Когда приближается гроза

Северус

Констанция будит его около семи часов, входя в спальню с кувшином теплой воды и полотенцем. Фобос, немедленно спрыгнув на пол и потянувшись, делает круг возле ее ног, мешая идти. — Брысь, чертенок! Что, голоден небось? Пойдем вниз, я тебя покормлю. — Как мисс Грейнджер? — Северус скидывает одеяло и, закатав рукава рубахи, берет кувшин из рук служанки. — Вы не принесли мне чистую рубаху? Впрочем, оставьте, я возьму сам. — Мисс плакала. — Констанция всем своим видом выражает неодобрение. — Тихонечко так, чтобы я не слышала. Уж слишком вы черствы, сэр, прямо сухарь. Или не понимаете, или в голове у вас одни травы да лягушки, а может, наука эта новая с ума вас свела. Северус протирает лицо и шею полотенцем и переводит недоумевающий взгляд на служанку. — Я бы попросил вас изъясняться на человеческом языке. — Да уж куда яснее? — Констанция сердито машет на него рукой. — Некогда мне тут вам объяснять, у меня кофе сбежит, да и в лавку нужно за яйцами и парным молоком сбегать. Северус пожимает плечами и, пройдя в свою спальню, вдруг останавливается, не сделав и двух шагов. Грейнджер спит в его собственной постели. Бесспорно, это он и подразумевал, отправляя ее сюда ради безопасности, но никак не ожидал, что увиденное заставит его вздрогнуть и окончательно проснуться. Дверца шкафа предательски скрипит, выдавая его присутствие, и Грейнджер тихо спрашивает: — Констанция, ты? — Констанция ушла в лавку. — Северус берет белоснежную рубашку с полки и закрывает дверцу. — Еще только семь, вставать нет необходимости. Грейнджер, видимо осознав то же, что и он несколькими минутами раньше, краснеет, однако ее глаза смотрят на него холодно и с некоторым вызовом. — У вас есть дела в аптеке до того, как придет Кастор? — Вчера пришло анонимное письмо с просьбой сварить амортенцию, внутри лежало пять золотых. — Северус усмехается, и Грейнджер хмурится в ответ. — Если вы не хотите спать, буду признателен за помощь с ингредиентами. — Разумеется, сэр. Они пристально разглядывают друг друга. Сейчас, когда его голова не разрывается изнутри на осколки, Северус продолжает считать, что поступил правильно. Другие мужчины несколько раз подумают, прежде чем повторять действия Гринграсса, и поймут, что Грейнджер под надежной защитой ее наставника. Возможно, лишними были его слова о двуличии — и он сожалеет о них, но слова имеют обыкновение вырываться из плена и запоминаться навсегда. Амортенция — одно из зелий, которое Северус находит омерзительным и которое с удовольствием отнес бы к числу запрещенных законом. Даже сходя с ума по Лили в свои пятнадцать, Северус резко отверг идею привязать ее к себе с помощью обмана, небрежно предложенную Мальсибером. Любовь и одержимость далеки друг от друга, как оборотни от луны. Кроме того, приходится долго возиться с ингредиентами: они простые, но их нужно тщательно подготавливать. Грейнджер спускается в аптеку с учебником в руках минут через десять, когда Северус уже ставит котелок на огонь. Ее волосы убраны в простой пучок, на ней голубое домашнее платье с белыми цветами. — Здесь говорится, что нам необходимы три крысиных хвоста. Меня всегда поражало, что для любовного зелья используются крысиные хвосты. Северус хмыкает. — А вы что ожидали? — Крылья фей, экстракт слюны единорога — что-нибудь в этом духе, что-нибудь логичное. — Грейнджер еще раз проводит пальцем по странице учебника. — Так, тысячелистник, пион и майоран... А ключевая вода разве не закончилась? — Хватило капля в каплю, — отзывается Северус, наблюдая, как она берет с полки склянки с травами. — Я уже добавил желчь жабы и займусь измельчением хвостов и нарезанием душицы, а вы начните с майорана. Грейнджер невозмутимо берет ступку и, взвесив ингредиент, принимается толочь его по часовой стрелке. Северус смотрит на ее движения несколько секунд, потом негромко замечает: — Толочь надо в другую сторону — во-первых. Во-вторых, более точечно, иначе весь сок останется в ступке. Позвольте, я покажу? Грейнджер не отвечает, сердито сдувая выпавшую из прически прядь волос, и Северус, мягко положив ладонь поверх ее ладони, слегка придавливает майоран толкушкой, вращая запястье влево. — Чувствуете? — Да, сэр. Северус не сразу выпускает ее руку, незаметно вдыхая цветочный запах ее волос и не отрывая глаз от каштанового завитка на шее. Они стоят слишком близко друг к другу, но отстраняться ему не хочется, наоборот — хочется стать еще ближе. Дьявол! Да что с ним такое? — Отлично, продолжайте. — Северус возвращается к душице и ловко нарезает ее на несколько частей. — Тысячелистник же лучше нарвать руками, он не любит нож. Только потом ополосните пальцы в рябиновой настойке: жмыры не переносят пряный запах. Грейнджер произносит не оборачиваясь: — Если бы не Фобос, я бы умерла. — Вздор. Я знаю несколько способов извлечь яд из организма, — замечает Северус и, взяв у нее ступку с майораном, кидает его в кипящую воду. — Только к тому моменту, как вы бы нашли меня, я бы уже была мертва. — Грейнджер дергает плечом. — Эти змеи абсолютно бесшумны, при укусе впрыскивают до пяти унций яда и легко могут прокусить шею насквозь — я помню картинки из магозоологического справочника. И Грейнджер, вдруг опустив голову, замирает. Северус раздражается на самого себя: он должен был понять, что она настолько напугана! Нельзя было просто отправлять ее в другую комнату, стоило самому принести ей хотя бы пустырник. — Перестаньте воображать то, что уже никогда не случится. Лучше придумайте, как вам себя вести, чтобы мадам Лестрейндж расхотела от вас избавляться. Например, не приближайтесь к королю или делайте вид, будто он вам скучен. Грейнджер поворачивается к нему и скрещивает руки на груди. — Сэр, вы совсем не разбираетесь в типичном мужском поведении. Если я сделаю, как вы советуете, на следующий день Георг лично приедет на коне с букетом под мои окна в сопровождении трубадуров. Мужчины — завоеватели! И неважно, что их интерес теряется через полчаса после победы. Северус