Когда приближается гроза

Северус

Его будит яростный стук во входную дверь, расположенную в холле. Наспех одевшись, Северус выходит на темную площадку лестницы и замечает встревоженную Грейнджер, выглядывающую из своей спальни. — Оставайтесь в комнате и не выпускайте жмыра, — коротко бросает он, сбегая вниз по ступеням, к Констанции, в одной руке держащей палочку, в другой — кочергу. — Что вам нужно, господа? — громко интересуется Северус. — Сейчас около пяти утра, аптека открывается в восемь. По ту сторону двери неожиданно раздается голос премьер-министра: — Господин Снейп, откройте. Есть срочное дело: наш лунный друг сбежал. Единственное, что от него осталось, — это несколько капель крови, хранящиеся у вас. Нам нужна хотя бы одна, чтобы мои помощники могли создать заклинание поиска. Северус сперва спрашивает, взявшись за засов: — Что растет у вас в кабинете? — Дьявольские силки, — в голосе Диггори звучит недоумение. — А вы, оказывается, не так просты и довольно предусмотрительны. Вам хватит одной капли крови для эксперимента? — Должно. Не могу сказать наверняка. — Северус хмуро разглядывает сонного Кастора, беспрестанно зевающего в ладонь. Его напарник, молчаливый темноволосый человек, видимо стучавший дверь, терпеливо ждет, положив ладонь на эфес шпаги. — Я могу быть вам полезен? Диггори колеблется, затем произносит: — Я бы предпочел, чтобы вы отправились с нами. Берите кровь и захватите пистолет и плащ: на улице довольно свежо. Мы подождем вас снаружи, чтобы именно свежесть помогла господину Блэку окончательно проснуться. Северус вспоминает, что склянка с кровью осталась лежать в кармане его камзола в аптеке, который он так небрежно кинул на столик. Только бы она была цела! К его облегчению, стекло пузырька не треснуло, и Северус, зажав его в руке, возвращается в холл. Взбежав по нескольким ступеням, он останавливается: Грейнджер, накинув поверх ночной сорочки длинную шаль, спускается к нему, держа в руках плащ и пистолет. — Возьмите меня с собой, сэр. Северус затыкает пистолет за пояс, глядя на нее снизу вверх: ее распущенные каштановые волосы лежат на плечах, лицо бледно, карие глаза кажутся большими в предрассветном сумраке. — Исключено. — Будьте осторожны, сэр. И она, положив ладони ему на плечи, на мгновение приникает губами к его губам. Ее мягкие волосы щекочут его щеку. — Расцениваю ваш порыв как залог удачи. — Северус накидывает плащ и мягко добавляет: — Идите спать, Грейнджер, и пусть Констанция останется в вашей комнате. Если я не вернусь до восьми, откройте аптеку без меня. Мракоборцы ждут его за поворотом улицы, сливаясь с тенью раскидистого дуба, растущего напротив одинокого дома сапожника. Кастор играет сорванным цветком ромашки, отрывая по очереди лепестки. — Предлагаю вернуться в сквер возле Министерства, — произносит Диггори спокойно. — И начать поиски оттуда. Не думаю, что оборотень ушел далеко: он плохо знает город. — Если он ушел сам. А если ему помогли, премьер-министр, то он может быть уже вне страны, — мрачно замечает высокий мракоборец. — В любом случае у нас завелась крыса, и чем быстрее мы ее вычислим, тем безопаснее для всех. Я предупредил остальные посты в Эдинбурге, Йорке и Манчестере, они скоро выдвинутся на поиски. Сквер напротив Министерства освещается лишь первыми лучами рассветного солнца. Кастор аккуратно выливает каплю крови оборотня на ладонь и, направив на нее палочку, шепотом произносит сложное заклинание. Круглый красноватый огонек вспыхивает над его рукой, нервно подрагивая. — Монтегю в камере? — интересуется Северус, быстро шагая рядом с Кастором. Диггори, оставшийся у Министерства, пристально смотрит им вслед. Высокий мракоборец идет чуть позади, сосредоточенно глядя перед собой и по сторонам. — Монтегю отправлен в Азкабан во избежание подкупа охранников. — Кастор не сводит взгляда с огонька. — Хотите его навестить? — Возможно. — Чертов оборотень украл мой и без того короткий сон. — Кастор снова зевает и прикрывает рот ладонью. — Я едва успел прилечь, размышляя, как бы попроще отправить Мориса Мракса на тот свет. Вчера я вызволил мисс Пруэтт из его мерзких лап. Не говоря о том, что они держат дома василиска вопреки официальному запрету, так Мракс еще и пользуется настолько темной магией, что пришлось приложить чуть больше усилий, чем обычно, чтобы спасти прекрасную девицу из лап дракона, сидящего в башне. Северус удивленно приподнимает брови. — Мерлин, неужели мракоборцев действительно вдумчиво обучают темной магии? — А вы знакомы со многими мракоборцами? Я ревную, господин аптекарь. — Вы бы лучше разобрались со своими женщинами, господин Блэк, — язвительно замечает Северус, поглядывая на огонек, ведущий их на узкую улочку. — На ком вы женитесь, а кого вы любите. Женщины, знаете ли, предпочитают определенность. Блэк тихо смеется, глядя на него весело. — С какой поразительной невозмутимостью об этом говорите мне именно вы, друг мой. Вам не кажется, что пора прекратить навещать баронессу и хотя бы сказать мисс Грейнджер, что вас крайне огорчают две вещи: наличие стены между вашими спальнями и отсутствие кольца на ее пальце. Северус усмехается. Пожалуй, он бы действительно предпочел, чтобы Грейнджер осталась в его спальне. Она стояла сейчас на лестнице, и ее глаза, блестя, совершенно бесстыдно отдавались ему в сумраке утра. — Откуда вы знаете о баронессе? — Это единственная причина, по которой вы могли отсутствовать вчера на заседании суда. Уверен, мисс Грейнджер о ней даже не подозревает. — Безусловно. Блэк возмущенно хмыкает, сворачивая в следующий переулок. Огонек заводит их в старый, бедный район города, полный покосившихся домов с заколоченными окнами, и исчезает. — Черт подери, сбилось. — Блэк раздраженно сжимает пустую ладонь в кулак. — Но из Министерства наш шерстяной друг выбрался не сам. Я лично проверял охранное заклинание — оно было наложено безупречно. Ничего, ничего. Диггори поднимет всю страну, границы перекроют, каждый корабль, покидающий порт, будет проверен. Северус задумчиво вынимает из кармана склянку с остатками крови Сивого. — Поисковое заклинание редко сбивается самостоятельно. Либо мы изначально шли по ложному следу, либо кто-то его хорошенько сбивает, либо в моей склянке чужая кровь. В окне дома напротив мелькает чье-то лицо; бросившись вперед вместе с Кастором, Северус успевает заметить лишь жидкие грязные рыжеватые волосы и черный плащ. Наземникус! Они с Грейнджер оказались правы. Если это действительно он, то поймать его будет весьма непросто. Он наверняка связан с обществом "Морского конька", но не обязательно имеет покровителя. Впрочем, это еще предстоит выяснить. — Следовательно, кровь в вашей склянке подменная, — произносит за их спинами высокий мракоборец. — Диггори вновь обвели вокруг пальца. Я вернусь в Министерство и сообщу ему немедленно эту неприятную новость. Он трансгрессирует с тихим хлопком, оставляя Северуса наедине с раздосадованным Блэком. — После такого происшествия я совершенно точно хочу поговорить с господином Монтегю, используя сыворотку правды. — Северус хмурится, размышляя, сколько он может хранить первоначальную сыворотку со скарабеями и лунной росой, предназначенную для оборотня. — Вы поможете мне получить допуск в Азкабан? Блэк хитро улыбается и поправляет перевязь шпаги. — Отправлюсь с вами. Последний раз я там был три года назад: проверял, как поживает один политический заключенный, но тот, увы, изволил помереть. Дементоры слишком ленивы, чтобы сообщать о таких мелочах. Раз уж наш мохнатый друг исчез, а мы временно бессильны, предлагаю хорошенько позавтракать, если вы, разумеется, не торопитесь домой. Северус с мгновение колеблется, но все же решает принять предложение Блэка. Им с Грейнджер необходимо в конце концов объясниться, но слова Кастора о младшем Мраксе тревожат его. Род Мраксов не должен прерываться по мужской линии, иначе выйдет слишком много временных парадоксов. Подумать только, как резко изменится история, если Сивого не вернут в необходимый момент будущего. Не исключено, что она значительно повлияет на судьбу Поттера, и тогда все эти годы добровольного заточения в школе окажутся ненужной жертвой. Больше всего в жизни Северус ненавидит бесполезное существование, особенно если оно не приносит никакого удовольствия. Работа в Хогвартсе радовала его только возможностью экспериментировать с зельями, поскольку Дамблдор предоставлял ему любые ингредиенты, стоило лишь попросить. Это было неким поощрением за ненавистные часы занятий, проводимые среди тупиц и остолопов. — Что вы собираетесь делать с юношей? — Северус разрезает поджаренный ломтик мяса. — Не думаете же вы в самом деле отправить его на тот свет? Блэк пожимает плечами, глядя в окно на прохаживающихся в парке дам с ажурными зонтиками в руках. Его серые глаза становятся непривычно серьезными. — Я ведь всецело могу вам доверять, господин аптекарь? — Разумеется. В области хранения тайн я непревзойденный эксперт. Блэк кривит губы в усмешке. — Охотно верю. Понимаете, я давно приглядываю за архиепископом: он всегда был ревностным католиком — до той поры, разумеется, как стал главой англиканской церкви. А все известные мне католики — якобиты. Северус делает глоток горячего кофе. — Любопытно. Хотите сказать, вы без всякого угрызения совести используете мисс Аббот, чтобы приобрести более тесные связи с его преосвященством? — Помилуйте. Совесть меня, как и всякого прилично воспитанного человека, разумеется, грызет, примерно как комнатная собачка леди Мальборо лениво покусывает домашнюю туфлю с мехом, воображая ее волком. Они оба смеются, привлекая внимание посетителей, и Блэк снова досадливо