Письмо семье моей

      Здравствуйте, мои дорогие…       Этого письма вы никогда не прочтёте. Я знаю это. Зачем я тогда это пишу. Я и сам не знаю..       Наверное, чтобы попытаться избавиться от жгучего чувства вины перед вами всеми. Вины и скорби.       Чтобы вы знали… события тех лет до сих пор стоят у меня перед глазами, а кровь с рук я никогда не смогу смыть, хоть мой дорогой Хлор и убеждает меня каждую ночь после мучительных кошмаров, что моей вины в вашей гибели нет. Но думать иначе я увы не могу.       За все время от начала до конца вы стали мне как семья (хоть я по глухости своей никогда и не говорил этого, о чем до сих пор жалею). С вами я никогда не чувствовал себя одиноким.       И в своём решении, когда помог вам подняться я никогда не сомневался… Как и в моем милом Фёдоре…       «…»       — Михаил Фёдорович Романов.       — Вы.. Уверены, что это правильное решение? — группа неуверенных голосов уже в который раз задавала один и тот же вопрос.       — Да, и мнения своего я не изменю.— уверенно ответил Свинец, — этот шестнадцатилетний мальчик и его семья, те, кто нужны стране сейчас. Однажды они станут великой Династией и прославят Россию. Вот увидите. Я верю в это.       Бояре растерянно шептались. Свинец был мудрым членом их собрания. Его мнению бесспорно доверяли и верили. Но сомнения все равно присутствовали.       — Среди кандидатов есть и более надежные и опытные люди. Романовы… бесспорно благородный род. Но смогут ли они справится с браздой правления. Это не поместьем управлять.       — Да, вы правы. Никто не знает, как они и их потомки поведут себя в будущем. Но они те, за кого я отдам свой голос сейчас.       Собрания идут уже который день, споры не прекращаются. Сами Романовы молчат. Но решение Люма нашло поддержку даже среди служилых людей и казаков.       — Хорошо. — глава их собрания встал и громко расставил руки, объявляю во всеуслышание, — с этого момента. С 1613 года да будет здравствовать новая царская династия Романовых! Да принесут они нам славу, почёт и силу!       В зале раздались громкие аплодисменты. Осталось только венчание на царствование. И в стране, наконец. Наступит порядок и мир.       Бояре начали медленно расходиться. Нужно ещё отправить послом и подготовить народ к новому известию.       Свинец тоже встал и в одиночестве пошел в сторону своих покоев. Ещё были дела, которые не могли быть отложены.       — Эмм.. Извините? — Свинец обернулся на остановивший его мальчишечий голос. Сзади в дверном проеме на фоне шумного собрания стоял Фёдор Романов. — почему?       — Что почему?       — Почему вы выбрали меня? И мою семью?       Свинец посмотрел в упрямые глаза напротив, которые сейчас были полны только непониманием. Люм улыбнулся и подошёл к новому царю.       — Я очень стар. Хоть ты этого и не поймёшь сейчас и не увидишь, — свинец положил ему руку на плечо, — я увидел в вас то, что ты пока не видишь. Необычайную силу. И упрямство. Я верю, что вы наши проводники в светлое будущее. Вот и все. А теперь я прощаюсь с вами, мой царь. Увидимся на венчании. И тогда я буду с нетерпением ждать нашей встречи.       Люм развернулся и пошёл в комнату, как и хотел, оставив молчаливого Фёдора в коридоре.       «…»       Этот упрямый мальчишка стал той звездочкой, которая позволила вам стать великой Династией.       А ещё мой очаровательный Пётр! Я помню его ещё ребёнком! Милейший мальчик! Правда, характер потом донельзя испортился, но… видали и хуже.       «…»       Прохладный ветер на пристани развевал рукава одеяния. Свинец задумчиво смотрел на море. Бескрайняя водяная гладь завораживала металл и притягивала его к себе, звала.       Но как оказалось не только его одного. Через деревянное ограждение просунулась детская голова. Свинец опустил на неё глаза и увидел смышлёный взгляд детских глаз.       — Петр? Что ты делаешь?       — Море такое прекрасное, — мальчик говорил с небольшим акцентом, держа в руках деревянного солдатика, — когда-нибудь я тоже буду плавать в море.       — На чем, солнце? — свинец улыбнулся, вытащил мальчика и взял его на руки.       — На большущих кораблях! — мальчик улыбнулся и обнял Свинец за шею. — я читал о них в книгах. Я построю много много таких. И уплыву!       — Уплывешь?       — Ага! И тебя с собой, Люмушка, возьму. Я покажу тебе море. Вот!       — Да ты у нас мореплаватель, да? — Люм защекотал ребёнка на своих руках и тот радостно засмеялся, — а мне казалось, что ты у нас царь!       — Одно другому не мешает! — Свинец спустил ребёнка на землю. — вот увидишь! Мои корабли будут лучшими!       — Конечно, увижу, — улыбаясь сказал Люм и потрепал Петра по волосам. — а пока беги учись. Неграмотные детишки ее смогут корабли строить.       Пётр приластился к гладившей его руки и побежал в сторону дома. Там его уже, наверняка, ждал учитель. А свинец покачал головой на несносного мальчишку и вернулся к виду на море. Оно и в правду было поразительным и таинственным. И кто знает, может Пётр со своим усердием сможет получить выход к морю и построить столь желанный флот.       Кто знает.       «…»       Ох, этот амбициозный малыш захватил мое грубое сердце. И разбил его своей внезапной кончиной. Он был одним из немногих смертных, над которыми я горевал долгие недели.       Я был с вами в ваши одни из самых тяжелых лет. Дворцовые перевороты, да? Интриги, семейные стычки, борьба за власть. Я помню, как вы быстро сменяли друг друга, как равнодушно смотрели на трупы друг друга, как не обращали внимания на страдания друг друга…       Такими я помню вас в 18 веке. Не самый лучший период моих воспоминаний, но даже их я ценю. Вспомнить хотя бы кроху Елизавету. Хотя тогда она, конечно, уже была крошечной девочкой, с которой я играл в прятки в саду. Это была практически истинная леди. «…»       Бал был в самом разгаре. Пары уже начали свои бесконечные вальсы, везде пестрили разноцветные юбки и играли лучшую мелодию музыканты. Этот бал был особенным. Сегодня состояться дебют Петровской дочери. Свинец и поверить не мог, как быстро летит время. Юной леди уже 16. И сегодня она пойдёт на бал в полном одиночестве, едва оправившись после гибели отца, который покинул всех менее года назад.       В тот день, казалось, вся страна погрузилась в траур. Великий царь и император покинул эту землю. И ещё долго во дворце было тихо, пока не раздавались душераздирающие рыдания его дочери Лизы. Она плакала по ночам: днём она должна была быть сильной. Свинец не раз слышал их в длинных коридорах, когда кошмары прошлого одолевали его. И пару раз он даже был тем, кто проводил эти бессонные ночи вместе с Елизаветой, рассказывая девушке истории из своей жизни, заставляя ее и себя отвлечься от тяжкой для всех утраты.       И сегодня она станет леди. Свинец был за неё искренне рад.       — Лизочка, ты готова? — наверное, он был практически единственным мужчиной, который мог так спокойно войти в ее покои. Петровская дочь сидела у зеркала, ей поправляли и без того прекрасный макияж.       — Да, Люм, — она аккуратно встала, поправила складки на платье и повернулась к нему. Она выглядела как настоящая королева. И, надо быть честным, даже сердце Люма пропустило паро ударов от ее красоты. — я готова.       Она смело и гордо смотрела вперёд. Люм улыбнулся и протянул ей руку, а она удивленно на него посмотрела.       — Большинство леди идут на первый бал в сопровождении отца или ухажёра. — Люм заправил волосы за ухо, — могу ли я позволить себе наглость навязать вам своё общество и сопровождение?       Елизавета сначала невероятен на него посмотрела, а потом улыбнулась в ответ и приняла протянутую руку.       — Конечно. Буду рада провести этот вечер с вами, Люм. — Свинец был готов поклясться, что видел слёзы в ее глазах. Но, возможно ему и показалось.       Они неспешно шли по коридорам, приближаясь к залу. От туда уже слышалась громкая музыка, чарующий смех и разговоры.       Елизавета замерла перед дверью, глубоко вздохнула.       — Лиза, — Люм прильнул ее за плечи. — я рядом.       — Я знаю, Люм. Спасибо, — она поцеловала его в щеки и кивнула в сторону, — открывайте двери. Я готова.       В этот же момент двери открылись, освещая прекрасную Елизавету и ее спутника. И под громкое объявление о ее приходе, проносящееся в полной тишине, они зашли в зал.       «…»       Тот день ещё всплывает в моей памяти. Никогда не смогу забыть ни ее, ни те поражённые лица. Это было незабываемо. Особенно торт. Его тоже вспоминаю.       Но не только это время я запомнил в тот век. Несчетные победы Екатерины тоже всплывают в голове. И ее радостные крики, когда из никто не видел. Она была той, кто всегда давала волю эмоциям, особенно наедине со мной.       