осторожно помешивает зелье против часовой стрелки и опускает внутрь сперва яйца огневицы, а затем протянутый Грейнджер тысячелистник. Котел начинает вибрировать, и пар уже поднимается спиралью. Грейнджер с любопытством вдыхает аромат зелья, и ее глаза наполняются одновременно удивлением и смущением. — Я не думала, что запах амортенции действительно может изменяться. Вроде того, как иногда у человека меняется патронус... Раньше моя амортенция пахла зубной пастой, скошенной травой, пергаментом и... неважно. А теперь она пахнет совсем иначе. Северус с интересом изучает выражение ее лица. — Но вы, разумеется, не скажете, как именно? Грейнджер колеблется, наблюдая за витками пара. Поверхность зелья еще не стала полностью перламутровой: следует помешивать его около десяти минут и в последнюю минуту добавить подогретый сок боярышника. — Можжевельник, нотки аниса, полевые цветы, все тот же чистый пергамент, и еще мята, и... соль. — Соль? — Помните запах ветра в Дувре? — Смутно. Грейнджер резко отворачивается и замечает залитую зельем сна без сновидений расходную книгу. Всплеснув руками, она торопливо раскрывает ее и пролистывает несколько страниц, вглядываясь в строки. — Все записи прошлой недели исчезли. Северус отвечает не сразу, размышляя над ее ответом об амортенции: можжевельник и анис — обычно этими растениями пахнут его руки, рабочий камзол и он сам, а полевые цветы и запах соли? И если это так очевидно для них обоих — зачем она рассказала без всякого стеснения? Или это все — лишь привычные и приятные ей запахи аптеки, никак не связанные с ним? — Бросьте в огонь ко всем чертям и купите новую, — произносит он вслух и тут же добавляет приглушенно: — Грейнджер. Она слегка приподнимает голову, глядя на него снизу вверх. — Я прекрасно помню, что вы запретили мне извиняться. Вы по-театральному драматично топаете ногой. — Поэтому вы сделаете с точностью наоборот, сэр? Северус тяжело выдыхает. Иногда она просто невыносима! Но вслух он неохотно произносит: — Я прошу вас забыть мои вчерашние слова о двуличии. Я действительно был немного не в себе. Выпрямившись, Грейнджер поднимает вверх указательный палец и делает вид, что прислушивается. На секунду в аптеке повисает тишина. — Странно: очень тихо. Я ждала, что разверзнутся небеса и глас свыше скажет: "Настал тот день, когда господин Снейп принес свои настоящие извинения". Северус ворчливо отзывается: — Идите к черту. — Вот, сэр, это уже совершенно в вашем духе. — Грейнджер с сожалением листает намокшие страницы книги, пытаясь прочитать последние записи. — Миссис Вейс придет за имбирными каплями и сушеными саламандрами, а я не помню, сколько унций ей необходимо для нюхательного зелья. — Десять, — Северус точно не помнит, но десять — довольно усредненное значение, если речь идет о саламандрах. — Следовательно, вы отказываете мне в прощении? — С каких пор оно вам так необходимо? — Грейнджер приподнимает брови, глядя на него с насмешкой. — Хотите прощение? Заслужите его, сэр. Представим, что я невероятно любопытна и хочу знать, чем пахнет амортенция для вас. Поджав губы, Северус наклоняется к зелью и осторожно вдыхает запах: легкие наполняются неожиданным сочетанием, которое трудно разложить на части. Несомненно, отголоски лилии, но совсем слабые, едва ощутимые. Сильнее чувствуются ноты василька — сладкие, но с горчинкой, с примесью мака и садовых роз; затем проступает аромат жимолости, что цветет у них в саду, и Северус вдруг понимает, что так пахнут волосы Грейнджер. Констанция добавляет цветки в воду для купания. И, безусловно, отчетливо проступает запах старых книг, наколотых для камина поленьев и сырого воздуха в полях. Грейнджер наблюдает за ним с нескрываемой заинтересованностью, и в ее глазах искрится нетерпение, но одновременно и настороженность. Она держится холоднее привычного, заметно выстраивая между ними невидимую преграду, и Северус подсознательно чувствует, что его слова задели ранку, которая едва затянулась, и она снова кровоточит. Блэк, пришедший чуть раньше назначенного времени, разбивает окутывающую их тишину на звонкие осколки и заглядывает в котел. — А! Зелье для отчаявшихся бедолаг, утративших собственное достоинство, или немолодых тетушек, чьи мужья уже тоже немолоды, а студенты в доме напротив уж слишком несговорчивы, — произносит он лукаво, вдохнув пар амортенции и поморщившись. — Безусловно, аромат приятный, но это обманчивая приятность, что-то наподобие хорошеньких дам за окнами неприличных заведений или капель яда в клубничном варенье. Грейнджер, улыбаясь, протягивает ему руку, и Блэк охотно пожимает ее, улыбнувшись в ответ. Фобос, заглянувший в аптеку с громким "мяу!", внимательно обнюхивает сапоги и плащ Блэка. — Что, псиной пахнет, дружище? — тот опускается вниз и гладит жмыра. Констанция, очевидно, переборола свой страх и вычесала колтуны из шерсти, так что Фобос приобрел вид важного пушистого шара. — Вот ты красавец! Где вы такое потрясающее чудовище нашли? Северус негромко замечает, бросив взгляд на Грейнджер: — Мисс Грейнджер обладает редким талантом спасать чудовищ и дарить им вторую жизнь. Его зовут Фобос, и прошлой ночью он отлично справился с ядовитым посланцем мадам Лестрейндж. Кастор поднимается, глядя на него озадаченно и даже слегка встревоженно, что совершенно ему несвойственно: — Вы умудрились перейти дорогу мадам Лестрейндж? Вы хоть представляете, насколько это опасно? От ее руки погибло с десяток человек — но его величеству плевать, ведь она его бессменная фаворитка. Одно ее слово — и вы оба окажетесь в Тауэре. Грейнджер возмущенно встряхивает головой: — Мадам Лестрейндж творит страшные вещи и остается безнаказанной только потому, что проводит ночи с королем — какая гадость! И если он думает, что я... когда-нибудь... могла бы... Кастор ловко помогает ей выбраться из недосказанности: — Вы очень бледны сегодня, мисс Гермиона, как луна на небосклоне. Поменьше думайте о молодящихся ведьмах, лучше используйте защитные чары на сад и дом. У