морщится: — Как вы понимаете, по этой причине влезать в общественные скандалы мне нельзя никоим образом. И расторгнуть помолвку я не могу, и открыто выступить защитником мисс Пруэтт тем более невозможно. Драккл раздери! Моя интуиция подсказывает, что я на верном пути. С другой стороны, чертов Мракс ждать не станет, пока я распутаю якобитский клубок: он уже начал преследовать мисс Пруэтт и скоро начнет преследовать ее открыто. — Что вы хотите от меня? — Возможно, вы знаете некоторые зелья... которые ненадолго заставили бы Мракса умерить свой пыл? Уверен, вы имеете представление о напитке живой смерти, господин Снейп. Почему бы Мраксу не отдохнуть неделю-другую в стране сновидений? А зелье легко передать через мисс Беату. Северус отрицательно качает головой. — Довольно рискованно. При такой жаре напиток живой смерти превратится в яд за несколько часов. Кроме того, вы забываете о домовом эльфе, который внимательно следит за подачей блюд. — А что вы думаете относительно зелья забвения? Словно наш Калибан никогда и не знакомился с Мирандой. — Блэк лениво скручивает салфетку, поглядывая на Северуса вопросительно. — Мракоборцам иногда выдают его для особых задач, но я не желаю ждать удобного случая. Северус тяжело выдыхает. Какой легкой, но абсолютно пустой была бы жизнь, если бы в ней не было женщин или хотя бы любви. — Вам стоит сперва поговорить с мисс Пруэтт. Есть вероятность, что она не обрадуется такому исходу событий. Женщины — странные и непредсказуемые существа, полные самых невозможных и противоречащих друг другу чувств и мыслей. Мисс Пруэтт любит Мракса, и эта любовь не исчезнет так быстро, как вам бы того хотелось. Ей нужно время. Вам нужно терпение. Осторожные, медленные шаги и тщательно взвешенные слова — ничего более. Поторопитесь — оттолкнете ее от себя. Вам нужно дать ей понять не только словами, но поступками, что вы уважаете ее, что она может доверять вам без страха потерять свою значимость перед самой собой. Мисс Пруэтт не нужен покровитель, ей нужен друг и соучастник всех ее нелепых затей. Кастор бросает салфетку на стол и смеется. — Боже правый, да вы настоящий знаток женских душ. Северус помешивает ложечкой кофе. — Я всего лишь живу под одной крышей с особой, ничуть не менее амбициозной, чем мисс Пруэтт, хуже того — обожающей наносить справедливость даже вопреки здравому смыслу. Если понадобится, она спустится в ад и вызовет Сатану на суд, где невозмутимо зачитает ему приговор по всем пунктам, предоставив мне в эти мгновения сражаться с роем демонов, охраняя ее. И попробуйте только сказать ей о том, что женщина — хранительница очага и тень своего мужа: вас уничтожат гневным взглядом и припечатают учебником зельеварения, который я так некстати сжег в камине, и не вполне уверен, что меня простили. Блэк смотрит на него с искренним удивлением: — Какого черта вы тогда делали у баронессы? — Хотел убедиться, что девочка в надежных руках, но все еще не убежден. — Северус переводит взгляд на старые напольные часы с треснутым циферблатом, стоящие в углу салона. — Почти восемь, и мне, пожалуй, пора. Как определитесь, каким образом вы хотите расправиться с Мраксом, дайте знать. И будьте осторожны, господин Блэк: вы следите за архиепископом, но может статься, что и он следит за вами. По дороге к дому Северус получает сову от журналиста Боунса и заходит в маленькую таверну в Аппер-Фледжи, где ранним утром практически пусто, за исключением старушки, пьющей пунш. Фрэнк достает свернутый в несколько раз листок и разворачивает его. — Я достал список девушек мадам Лестрейндж. Удивительно, но мисс Грейнджер среди них нет. Еще удивительнее, что среди них нет ни одной убитой девушки. — Вы попробовали навести справки относительно хотя бы одной из них? — Обижаете, господин Снейп. Времени, конечно, у меня было не так много, и я узнал некоторые сведения о первых пяти. Все они — сироты. — Гм. — Именно! Зачем мадам Лестрейндж понадобились сиротки? — Фрэнк озадаченно хмурится и постукивает пальцами по липкому столу. — У меня ощущение, что они никак не связаны ни с убийствами, ни с "Морским коньком". Впрочем, девушки могут быть проданы в рабство — этого я еще не успел проверить. И боюсь, только мисс Грейнджер в силах подтвердить или опровергнуть эту гипотезу. Северус поглядывает на трактирщика, который переливает вино из бутылки в большую банку и слегка разбавляет его водой. — Как чувствует себя ваша сестра? Фрэнк делает знак трактирщику, прося принести закуску и стакан воды. — Практически как прежде. Слава Мерлину, осенью она отправится в Хогвартс, и сейчас школа занимает все ее внимание. Мы купили палочку, жмыра — теперь весь дом в белой шерсти — и необходимые учебники. На август отложили покупку мантии и одежды. В целом Сибилла в предвкушении начала учебного года и почти не вспоминает об Элизабет. — А вы? — Пытаюсь взрастить в сердце ростки ненависти. Семена не всходят. Снейп кривит губы, вспоминая об охватывающем его бешенстве всякий раз, когда он видел черты Джеймса Поттера в его сыне. — Погодите. Для всего нужно время. Продумайте заранее все до последнего слова: что бы вы сказали ей, увидев ее вновь? Поверьте, это помогает. О, он проговаривал целые монологи перед воображаемой Лили. Он исправлял их, улучшал, делал их более ранящими и язвительными, и призрачная Лили перед ним, разумеется, бледнела, терзалась и остро ощущала свою вину. Северус прекратил эти внутренние монологи, лишь покинув школу, перестав видеть Лили каждый день. Попрощавшись с Боунсом и не доходя до аптеки, Северус стучится в окно Филиппа: тот сидит за письменным столом, склонившись над учебником, и что-то торопливо записывает, задевая локтем недопитую кружку. — Доброе утро, сэр. — Филипп, приоткрыв створку, радостно смотрит на него. — У вас задумчивый вид. Что-то случилось? Заходите, я недавно сварил кофе, он еще не остыл. Северус проходит внутрь домика и, отказавшись от напитка, произносит: — Вам лучше не появляться у архиепископа хотя бы две или три недели. Филипп недоуменно вертит перо в руках: — Это как-то связано с якобитами? — Верно. Надеюсь, вы не помогаете мисс Аббот связываться с принцем? Северус смотрит на него прямо, и Филипп не успевает отвести взгляд. — Черт возьми, юноша! Вы понимаете, что любая неосторожность выдаст вас с головой? Вы намерены провести остаток дней в Азкабане или в Тауэре и окончить жизнь на виселице? Филипп поднимается со стула, бросая перо поверх учебника. — Я помог ей лишь один раз, сэр. — Одного раза более чем достаточно. И вы, разумеется, не откажете мисс Аббот снова, потому что думаете не головой. Я все понимаю, юноша, но женщины не так просты, как вам кажется. Женщины — не цветы и не феи, многие из них полны коварства, эгоизма и стремления к собственной выгоде. Вспомните хотя бы мадам Лестрейндж. Филипп горячо возражает, проведя рукой по растрепанным волосам: — Джемма любит меня. Северус язвительно отвечает: — Пока что она вас только использует: вы, несомненно, очень удобны. Влюбленный мальчик, которым легко вертеть одним щелчком пальцев. Филипп мгновенно мрачнеет, в его темно-карих глазах мелькает обида. — Я не мальчик, сэр. — Согласен, вы остолоп. Остолопами бывают даже карликовые пушистики, коим вы являетесь на данный момент. Продолжайте заниматься: я спрошу у вас все пять параграфов химии через три часа, и только попробуйте знать их хуже, чем на "выше ожидаемого", хотя, разумеется, ожидать от вас ничего не стоит. Когда Северус наконец заходит в аптеку, Грейнджер отпускает ушные капли миссис Вейзи — глуховатой старушке, живущей в доме в конце улицы. — Из-за ваших прекрасных капель я стала лучше слышать, но теперь мне мешает волчий вой. — Старушка прячет пузырек в сумочку и переводит на Северуса взгляд. Голова у нее слегка трясется. — Загляну к вам завтра за пустырником. От него хорошо спится. Грейнджер ставит на полку бутылек с ушными каплями и поворачивается к Северусу. Она одета в легкое розовое платье с белыми рукавами и белым кружевом на корсете, и выглядит в нем так свежо и очаровательно, что Северус с облегчением выдыхает. Хотя бы дома его окружает спокойствие и постоянство. — У вас такое лицо, сэр, будто вы только что отправили какого-то несчастного студента на отработку. Чистить котлы без магии или что-нибудь подобное в вашей излюбленной манере. — Филипп помогает мисс Аббот получать и отправлять письма принцу. — Северус облокачивается о прилавок, наблюдая, как Грейнджер выравнивает ряд пузырьков и бутылок. — Тем временем Блэк неторопливо идет по следам Чарльза. Грейнджер обеспокоенно замечает, вытирая пыль с банки с лирным корнем: — Нужно поговорить с Филиппом, сэр. — Бесполезно. Прекратите суетиться, лучше идемте в сад. Утро достаточно приятное и совсем не жаркое, чтобы мы с вами наконец объяснились среди роз. Щеки Грейнджер краснеют как маки. Черт, как же приятно знать, что она смущается из-за него! — Увы, но время неподходящее, сэр. В саду меня ждет мисс Пруэтт. Северус сердито поджимает губы. — И вы уйдете вот так легко, оставив меня среди глаз тритона и ушных капель? Крайне бессердечно с вашей стороны. Грейнджер довольно смеется и исчезает в боковой двери. Вздохнув, Северус принимается за сердечную настойку для миссис Аббот: Джемма заходит за ней каждую среду, но сегодня он предусмотрительно опередит ее. День выдается жаркий: июль неспешно подбирается к своей середине, буйство цветов и красок окружают деревушку, наполняют ароматами лаванды, пионов и лилий, отцветающего жасмина и жимолости. Вечером приятно было бы проехаться верхом в поля вместе с Грейнджер — в надежде, что хотя бы там их ненадолго оставят в покое. Лакей впускает