Мой Александр… я так и не успел открыть вам правду, которую скрывал так много лет. Но этот секрет должен был умереть с нами. Или по крайней мере с ним.       «…»       — Я хочу уйти, — Александр упрямо смотрел на Люма, сидевшего за столом.       — Ты уверен в этом? Это практически безумие! Да.. да и ты император, как можно?! Что подумают люди?       — Именно поэтому я к тебе и пришёл, Люм. Из всех людей во дворце только тебе я могу довериться. — Александр Павлович бьет руками по столу, — я больше не могу так! Вина за смерть отца, чертова война — они.. они убивают меня. Лежит тяжким грузом на сердце. Как могу я жить так беспечно и долго, когда мой отец…              Он замолк. Тема кончины его отца очень редко поднималась. И обычно такие разговоры плохо заканчивались.       — В глазах народа моего я должен умереть. Я пойду в монахи. Иначе мой грех меня совсем погубит. Попытаешься остановить меня?       — Кто я такой, чтобы идти против воли вашей, Александр. Но без подробностей твоего плана я тебе не позволю никуда идти, слышишь!       — Спасибо, Люм. — Александр подошёл к свинцу и обнял его, приподняв с кресла. — это важно для меня. Трон займут братья. Они смогут справиться со страной. Я верю в это.       Как представлял это Александр, бежать он должен по дороге в Таганрог. А в городе мертвым объявят его замену верные ему люди.       Были ли они верны ему на самом деле или с ними потом расправляться было Неизвестно Свинцу. Но на них ему было все равно.        Сейчас главное его переливанием остаётся сидящий перед ним хоть и взрослый, но мальчишка. В каких-то обносках он молча сидел и смотрел в окно кареты. Внезапно та остановилась и он перевёл свой серьёзный взгляд на Люма.       — Ну вот и все. Пора прощаться, друг мой, — свинец не сдержался и кинулся обнять бывшего императора, — ох, ну что ты?       — Чтобы писал мне, ладно? — Александр похлопал его по спине, — я буду ждать твоих писем и буду писать как дела у нас.       — Конечно. — Александр отстранился и дрожащей рукой взялся за ручку. — ну, я пошёл?       — Это вопрос?       — Нет, — Александр вздохнул и ещё раз громко и уверенно сказал, — я пошёл. Ещё свидимся, Люм.       Александр отворил дверь и вышел на улицу. Шёл дождь, но его это не смущало. Он медленными шагами двинулся к лесу, у которого его остановили. Там за чередом деревьев должен быть монастырь, куда хотел отправиться Император.       — Не забывай мне писать! — крикнул ему Люм в последний раз. Александр обернулся и широко помахал ему рукой.       Прощай, мой Александр.       «…»       Смотреть на горе вашей семьи привести о его смерти было невыносимо. Но я сделал это ради него. И я не о чем не жалею. Ну почти.       Он кстати и правда мне много писал. Прежде чем уйти в монахи, он путешествовал по стране. Открытки мне прислал. Красивые. До сих пор у меня лежат. И когда никого нет дома, я их пересматриваю и вспоминаю его. План был хорошо. Единственное что мы не учли, так это декабристы. О них даже вспоминать не хочу. Помню, что они хотели сделать с Династией и ненависть пробирает.       С Александрами в вашей семье особо вообще не было все хорошо… Во время кровожадного убийства второго я не был в России. И сожалею об этом. Но с ним я не был так близок. И особо в его жизни не участвовал. Но третий.       Ох, Николай, ваш отец навсегда в моей памяти. Вы тот день и сами, наверное, помните. День, когда поезд, в котором вы ехали из Крыма обратно в столицу сошёл с рельс.       Я тоже помню. В особо ярких красках вспоминаю, как испугался за вас. А потом с восхищением смотрю на образ вашего отца, который так и встаёт перед глазами, когда он поднял над собой крышу поезда, защищая всех нас. В тот момент в моей груди разгоралась не только благодарность за своё Здоровье и благополучие (за жизнь я не волновался, меня бы не убило), но и гордость. Я все-таки видел, как рос ваш отец.       Представляете, было время, когда его считали слишком щуплым и худым! А тут такую тяжесть поднял и стоял, ждал, пока мы спасёмся. В тот момент он был моим героем. Для вас тоже не так ли?       Но жизнь обошлась с ним жестоко. Травмы, полученные тогда, беспокоили вплоть до его кончины.       «…»       Погода была соответствующей состоянию Императора. Шёл дождь, мелкий и противный, весь день. Все попрятались по домам.       Свинец сидел у кровати Александра III и держал его за руку. Император уже редко приходит в себя. Но Свинцу было важно оставаться с ним.       