Олливандера наверняка найдется подходящее заклинание — в этом он настоящий мастер. Пару лет назад сам Уолпол просил у него помощи. Но, разумеется, информация секретная. — Луна? — вдруг переспрашивает Грейнджер и взволнованно произносит, обернувшись к Северусу: — Завтра полнолуние, сэр! Блэк недоумевающе приподнимает брови: — Вы говорите так, словно на нас надвигается апокалипсис, либо, что еще хуже — в опере опять дают "Персея"? Или я снова что-то пропустил? Северус берет со столика шпагу. — Я расскажу вам завтра. Идемте, нам стоит поторопиться с тренировкой: Филипп будет ждать меня в одиннадцать у больницы Святого Мунго. Я хочу познакомить его с одним неглупым и весьма полезным человеком. Блэк ворчливо замечает, следуя за ним в сад: — Святого Мунго — оплот безруких и безголовых убийц, которые опустошат твои карманы, найдут неизлечимую болезнь и сочувственно пропишут от нее капли рябинового настоя на молоке. Вы когда-нибудь пробовали эту гадость? Единственная ее польза — вам может стать настолько плохо, что вы пропустите нежелательную дуэль с чистой совестью. И даже ваш противник сочувствующе кивнет вам и похлопает по плечу. Тренировка идет отвратительно с самого начала: пули пролетают мимо деревянного человечка, на чьем нарисованном лице отчетливо проступает презрение, а затем Блэк легко царапает его клинком, когда Северус, задумавшись, делает выпад в неверную сторону. Блэк невозмутимо убирает шпагу и кинжал в ножны, замечая: — Если вы собираетесь драться завтра в том же духе, Гринграсс отправит вас на тот свет без особых усилий. Фехтует он сносно, но слишком много думает — вы же обычно фехтуете более интуитивно, так что вам это на руку, если вы выползете из своего кокона на свет божий. Северус беззвучно ругается. Мысли слишком хаотично роятся в голове, перескакивая и путаясь, не позволяя ему сосредоточиться ни на чем. — Кофе и светские новости — вот что вам нужно, друг мой. — Блэк ободряюще похлопывает его по плечу. — Одно бодрит, другое напоминает, что ваша жизнь полна смысла в отличие от жизни леди Мальборо, которая тронулась умом и скупает детские камзолы, или от лорда Певерелла, который снова проигрался на скачках. Кстати, не желаете поставить на мою лошадь послезавтра? — Воздержусь. Северус, вернувшись в аптеку, застает Грейнджер за игрой с Фобосом: жмыр с азартом гоняет упавший жабий глаз по полу, ловко подкидывая его большими мягкими лапами. Грейнджер улыбается беззаботно и радостно, и на лице ее проступает такое по-настоящему детское озорное выражение, что у Северуса теплеет на душе. Мысль, что только она и способна вырвать его из темноты собственных сомнений и страхов, впервые проносится в его голове. — Сэр, у вас кровь на руке. — Грейнджер немедленно замечает царапину и, сняв с полки склянку с бадьяном и взяв льняное полотенце, тут же оказывается возле него. — Я помогу, только стойте спокойно. — Вижу, первый шаг семейной жизни уже сделан: вы приобрели жмыра. — Блэк подпинывает жабий глаз сапогом, и Фобос с урчанием бросается его ловить. — Мой полковник всегда говорил, что вся домашняя суета начинается с общих ценностей. Северус оставляет этот вздор без ответа, щеки Грейнджер же розовеют, но она кажется слишком увлеченной его смешной царапиной, чтобы как-то соглашаться с Блэком или отрицать его дерзкие слова. На этот короткий миг невидимая преграда между ними исчезает, и Северус тихо произносит: — Благодарю вас. Не взглянув на него, Грейнджер поспешно забирает окровавленное полотенце и бадьян и поворачивается к прилавку. Дверной колокольчик заливисто звенит, и в аптеке появляется миссис Вейс — немолодая дама, содержащая крошечный приют для сирот на личные средства. — Я обслужу даму, не беспокойтесь, сэр,— уверенно заявляет Грейнджер, взяв листок пергамента вместо расходной книги. Неохотно оставляя ее одну, Северус берет шляпу и перемещается в Лондон вместе с Блэком при помощи портала — найденного на земле желудя. Поведение Филиппа после заявления Кастора о женитьбе настораживает Северуса: в двадцать лет легко натворить сотню непоправимых дел из-за женщины и уже никогда не выбраться в приличные круги общества. Северус с облегчением вздохнул, когда на горизонте исчез корабль, забравший с собой приторную Агату Малфой, теперь же он с нетерпением ждет решительности Блэка, скорой помолвки и еще более стремительной свадьбы. Но теперешняя история совсем не так проста: Филипп осведомлен о политических взглядах мисс Аббот, и этот козырь спрятан глубоко в его рукаве и ждет своего часа. Филипп вспыльчив, а юношеская вспыльчивость — опасна и порой трагична. Кроме того, Филипп упрямый и самолюбивый — эти качества можно смело приравнять к проклятию Принцев. Вечер идет совершенно не по плану. Разумеется, Филипп не появляется ни в шесть, ни в восемь, и Констанция, недовольно фыркнув, отправляется узнать, не дома ли он, пока Грейнджер накрывает ужин на стол. Фобос, уже накормленный, довольно млеет на низком табурете у камина. Из приоткрытого окна веет теплым июльским вечером и нестерпимо сильно пахнет цветущей жимолостью. — Что случилось, сэр? — Грейнджер садится напротив него и, подцепив деревянной лопаткой тушеную рыбу, кладет ее на свою тарелку. — Как вы заметили, мы ужинаем без студента, — раздраженно отзывается Северус, постукивая пальцами по столу. — Он опаздывает на два часа, и боюсь, не явится ни к нам, ни к себе. Разумеется, он пытался опередить Блэка, пришел к мисс Аббот, выложил ей всю правду о своих чувствах и получил выговор — и по заслугам. Женщины вроде мисс Аббот не прощают внимания к другим, хотя предполагаю, что архиепископ прав и чувства Филиппа взаимны. Но мисс Аббот скорее выйдет замуж за дьявола, чем в этом признается. Грейнджер непонимающе пожимает плечами. — Ради чего такие страдания? Чтобы сделать больно себе и тому, кого любишь? — Обычный страх, Грейнджер. В этом возрасте мужчины — существа увлекающиеся. — Северус поглядывает на дверь, ожидая возвращения служанки. — Сегодня тебе кружит голову одна, через