Такие разные судьбы

1979 год. Пустой актовый зал. Ряды незанятых кресел, только на одном сидит девушка. Рядом покоится меч в ножнах. Девушка сидит, оперев подбородок на руки и внимательно слушает человека на сцене. Уже три тысячи лет она живет на этом свете, убивая и наказывая нарушителй Равновесия, но уже очень давно ее бессмертное сердце не замирало от музыки так, как сейчас. Человек на сцене одет довольно просто: брюки клеш, рубашка в клетку. Темные волосы не длинные и не короткие, лежат в некотором беспорядке. Но вся его внешность – ничто, по сравнению с тем, какая энергия сквозит в каждом слове, что хрипло срывается с узких губ, в каждом движении, будь то перемещение пальцев по грифу гитары или хаотичные шаги по сцене, в каждом взгляде печальных серо-карих глаз. Его голос звенит, словно натянутый нерв, это крик, крик души, даже если он шепчет. Все в нем можно сравнить с пламенем огня или бурлящими волнами неспокойного моря – вся жизнь, словно порыв. Высоцкий откладывает гитару, садится на стул, поставленный спинкой вперёд. Девушка в зрительном зале – единственный слушатель – замерла. Затем она, словно в трансе, встала, задумчиво подошла к Владимиру. Тот следил за ней взглядом, слегка поворачивая голову. – Ну, как? – негромко спросил он. Девушка стояла рядом с ним, мечтательно гладя его руку. Даже тихий голос эхом отлетал от стен и высокого потолка. – Это прекрасно.. – пересохшими губами шепчет она. Других слов пока просто нет. Высоцкий встал, осторожно прислонив гиару к стулу. Слова сейчас были излишни: лицо Дианы, её глаза и поза говорили лучше пустых колебаний воздуха. Новый маленький сборник песен она явно восприняла очень близко к сердцу, очень трепетно. Как и большинство его композиций.. – Володя.. – они стояли рядом, и он, сам не зная зачем, слека коснулся её талии. Тонкое тело чуть подвинулось к нему. – Да? – их взгляды встретились: печальные глаза Высоцкого и выцветшие, флегматичные глаза Дианы, сменившей за свою долгую жизнь не одну фамилию. А затем она положила свою ладонь на его щеку и поцеловала; жадно, взахлеб, но одновременно с этим мягко и нерешительно. Владимир стоял с открытыми глазами, не в силах оторваться или ответить на поцелуй. Просто ждал. Диана отстранилась, но по-прежнему стояла в объятиях мужчины. – Ты же понимаешь, что это ничего не значит..? – одними губами прошептала она. Высоцкий понял. Они могли бы общаться мыслями, ведь оба были не людьми, а могущественными существами: Инквизиторами, которые веками хранили равновесие магических сил. Но сейчас им, как никогда, хотелось быть обычными людьми – У тебя есть жена, дети.. я не могу это все разрушить.. – Все.. нормально.. ты ничего не разрушишь.. – он говорил отрывисто, а затем мягко коснулся губами её щеки. Они стояли в таких позах, словно собрались танцевать медляк; периодически даже делали непроизвольные шаги в стороны – Ты же знаешь, почему.. Диана сжала губы, когда Владимир тихо дотронулся до них своими. Его время уходит, она ощущала это так явно,словно прямо сейчас смотрела в будущее. Тот случай, когда сделать нельзя ничего – только ждать, отчаянно цепляясь за настоящее, за секунды счастья, за малейший вздох, за краткий взгляд.. стараясь сохранить в памяти всё до мельчайших деталей, словно он, Высоцкий, в следующий миг рассыпется в прах. Может, это и не так, но время, отмеренное им судьбой, утекало песком сквозь пальцы. Его оставалось все меньше с каждой минутой. Пара начала плавно кружиться. Владимир взглядом включил магнитофон, из которого донеслась песня из популярной в последнее время мелодрамой "Ирония судьбы, или С лёгким паром!" Мне нравится, что вы больны не мной.. Мне нравится, что я больна не вами.. И да, она – Надя, он – Женя, а сейчас – их новогодняя ночь. А когда она закончится, все встанет на свои места. Только не будет счастливого веника, и адреса у них будут разные, и никого хеппиэнда тоже не случится. Он – уйдет в свою вечность, она – останется в этой вечности; они разойдутся, навеки молодые и прекрасные, а встретятся ли – вопрос открытый. – Почему? – спрашивает Диана – Почему ты не хочешь жить? – Я хочу жить, я очень хочу.. но в мире, где люди откажутся быть людьми, мне не место. И пусть это произойдет не сейчас, мне в будущее путь заказан.. давай жить сегодняшним днем, хорошо? – хрипло шепчет Владимир. Его руки касаются жилистой талии девушки, которая положила