Эдгар Редмонд

Ах, я уже и потерял счёт времени. События в жизни шли на столько быстро и так крепко переплетаясь между собой, что я не успевал ни записывать, ни чувствовать этот тонкий и слегка терпкий вкус жизни. Что ж, могу сразу обрадовать, в группе Бравата я уже не состоял. Это было одновременно лучшее, но на столько же худшее событие, ведь после развала группы я не только потерял Вайолета, но и угодил в тюрьму из которой меня любозно освободил дядя. Вся ситуация казалась так стыдна. Вновь по моей вине у любимого дяди проблемы. Прошу заметить, у дяди, не у матери. Эта женщина, которую я называю матерью сквозь скрежет зубов, решила забыть про меня ещё с тех пор, как я поступил в Уэстон. А в прочем, может оно и к лучшему. С тех самых пор, жизнь нас с ребятами предательски раскидала по разным сторонам. Я, больше не желая пользоваться любезностью дяди, нашёл себе пристанище, как же стыдно этого признавать, у моего друга из колледжа- Мориса. Он так был счастлив видеть меня и сам уже к тому времени окончил колледж. Могу сказать, что то в нём изменилось, словно добавилась капелька серьёзности в перемешку с хрустальной печалью. И как бы ни было досадно, я действительно пользовался его безотказностью в мой адрес до тех пор, пока уже не стал самостоятелен. Однако, наши отношения зашли немного дальше, нежели я ожидал. Так что даже после восстановления репутации, Морис был со мной рядом и остаётся по сей день. Что касаемо остальных, судьба Лоуренса сложилась куда лучше. Родители, в прочем как и сёстры, приняли его назад в семью со всеми грехами. Признаться, мне было немного завидно тому, каким крепким канатом завязаны их отношения, о которых я мог лишь мечтать. Грегори, в свою очередь, сам не захотел никуда идти и если я не ошибаюсь в своих догадках, а я на минуточку никогда не ошибаюсь, стал он мрачным художником, что рисовал готические картины пугающие одним видом. Чего уж там говорить о том, чтобы купить такое. Но меньше всех, пожалуй, повезло нашему "зелёному" другу. Родители Германа, будучи людьми суровой немецкой закалки, сказали, что больше не желают ни видеть, ни слышать ничего о сыне, который очерняет их фамилию. А потому, оставив небольшой дом в Лондоне в наследство, они покинули Англию, прервав все связи с Германом. Да, мне безусловно было его жаль, но признаться честно, я так погряз в своих, проблемах, что даже не замечал всех тех переживаний, что испытывал мой друг. А может мне даже и не была интересна его общественная сторона личности. Всё таки я куда больше привык смотреть не на людей, а на их души. Примечать тонкости, мимику, слова, которые они чаще употребляют и из мелочных факторов составлять полноценный психологический портрет. Однако, Германа я успел изучить вдоль и поперёк. Он был слишком прост для общества, чего уж там говорить о моём отношении к нему. Однако, казалось бы обыкновенным солнечным днём я услышал от него слова, которые был готов раньше услышать даже от педантичного Лоуренса- я влюбился. Пожалуй именно тогда я ощутил неизбежный ход времени. Вот помню, ещё вчера я восхищённый собой же доставал старую книжку, что запрещали читать консервативные учителя и с будоражащим трепетом переворачивая страничку за страничкой зачитывал поэмы, написанные загадочными и такими далёкими взрослыми, что казалось бы знают о любви всё. - " и спустив шёлковое одеяние, что бережно укрывало её фарфоровую кожу, Полактия предстала предо мной совсем невинна, совсем беззащитна в лучах поднимающегося солнца. Стеснение охватывало юное тело. Скованно, словно вовсе этого не желала, она стояла девственно чиста и лишь мой грязный взгляд портил общую идиллию. Я осматривал её не как художник осматривает натурщицу, осматривал самым что ни на есть плотоническим образом. Задерживая свой жаждущий взгляд на запретных до этих минут грудях, отпускал взгляд ниже, вдоль мягких изгибов талии и наконец спускался к нежному"... - ХВАТИТ! - чересчур громко выкрикивал Герман, жестоко вырывая у меня книгу - это греческая поэзия, Гринхилл! - возмущался, но так же посмеивался над его краснеющим лицом я. - и.. И что.. Нам запрещают такое читать. И П-понятно почему. Я заберу эту книгу и верну назад. Мы все