месяц уже другая, поэтому я понимаю опасения мисс Аббот. Грейнджер тут же горячо возражает, в своей излюбленной манере: — Мужчины бывают разные, сэр. Есть те, кто поняв, что перед ним — та самая, никогда больше не взглянут на другую. И пусть до этого они увлекались десятком красавиц. Верить нужно сердцем и сердцу. И Джемме совершенно не требуется совершать стремительные поступки, которые могли бы ее опорочить, но дать шанс Филиппу она способна, если действительно его любит. Мы все однажды умрем: так когда рисковать в любви, если не сейчас? Сказать, а не молчать, потому что мы смертны, потому что потом, когда пройдут годы, остается только сожаление о несказанных словах. И вся эта гордыня и страх быть отвергнутым — ничто по сравнению с тем сожалением. Северус, не притронувшись к ужину, поднимается и выглядывает в окно, но шагов Констанции все еще не слышно. — А если вы твердо знаете, что ваше чувство не взаимно? — Как можно знать наверняка? — Допустим, объект вашего увлечения влюблен в другого или другую. — Влюблен или кажется, что влюблен? Северус сердито поворачивается к ней. Откуда у нее в голове весь этот романтический вздор? Все, о чем она говорит, слишком просто звучит, но чересчур сложно выполняется. Сколько раз он сам готовил заранее целую речь о том, что любит Лили, и пытался сказать ей об этом с десяток раз, но каждый раз слова застревали в горле как рыбьи кости, ладони потели и холодели, а внутри желудка появлялся червяк страха быть осмеянным. — Не подозревал, что вы у нас философ, Грейнджер. — Вы видите во мне лишь школьницу, сэр, которая постоянно нарушает правила. Неправда. Возмутительная неправда, потому что он никогда бы не позволил школьнице спать в своей постели и не знал бы, что скрывает ее корсаж, и не вдыхал бы незаметно запах ее волос — и уж совершенно точно его амортенция не пахла бы школьницей. Северус коротко усмехается сам себе, и Грейнджер смотрит на него вопросительно. — Я пойду навстречу Констанции, — заявляет Северус, взяв с полки пистолет и сунув его внутрь камзола. — Ужинайте без меня. Служанка, встретив его на половине пути, взволнованно сообщает, что студента дома нет — его однокурсник, корпящий над учебниками, только развел руками, и добиться от него ясных ответов у Констанции не получилось. — Подумайте, где может находиться человек двадцати лет, страдающий от любви? — Северус отводит Констанцию в сторону от глаз любопытных прохожих. От проезжающей мимо телеги пахнет тухлой капустой. — Да известно где, сэр. В борделе. — Вы с ума сошли. — Хорошо, тогда в таверне при борделе, — упрямится Констанция, поправляя сбившийся передник. — У вас лицо такое, сэр, будто вы святоша какой и о борделе никогда не слыхивали. — Прекратите нести чушь. Если у вас на уме есть заведение, где мы можем отыскать Филиппа, я прошу вас сопроводить меня туда. Или хотя бы создайте мне портал. Констанция громко фыркает и неторопливо вынимает палочку. — Я вас сопровожу, сэр, еще, не дай Мерлин, потеряетесь там, среди бабочек ночных, знаете какие цепкие коготки у каждой, а мне потом перед мисс отчитываться. Я как честная девушка... — Констанция! Служанка, что-то пробурчав себе под нос, трансгрессирует, положив руку на запястье Северуса, и спустя несколько секунд они оказываются посреди узкого переулка, полного грязи, попрошаек и подозрительных личностей. Констанция, повертев головой, жестом приглашает Северуса следовать за собой, к неприметному двухэтажному дому на противоположной стороне улицы, к двери которого прибита поблекшая вывеска "Дом граций". — Добрый вечер, месье, мадам. — Дородная дама в фиолетовом платье с пышной грудью, едва не вываливающейся из красного корсажа, встречает их внутри. Ее французский акцент режет слух. — Вам отужинать или повеселиться? У нас есть свободные комнаты наверху. — Мы ищем юношу, внешностью похожего на меня, — холодно произносит Северус, презрительно щурясь в ответ на ужимки дамы. Она с любопытством рассматривает его, омерзительно облизывая губы и поглаживая толстую шею. — Если вы его видели, прошу об этом сказать и не тратить мое время. — А что я получу взамен? Ведь мои клиенты — это тайна, я ее хорошенько храню, — дама широко улыбается. Северус понимает, что денег у него с собой только пять шиллингов и один золотой галеон, но этим информацию не купить. — Взамен вы получите молчание, мадам, — раскрасневшаяся Констанция храбро подбоченивается. — У вас вон мышь пробежала да таракан из тарелки в тарелку прыгает, а девицы размалеваны так, что не поймешь, хороша али уродлива, и есть ли у вас свой врач для осмотров или заразу какую подцепить можно? Я могу навести справки в Министерстве. Что скажете? Дама тут же спокойно взмахивает рукой, приказывая Северусу следовать за ней. — Подождите здесь, — коротко бросает он служанке и входит вслед за дамой в большое душное помещение в красновато-золотых тонах, разделенное в нескольких местах на небольшие полукомнаты. В некоторых комнатах проститутки одни: кто-то читает, кто-то прихорашивается, расчесывая волосы и крася губы, в других Северус видит мужчин, удовлетворяющих свои потребности в разных позах без всякого стыда. Стоны, вскрики и шлепки окружают их со всех сторон, и Северусу кажется, будто он Данте, которого лже-Вергилий завел в пустыню дьявольских искушений. Филиппа они находят в самой дальней полукомнатке — мертвецки пьяного, в одних кюлотах, спящего на груди молодой проститутки с медного цвета волосами. Она зевает, развалившись на постели, и читает последний выпуск модного журнала, бесстыдно разведя ноги. — Если вдруг вздумаете присоединиться, час стоит двадцать шиллингов, — шепчет дама ему на ухо и бесшумно исчезает. Северус молча берет со стола кувшин с водой и выплескивает его на полуголого растерянного Филиппа. — Одевайтесь и идите за мной, — произносит он ледяным тоном, не обращая внимания на визги проститутки. — Живо! Одна из свободных женщин вдруг мягко обнимает его за шею и обдает горячим дыханием щеку: — Милый, не будь так строг