его в прохладную темную прихожую и просит подождать, чтобы доложить миссис Аббот о его появлении. Джемма немедленно выглядывает из соседней комнаты и, вытерев испачканные в глине руки, выходит ему навстречу. — Вы к матушке, господин Снейп? — Принес сердечные капли. — Северус раскрывает ладонь, показывая ей пузырек. — Но после мне нужно с вами поговорить. Много времени я не отниму. Джемма стирает со щеки каплю глины и неуверенно приподнимает плечо. — Хорошо. Я буду у себя в мастерской: заканчиваю заказ для леди Ландри. Проходите в гостиную: мама, как обычно, читает в этот час, но охотно примет вас. Миссис Аббот радушно благодарит его за заботу: Северус сразу замечает и желтоватость ее лица, и слегка впалые щеки, и холод протянутой руки. Сердечные капли надолго не помогут, и ей нужно лекарство сильнее, хотя оно и хуже воздействует на активность организма. Распрощавшись с ней и пожелав доброго дня, Северус заходит в мастерскую: Джемма ждет его, нетерпеливо размахивая над раковиной мокрыми перчатками, стряхивая с них капли воды. — Закройте дверь, господин аптекарь. Что вы хотели мне сказать? Северус обводит взглядом статуэтки: некоторые из них уже раскрашены, другие — только вышли из печи. Часть из них выполнена в стиле ренессанса, другая — барокко. Особенно хорошо удались пастушка с козочкой и пастушок в зеленом костюме. — Я настоятельно прошу вас оставить Филиппа в покое. Нет, не так — я требую, чтобы вы прекратили вмешивать его в свои политические интриги. Осуществляйте ваши идеи своими собственными руками и силами, вам это по плечу. Джемма встречает его ледяной взгляд горящими от возмущения глазами и бросает перчатки в раковину. — Вы забываетесь, господин аптекарь. — Боюсь, что забываетесь вы, — холодно отвечает Северус. — Вы можете творить со своей жизнью что угодно, но я не позволю вам вмешивать юношу в чертовы политические дрязги. Попробуйте дать ему очередное поручение относительно вашего размалеванного принца — и я без раздумий отправлюсь в ближайший полицейский участок и расскажу им все, что знаю о вас и о вашем дяде. Вы играете с чувствами Филиппа, соглашаетесь на предложение руки и сердца от Кастора Блэка — и думаю, легко и быстро примете его жертву, попадись он в руки ищеек вместо вас. Джемма яростно качает головой. — Я люблю Филиппа. — Ложь. Или самообман. — Что вы знаете о любви? — Больше вашего, мисс Аббот, — Северус понижает голос. — Я провел семнадцать мучительных лет в добровольном заточении, рискуя жизнью множество раз, пытаясь искупить смерть любимой женщины перед самим собой. Вы же о любви не знаете ровным счетом ничего. Хотите, чтобы его кровь осталась на ваших руках навсегда? Вы сможете простить этот грех себе или вы настолько безжалостны, что забудете о нем на следующее утро? Джемма смотрит на него с отчаянием. Ее большие глаза почему-то напоминают Северусу глаза его матери. — Я не могу потерять Филиппа. Он все, что у меня есть. — Тогда оставьте его в покое. Вы представляете для него опасность, мисс Аббот. — Я разорву помолвку... — Пока вы не разорвали с принцем — вы опасны, помолвлены вы с господином Блэком или нет. Дайте возможность Филиппу идти своим путем. Джемма закрывает лицо руками, не отвечая, и Северус уходит из мастерской. Мысли его обращаются к Селвинам: пожалуй, и с Софией ему следует объясниться, пока вопрос о браке не зашел слишком далеко. Вернувшись в аптеку, Северус сталкивается с Констанцией, накрывающей обед в саду, и едва не наступает на пушистый хвост Фобоса, лежащего у котлов. В окно он замечает Грейнджер, беседующую с Айрис: лица у обеих чересчур серьезные, и на щеках мисс Пруэтт блестят слезы. Пожалуй, он отобедает в одиночестве или с Филиппом, который придет через полчаса на ежедневное занятие. Пока что остается время приготовить несколько простых и пользующихся популярностью зелий вроде бодроперцовой настойки или снотворного настоя. Но Филипп появляется в аптеке гораздо раньше назначенного времени. В глазах у него горят недобрые огоньки, он бледен и явно взбешен. — Что вы ей сказали? — интересуется он, едва переступив порог. — Отвечайте, сэр. Я заходил проверить самочувствие миссис Аббот и встретился с Джеммой: она вся дрожит, словно в лихорадке, и рыдает; она прогнала меня прочь. Что вы ей сказали? Северус терпеливо отвечает: — Что она не имеет права вмешивать вас в политические интриги, учитывая вашу истинную лояльность королю Георгу. Филипп сердито сжимает кулаки, и Северус усмехается, наблюдая за ним. Мерлин, как он похож на него в юности! Та же неугомонная вспыльчивость. Сколько усилий пришлось приложить, чтобы научиться справляться с ней более или менее — и то, находясь рядом с Поттером, он иногда совершенно терял самообладание. — Мне не десять лет, сэр, чтобы вы выступали моим защитником перед женщиной! — Прекрасно. Если я узнаю, что вы отправились по ее очередному поручению, я немедленно перестану вам помогать. Я не желаю вкладывать душу в человека, который предает свои принципы и мечты ради женщины, которая выходит замуж за другого. Я не терплю идиотов. Филипп вскидывает голову. Грейнджер, видимо услышав их громкий разговор из сада, заглядывает в аптеку и стремительно встает между ними, сердито заявляя: — Прекратите оба, господа. Немедленно! Вы, сэр, следите за словами, вы чересчур резки. Вы, Филипп, в самом деле невероятно рискуете своей карьерой и жизнью ради идей, которым не верите. Успокойтесь и поговорите как взрослые люди. Филипп с горечью кривит губы: — Мне не о чем больше разговаривать с господином Снейпом. Я лучше отправлюсь на работу пораньше и займусь приготовлением инструментов. А учебник я могу выучить без чьей-то помощи. Он захлопывает за собой дверь с такой силой, что колокольчик жалобно вздрагивает и горестно дребежит. Северус устало проводит ладонью по лицу. В висках стучит боль. — Не день, а настоящее сумасшествие. Я кругом неправ и всех раздражаю. Впрочем, ничего нового. Грейнджер мягко улыбается. Карие глаза ее смотрят на него успокаивающе. — Вы ничуть не раздражаете меня, сэр. — Правда? Вам не докучает мой несносный характер? — Нет, сэр. — Так вы простили меня за сожженный учебник? — Почти, сэр. — Почти! Что я должен сделать, чтобы вы окончательно забыли мой нелепый проступок? Грейнджер лукаво отвечает: — Приоткрыть завесу вашей души, сэр. Вы непроницаемы и в то же время довольно дерзки в поступках. Я открылась вам, а вы все еще прячетесь в глубокой раковине. Что вы скрываете? Северус серьезно смотрит в ее ждущие глаза: — То, что никогда не хотел чувствовать вновь. И надеялся, что никогда не почувствую. Он замолкает. Да, Грейнджер, разумеется, права: невозможно что-то начать, скрываясь в самом себе. Он слишком долго существовал один. Им слишком долго пользовались. Шаг за шагом он постепенно научится доверять, поверит, что Грейнджер любит его и что она, конечно же, осознает, насколько ему трудно сказать три простых слова. Он боится их и остерегается их. Ему нужно время для разговора, время, сосредоточенность, храбрость — и тишина. Сейчас в его голове пульсирует лишь боль и мысли сбиваются в один сплошной клубок. Грейнджер, очевидно, понимает его состояние и тихо спрашивает: — Хотите воды со льдом, сэр? Я сейчас принесу. Северус мягко останавливает ее, взяв ее за тонкое запястье. Грейнджер легонько проводит рукой по его волосам, приводя их в порядок. — Предпочту ваш поцелуй. — Айрис все еще в саду, сэр. — Дьявол! Прошу вас, составьте мне компанию в вечерней прогулке. Если боитесь ехать верхом, то я с удовольствием просто пройдусь с вами по пустоши, возьмем Фобоса с собой. Ее губы озаряет счастливая улыбка. — Я с радостью отправлюсь с вами, сэр, если не задержусь на аудиенции у его величества или на встрече "Морского конька". Северус внезапно морщится. — Я чуть не забыл вам сказать: оказавшись на встрече, внимательно запоминайте детали. Барон Селвин курит сигары с желто-красной эмблемой — обыкновенные кубинские, другие в этом году не так легко раздобыть. Вполне возможно, что такие же курят и другие участники сделок, но на правой руке у барона надет перстень с рубином, приглядитесь. Люди имеют привычку забывать о мелочах. И я утром видел Наземникуса в старой части Лондона: ваша теория оказалась правдой. Грейнджер закусывает губу, заставляя его кровь бежать быстрее, и взволнованно прохаживается по комнате. — Поймать его весьма непросто. Он изворотливый, как уж на горящей сковороде. — Думаете, я не представляю? Нам нужно разузнать как можно больше о сфере его деятельности в этом веке и продумать план действий. Я практически уверен, что он знает о вас, но не уверен, что помнит меня. Последний раз я наложил на него Обливиэйт. Грейнджер останавливается и скрещивает руки на груди. — Вопрос в том, из какого года сам Наземникус. — Он выглядел потрепанным: скорее всего, война уже позади. Но он мелькнул передо мной так быстро, что я не ручаюсь за свою уверенность. — Побег Сивого — ужасная оплошность Министерства, сэр. — Грейнджер бросает взгляд на одинокую фигуру Айрис, замеревшую в тени деревьев. — Затеряться в восемнадцатом веке проще простого. Северус мрачно кивает. Колокольчик звенит, предупреждая о новом посетителе, и Грейнджер, коротко взмахнув рукой на прощание, возвращается в сад, а затем уезжает в королевском экипаже на аудиенцию, деловито взяв свою папку с проектами приютов для девочек. Северус провожает ее с беспокойством и внутренним недовольством, считая утомительно тянущиеся минуты до наступления вечера. Закрыв аптеку около восьми, он решает приготовить сыворотку правды для Монтегю и добавить лунную росу в сыворотку для оборотня. Сегодня между ним и Грейнджер все решится.