свою голову ему на плечо и плавно кружится, сдавшись на милость мужчины. Песня закончилась, и Высоцкий, вновь ментально приказав магнитофону отклюситься, тихо запел сам, в тишине: – И бережно держа, И бешено кружа.. Я проведу тебя по лезвию ножа.. И не встану, руки сложа.. Сам не свой, и – ничей.. Если петь без души – вылетает из уст белый звук; Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят – белый стих; Если все цвета радуги снова сложить – будет свет, белый свет... Если все в мире вальсы сольются в один – будет вальс, белый вальс.. Диана прикрыла гдаза, слушая слова песни. Вот, почему, почему этот человек, который живет и борется каждую секунду, каждый миг, решил сдаться судьбе? Что он такого узрел в будущем, что навсегда отвратило его от людей? Самой Диане было по-прежнему предрешено умереть несколько тысяч лет спустя от ядерного взрыва, но Владимир, видимо, увидел что-то ещё. Это было так печально.. все равно, как видеть спиленное дерево в самом расцвете сил; видть тугие ветви и налитые соком листья, крепкий ствол.. который перерублен у основания, и смолу, которая, словно кровь или слезы, сочится из сруба. Ей всегда физически больно смотреть на то, как рубят деревья, она слышит их стон, она сама чувствует эту боль, словно это её тело трзают бензопилой. Больно, больно, бесконечно больно.. Почти такая же больная и её любовь к Владимиру, да и любовь ли это? Просто навязчивое чувство быть рядом, помочь, подсказать, предостеречь.. Ее разрывало от сильных и разрозненных чувств к Высоцкому, а он.. он просто относился к ней как к обычной подруге. Диана восприняла это стоически – сердцу, а тем более чужому, не прикажешь. Она без раздумий пошла бы за ним в огонь и в воду, на край света и куда угодно, в те минуты, когда он был рядом, она жила им и только им. А что он? У него не было за плечами вечности, чтобы ей рисковать, Владимир по-прежнему оставался человеком, хорошим человеком, к слову. Человеком, который хочет только отдавать и ничего не брать взамен. Человеком, который сам себе подписал приговор. – Ты точно не хочешь взять Силы? Не нравится брать у людей, возьми мою!– её голос слегка взвился. Диана посмотрела в глаза Владиира. – Ни к чему.. – он чуть повел плечами и прикрыл глаза, когда губы девушки скользнули по его щеке – Мне уже ни к чему.. не спасла ты меня.. – он улыбнулся – И хорошо, что не спасла.. не создан я для этого, мира, понимаешь? Нет у меня твоей жизненной стойкости, я просто не выдержу. Жизнь я люблю, да, но.. в общем, давай не упускать ни секунды времени, идет? – бард нжно поцеловал её в губы. А время все шло и шло, и Диана знала: она не успеет, как бы ей того не хотелось. Опоздает, так уж суждено. Инквизитор попыталась обмануть судьбу, когда сорвалась с места, открыла портал и ввалилась в квартиру Володи. Было 25 июля 1980-ого года, и она опоздала. Невидимкой скользнула девушка к телу Высоцкого. Пульса нет, дыхания тоже. Вот и все.. – со свистом прошептала Диана, стоя на коленях перед телом. Слез не было, криков и причитаний – тоже. Была пустота и глухая боль. Все так же оставаясь невидимой, она легла рядом с телом и лежала, погруженная в безвременье своих фантастичных грез. Разбудили её горестные крики членов семьи Высоцкого, она встала, никому невидимая и ушла, пройдя сквозь стекло окна. Падение не причинило никаких неудобств, она встала с непримятой земли и пошла домой. Дома стоял ящик водки и несколько бутылок виски, что пришлось очень кстати. На следующий день Инквизитора рвало и болела голова, зато пустота немного отступила. Но совсем немного, а окончательно она не отступит никогда, это будет ещё один пунктик в длинном списке потерь Дианы. И это будет одна из сам больных, больных настолько, что любая Володина песня будет щемить душу и возвращать в памятм тот вечер, когда Высоцкий пел ей избранные песни с готовящегося сборника, а потом они вальсировали в пустом тихом зале, только его хриплый голос нашёптывал в тишине слегка измененный припев стихотворения "Белый вальс". И бережно держа, И бешено кружа, Я проведу тебя по лезвию ножа.. И не встану, руки сложа – сам не свой, и – ничей. Если петь без души – вылетает из уст белый звук; Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят – белый стих; Если все цвета радуги снова сложить – будет свет, белый свет... Если все в мире вальсы сольются в один – будет вальс, белый вальс..