с бедняжкой, его сердце разбито. А твое сердечко не желает забиться побыстрее и немного пошалить? — Где его одежда? — Северус с неприязнью высвобождается из объятий и поворачивается к девушке с медными волосами. — Извольте отвечать, мадам. — Попробуй заставить, — насмешливо отзывается она, еще шире разводя ноги. — Как, нравится? Судя по твоим глазам, женщины у тебя давненько не было, но дело поправимое. Северус, оглядевшись, замечает рубашку и плащ Филиппа на кресле, ворохом лежащие поверх подушек. Кое-как заставив юношу одеться и подняться на ноги, попутно думая, что он выскажет ему позже, Северус вдруг натыкается взглядом на неподвижно лежащую проститутку, еще совсем подростка. Ее лицо мертвенно-бледное с зеленоватым оттенком, волосы спутаны, и рука, которой она подносит стакан воды ко рту, дрожит. — Что с ней? — А, эта? От ребенка хотела избавиться, дуреха, да то ли не вышло, то ли кровь не остановить. Вот и лежит вторые сутки, мученицу из себя строит. А учили ведь, как избежать неприятностей, да не слушала, видимо. Северус наклоняется к девушке, пока Филипп, шатаясь, пытается устоять на месте и начинает вслух перечислять отделы мозга. — Что вы пили? Девушка обессиленно шепчет: — Аконит. — Вы умрете. Аконит нельзя пить просто так. — Я очень на это надеюсь, — отвечает она слабо и закрывает глаза. Проклиная все на свете, Северус легко поднимает ее на руки и, кивком указав Филиппу на дверь, направляется к выходу в таверну. Констанция, встревоженная и напуганная, всплескивает руками, увидев всех троих. Дамы в фиолетовом поблизости нет, и Северус быстро произносит: — Живее трансгрессируйте, пока нас не задержали. Грейнджер с Фобосом на руках с изумлением встречает их в холле и, опустив жмыра на пол, бросается навстречу Северусу. — Сэр! — Грейнджер, несите экстракт хвоща, листья зверобоя и толченый молочай и захватите ступку. Констанция, уложите студента спать на кушетке, им мы займемся позже, и немедленно принесите мне чистые простыни и полотенце. Девушку укладывают на диван в гостиной. Северус умелыми, расторопными движениями смешивает три растения в одну кашицу, добавляет горячую воду и три капли слизи бундимуна, затем, придерживая голову девушки, осторожно вливает ей зелье в рот. — Действие аконита нейтрализуется, если только вы не выпили смертельную дозу. Вас может тошнить, но попробуйте сдержать рвоту насколько это возможно. — Я выпила два стакана. — Как вас зовут? — Дженни. Северус прикрывает глаза, чувствуя, как сердце окутывает безысходность. Два стакана чистого яда — без темной магии он не справится; Олливандер на очередном задании, Филипп слишком пьян, чтобы держать в руках палочку, остается Констанция... Пока он размышляет над подходящим заклинанием, Дженни наклоняется набок с громким всхлипом, и ее обильно рвет кровью прямо на пол. — Безоар не поможет? — Грейнджер садится рядом с ней, пачкая платье, и вытирает салфеткой желтоватое лицо. — Для безоара поздно, — мрачно заявляет Северус, вдруг понимая, что девушку не спасти, и ее предсмертные муки будут слишком тяжелыми для неподготовленного человека. Его самого уже ничем не удивить — он видел множество предсмертных пыток. — Поищите мне остролист, Грейнджер. Остролист лежит далеко, на самой верхней полке — поиски займут несколько минут, и к тому времени все будет кончено. — Сестра. — Дженни всовывает ему в руку смятую бумагу и вдруг измученно улыбается. — Знаю, вы хотели помочь... Благодарю, сэр, и храни вас Бог. Ее снова рвет кровью: яд аконита начинает активно действовать, побеждая зелье, которое при другом стечении обстоятельств помогло бы избежать смерти. Тело Дженни сотрясает судорога, глаза закатываются, на губах выступает пена — она вдруг вскрикивает и, изогнувшись, замирает. Северус, проверив ее пульс, медленно накрывает девушку простыней и негромко произносит: — Констанция! Помогите мне. Служанка, возившаяся с Филиппом, тут же появляется в гостиной. — Умерла, сэр? — Да. — Следует заявить в полицию, сэр. Я могу послать сову в ближайший участок, а затем прибраться здесь. — Вы очень полезны. — Северус бросает на нее одобрительный взгляд и проходит в кухню, чтобы вымыть окровавленные руки. Грейнджер, с блестящими от волнения глазами, наливает теплую воду в кувшин из пузатого чайника. — Кто эта девушка, сэр? — Проститутка из дома терпимости, где я нашел юношу в совершенно неприемлемом состоянии. — Вы были в публичном доме, сэр? — Грейнджер смотрит на него недоверчиво и с некоторой брезгливостью. — С Констанцией? И Филипп... он... был с кем-то? Какой ужас! И ее щеки вспыхивают от смущения и негодования. — Как не вовремя происходит вся эта дьявольская история. — Северус достает из шкафчика бутыль с успокаивающей настойкой на рябиновой коре и, налив немного в бокал, протягивает Грейнджер. — Выпейте, вы чересчур возбуждены. Кроме того неизвестно, как надолго затянется вечер: девушка умерла, нам придется ждать полицию. Вы принесли остролист? Грейнджер отрицательно качает головой. — Я сразу поняла, что она не доживет до утра. У вас была такая обреченность в глазах, какую я никогда до этого не замечала. Вы могли бы и не отправлять меня за остролистом. Я не боюсь крови и смерти, сэр, я еще помню войну. Северус устало присаживается на край кресла у кухонного камина и проводит рукой по лицу. Рядом, на кушетке, перенесенной из его спальни, спит Филипп, накрытый плащом. — Я вас прошу отменить дуэль, сэр, — тихо произносит Гермиона не притрагиваясь к настойке. — Ради меня. Если вас заберут в Азкабан, я... не справлюсь в одиночку. — Вы не понимаете, что эта дуэль и случится ради вас? — Северус раздраженно отклоняется на спинку на смотрит на Грейнджер исподлобья. — Вы не должны поощрять мужское внимание, вам стоит его предупреждать и вести себя подобающе, если хотите остаться независимы и работать со мной как партнер. А я не собираюсь бесконечно отваживать десятки ваших кавалеров — у нас нет на это времени. Эта дуэль покажет всем, что прежде чем лезть к вам с поцелуями, следует