Белый

От резкого звука открытой двери Чиаки дергается сильнее, чем сам того от себя ожидает. Короткий вскрик — и острый край страницы проходит лезвием по большому пальцу, небрежно оставляя колющий порез. Тело же продолжает цепочку защитных реакций: мгновение спустя поодаль с грохотом падает увесистая книга. — А... Ах, — дотлевающий полустон вырывается, пока Чиаки снимает очки, привычно протирает линзы о край футболки и не глядя складывает в футляр, — Сена, Хаказе, ребята, привет! А вы чего тут? Изуми закатывает глаза, ступая вглубь комнаты практически бесшумно, кошачьим шагом. Останавливается у книги и лениво поднимает, задерживается взглядом, полным неподдельного удивления. — Чего, правда не про героев что ли? — Я разное читаю! Как только вернёмся в город, от гостей больше не отвертишься, покажу всю коллекцию! — Мы вернёмся в город, если кто-то перестанет получать внезапные травмы и падать плашмя наземь посреди тренировки, — Изуми убирает книгу на ближайший подоконник поверх другой стопки, сразу после строгим взглядом возвращаясь к человеку на кровати напротив, — Серьезно, Морисава, не маленький же уже! Это так раздражает, как ты умудряешься? Чиаки смеётся виновато, вниманием мечется от одного одноклассника к другому, но в ответе не находится. Заметно нервничает, напоминая собой старую перегарающую лампочку, которую кто-то из последних сил пытается реанимировать к жизни. — Извините за это, ребята. Я был неосторожен и не досмотрел, но всё уже в порядке! Завтра буду как новенький! Я так рад, что вы переживали за меня! — Тц, ты вообще- — Будь же ты с ним помягче, от твоего ворчания можно и второй обморок заработать, — Каору кладёт руку тому на плечо, забирая инициативу в разговоре, — А тебе на редкость идёт белый, Мориччи. Чиаки с недоумением оглядывает себя с ног до головы, только теперь придавая внимание факту — на кипельно белой постели своей временной комнаты он сливается, одетый в такую же белую футболку, совсем без рисунка или броской надписи. Это действительно выбивалось из его привычного стиля одежды и яркого образа, но ожидать, что кто-то специально отметит такое, он не мог. Подобное невзрачное и блеклое Чиаки как правило носил только дома, и это не было чем-то особенным, о чем стоило задумываться дольше мгновения. В последний вечер перед отъездом в летний лагерь возбуждение так будоражило его, что куда больше времени ушло на подготовку настольных игр для компании, чем на кропотливый подбор вещей в дорогу. Вероятно, первое, что попалось под руку и стало контрольным выбором. — Спасибо, Хаказе! Хотя для полноценного комплимента на твоём лице недостаточно радости, тебя что-то беспокоит? — Думаю, я понимаю, к чему он. Двоякое чувство: совсем не так, как с красным, — Изуми встрял в вопрос, развивая, казалось, отвлеченную тему, — В красном ведь ты герой, а в белом такой заземленный юноша. Лучше сказать, сейчас я выдержу больше минуты беседы с тобой. Чиаки потерял нить разговора окончательно. Друзья перед ним мыслили своей общей загадкой, будто сговорились, не давали вставить и слова. Он привык повсюду вести в диалоге, с заразительной улыбкой нести хороший настрой, что в своем юните, что в самых разных компаниях, но когда инициатива ускользала, терялся. — Меланхолично! Тебе и вправду идёт, но, — Каору излучал невиданную требовательность и заботу одним видом, — в белом ты выглядишь так, словно можешь в любой момент исчезнуть. В смысле, это действительно пугает. Такой как ты: опора, поддержка, сияние; если даже такой как ты однажды исчезнет, мир точно обречен на смерть во тьме. Непроглядной и печальной. Повисла тяжелая тишина, под ночное стрекотание кузнечиков за окном трое обменивались взглядами: непонимающим, раздраженным и терпеливым. Это была безмолвная пытка, когда каждый старался прокрасться к душе другого, найти в ней все ответы и незаметно скрыться. Чтобы собрать мысли в кучу и окрасить их в калейдоскоп цветов, который поблескивал у Чиаки в сознании и отражался в глазах, понадобилось необычайно много времени, поэтому он продолжал молчать, упираясь взглядом в пол. И раздраженный сдался первым. — Серьёзно? Так тоже не понимаешь? Изуми за рекордные секунды приблизился к фигуре "угасающего" и наклонился. В его исполнении такой порыв не менее, чем восьмое чудо, и Чиаки окончательно растерялся, утратив понимание реальности. На лице у него горела полуулыбка человека, не знающего, чего ожидать в следующую секунду. Чиаки инстинктивно зажмурился и почувствовал, как чужие пальцы с силой растягивают ему щеки, обладателя их совершенно не щадя. — Ты безумно раздражаешь, знаешь? — Изуми продолжал неистово щипать его и выглядел так, будто вот-вот взорвётся, — Спрашиваешь, зачем мы пришли, что нас беспокоит? Ты, остолоп, теряешь сознание и пол дня валяешься с горячкой в постели, чтобы потом интересоваться, как мы? — Ой-ой-ой, Сена, пусти! Каору от души расхохотался, напряжение тут же рассеялось, словно и не рябило в глазах да не щекотало кожу еще только недавно. — Отпусти ж ты его, Изуми! — Кхмф! — рыцарь наконец убрал руки и отступил на шаг, — Что можно обсуждать с тем, кто порежется, и вместо того, чтобы, как нормальный человек, рану обработать, общается дальше, словно всё нормально? Все это время Чиаки разминал лицо, горящее от того, как недружелюбно с ним обошлись, и теперь, собравшись с духом, выставил руки в прерывающем жесте. — Хей, ребята! Погодите, я же просто переутомился, а не умираю, верно? И вообще: как красная комета справедливости может исчезнуть, пока на земле есть те, кто нуждаются в ее сиянии? — Просто переутомился. Раз пятый за пол года. Невыносимый, глупый и драматичный. Ну, это хотя бы уже наш Морисава. Каору подошёл к окну и распахнул до упора серые шторы, впуская в комнату слабый лунный свет. Ночь обещала быть пасмурной и далеко не самой теплой, но, словно следуя моменту, даже небо не смогло и дальше затягиваться тучами. Он забрался на белый подоконник, усаживаясь спиной к темно-синему витражу. На лице играла улыбка. — Мориччи, ты понимаешь, что мы пытаемся сказать? — Я... Да, я понимаю! На самом деле, думаю, мне говорили такое уже много раз, просто это не так легко в себе изменить... Но я стараюсь, я знаю, что у меня уже есть люди, на которых я могу положиться! — Береги себя. Последняя фраза крайне красноречиво забралась Чиаки в самое сердце, пробуждая такой ворох чувств, что сдерживать его было выше всех сил. Эту его сторону видело не так много людей. Изуми вплел руку в каштановые волосы, взъерошивая. — Если ты хорошо себя чувствуешь, то через пятнадцать минут встретимся у крыльца. Мы собираемся пройтись немного. И он вышел за дверь, не говоря больше ни слова. Каору последовал за ним, лишь в самом конце останавливаясь на минуту. — Мы будем ждать тебя. И ещё... Не загоняйся сильно насчёт белого, ладно? Тебе правда идет. Когда наедине с ним осталась лишь тишина, Чиаки вытер последние слезы и подумал, что действительно счастлив. И ради этого счастья он намерен сиять ярче с каждым днём.