Уже все знали, что со дня на день Император покинет этот мир. Свинец видел много смертей, но сам мало что знал о ней. Единственное, что он усвоил, так это ужас перед смертью в одиночестве. И потому, пока семья Александра отсутствовала, он сам вызвался заботиться об Императоре.       «Травмы той аварии подкосили его здоровье. Он не выкарабкается» — врач за врачом повторяли почти одно и то же. Все уже смирились.       Да и сам Император тоже не верил в собственное выздоровление. Он почти не но, когда просыпался, только пил и спал. Люм читал ему книги, а иногда даже доклады. И в ответ получал самую лучшую награду: слабую, но благолепную и приветливую улыбку Александра.       В этот раз он проснулся к обеду. Свинец заметил это по хрипу и подал ему воды. Александр медленно попил и прилёг обратно. Он молча смотрел в потолок.       — Я могу что-то для вас сделать, — Свинец встал рядом с кроватью на колени и покрепче обхватил руку Императора.       — Просто будь рядом. Этого достаточно. — хрипло и тихо ответил ему Александр.       Это и собирался сделать Свинец. Отойти от этой кровати он не сможет. Сам себе запретил хоть глаз отвести.       — Люм, — Император повернулся к нему лицом, — спасибо.       — За что, Ваше Величество?       — За то, что ты со мной сейчас. — Император погладил Люма по пушистым и длинным волосам, которые обычно собраны в хвост, но сейчас распущены, — без тебя я бы так долго не протянул.       — Я уверен вы бы справи…       — Кого ты обманываешь? Меня? Себя? Мне же не так долго осталось. Только ты меня один тут и держишь, — Александр с трудом приподнял их переплетенные руки, — причём в буквальном смысле.       — Это мой долг.       — Долг? Лишь из-за долга ты здесь?       — Я… нет. Вы мне очень дороги.       Александр улыбнулся и закрыл глаза.       — Как приятно это слышать. — Император начал дышать ровно и спокойно. — Пообещай мне кое-что, пожалуйста.       — Что?       — Приглядывай за моей семьей. Ты нужен им.       — Конечно. Я буду, обещаю.       — Вот и хорошо… — Александр внезапно глубоко выдохнул и затих.       Свинец испуганно посмотрел на него, а потом приложил пальцы к пульсу. Ничего. Тишина.       Свинец отпустил руку Императора. По его лицу скатилась одинокая слеза, но он ее быстро вытер.       — Стража! — в комнату сразу ввалилось два человека, — позовите врачей и писаря. Император умер.       Те быстро переглянулись и выбежали. Вот Люм и потерял ещё одного Романова.       «…»       Мне жаль, что я не смог помочь ему продержаться до вашего приезда. Простите меня за это. Но уверяю вас, он умер с улыбкой на лице. Это я смог ему обеспечить! Я был с ним до самого конца. Думаю, это лучшее из того, что я мог сделать.       И наконец вы, Николай. А ещё Прекрасная Александра Фёдоровна. И милые девочки и Алёша. Ваша смерть стала для меня самым большим ударом.       Вообще правление не задалось с самого начала, мой дорогой Николай. Но я вас ни в чем не виню. Я уверен, вы делали все, что могли на благо страны.       Я не смог сдержать обещание данное мной вашему отцу. Допустил вашу гибель столь глупым и не осмотрительным образом. И даже не смею просить прощение. Потому что не заслуживаю его.       «…»       Свинец считал, что им сильно повезло, что рядом с домом Ипатьева в Екатеринбурге оказалось столько красивое и широкое поле. Девочки не чувствовали страза и зажатость столь сильно как могли бы. Им не нравилось тут находиться.       А так Свинец мог отвечать их историями и сказками, пока девочки широко удивлялись, пока заплетали ему волосы. Мария даже делала ему венки! Красивые, как и сама девушка, из ароматных полевых цветов.       А ещё здесь был Алексей. Мальчик был слаб здоровьем, но тоже садился рядом с Люмом, сёстрами и мечтал о будущем. О том, как вернётся домой.       Император с Императрицей тоже выглядели счастливыми. Они сидели на небольшой веранде чуть поодаль пили чай с баранками, с улыбкой наблюдая за детьми.       Но не все было так солнечно.       Одной ночью в доме раздались крики. Свинец спал с девочками в одной комнате, и при криках подсказчик к ним и обнял. Они доверчиво прижались к нему.       — Люмушка, что происходит?       — Я не знаю, Настенька. Но я выясню это. Не беспокойтесь.       Внезапно дверь в их комнату открылась. На пороге был какой-то солдат с ружьем. Свинец прикрыл собой девочек, с вызовом смотря на вошедшего.       —  Вам нужно спуститься. Император и Императрица уже там.       Девочки переглянулись, но все же аккуратно спустились с кровати. В груди у Свинца всколыхнулось непонятное чувство тревоги. Но он подавил его и пошёл вместе с детьми под странные взгляды солдат (как оказалось за дверью стояло ещё пятеро).       Когда они спустились Александра с Николаем уже сидели на стульях и ждали их. Алексей тоже был тут. Он робко помахал им, а Свинец, пытаясь его подбодрить, помахал в ответ.       — Нужно сделать фото, народ требует, — офицер придержал подходящего к Императорской семье Люма за руку и оттолкнул его. — семейное фото. — Именно поэтому Люм останется. — громко сказал Император. — он часть нашей семьи. Обращайся с ним вежливее.       Свинец удивленно посмотрел на Николая. Он знал, что его ценят и даже любят, но так открыто о том, что они семья он никогда не говорил.       Их охрана переглянулась и усмехнулась. Что-то было не так…       — Если вы так желаете, Ваше величество. Иди, садись, — Свинца в спину подтолкнули ружьем и он встал за спиной у Марии, крепко сжимая ее плечо.       — Итак, милейшие. — внезапный голос из угла комнаты раздался слишком резко в напряженной обстановке. — мы не только ради фото вас собрали.       — Яков? Что за дело посреди ночи? — Император был явно недоволен.       — Видите ли… пришло постановление одно, весьма занимательного характера,       — Юровский достал из мундира сложённую бумагу и развернул ее, — хочу объявить вам, что Исполнительный Комитет Советов Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов Урала постановил… расстрелять вас и всю вашу семью, включая слуг и собак.       Сердце Свинца буквально на несколько мгновений перестало биться. Что постановил. Это какая-то ошибка..!       — Да что вы несёте? — Император сделал шаг вперёд, под испуганные вскрики жены и дочерей, — как вы смеете такое говорить вообще?       — Остановитесь, Николай! — Юровский остановил Императора рукой, — здесь нет ошибок. Мне жаль…. Стрелять!       Он выстрелил первым прямо в Императора. Все было для Люма как в замедленной съемке. Раздался звук выстрела, и полю попала прямо в Императора. Он упал.       Дальше раздался громкий крик. Возможно, кричал сам Люм. Он бросился к Николаю, но был отброшен к стене. Кто-то ударил его по голове ружьем.       Перед глазами пошли чёрные пятна, но даже сквозь них он видел, как стреляли в девочек. Их наряды оказались прочнее, чем думали солдаты и пули даже отскакивали, но огонь не прекращался.       — Люм! — Мария в отчаянии притянула у нему руку, но Свинец не мог протянуть ее в ответ: тело совсем не слушалось.       Вместо этого он отчетливо увидел, как, когда выстрелы стихли, а Мария, Ольга и Татьяна ещё живы и что-то кричат. Из глаз Люма хлынули слёзы. Он сделал сильный рывок в из сторону, но получил ещё один удар в голову.       Уже теряя сознание он услышал чей-то голос и ещё крики. Под пальцами же ощущалась жидка и вязкая кровь Императорской семьи, его семьи.       «…»       Очнулся я тогда в том же доме. Меня никто не забрал. Но и вас там уже не было. Никого. Ни собак, ни слуг, ни солдат.       Единственное, что напоминало о вас, это стены, испачканные кровью и пробитые пулями.       Я не помню точно как вышел от туда. Казалось, что это заняло годы, прежде чем я увидел ужасное яркое небо. Солнце светило и освещало все вокруг, но мне казалось, что оно выдвигает меня, мое сердце.       Пережить вашу потерю я так и не смог. До сих пор я просыпаюсь в холодном поту, видя вашу смерть, слыша ваши крики. И ничего не могу поделать, сколько бы раз не повторялся один и тот же сюжет.       Мне больше нечего вам сказать. Я могу только молить вас о прошении, но вы никогда мне не сможете ответить.       И потому я продолжу писать вам письма. И, возможно, когда-нибудь я смогу простить себя сам.       С уважением и любовью,       Ваш преданный и самый верный слуга,       Люм.       Свинец вытер мокрые глаза. Это уже не первое его письмо. Но плакал он всегда. Смириться с их потерей он не способен.       — Люм! Я дома, — раздался звонкий и весёлый голос Хлора.       — Иду, Любимый!       Свинец взял своё письмо и поджег его. Он всегда писал письма один. И никто их никогда не увидит. Потому что столько личный и слабый уголок своей души он никогда никому не откроет.