заслужил такую милость». «Он приятный человек», - ответил Эдвард. «И мне нравится находиться в его обществе». «Как и в обществе его сына, по-видимому». «Лорда Скейлза». «Так он теперь себя называет?» «Он является лордом Скейлзом, Ричард. Женившись на вдове сэра Генри Буршье, сын лорда Риверса приобрел через нее этот титул». «Кажется, вы быстро с ними подружились. Я никогда не ценил Вудвиллов высоко». «Правда?» - равнодушно поинтересовался Эдвард. «Не ценил. Прошло совсем немного времени после того, как мы заставили их выглядеть глупо… в самом деле очень глупо. Я говорю о Риверсе и о его сыне Энтони. Это сделал Динхэм, помните его?» «Я что-то слышал о данном подвиге. Мне представляется, о нем в свое время много говорили. Вы сами об этом позаботились». «Они были врагами. Высадившимися в Сэндвиче и готовившими флот для Сомерсета, чтобы он прибыл и выкурил меня из Кале. Динхэм вышел в Сэндвиче на берег и вытащил нашу пару из их постелей. После чего – привел ко мне…в том виде, в котором застал». «Не окажись они в постелях, захватить их врасплох было бы уже не так просто. Какая доблесть в нападении на спящих и беззащитных?» Уорвик терялся в догадках, - как относиться к суровости в интонации короля. «Когда они прибыли в Париж, я дал им прочувствовать всю глубину моего презрения. Назвал низкорожденными предателями. Отец Риверса был простым оруженосцем…Генри Пятый, как мне кажется, посвятил его в рыцари прямо на поле боя. Вудвиллы приняли, по моему совету, смиренный вид. А еще я сказал им быть осторожнее в поведении в присутствии людей, выше их по положению». «Многие», - подчеркнул Эдвард,- «добиваются почестей благодаря блестящим брачным союзам или неожиданным поворотам колеса судьбы. Вероятно, им не следует слишком испытывать различные способы подъема человека по социальной лестнице. Достаточно, чтобы они обладали мудростью или же смелостью поступать также». Это являлось прямым указанием на Уорвика, который приобрел благородный сан графа Уорвика и обширные земли, женившись на Анне Бошам, наследнице их последнего владельца. Но вельможа намека не заметил. Он был твердо намерен предостеречь Эдварда от демонстрации слишком сильной милости по отношению к Вудвиллам, но излагал свое предостережение также, как делал и во множестве других случаев, когда считал, что поведение короля совершенно не соответствует тому, каким ему следует быть. «Уорвик начинает становиться чересчур властным», - подумалось Эдварду. «Словно полагает, что я – дитя, а не монарх». «Вам будет приятно узнать», - продолжил граф, - «что переговоры с Людовиком идут полным ходом. Он очень рад вашим выбором Боны Савойской. Скоро мы уже сможем сделать объявление о помолвке». Но Эдвард не слушал его. Держаться на расстоянии оказалось невыполнимо. Королю снова требовалось вернуться. Удовольствия с любой другой женщиной обрести уже не получалось. Эдвард предпринял несколько попыток. Все они завершились провалом. Тогда монарх сказал, что поедет охотиться в лес Уиттлбери. Преследование зверя там не сравнится с загоном дичи больше нигде в Англии. Гастингс заявил, что ничего особенного об этом лесе вспомнить не в силах, и подумал, как бы теперь его усилия не оказались вознаграждены еще меньше, нежели обычно. Эдвард резко поднял на друга взгляд. Обрадован он явно не был. «Да помогут нам небеса», - взмолился мысленно Гастингс, «он решительно принял это вдову чересчур серьезно». Как правило, Эдвард то и дело хохотал, король был готов смеяться даже без причины, даже вопреки собственным планам. Сейчас он определенно не веселился. «Осторожно», - насторожился Гастингс. Конечно, Эдвард оставил компанию, и его друг достаточно хорошо понимал, - пытаться следовать за ним не стоит. Надо отпустить короля в Графтон в одиночестве, чтобы он, наконец, навестил сопротивляющуюся его обаянию даму. Обнаружив, что Елизаветы в Графтоне нет, Эдвард почувствовал себя выбитым из колеи и несчастным. Она отбыла в Брэдгейт. Лорд Риверс тоже отсутствовал. Однако, там находилась Жакетта. Она приняла короля с большой теплотой и объявила, что считает возможность принимать этого гостя честью. «Елизавета с такой радостью умчалась в Брэдгейт», - поделилась хозяйка дома. «Дочь жила в нем с мужем, вы знаете. Оба мальчика родились