Гермиона

Мадам Лестрейндж встречается ей в длинной анфиладе по пути к кабинету короля, на ходу завязывая шелковую изумрудную ленту на шее. На ней черный бархатный камзол, зеленая шляпа с белыми перьями, белоснежная рубашка и блестящая шпага на зеленой перевязи, а на ногах — еще стройных и неожиданно длинных — высокие кожаные сапоги. — Вы родились под звездой удачи, мисс Грейнджер. — Лестрейндж останавливается напротив нее и смеряет любопытным взглядом, полным презрения. На поясе у нее висит тот самый серебряный кинжал. — Мне легче избавиться от вас самостоятельно, не доверяя другим. И она резким ловким движением вытаскивает шпагу из ножен и приставляет к щеке Гермионы. Острие касается кожи и надрезает ее, оставляя кровавую, но не глубокую царапину. — Уберите оружие, мадам. — Гермиона смотрит на нее с нескрываемым раздражением. — Или убейте меня, не медлите. Король будет невероятно рад вашему поступку. — Вы не похожи на роковых красавиц, каких предпочитает Георг. — Возможно, они ему приелись, — язвительно отвечает Гермиона, незаметно нащупывая в потайном кармане платья оглушающее зелье. Кончик шпаги еще касается ее щеки. — Вам не страшно умереть? — интересуется мадам Лестрейндж. В ее темных глазах мелькает удивление. — Я думаю, вам умереть гораздо страшнее. — Гермиона морщит нос и наконец нащупывает нужный флакон. — Вы оставляете великолепный род Лестрейнджей без наследника, а это один из самых значимых родов Англии. Мадам Лестрейндж опускает шпагу и неожиданно смеется. — Что вам до того? Лично я безумно этому рада и упиваюсь этой мыслью в часы скуки. Сын, которого я любила, погиб на охоте, будучи неугодным двору. А ребенок, который мог бы стать наследником Лестрейнджей, сейчас болтается в море, пьет ром и протыкает глотки пиратам. В младенчестве я отдала его в семью своей сестры, я ненавидела его, как принято ненавидеть детей, рожденных от насилия. Да, одним осенним утром брат моего мужа был слишком силен, а я слишком беспомощна. Прямо как вы сейчас. Гермиона сглатывает. У Лестрейнджей все же имеется наследник! — Был, впрочем, еще один ребенок... Однако, довольно откровений, мисс Грейнджер. Пожалуй, сегодня я позволю вам уйти: из-за вас у меня испортилось настроение, а убивать в дурном настроении я не люблю. Кроме того, вы низвергли лорда Певерелла в пучину унижений, чем я безмерно довольна. — Поэтому вы пытались меня убить прямо после заседания суда? Мадам Лестрейндж вопросительно изгибает бровь и убирает шпагу в ножны. — О, поверьте, мои руки чисты. Тот человек был послан не мной. Гермиона проходит мимо нее в растерянности, все еще касаясь флакона сквозь ткань платья. Потом, остановившись, стирает платком кровь с царапины. Значит, наследник Лестрейнджей жив, остается лишь выяснить, кто он. Мадам Лестрейндж, насколько она помнит, урожденная Розье, а у Иды, кажется, имеется старший брат. Мерлин, но как с ним связаться? Встряхнув головой, Гермиона достает из корсета спрятанное письмо от Диггори и быстро перечитывает: "На столе у короля лежит законопроект об уменьшении налогов рабочего класса. Постарайтесь приложить усилия, чтобы он его подписал, иначе через несколько месяцев начнется восстание, которое нельзя допустить". Сжав в руках папку, Гермиона шагает вперед, оказавшись внутри золотой овальной гостиной. На стенах в бронзовых рамах висят изображения гончих и лошадей, на мраморном камине стоят черные часы с золотым циферблатом; диванчик и стулья, поставленные у окна, обиты голубым шелком. Георг сидит за широким дубовым столом и водит пером по длинному свитку документа, беззвучно шевеля губами. Гермиона неуклюже склоняется в реверансе и замирает, ожидая позволения выпрямиться. — Добрый день, мисс Грейнджер. — Георг нетерпеливо взмахивает пером. — Боже милостивый, да вы ранены! Но как вы хороши сегодня, просто прелесть! Гермиона бросает косой взгляд в зеркало над камином: белое платье из тонкого атласа с серебряной вышивкой на корсете и розовая шляпка-треуголка, придающая ее лицу лукавый и немного кокетливый вид. С каким облегчением она бы сняла эту мишуру, оделась в свободный наряд и отправилась бы далеко в поля рука об руку со Снейпом. На мгновение она вспоминает мучительное выражение его темных глаз в аптеке. Да, он боится ничуть не меньше ее, а даже сильнее. Жизнь так долго и упорно пыталась его сломать, его душа изломана и надорвана, и ей необходима ласка, забота и понимание. Разумеется, это не оправдывает его тяжелый характер, бесцеремонность, вспыльчивость и резкость, но за всем этим прячется и неуверенность и страх. — Садитесь, мисс Грейнджер. — Король вырывает ее из мыслей и указывает на кресло возле себя. — Я весьма рад вас видеть. Георг смачивает свой платок в растворе для омовения рук и осторожно прикладывает к царапине на щеке Гермионы. Его пухловатые губы приоткрываются от усердия, глаза смотрят с вниманием, восхищаясь ее стойкостью. Короткие пальцы невзначай касаются ее ладони. — Мадам Лестрейндж ненавидит соперниц. Никак не могу на нее повлиять! Она отправила на тот свет с десяток очаровательных женщин! — Я не соперница ей, ваше величество. Я глубоко уважаю вас — и ничего не испытываю, кроме уважения. Георг потирает ладони. — Так это же восхитительно! Я давно по-настоящему не ухаживал ни за одной юной дамой. Не соблазнял, не осыпал подарками... Одни бумаги, войны, интриги, яды; ложишься — и не знаешь, проснешься ли поутру. А вы мне кажетесь невинным цветком, дорогая. Я позвоню: нам принесут чай. Говорят, в жару полезно пить горячее. Гермиона вынимает из папки несколько планов создания и устройства приютов. — Взгляните, ваше величество. Георг откидывается на спинку диванчика и вдумчиво прочитывает все предложения по пунктам, шевеля пальцами, покрытыми перстнями. Гермиона незаметно вытирает взмокшие ладони об атлас платья. — И вы хотите сказать, что две тысячи фунтов достаточно, чтобы устроить такой приют? — Вполне, ваше величество. Если тратить их с умом, а не класть половину в карман. Георг смотрит на нее с неприкрытым любопытством. — А зачем вы пишете, что спальни обязательно должны быть обращены на восток? — Так они будут не слишком жаркие летом и не очень мрачные зимой. И я настаиваю, чтобы камины или хотя бы печи были поставлены в каждой классной комнате. Георг вновь возвращается к документу. Лакей вносит золотой пузатый чайник, чашечки с голубым бамбуковым узором, пирожные и печенье, а затем занимает свое место у дверей. Гермиона стеснительно произносит: — Мне очень неудобно просить, ваше величество, но не могут ли подать к чаю молоко? — Джонс, немедленно принесите молочник, будьте так добры. — Король поворачивается к Гермионе. — Я попробую вместе с вами. Еще никому не удавалось уговорить меня на чай с молоком. Вам правда нравится? Гермиона бросает мимолетный взгляд на слугу. — Вкус пикантный. Говорят, англичане начали пить чай с молоком, чтобы слегка остудить его. Тонкие стенки фарфоровых чашечек часто трескались от температуры. А вы понимаете, сколько стоит настоящий фарфор. Георг смеется, слушая ее. Сейчас он ничем не напоминает повелителя огромной империи, сейчас он — человек, которому всегда приятна чья-то компания, потому что на самом деле он невероятно одинок. Любой человек, обладающий огромной властью, обречен на одиночество. — Я подпишу ваш проект, мисс Грейнджер. — Король тянется к перу, и Гермиона замечает лежащий справа от него документ, написанный на желтом пергаменте с гербом королевства. Гермиона быстро достает из кармана зелье и разбивает склянку с оглушающей настойкой, которая действует наподобие Империо или Конфундуса. — Подпишите прошение о налогах, ваше величество, — нервно произносит она, и Георг послушно расписывается в правом углу своим витиеватым почерком. — И мой проект заодно. Еще одна подпись появляется на бумаге, и Гермиона, вытащив вторую склянку, приводит короля в чувство. Тот глядит на нее слегка озадаченно и растерянно поправляет парик с бантом. — Молоко сейчас принесут, мисс Грейнджер. А! Так я уже одобрил ваше прошение! А мне казалось, я лишь намереваюсь это сделать. Очень хорошо! Я подумаю, кому смогу поручить ваш проект. — Поручите его мне, ваше величество. — Гермиона обворожительно улыбается, робко касаясь его руки и тут же отводя глаза. — Я вас не подведу, сир, и кроме того, мне так хочется заняться всем самостоятельно! Георг наклоняется к ней и поднимает ее лицо за подбородок. — Вы такая искренняя и настоящая, что я совершенно сражен, мисс Грейнджер. Я поручаю вам осуществить вашу задумку, она пришлась мне по душе. Кому, как не нам, приводить страну в