прекрасно понимали, что он вернёт её, но перед тем как оказаться на заветной полке библиотеки, книга будет прочитана вдоль и поперёк юным мальчишкой, который всем обещал вернуть её на место. И вот сейчас этот мальчишка стоит передо мной. Выше на пол головы, хоть и выхватывая книгу он был может даже чуть ниже меня. - ну, проходи- сказал я немного обдумав сказанное им признание. Дом, в котором я тогда жил, был не слишком то большой, однако, позволить себе уединиться в сокровенной комнатке, заполненной книжными полками я мог. И пригласив туда Германа, я всё стал ждать, чем же он повеселит меня дальше. Но он молчал. По тому как сидел блондин, очень хорошо читалась скованность. Бессомненно, он всегда был сдержан и человек, не знающий этого предположил бы, что его поза и означает ничто иное как воспитание, но я, будучи тем, кто слишком хорошо его знает, отличил эту тонкую грань сдержанности и зажатости. - мы знакомы с 13 лет, давай, колись, что же ты такого натворил- сказал я, довольно развалившись в кресле. - Кхм- нахмурился Герман- в общем то я хочу добиться сердца Мирабель, но... Но я не могу понять как. Это со мной впервые! Я начинаю очень волноваться, хочу быть рядом с ней, но так боюсь её засмущать и... - Герман погоди - остановил его нервные рассуждения я- Я многое понимаю в этой жизни, но тебя похоже перестал понимать. Когда он это сказал, меня всецело охватило удивление. С Мирабель его познакомил именно я, эта птичка была литературным критиком, с которой я обязан был поддерживать хорошие связи как минимум, чтобы отзывы о моих работах были не слишком разрушительны. Но никогда я не мог подумать, что такой открытый человек влюбится в совсем закрытую для его понимания девушку. - хорошо, Герман, а теперь чуть подробнее. Что же ты хочешь от меня? - объясни, что мне делать. - я не могу диктовать тебе правила собственной жизни. - ах, я понимаю, Эдгар, но дай мне хоть подсказку, я совсем не понимаю её! В какой то степени я был согласен с взволнованным другом. Мирабель всегда напоминала мне закрытое письмо, печать которого уже сорвали, да только вот открывать никто не стал. У меня возникало чувство, словно она даёт прочесть отправителя, но никогда содержимое. Может быть спустя пару часов беседы я бы и выявил эту тонкую грань души, которую она прячет ото всех, да только вот не в моих это было планах, а вот Герману стоило бы напрячься. - хорошо, давай подумаем вместе. Она человек тонкой натуры. Ей понравится, если ты и сам будешь как бы так сказать, обращаться к ней по литературному. Постарайся сказать что нибудь красивое- но по выступившей капельке пота на виске собеседника я понял, что трудности у него вызывает даже это -смотри, комплименты нравятся всем. Даже мне. Но есть разные виды комплиментов и для каждого человека должен быть свой. С уверенностью в 78% Мирабель любит прозаичные комплименты. Это должно быть что то, что сыграет на арфе её души. Вы прекрасны словно роса на утренних цветах. Я чувствовал сотни запахов дорогих парфюмов, но ни один запах не сравнится с вашим ароматом шоколада и гвоздики. Что то такое, понимаешь? - тебе слишком просто говорить такое. Ты поэт! - так что ты хочешь от меня? Да, я поэт, да мне это делать проще, но зачем тогда ты пришёл ко мне? В слепую заучивать мои фразы, боже Герман, ты никогда не сдавался в спорте, почему сейчас ты такой нерешительный- даже несколько вспылил я. - потому что спорт это проще! Это физическая нагрузка, а это моральная или умственная, даже как правильнее не знаю. Я не хочу казаться глупым, хоть уже и наверняка пролетел по этому показателю. На мои вполне серьёзные фразы, зачастую я слышу лишь хи хи. Он опустил тяжый взгляд, полный непонимания. Словно воспоминания одно за другим крутились в его голове, заставляя стыдиться собственных слов. А я же, в свою очередь, старался понять истинную причину тех самых "хихи" . - знаешь, Герман- сказал я, вульгарно закинув ногу на ногу- женское хихи имеет две трактовки. Первая, девушка слишком влюблена в тебя. На столько, что даже обычные слова вызывают у неё улыбку, а это, я бы даже сказал хорошо. После моих слов Герман оживился, но не на долго. Ровно до тех пор, пока я не продолжил мысль. - либо