там. Она сказала, что никогда не сумеет отблагодарить вас за доброту и восстановление ее в правах владения землями». «Она не показалась мне чересчур переполненной благодарностью». «Мой дорогой господин, вы так полагаете, потому что она не стала вашей любовницей. А это абсолютно невозможно для дамы с ее воспитанием. Вы же до сих пор так и не подумали оценить по достоинству данное качество Елизаветы?» «Я никогда не перестану думать о ней». «Вам необходимо это сделать. Перестать думать о Елизавете – единственный путь для вас. Смею сказать, она может снова выйти должным образом замуж. Уверена, Елизавета заключит союз по любви. Сейчас у нее других причин нет, ведь вы были так добры к моей дочери». «Вы действительно думаете, что она испытывает ко мне некоторое уважение?» «Некоторое уважение! Мой господин, Елизавета о вас очень высокого мнения. Она призналась мне, что никогда не встречала человека настолько привлекательного, настолько величественного...чтобы им не восхищаться, за исключением лишь одного момента». «Какого момента?» «Совершении Елизавете предложений, которые та сочла аморальными. Нанесении ей определенной обиды». «Чтобы я ее обидел! Я скорее потеряю свою корону, чем обижу Елизавету». «Даже не упоминайте о потере вашей короны. Подобные слова приносят несчастье. Давайте поговорим как разумные люди, каковыми мы с вами являемся. Дело в том, мой господин, что вы – король. Когда вы женитесь, вашей избранницей обязана оказаться принцесса из правящей монаршей семьи. Вам придется принять ее, потому что девушку для вас выберет мой господин Уорвик, и это послужит благу целой страны». «Почему невесту мне должен выбирать мой господин Уорвик?» «Потому что мой господин Уорвик принимает все свои решения, исходя из принципа пользы для государства, разве нет? И он рассматривает королевский брак в качестве вопроса огромной значимости для Англии, решить который под силу только ему». Эдвард невидящим взором смотрел перед собой. Его губы отчасти искривились, и это не ускользнуло от Жакетты. Она положила ладонь ему на колено, но потом отдернула с извинениями. «Простите меня. Я забыла свое место. Я так к вам привязалась. Начала смотреть, как на сына…» Жакетта отвернулась и встала. На ее лице проступил слабый розоватый румянец. «Мой господин», - запнулась она, - «думаю, вы должны меня извинить…Я перешла границы чести, которую вы нам оказали. Я…». «Прошу вас, присядьте. Ваше отношение трогает меня до глубины души. Не извиняйтесь за него». Жакетта улыбнулась Эдварду. «Тогда буду с вами откровенной. Вам не следует снова пытаться увидеть Елизавету. Она – моя дочь, а вы знаете, что я происхожу из правящего в Люксембурге дома. Я воспитала ее в великом уважении к собственной личности. Как говорили, мой брак оказался мезальянсом с нижестоящим. Я так не думаю. Я вышла за того, кто стал мне лучшим из мужей, каких только мог предложить целый мир. Но, выйдя за него, я утратила свое прежнее положение. Теперь моя королевская кровь не учитывается. Это факт. Елизавета никогда не станет вашей любовницей, и вы никогда не сможете сделать ее своей женой…что является единственным способом для вас быть вместе. Это жестоко и незыблемо, мой дорогой. Послушайте старую женщину, которую вы сами назвали мудрой. Уезжайте отсюда. Заключите союз, что Уорвик устроит для вас, и попытайтесь обрести счастье. Понимаю, вам будет тяжело забыть Елизавету. Но этого не может случиться, мой дорогой, дорогой господин. Единственное, что в состоянии сделать ее вашей, это то, что вы, в виду занимаемого вами в обществе положения, дать ей не в силах. Вот, я высказалась и теперь очень устала. Я говорила слишком откровенно. Забыла, с кем я веду беседу. Прошу вас, постарайтесь меня извинить. Позвольте мне удалиться, а сами, мой господин, присоединяйтесь к вашим друзьям. Для всех нас будет лучше, если вы больше никогда сюда не приедете…» С этими словами Жакетта встала и, склонившись перед Эдвардом, поцеловала его руку. Затем она ушла. Леди Риверс отправилась в свою спальню и из ее окна смотрела, как король уезжает. «Интересно», - думала она. «Возможно ли это? Нет, Уорвик никогда не позволит. Но если все получится, что за великое и блестящее будущее сумеет подарить Вудвиллам их прекрасная Елизавета!»