порядок, верно? Средства вам предоставят. Как только сделаете первые шаги, расскажите мне. И умоляю, поглядывайте за придворными! Иногда мне хочется их всех заточить в Тауэр. Уолполл все мечтает прекратить только начатую войну, Певерелл разжалован, и, признаться, я доволен таким поворотом. Свифт и его кружок писателей только и делают, что обличают меня всеми способами, обходящими цензуру. Фредерик занимается идиотскими представлениями, а где-то в Риме никак не могут покончить с вертлявым принцем Чарльзом, многие сторонники которого улыбаются мне с неприкрытым лицемерием. Мне нужны чистые горящие души, мисс Грейнджер. Я надеюсь на вас. Гермиона покидает короля одновременно с сожалением и облегчением, на ходу размышляя о том, что Айрис будет приятно поучаствовать вместе с ней в учредительных хлопотах. Если она носит ребенка, то они узнают об этом довольно скоро, и уже тогда следует решить, как поступить дальше. История о спасении, рассказанная Айрис сегодня в саду, до сих пор вызывает у нее мурашки. Ужасно, что Беата осталась среди Мраксов, и страшно представить, что она чувствует, зная, что отец или брат могут прийти к ней в любую минуту. И новостей от Поллукса до сих пор нет. Если он погибнет, то у Блэков останется лишь один сын. Карета Грейс ждет ее за поворотом улицы, и на сиденье лежат красная венецианская маска и красные атласные перчатки. Гермиона надевает маску и крепко завязывает черные ленты, снова ощущая, как холодеют кончики пальцев. Карета петляет по улицам, проезжая мимо площадей и особняков, и наконец останавливается у неприметного двухэтажного дома из красного кирпича. Дверь со скрипом открывается сама, впуская ее внутрь, и Гермиона оказывается среди гудящей толпы покупателей и продавцов. Справа от нее вдруг возникает мистер Берк и учтиво кланяется, вращая своими раскосыми глазами. — Добрый вечер, госпожа. Что бы вы желали приобрести сегодня? Большой аукцион не состоится, покупки через малые гостиные и личные договоренности. Гермиона уверенно отвечает: — Я интересуюсь артефактами, колониальными товарами и редкими ингредиентами. Берк склоняется к ее уху. — Вы навещали короля — не хотите ли продать ошеломительные новости или полезную информацию? — Нет, сэр. Так они торгуют и политическими интригами! Любопытно, но у нее нет никаких ценных сведений, что можно продать. Берк приводит ее в просторную квадратную комнату, где ее встречает Грейс; лицо ее скрыто золотой маской, но Гермиона тут же узнает ее по хищной улыбке и запаху благовоний. — Вы решили заняться торговлей рисом или индиго, мисс Лань? — Не могу определиться. Что вы посоветуете? — Табак. Или кофе. Хотя меня лично очень забавляет, когда женщина занимается перепродажей сигар. Я как раз хотела раздобыть ящик кубинских. На них огромный спрос! За круглым столиком у окна, занавешенного бордовой шторой, Гермиона замечает троих мужчин в черных камзолах. Они крутят в руках разные сигары, нюхая и сжимая их пальцами, чтобы проверить качество наполнения и плотность. — Сигары от Маркоса никуда не годятся, — звучит низкий спокойный голос одного из мужчин, в голубой маске. — Я пробовал их в прошлую пятницу и едва не задохнулся от едкого дыма. — Зато они самые дешевые, — возражает другой. — А сбыть их реально по неплохой цене работягам из центрального Лондона. — В моем круге нет работяг, — отвечает человек в голубой маске. — И я не желаю продавать отраву. Предпочитаю те, что лежат справа от вас. Гермиона впивается глазами в указанную им сигару и переступает с ноги на ногу. Он совпадает с описанием Снейпа, но утверждать наверняка невозможно. — Господа, а не могу ли я ознакомиться с предложениями? — Разумеется, — появившийся из ниоткуда мистер Берк кладет на ее раскрытую ладонь три сигары. Грейс прячет улыбку за золотым веером. — Самая правая — кубинская. В середине французская, слева — португальская. Этикетка, пожалуй, красивее у последней, но качество — за Кубой. В этом я с господином Цезарем абсолютно солидарен. Однако рынок сбыта зависит от вашего окружения и возможностей. Не торопитесь, подумайте. Гермиона сжимает сигары в руке; человек в голубой маске уже обсуждает цены с другим торговцем. Через несколько минут он получает записку на серебряном подносе и направляется к дверям. Гермиона, заметив, что Грейс увлечена продажей индиго, выходит вслед за мужчиной и на ходу выпивает пузырек с зельем невидимости. Человек в маске не торопясь сворачивает за угол и проходит вперед и влево по узкому коридору. Гермиона, стараясь не шуршать платьем, на цыпочках следует за ним. — Что вы принесли мне сегодня, Цезарь? Звук голоса заставляет ее вздрогнуть. Она совершенно точно слышала его когда-то! И, возможно, не один раз. Только где именно? Гермиона выглядывает из-за угла, рассматривая фигуру говорящего. Он среднего роста, с редкой бородкой и широкими плечами, прикрытыми шерстяным плащом. — Ничего особенного, Лепрекон. Его величество ведет войну, вяло отбиваясь от Уолполла, отставки которого мы скоро добьемся. — Политика сегодня меня не очень интересует. Вы навели справки относительно мисс Пруэтт? И особы, которая с ней взаимодействует. Моя покровительница желает знать как можно больше подробностей. — Только слухи. Говорят, мисс Пруэтт видели на крыльце дома Мраксов. Касательно особы — все, что я знаю о ней, что она магглорожденная. В архивных документах найти ее род или другие упоминания о роде не удалось. — Имя? — Гермиона Грейнджер. На несколько секунд повисает пауза. Затем голос произносит: — Благодарю вас, Цезарь. За вашу помощь вы получите возможность приобрести золотые прииски в Вирджинии по весьма приятной цене. И прошу вас, продолжайте сбывать сигары самостоятельно. Человек в голубой маске возвращается в гостиную. Гермиона, теперь выпив зелье видимости, следует за ним и, подойдя к мистеру Берку, просит провести ее в залу, где торгуют артефактами. — Не советую, — кратко бросает он, оглядевшись. — Продают всякую рухлядь по безбожной цене. Безусловно, можете поприсутствовать, но ничего стоящего не найдете. Гермиона пожимает плечами, но все же решается посмотреть на предлагаемые вещицы. Наземникус обожает все, что связано со стариной, и если он здесь, то не упустит свой шанс. Но среди присутствующих нет никого напоминающего Наземникуса. Побродив среди продавцов, разложивших различные предметы, Гермиона заглядывает в залу, где торгуют редкими ингредиентами. И тогда она сразу замечает Наземникуса: тот стоит возле Грейс, у окна, и протягивает ей какие-то серебряные мешочки. Лицо его скрыто зеленой маской, но Гермиона легко узнает его по волосам и квадратному подбородку. Судя по тому, как Наземникус заискивающе, но довольно расслабленно обращается к Грейс, он здесь давно и уже успел освоиться. Остается надеяться, что он не узнал ее саму, и попробовать заключить с ним сделку или проследить, с кем еще из присутствующих он ведет дела. Но Наземникус исчезает довольно скоро, раскланявшись перед Грейс и толстоватым мужчиной в черной маске. Чтобы избежать подозрений, Гермиона покупает два редких ингредиента для зелий — глаз оборотня и порошок из когтей дракона, и по совету Берка посещает гостиную, где продают животных. Поверенного лорда Певерелла впервые не оказывается среди покупателей, и вместо него демимаску покупает высокий человек в синем камзоле. Грейс приглашает ее на прием в свой особняк, начинающийся через час, но Гермиона вежливо отказывается, обещая нанести визит в другой раз. От мысли, что ей придется снова оказаться в пропитанных благовониями комнатах, погруженных в красноватый полумрак, к горлу подступает тошнота. Сама же Грейс окутывает собеседника загадочной атмосферой оцепенения и благоговения, и одновременно желаешь и исчезнуть, и остаться. Всю обратную дорогу домой Гермиона отчаянно вспоминает, кому мог принадлежать тот голос в коридоре, но воспоминания в самый последний момент ускользают, оставляя лишь смутные очертания фигур и неясное эхо. Снейп оценивает прозрачность зелья, глядя на свечу сквозь стекло бутылки, когда колокольчик, приветливо звякнув, оповещает о ее возвращении. — Мерлин, что с вашей щекой? — Снейп немедленно ставит пузырек на прилавок и взмахивает рукой, разрезая воздух и запрещая Гермионе говорить. — Молчите. Расскажете на пустоши. Констанция уже гремит посудой, накрывая ужин, а я совершенно не голоден. Вернее... Идемте! И Снейп, стиснув ее ладонь в своей неожиданно горячей ладони, запирает аптеку, уверенно выходит в сад и, открыв потайную калитку, увлекает Гермиону за собой. Они почти бегут по нагретым солнцем булыжникам мостовой и сворачивают на