подумать о последствиях в виде меня. Грейнджер вдруг улыбается. Эта улыбка, как луч запоздалого, но долгожданного солнца, озаряет сумрачную кухню. — Вы произнесли это как настоящий романтический герой, сэр. — И заслужил ваше прощение? — Вряд ли. Входная дверь вздрагивает от громкого стука. Следующие два часа служащий в красном мундире записывает все обстоятельства встречи с девушкой и ее смерти, подробно расспрашивая Северуса и Констанцию о деталях. По договоренности они оба не упоминают имя Филиппа, придумав иную историю, которой министерский сотрудник охотно верит. — Драккл их раздери, этих дамочек, содержащих такие гнусные заведения! Десятки девушек гибнут ежегодно от насилия или вынужденного избавления от ребенка, а они все гребут золото в свои муфты. Немедленно доложу об этом безобразии начальнику! Дункан, Лесли, берите тело — и на выход. Благодарю за помощь, господин аптекарь. Поразмыслив, Северус решает не будить Филиппа: ничего толкового от юноши он все равно не добьется, а рассвет наступит довольно скоро — остается всего лишь четыре часа. Отодвинув глазок в спальне, Северус видит Грейнджер: она стоит у окна нераздетая и задумчиво расчесывает волосы, мягкими волнами спадающие до лопаток. Фобос сидит возле нее, нервно постукивая хвостом по подоконнику. Северус закрывает глазок и ложится на постель, стащив лишь сапоги. Убивать Гринграсса неразумно — но проучить стоит. Преподать хороший урок самоуверенному ученику всегда было приятным занятием в школе — незачем отказываться от него и сейчас. ...Блэк встречает его около развалин аббатства: перо на его шляпе подрагивает на ветру, золотые галуны на черном камзоле сверкают на рассветном солнце, рука придерживает эфес шпаги, когда он, кивнув Северусу в знак приветствия, сбегает с зеленого пригорка. Аббатство святой Марии, разрушенное при Генрихе Восьмом, еще хранит очертания стен со стрельчатыми арками и ланцетовидными окнами — типичной чертой английской готики. Трава, проросшая между прямоугольных плит, шелестит под утренним ветром. — Вы не выглядите ни свежим, ни бодрым — вы что, не спали? — Блэк приподнимает брови. — Друг мой, перед дуэлью важно выспаться, но плохо позавтракать. Голод придает чувство азарта. — Завтрак пришлось пропустить. Аббатство остается за спиной, и они вдвоем спускаются к берегу реки по узкой тропинке. День обещает быть жарким, но утро еще сохраняет ночную свежесть, и Северус думает, что случайно умереть в такой час было бы крайне неприятно. — Джулиан фехтует по-французски. — Блэк останавливается на небольшом плоском пригорке и оглядывается. Солнце играет золотыми бликами на воде, лебеди и утки важно плавают у берега. — Так что преимущество на вашей стороне. А вот и ваш противник, господин Снейп, спешит вам навстречу, как каравелла, подгоняемая попутным ветром. Гринграсс, в сером камзоле, мрачный и явно невыспавшийся, показывается с другой стороны от тропинки, приближаясь к ним в сопровождении своего секунданта — толстенького человека с рыжими бакенбардами. Когда Гринграсс останавливается напротив Северуса, Блэк невозмутимо садится прямиком на траву и произносит: — Присоединяйтесь, господа. Вид отсюда чудесный. Гринграсс бледнеет от возмущения. — Кастор, немедленно поднимайтесь и обсудите условия с моим секундантом. Вместо этого Блэк, сняв шляпу, неторопливо ложится на траву и закладывает руки за голову. — Дуэли не будет. Нет, вы, разумеется, можете яростно помахать шпагой или пистолетом перед носами друг друга, но я бы на вашем месте, Гринграсс, срочно возвращался домой. Вы отплываете ровно в пять из Дувра с дипломатической миссией к французскому двору. — Вы бредите, Кастор. — Ознакомьтесь. — Блэк, лениво приподнявшись, вынимает из кармана письмо с печатью Министерства. — Желаю удачного плавания и прекрасных женщин. Француженки любят напористых, в чем вы непревзойденный мастер. Взглянув в спину удаляющегося Гринграсса, нелепо размахивающего руками, Северус садится рядом с Блэком и едко интересуется: — И каким это образом вы предупредили дуэль? — Вчера вечером нанес короткий визит премьер-министру. Мы оба сошлись во мнении, что Джулиана следует убрать со сцены на некоторое время, а дипломатическая миссия подвернулась как нельзя кстати. К чертям вид, идемте пить кофе, у меня от голода желудок сводит. Шагая по траве, Северус думает, что Грейнджер уже вышла на третий уровень доверия, Гринграсс же остается на втором, поэтому в части торговли и знакомств он уже не смог бы ей посодействовать, однако его присутствие несколько увеличивало безопасность. Однако мистер Берк, узнав о выходе Гринграсса из игры, станет связываться с Грейнджер напрямую — в этом есть свое преимущество. Блэк на ходу покупает утренний выпуск "Пророка" у мальчишки-разносчика и присвистывает. — Друг мой, вы снова на первой полосе. — Кастор, не сбавляя шага, пробегает глазами статью об отравившейся девушке из дешевого борделя. — Послушайте, если вы действительно желаете развлечься, что меня несколько удивляет, я могу подсказать одно приятное местечко. Как вы умудрились оказаться в этой дыре? — Получил сову с просьбой о помощи. — Я знаю то злачное болото — лишь по слухам, разумеется. — Кастор сворачивает газету и, галантно приоткрыв дверь кофейного салона, сперва пропускает вперед двух леди в белых муслиновых платьях. — Доброе утро, прелестные незнакомки! Желаю вам сладостного дня. Девушки кокетливо смеются в ответ, обмахиваясь ажурными веерами, и несколько раз оглядываются, прежде чем перейти в другую комнату. Блэк предлагает занять столик у окна, чтобы совершенно дерзко любоваться проходящими мимо женщинами. Они заказывают кофе и закуски с ветчиной — хотя Северус с удовольствием позавтракал бы дома. — Мадам Белл, владелица сей обители разврата, вам этого не забудет и припомнит при удобном случае. У нее есть свои пакостные связи. — Блэк, жмурясь, откидывается на спинку мягкого стула. — А! Я совершенно забыл, что у меня есть и для вас письмо. И какое дело вы хотели мне предложить? Учтите, в