же, хихи это признак того, что ей не комфортно рядом с тобой. Она не знает что сказать, она в сметении и решает, что пусть будет комфортно хотя-бы тебе, а потому делает этот лёгкий смешок, который даже искренним не является. Воспитанное хихи, так бы я назвал. Настала тишина. Только ветер слегка покачивал ветви деревьев, что бережно шуршали за оконной рамой. Герман принял позу мыслителя, да так искусно, что с него можно было писать картины. - и как понять, интересен ли ей я? - ах, для тебя никак. Тебе уж гораздо проще спросить как есть- поймал я себя на мысли, что друг безнадёжен- Однако, я всё настаиваю, чтобы ты попробовал хотя-бы при мне сейчас сказать комплимент не ниже уровня тех, что произносил ранее я. Давай, удиви меня. - но как я могу понять что ей нужно сказать, не понимая её предпочтений. - так и нащупывай их! Подбирай слова, чувствуй её дыхание, её взгляд. Пойми что заставляет её вздрагивать с приятной неожиданностью и удивляй! - я чувствовал себя учителем, который вкладывает все силы в ученика. Учителем, который даёт ученику крылья для этого полёта, что называют жизнью. Но Герман всё так же был полон сметения. - Эдгар, я не понимаю. Сколько бы не спрашивал, сколько бы не рассуждал, я не могу найти ту самую зацепку. Как-то некий господин заговорил с ней о птичках, о том, что это очень изящно и что птицы вдохновляют и ей это понравилось. Да только я не пойму. Что романтичного в птичках? Ах, можешь и не объяснять. Что ты, что она, в вас есть лёгкость мысли, полёт души. Она та ещё птица, да только я не орнитолог. Я мальчишка , что может смотреть за её волнующие свободными движениями лишь снизу, стоя с рогаткой в руках, которую не хочу использовать. Я не хочу принуждать её, мне надо, чтобы она сама ко мне тянулась. В тот момент, я даже вытянул шею и слегка нахмурился, что было мне противоестественно. Герман привёл до безумия красивую аналогию между недостижемой девушкой, между птицей и описал себя мальчишкой, что сам не уверен в своих действиях. До таких тонкостей не доходил даже я и похоже, кое чему Гринхилл всё же набрался у предмета обожания. - это оно! - воскликнул я вскочив с кресла, чем непременно напугал друга- оно! Это восхитительное сравнение. Ты описал состояние души, это нарушенное равновесие очень грамотно. - правда? - похоже он сам не заметил, что сказал- просто... Я сказал что думал. Эти слова не выходили у меня из головы. - всё ты можешь, Герман, только сам себе ставишь я преграды. И у меня к тебе лишь одна просьба. Скажи сейчас комплимент. Вспомни, что тебе нравится в Мирочке, проведи аналогию, давай, ты смог буквально только что это сделать. Я правда хотел услышать от него лишь красиво сложенную фразу, ведь всё великое начинается с малого. И если сейчас он сумеет собраться, это даст толчёк моим мыслям. Это даст мне понятие от чего надо отталкиваться, чтобы в следующий раз дать ему новое задание. Однако, Герман молчал. Это лишь подогревало мой интерес, который разговался всё сильнее и сильнее. Тонкое пламя спички превратилось в танцующий огонёк свечи, а то сменилось на огонь вечернего костра. И вот, когда я прожог взглядом своего друга, он наконец поднял голову. - Звон колокольчика. - ась? - подумал я, что где то за окном зазвенел колокол, но прислушавшись, ничего не нашёл. - я слышал её искренний смех. Он словно Звон колокольчика. Маленького, звонкого и такого родного. Он остаётся эхом в моей голове, он заполняет пустоту в сердце, задерживаясь на долго. Я хочу слышать его ещё, хочу заставлять этот колокольчик звенеть- сказав это, он даже немного покраснел, словно сказал что то постыдное. Но меня его сравнение очень даже озадачило. - мне нравится твой ход мыслей. В этом есть что то эдакое, не замысловатое, но трогающее сердце. Знаешь, я думаю, что потом, по мере развития событий, я смогу подать тебе какие то идеи, какие то зацепки. Да только вот этот путь любви ты должен пройти сам. А пока знай, ты не безнадёжен. Я неспешно подошёл к окну. Взглянул на ветви, что отчаянно шуршали и вдумался "звон колокольчика и птички. Похоже у него на уме всё то же детство, всё тот же колледж и может даже та книжка, которую, надеюсь, он всё же вернул в библиотеку".