тропинку, лентой вьющуюся среди вересковой пустоши, подгоняемые поднявшимся ветром. Сердце Гермионы бьется невозможно быстро, будто она долго-долго бежала навстречу этому дню и этому мгновению. Снейп резко останавливается, спустившись с пригорка и взглянув на простирающуюся перед ними долину с зелеными холмами. Сумерки уже начинают окутывать ее невидимым шелком, и на горизонте, в красном мареве заходящего солнца, появляются свинцовые тучи. В тишине, предвещающей грозу, Снейп негромко произносит, обратив к ней свои темные глаза: — Так что же, мисс Грейнджер? Кто тот загадочный человек, о котором вы рассказали мне грозовой ночью в сторожке? Гермиона смущенно улыбается. — Это вы, сэр. Секундное замешательство, вызванное ее прямолинейностью. — Гм! В самом деле? Искреннее недоверие в голосе, смешанное с самой тайной надеждой. — Я в самом деле люблю вас, сэр. Пауза. Губы молчат, говорят лишь глаза. — Вы очень храбры. — Я знаю, что вам страшно, но ничего не бойтесь, сэр, я буду рядом. Снейп усмехается и вдруг оказывается совсем близко, касается пальцами запекшейся корочки крови на ее царапине, ее губ, ее покрывшейся мурашками руки. — Вы поразительны. По-моему, это я должен убедить вас довериться мне. Но вы правы: внутренние противоречия и здравый смысл говорят мне, что я не смею ничего вам обещать, что, будучи совершенно невыносимым и изломанным человеком, не имею права даже предлагать вам самого себя. И вместе с тем вы нужны мне. Вы, наверное, нужнее мне, чем воздух или сон. Вы бессовестно занимаете все мои мысли. Гермиона смеется и, обняв его за шею, привстает на цыпочки, чтобы поцеловать его сомневающиеся губы. Да — у нее нет иллюзий. Да — просто не будет. Но она не раздумывая тянется навстречу своей любви, и ей кажется, что она никогда не любила по-настоящему до этой секунды. Снейп обнимает ее за талию, крепко прижимая к себе, жадно отвечая на ее поцелуй, словно человек, который много лет шел по пустыне, видя воду лишь во сне. Время исчезает, мир сужается до прикосновения рук и губ, и ветер играет их волосами. — Подождите. — Снейп вдруг с видимым нежеланием разрывает поцелуй и кладет руки ей на плечи. Какая-то недосказанность тревожит его, огоньками мелькает в глазах. Что еще он хочет ей сказать? — Вы сначала выслушаете меня, а потом решите, насколько вы готовы примириться с условиями... Договорить он не успевает: на пригорке показывается бледная, как молочный мрамор, Констанция, размахивающая листком пергамента. Рукава платья ее закатаны до локтей, на переднике розовеют капли малинового варенья. Перед ней бежит Фобос, громко и отчаянно мяукая. — Беда, настоящая беда! Студента нашего арестовали! Сэр, вас вызывают в суд, который начнется через полчаса. Мисс, и вы здесь? Я все думала, куда вы запропастились... Чудовище извертелось все, требовало выпустить из дома... — Боже мой, — Гермиона взволнованно прижимает руку к груди. — Неужели связь с принцем раскрыта? Снейп резко мрачнеет, взглянув на темнеющее с каждой минутой небо. — Если раскрыта, юноша не выйдет из тюрьмы живым. Государственных изменников казнят. Вы пойдете со мной? Гермиона сдавленно отвечает: — Безусловно, сэр. Я не останусь дома в неведении. За далекими холмами раздается раскат грома.

Филипп

Поднимаясь в приемную палату, Филипп уже сожалеет о словах, брошенных в сердцах аптекарю. Ведь Снейп — единственный человек, действительно неравнодушный к его судьбе. Пусть он довольно порывист и категоричен, но он искренне желает помочь. В приемной Филипп обнаруживает Мэри, девушку из отделения, где содержатся сумасшедшие. Она протирает инструменты и подготавливает их для использования. — Доктора сегодня не будет, — объясняет она живо в ответ на вопросительный взгляд Филиппа. — Он велел передать, что оставляет вас вместо себя. У него обход в далекой деревушке: он совершает его каждый месяц. — А вы что здесь делаете? — Филипп снимает камзол и вешает его на крючок у окна, а шляпу кладет справа от письменного стола. — Неужели превратитесь в моего ассистента? Мэри стеснительно отвечает, глядя на скальпель и крючки: — Да. Если вы не против, конечно. — Хотел сказать, что девушкам не пристало видеть то, что возможно увидеть в приемном покое врача, но вовремя вспомнил, что вы к подобному давно привыкли. Мэри согласно кивает. Она красива той красотой, какая бывает у женщин незнатных, простых, чьи предки всегда жили в родстве с природой. В плавных линиях ее лица, серых глазах и изгибе губ нет никакой породы, никакого тайного высокомерия — только чистота и искренность. Филипп коротко вздыхает. Вот она — женщина, равная ему. Пусть не изысканная, пусть не начитанная, зато живая и настоящая. А он все тянется ввысь, за ускользающим идеалом, еще бережет угасающую надежду в душе, понимая разумом, что следует разорвать нить и спуститься на землю окончательно, обеими ногами. Боже милостивый, как Джемма разрыдалась, увидев его! Он не припоминает, что когда-то видел ее плачущей. Но и ей самой стоит порвать все связи с принцем: очевидно, что Чарльз не имеет достаточной поддержки, а значит, его дело рано или поздно потерпит крах. — У вас какое-то несчастье случилось? — Мэри внимательно наблюдает за ним. — Вы словно чем-то огорчены. — Все в порядке. — Филипп через силу улыбается. — Если вам не сложно, принесите кувшин воды и чистые полотенца, а я пока проветрю комнату. И посмотрите, пожалуйста, нет ли кого внизу. Мы можем начать прием раньше. Мэри тут же бросается исполнять его поручения, а Филипп, приоткрыв широкое окно, нервно вдыхает теплый воздух июля. Впервые он сам принимает пациентов — ответственный и пугающий шаг. Сперва все идет хорошо: они с Мэри помогают вытащить занозу из пальца младенца, забинтовать порезанную руку, удалить гной из застарелой раны, вырвать остаток зуба, поместить сломанную ногу в специальные распорки и зашить рваный укус дикой собаки, предварительно промыв рану специальным раствором. Но когда Филипп, с облегчением взглянув на часы, начинает собираться домой, в приемной появляется испуганный мужчина, мнущий пыльную шляпу в руках. — Жена вот-вот разрешится. Доктор говорил, неделю еще не родит, а она вона мокрая вся. Орет как резаная, кровью исходит. Не выходит дитя! Филипп облизывает враз пересохшие губы и краем глаза замечает, как бледнеет Мэри. — Несите. Посмотрим, что я могу сделать. Мэри стремительно поворачивается к нему: — Я такое видела. У тетки моей. Дитя лежит неправильно. Поперек, может, или головкой вверх. Вы когда-нибудь принимали роды? — Бог с вами, Мэри. Она закусывает губу, лихорадочно рассматривая лежащие перед ними инструменты. Шаги на лестнице становятся все слышнее. — Кладите ее на кушетку. — Филипп старательно прячет свою растерянность, едва взглянув на глухо стонущую женщину. — И выйдите, прошу вас. Ситуация непростая, но я сделаю все, что в моих силах. — Вы дитя не жалейте, — глухо произносит мужчина, глядя в пол. — Мы еще нарожаем. А вот жену спасите, не то я вас из-под земли достану. Мэри быстро приподнимает окровавленную рубашку роженицы и помогает ей широко расставить ноги. — Я ошиблась, головка видна. Но ребенок не идет: видимо, застрял. Но все же это гораздо лучше, чем если бы он лежал поперек. Во рту пересыхает. Акушерство изучается только на старших курсах, и то, если выберешь его как один из изучаемых предметов. Филипп берет огромные акушерские щипцы с ложками на концах и садится напротив роженицы. Руки у него дрожат, и на лбу выступает пот. Роженица, кажется, уже находится в почти бессознательном состоянии от потери крови и слабости, и Филипп осторожно нащупывает щипцами голову ребенка и начинает тянуть. Роженица издает громкий крик боли, и Мэри тут же успокаивает ее, поводив перед носом расслабляющей настойкой. Кровотечение усиливается, как только ребенок показывается наружу: видимо, происходит разрыв тканей, и роженица снова вскрикивает, закрыв глаза. Еще одно плавное движение — и в комнате наконец раздается плач ребенка. Мэри отрезает пуповину скальпелем и, подхватив дитя на руки, оборачивает полотенцем. — Вы справились! — произносит она восхищенно. — А у нас здесь мальчик! Филипп, нахмурившись, смотрит на увеличивающуюся лужу крови. Роженица умрет через несколько часов, если не остановить кровотечение немедленно, но он сомневается, что обычные швы помогут. Или ему придется оперировать ее вслепую, не зная толком, что делать, или использовать магию, нарушая Статут. Мэри, кажется, тоже понимает всю серьезность ситуации, коснувшись горячего лба женщины и обратив внимание на ее посиневшие губы. — Вы спасли дитя, — шепотом произносит