публичный дом я не сунусь — я помолвлен. Северус ломает печать и разворачивает пергамент. Мелкий почерк Диггори сообщает: "Мои ищейки раздобыли для вас имя человека, что держит у себя оборотня. Он купил существо не для себя, а на продажу в колониальный цирк, и покупка состоится завтра около полуночи, после чего существо переправят на корабль, где власть мракоборцев сильно ограничена. Ознакомьте Блэка с сутью дела и возьмите его с собой. Однако не привлекайте внимания: человек может быть связан с обществом "Морского конька", а может работать индивидуально, но при этом одобрять сделки через главного организатора. Нужно изъять как существо, так и любые бумаги на него. Человека зовут Эдуард Монтегю, и я прилагаю скопированный план его дома. Думаю, имя вас не удивит". Северус прячет письмо в карман и помешивает кофе ложечкой. Да, имя действительно его не удивляет — этот человек давно ведет себя неосторожно. Однако двое с задачей не справятся. Если они займутся оборотнем, кто-то должен искать бумаги; следовательно, нужно обратиться к Боунсу. Вслух он произносит: — Как прошла помолвка? — Восхитительно легко. — Блэк разрезает поджаренный тост на две половины. — Никто не закатывал глаза, не вздыхал театрально, не вскрикивал "Ни за что!" и даже не рассмеялся. Джемма — ангел! Но знаете, в ней есть перчинка. Впрочем, пресное я не терплю. Студент наш слегка раскис, когда Джемма дала согласие, но я его понимаю: друзья детства всегда вырастают неожиданно. Северус делает неспешный глоток и кивает. Значит, Филипп стал свидетелем помолвки — тогда ничего удивительного, что вечером вместо аптеки он оказался в публичном доме. Однако это лишь подчеркивает, что Джемма ему настолько дорога и что стоит меньше сталкивать его с Блэком. — Вы так и не сказали, чем я могу быть полезен. — Кастор провожает взглядом роскошно одетую молодую женщину, проезжающую мимо в экипаже. — Дочь леди Мальборо. Богачка и развратница, но слишком избирательна, черт ее подери. — Необходимо вытащить оборотня из рук одного неприятного человека — тихо и незаметно, сегодня до полуночи. — И это все? Какая скука! — Вы только забываете одну небольшую деталь, — Северус усмехается, глядя в заинтересованное лицо Блэка. — Сегодня полнолуние.

Гермиона

Едва шаги Снейпа стихают на улице, Гермиона, так и не уснувшая до самого рассвета, спускается вниз, на кухню, в сопровождении Фобоса. Констанция, сонно зевая, делает абсолютно сонный книксен, увидев ее, и возвращается к тесту для пирога. Над камином уже кипит пузатый чайник, пахнет лимонами и кофе, и Гермиона, сняв с полки ящичек с сушеными травами, заваривает чай. Фобос, усевшись на подоконник открытого окна, презрительно смотрит на бегающую по улице рыжую собаку. Гермиона нервно поглаживает жмыра, думая, что дуэль начнется теперь в любую секунду, а она не в силах ее остановить. — Вам записка от господина. — Констанция умело месит желтоватое тесто. — В аптеке на столике лежит; рецепт какой-то, мисс. Гермиона торопливо проходит в аптеку. На пергаменте ровным, но немного мелковатым почерком Снейпа написано: "Семь рыбьих глаз, полстакана сока наперстянки, четыре цветка календулы, пять унций свежей крапивы и стакан ромашкового настоя. Вскипятить воду, добавить сперва травы, затем сок наперстянки и следом рыбьи глаза, после варить полчаса, изредка помешивая. P.S. Грейнджер, не позволяйте юноше притрагиваться к пирогу. P.P.S. Не стоит искать рецепт данного зелья в учебнике". Филипп просыпается чуть раньше, чем Гермиона заканчивает зелье, и, найдя ее в аптеке, хмуро останавливается в дверях. — Где господин аптекарь? — На дуэли. — Дьявол! Я совершенно о ней забыл. — Филипп проводит рукой по лицу. — Голова раскалывается так, словно ее бьют камнями изнутри. У вас нет календулы? — Потерпите несколько минут: я готовлю вам отвар. — Гермиона добавляет в котел рыбьи глаза и вытирает руки полотенцем. — А затем вам лучше еще немного отдохнуть. Филипп смотрит на нее озадаченно. — Как я оказался у вас? Последнее, что я помню, — отвратительное вино в таверне с непристойными дамами, запах мускуса и лилий, какую-то девушку... она вела меня за собой черт знает куда. Гермиона тяжело вздыхает, аккуратно помешивая зелье и размышляя, что рыбьи головы дадут неприятный привкус. — Мой наставник нашел вас в доме терпимости и привел сюда. Филипп бледнеет и закрывает лицо ладонями. — Какой стыд! Тогда я понимаю неодобрительный взгляд Констанции и ее подозрительное молчание. Я не знаю, что на меня нашло — я вышел от Джеммы словно с пеленой на глазах, встретил однокурсника, и тот пригласил меня пойти с ним... Господин Снейп теперь откажет мне в помощи: я обещал ему прийти, а вместо этого принес столько неприятностей. Гермиона находит небольшой черпачок и наливает кипящее зелье в глиняную кружку, а затем ставит ее на окно остужаться. — Господин Снейп верит в вас и в ваш талант, переживает, возможно, больше, чем вы сами, но никогда этого не покажет. Вас, разумеется, ждет раздражение, поджатые губы и бурный выговор — впрочем, в последнем я не уверена — но вас не оставят, не беспокойтесь. А от себя я вам искренне скажу: не сдавайтесь. Если вы знаете, чувствуете сердцем, что Джемма любит вас — не сдавайтесь. Любовь — та сила, которой все подвластно. Филипп грустно криво улыбается. Его волосы растрепаны, рубашка мятая — и в глазах мелькает отчаяние. — Я и не собирался. Однако моя надежда совсем слаба. И сейчас я чувствую больше злости и обиды, чем любви. Гермиона тихо смеется, вдруг вспомнив, как она разозлилась на Рона, когда он начал встречаться с Лавандой. — Я вас прекрасно понимаю, поверьте. Берите кружку и идите на кухню, я сейчас подойду. Дверной колокольчик, несмотря на ранний час, тихо звенит, и в аптеке появляется женщина, которую Гермиона меньше всего ожидала увидеть. София снимает капюшон плаща и с любопытством осматривается. Ее светлые волосы отливают золотом в утреннем свете, синие глаза смотрят на Гермиону чуть насмешливо, но при этом внимательно, словно