она. — Но, боюсь, жизнь матери уже невозможно спасти. Филипп решительно подходит к камзолу и, достав палочку, произносит заживляющее и останавливающее кровь заклинание, которому научился в Мунго за первые полгода, пока его не отчислили. Мэри наблюдает за ним с широко раскрытыми глазами, укачивая плачущего ребенка. — Вы волшебник? Я думала, бабушка выдумывает всякие небылицы... — Во времена вашей бабушки волшебники открыто жили среди неволшебников. — Филипп изможденно откидывается на спинку кресла. Прядь его волос прилипла к мокрому лбу. — Затем правила изменились, и я их нарушаю, и пока даже не представляю, какими могут быть последствия. Но я считаю, что спасенная жизнь стоит того. Мэри предлагает оставить женщину и новорожденного до завтрашнего дня в отдельной палате, чтобы доктор смог осмотреть их, и Филипп соглашается. — Я останусь присматривать за больными, а вы идите домой. — Мэри подает ему стакан воды, и Филипп осушает его одним глотком. — Вам необходимо отдохнуть. И пожалуйста, берегите себя... Она отворачивается, не договорив. Взяв шляпу и камзол, Филипп покидает больницу, не обратив внимания на горячие слова благодарности мужчины, что привез свою жену. Сперва он долго блуждает по улицам, размышляя о том, готов ли он действительно стать хирургом. Осознание, что спасти все человеческие жизни невозможно и что многие умрут у него на руках, ошеломляет его. "У каждого врача есть свое маленькое кладбище" — сказал ему доктор на прошлой неделе, но Филипп не воспринял его слова всерьез и теперь не уверен, что справится с потерями. Добраться до дома ему не удается. Двое мракоборцев в зеленых плащах останавливают его на улочке в Аппер-Фледжи, и один из них холодно произносит, отрезая ему путь к отступлению: — Вашу палочку, сэр. Филипп покорно протягивает палочку мракоборцу, и его запястья оплетают веревки. — Вы арестованы за нарушение международного статута о секретности, молодой человек. Мы вынуждены сейчас же забрать вас в Министерство, в отдел дознания, на допрос. Филипп с безразличием пожимает плечами. Арест кажется ему не таким существенным по сравнению с мучительными мыслями, из которых он выпадает в реальность, только оказавшись в темной и сырой камере. Спустя полчаса приходит сотрудник отдела дознания и задает бесконечные однообразные вопросы: откуда родом, кто родители, на каком факультете Хогвартса учился, зачем поступает в медицинский университет, что собирается делать после окончания — в какой-то момент Филипп теряется в круговороте и замолкает, глядя на следователя исподлобья. Тот заставляет его оставить подпись в конце длинного исписанного листа и оставляет в покое. Проходит, наверное, еще около часа, прежде чем по ту сторону решетки перед ним возникает Джемма в голубом платье и белом шелковом шарфе, накинутом поверх волос. Филипп успевает сильно проголодаться и замерзнуть и ходит по камере, потирая плечи, чтобы хоть немного согреться. — Филипп, что вы натворили? — шепчет Джемма с отчаянием. — Я шла к вам, чтобы... Неважно, неважно! И ваш сосед сказал, что вас забрали двое в зеленых плащах. — Всего лишь нарушил Статут от секретности. Я спас только что родившую женщину. Она почти истекла кровью, и я не смог дать ей умереть. Не смог, понимаете? Джемма всплескивает руками. — Вы что, сами принимали роды? — Пришлось. Ребенок не хотел рождаться, и я применил специальные щипцы, что только усилило кровотечение. — Ужасно! — Нет, ужасно совсем другое. — Филипп качает головой, такой тяжелой, будто она из железа или свинца. — А именно то, что я оказался не готов к чужой смерти. Мне всегда представлялось, что все мои пациенты останутся живы. Что я всех спасу. — Вы не можете быть настолько наивны. — Увы. Мне стоило принять сан священника. Джемма горячо возражает: — Но и священник не в силах уберечь всех от беды, неверного пути или смерти. Если я скажу вам, что мой отец когда-то терзался точно как вы сейчас, вам станет немного легче? Филипп останавливается и поднимает на нее глаза. — И как он справился с этим? — Принял одну простую истину: Господь всегда забирает к себе тех, чья земная жизнь окончена, кто завершил свой путь. Нельзя играть в бога, Филипп, и считать себя всемогущим. Вы простой смертный, как и мы все. Джемма протягивает руку, и Филипп, поцеловав ее, сжимает в своей ладони. — Вы запретили мне подходить к вам, — с горечью произносит он. — Вы знаете, по какой причине. Я для вас опасна, любимый. Филипп крупно вздрагивает от ее слов. — Не называйте меня так. Ее глаза блестят от слез, они полны тоски и муки. — Только так я и могу вас называть. Только так я сохраняю надежду. Я все испортила своей гордыней, но прошу вас, не лишайте меня единственной радости. Филипп смотрит на нее с горькой улыбкой. Слова аптекаря о том, что Джемма использует его, зарождают в глубине его сердца сомнения. — И все же вы не разрываете свои отношения с принцем. — Я не могу, вы же понимаете! Есть дела чести, которые важнее жизни и любви. Долг гражданина, стремящегося добиться справедливости для своей страны. Филипп не отвечает, и на лестнице слышатся грузные шаги охранников, идущих забрать его в зал суда. Джемма, отступив, следует за ними, выдерживая расстояние в несколько шагов, а потом сворачивает в неприметную боковую дверь. Зал Визенгамота погружен в сумрак, стрелки на огромных напольных часах приближаются к полуночи. Дела о нарушении Статута рассматриваются немедленно, и приговор обыкновенно выносится судьей, а не присяжными. Филиппа проводят к стойке обвиняемого и разворачивают боком, так что он оказывается лицом одновременно к свидетелям и к судье. Среди присутствующих он сразу видит Снейпа, мрачно глядящего перед собой, мисс Грейнджер с царапиной на щеке, Мэри, с испугом оглядывающуюся по сторонам, и Боунса, что-то пишущего на листке пергамента. Спустя мгновение в зале также появляется Джемма и тихонечко садится на самую последнюю скамью. — Филипп Принц, — судья делает знак секретарю, и тот сразу принимается записывать за ним. — Признаете ли вы за собой нарушение Статута о секретности, находясь в присутствии магглов? — Да, ваша честь. — По какой причине вы нарушили закон, господин Принц? — Я спас жизнь роженице, ваша честь. Мэри может подтвердить мои слова: она ассистировала при операции. — Мисс Мэри Уилкс, пройдите за стойку свидетеля, будьте так добры. Вы никогда раньше не сталкивались с волшебством? Мэри, в белом переднике поверх простого коричневого платья, нерешительно занимает место напротив судьи. Джемма рассматривает ее с таким пристальным интересом, поджав губы, что Филипп кожей ощущает исходящую от нее волну неприязни и ревности. — Моя бабка рассказывала мне о волшебниках. Говорила, что ее двоюродная сестра умела колдовать и даже ездила в школу волшебников, расположенную в замке. Но я всегда считала ее рассказы сказками. Судья Паркинсон раздраженно вздыхает. — Так вы можете подтвердить слова господина Принца о том, что магия была использована для спасения родившей женщины? Ситуация была безвыходная? — Да, ваша честь. — Мэри часто кивает, вцепившись пальцами в край стола. — Я два года работаю в больнице и с уверенностью говорю, что без помощи мистера Филиппа роженица умерла бы через несколько часов. Или от заражения, или от потери крови. Я такого сполна навидалась. Судья хмурится, поглядывая на секретаря. Тот застывает, держа перо наготове и почесывая затылок. — Согласно закону, господин Филипп Принц должен лишиться волшебной палочки и быть отстранен от возможности колдовать на пять лет. — Протестую, ваша честь. Мисс Грейнджер поднимается с места и негромко заявляет, к удивлению судьи: — Насколько мне известно, закон о нарушении Статута подразумевает наличие смягчающих обстоятельств. Разве спасение человеческой жизни не относится к подобного рода обстоятельствам? Думаю, в случае господина Принца достаточно обойтись простым предупреждением. — Таких прецедентов еще не случалось, мисс Грейнджер. — Так создайте первый прецедент, — она спокойно пожимает плечами. — Если вы откажетесь, мы подадим апелляцию на ваш приговор и снова встретимся с вами в этом же суде, господин Паркинсон. Почему вы не желаете разобраться в ситуации? Если в законе есть уточнения, вы обязаны их учесть. Филипп замечает, как дергается уголок губ Снейпа. Судья Паркинсон потирает подбородок и, достав из стола свод законов магической Британии, долго фыркает, отыскивая нужную страницу, затем, поводив по ней пальцем, торжественно изрекает: — Рэндалл, пишите: в результате нарушения Статута о секретности господину Филиппу Принцу выносится строжайшее предупреждение. В случае повторного нарушения к господину Принцу будут применены меры в полном объеме без учета каких-либо смягчающих обстоятельств. Дату поставили? Великолепно. Несите, я подпишу, и мы отправимся домой. Все свободны, господа! Филипп на мгновение прикрывает глаза. На Мэри, разумеется, отдел ликвидации наложит Обливиэйт, и та ни о чем не вспомнит. Жаль! Ему было бы приятнее работать с ней не скрывая своего происхождения. — Слушайте, Филипп, вы не против, если я напишу о вас статейку в маггловской "Лондонской газете"? В конце концов, ваш поступок достоин восхищения. — Боунс широко улыбается, сунув под мышку папку с бумагами. — И станет еще одним приятный пунктом вашей биографии. Филипп неуверенно соглашается и наконец встречается взглядом со Снейпом. Тот едва заметно кивает ему, и Филипп коротко кивает в ответ: значит, он прощен, и о ссоре можно с облегчением забыть. — Мисс Аббот, — мисс Грейнджер обращается к Джемме, стоящей поодаль. — Вы, насколько мне известно, владеете шпагой? Научите меня фехтованию. Женщина обучает женщину мужскому искусству — что может быть интереснее? Джемма, подойдя, легонько касается ее руки и отвечает: — О, я с великим удовольствием научу вас сражаться. Полагаю, царапина досталась вам от мадам Лестрейндж и стала последней каплей в чаше терпения? — Вы угадали. — Похоже, ближайшее время нас ждет довольно занятное зрелище. — Снейп не сдерживает усмешку. — Мы с вами, юноша, ненадолго отвлечемся от ваших учебников и насладимся женскими успехами в области фехтования. Если, разумеется, мисс Аббот не питает ко мне неприязненных чувств. Джемма выдерживает его испытующий взгляд. — Нет, господин аптекарь, я не питаю к вам неприязни. Я бы хотела остаться вашим другом. — О дружбе говорить преждевременно, мисс Аббот. — В голосе Снейпа звучат ледяные нотки. — Дружба строится на доверии, которого у меня к вам нет, а доверие в наше время очень сложно заслужить. — Стало быть, друзей у вас нет, — надменно подытоживает Джемма, выпрямляя плечи. — Страшно представить, как вы тираните мисс Грейнджер по вечерам, когда вам скучно и некого задеть. И она все терпит, бедняжка. Другая бы уже упорхнула, оставив вас наедине с вашей ядовитостью и вашим разбитым вечность назад сердцем. Снейп чуть приподнимает голову. — После того как вы научите мисс Грейнджер держать шпагу, у нее появится отличная возможность проткнуть меня насквозь и избавить себя от тирана. Надеюсь, это удовлетворит ваше презрение к моей скромной персоне. Мисс Грейнджер, к удивлению Филиппа, не смотрит на Джемму: она пристально смотрит на Снейпа и едва заметно притрагивается к его локтю, будто прося успокоиться. Снейп немедленно поворачивается к ней и произносит: — Почти два часа ночи, господа. Предлагаю возвращаться домой. Констанция, вероятно, сильно беспокоится. Филипп создает портал из старого облезлого пера, и сильный рывок переносит их к аптеке в Аппер-Фледжи, в самый эпицентр бушующей грозы. Снейп и мисс Грейнджер тут же исчезают в доме, а Филипп, вжимая голову в плечи, пытаясь спрятаться от дождя, вместе с Джеммой бежит к своему неказистому домику и, толкнув плечом дверь, пропускает леди вперед. — Я могу переждать ливень у вас? Трансгрессировать нельзя, да и портал создать не получится: ваш сосед маггл, если я верно помню. — Джемма входит в комнату вслед за Филиппом, задыхаясь от бега и вытирая капли дождя с лица голубым платком. — Я не задержусь дольше, чем это необходимо. Филипп садится возле камина и разжигает огонь, подбрасывая в еще теплые угли несколько щепок и поленьев и раздувая их ручными мехами. — Я вас не прогоняю, — отвечает он тихо, поеживаясь от озноба. Джемма кладет ладонь на его лоб. — Вас, кажется, лихорадит. Если у вас есть бодроперцовое зелье, я бы настоятельно рекомендовала его выпить. И снимайте камзол и рубашку, вы насквозь промокли. Где у вас сухая одежда? Филипп кивает в сторону узкого шкафчика, стоящего справа у окна. Джемма достает чистую рубашку и, сняв с гвоздя теплый плащ, протягивает ему обе вещи. — Я обещаю не подсматривать, — весело произносит она и отворачивается к окну. — Мерлин, какой яростный дождь! Вся улица превратилась в бурлящую реку. И у миссис Доунсон горит свет, надо же! Я думала, она рано ложится, у нее всегда такой сонный вид. Филипп устало скидывает мокрую одежду на спинку стула, и Джемма, вопреки своему обещанию, задерживает свой взгляд на его обнаженном торсе. — Довольно, Джемма, — сердито замечает он, поспешно накидывая сухую рубашку на плечи. — Почему? — Она оказывается возле него за долю секунды, касается прохладными ладонями его груди. — Я... — Прекратите меня терзать. — Филипп делает шаг назад, увеличивая расстояние между ними. — Я и так едва соображаю. Я растерян, и мне необходимо время, чтобы подумать о прошедшем дне. Мне нужно побыть одному. Прошу вас, уходите. Дождь уже стихает, а вам совсем недалеко идти. Через три минуты вы окажетесь дома. Джемма стискивает руки. — Вы меня отвергаете? — Я не собираюсь пользоваться вашей порывистостью и горячностью, я честный человек, Джемма, а вы бесчестно предлагаете мне себя уже второй раз, будучи помолвленной. Чего вы добиваетесь? Хотите оправдать себя за нелепую выходку? Вы недавно признались, что любите Англию больше меня, что победа Чарльза вам важнее. Не стоит пытаться усидеть на двух стульях. Я думаю, что наши пути расходятся в разные стороны — другие причины вам известны, и я вам назвал их в прошлый раз. Джемма нервно уточняет: — Таким образом вы ставите мне ультиматум: или вы, или Чарльз? — Своего рода. Или нет. Я не знаю, Джемма! Я лишь прошу вас уйти. Я хочу остаться наедине со своими сомнениями. Я не понимаю, чего я жду от самого себя, а вы требуете от меня сложных ответов. И вы, поверьте, совершенно запутались: стоило мне показать, что я не готов сворачивать горы и ползать на коленях, чтобы заслужить ваше прощение из-за мимолетной увлеченности другой женщиной, вы всеми силами пытаетесь доказать мне, что готовы даже провести со мной ночь, чтобы я поверил в вашу любовь. Мы двигаемся по кругу и не способны из него вырваться в силу обстоятельств. И я не замечал ранее, что вы бываете очень жестоки, горды и непреклонны. — Не то что Мэри Уилкс, правда? Она вам в рот смотрит, — насмешливо отзывается Джемма. — Не возражайте, Филипп, я все понимаю. У вас дорога в университет, у меня — или на плаху, или в тронный зал. Я люблю вас и теперь верю, что вы любите меня, и мне горько, что я действительно была слишком надменна, чтобы разглядеть вашу искренность. Я желаю вам удачи, любимый, и обещаю больше не тревожить вас... И она обессиленно опускает голову. Филипп стонет, ненавидя себя в это мгновение. Он кажется самому себе каким-то монстром, и сладостный голос где-то на задворках сознания шепчет ему поддаться искушению. — Что я говорю, господи! — Филипп прижимает Джемму к себе, чувствуя, как она вся дрожит. — Простите меня... — Нет, нет, — она прячет лицо на его груди. — Вы абсолютно правы — я ужасна. Филипп целует ее соленые от слез губы, гладит по волосам, однако не позволяя рукам скользнуть вниз к лентам ее шнуровки. Они оба с Джеммой потеряны и переутомлены. Филипп каким-то внутренним чутьем угадывает, что ей страшно, но она скорее умрет, чем признает это. В кухне раздаются шаги, и в дверь яростно стучат. Филипп и Джемма одновременно вздрагивают и отстраняются друг от друга. — Я так и знал, что ты здесь. — Альберт переводит взгляд с Филиппа на сестру. Он похож на нее: высокий, темноволосый, с миндалевидными глазами, успешно строящий карьеру при дворе под покровительством дяди.— Три часа ночи! Если тебе наплевать на свою репутацию перед Блэком и всем светом, хотя бы пощади мать. Она так разволновалась из-за твоего отсутствия, что начала задыхаться. Филипп тянется к камзолу, но Альберт порывисто останавливает его: — Не утруждайтесь: я вызвал колдомедика. Настоящего врача с правом лечить пациентов, и в ваших услугах мы больше не нуждаемся. Как опекун своей сестры я запрещаю вам появляться в нашем доме. Вы слишком бедны, чтобы на ней жениться, так решили тайком обесчестить? Слава небесам, что я вовремя успел. Хорошенькая идея пришла в вашу голову, да? А ведь вы обязаны многим нашей семье. Вы — якобы воспитанный церковью и весь из себя благородный. Стыдитесь! Джемма пытается остановить его, но Альберт грубо берет ее за локоть и уводит за собой на улицу, оставив дверь распахнутой. — Вот поэтому я и выбрал стезю математики, — сосед широко зевает, стоя на лестнице, ведущей на второй этаж. — Медицина — профессия неблагодарная. Филипп молча закрывает дверь.