ища некоторые перемены. Сегодня на ней платье не из привычного серого шелка, какое она любит надевать на приемы, а из атласа сапфирового цвета с глубоким декольте, прикрытом тонкой кружевной вставкой. В таких платьях приходят отвоевывать ускользнувшее и потерянное. — Я решила, что раз гора не идет к Магомету, то не слишком Магомет и горд, чтобы оставаться дома. — София звонко смеется. — У вас здесь очень необычно, я никогда не бывала в подобных аптеках. — Ваша гора на дуэли, — отзывается Гермиона спокойно и отставляет котел с остатками похмельного зелья в сторону. — Могу ли я вам чем-то помочь? София недоумевающе приподнимает брови. — На дуэли? Вы, должно быть, шутите, мисс Грейнджер. — Я полагаю, вам известна причина недопонимания между мистером Гринграссом и моим учителем. — Гермиона чуть понижает голос, бесстрашно смотря прямо в глаза Софии. — Вы ведь изящно поучаствовали в создании этого недопонимания, но должны знать, что подобные ситуации ведут к дуэлям, пусть те и строжайше запрещены законом. София старается остаться невозмутимой, крутя в руке зонтик от солнца. — Я боюсь, мисс Грейнджер, — произносит она осторожно, явно подбирая слова, — вы неправильно понимаете мое отношение к вам. Я желаю вам только всего самого доброго и счастливого. Возможно, я неверно истолковала поведение мистера Гринграсса... — Скорее вы несколько недооценили отношение господина Снейпа ко мне. Впрочем, я понимаю: в вашем положении отчаявшегося Магомета, который навещает гору, все средства хороши. София, бледнея, тут же негромко произносит: — Хотите сыграть со мной в игру, мисс Грейнджер? Но хватит ли у вас опыта? Гермиона досадливо морщится. — Весь ваш опыт разбивается о характер моего наставника, с которым вы совершенно незнакомы. То, что вы видите, — это рябь на поверхности океана. София непонимающе приподнимает плечи. — Вы пытаетесь меня отпугнуть? — Всего лишь предупреждаю. В аптеке повисает напряженная тишина: обе женщины смотрят друг на друга холодно, испытующе и с некоторым вызовом, затем София негромко произносит: — Тогда попрошу отпустить мне десять унций мелиссы и три унции лавандового экстракта. Уверена, вы великолепно справляетесь с вашей работой, обслуживая клиентов. Гермиона неторопливо и размеренно берет коричневые бумажные пакеты для ингредиентов, задумчиво рассматривает названия ингредиентов, возится с весами, заставляя Софию скучать в ожидании, и потом произносит: — Пожалуйста, возьмите ваши покупки. С вас тринадцать сиклей, леди Селвин. Баронесса открывает крошечную золотую сумочку и кладет на прилавок несколько монет. Гермиона ловко собирает их в ладонь и пересчитывает. — Боюсь, с утра у меня не будет разменных денег. — Насчет этого не беспокойтесь, — баронесса небрежно взмахивает рукой. — Я могу позволить себе заплатить чуть больше. Дверной колокольчик громко звякает, и в аптеку стремительно входит Снейп и тут же резко останавливается на пороге. — Сэр! — Гермиона бросает на него вопросительный взгляд, опережая слова Софии. — С вами все в порядке? Снейп оценивающе переводит взгляд с Гермионы на баронессу и, подойдя к Софии, учтиво целует поспешно протянутую руку. — Блэк все устроил, — коротко отвечает он на вопрос Гермионы и добавляет: — Гринграсса отправляют сегодня во Францию с посольством. Баронесса непринужденно улыбается. — Какой благоприятный исход недоразумения, которое, признаюсь, отчасти случилось по моей вине, но даю слово, исходило из лучших побуждений. Мисс Грейнджер была очень добра, помогая мне выбрать травы для бодрости тела и духа, но я несколько спешу. И она выжидающе склоняет голову: от слов, которые прозвучат через мгновение, зависит как исход их маленького противостояния с Гермионой, так и все будущее отношений. Одно слово — и дружба или восстановится, или прекратится навсегда. Снейп выдерживает крошечную паузу. — Прошу вас, останьтесь, — наконец произносит он и подает баронессе руку. Гермиона мгновенно поворачивается к полкам со склянками и поправляет их так, чтобы они стояли ровно. — Я слышу божественный запах лимонного пирога. Уверяю вас, никто во всей стране не способен превзойти Констанцию. Я попрошу ее накрыть нам в саду. Гермиона, шумно выдохнув, выпрямляется и неохотно следует за ними. Фобос, спрыгнув с подоконника на кухне, настороженно нюхает подол платье баронессы, и Гермиона вспоминает двух ленивых левреток, живущих в комнате Софии. — Какой ты очаровательный! — баронесса восхищенно любуется жмыром, однако не утруждает себя лишним движением и не опускается вниз, чтобы его погладить. — Я таких огромных никогда не видела. Откуда он у вас? Подарите его мне в залог нашей крепкой дружбы. Констанция не то фыркает, не то чихает, вытирая руки о передник, и Гермиона негромко замечает: — Фобос принадлежит мне, баронесса, и я не желаю с ним расставаться. София с сожалением отвечает, не оборачиваясь к ней: — Прошу извинить мою поспешность. Я ни в коем случае не намереваюсь лишать вас одной из немногих радостей. В темных глазах Снейпа мелькает недоумение. Повернувшись к Конни, он деловито осведомляется: — Филипп не дождался меня? — Нет, сэр. Ушел домой с кружкой отвара, что приготовила мисс. — Хорошо. Будьте так добры накрыть на стол в саду, за фонтаном, где тень. В такой день непростительно находиться дома. Гермиона решает помочь Констанции, чтобы немного занять себя, пока баронесса прогуливается по саду под руку со Снейпом. — Вона мадам какая важная да благородная. — Констанция украдкой поглядывает в окно, ставя чашки с золотым ободком на поднос. — Но вы не переживайте, мисс, все пыль в глаза. Наш господин в людях толк знает, упрямый только. Вы потерпите. Гермиона едва не выпускает из рук чайник и вспыхивает от смущения. Неужели ее поведение так очевидно? — Не понимаю, о чем ты, Конни. — Вы не волнуйтесь, мисс. Я за вами просто наблюдаю хорошенько день за днем, вот и замечаю все перемены. Камеристки дам всегда хранят их сердечные тайны, так ведь? Вы раньше покойны были, задумчивы, а теперь как он войдет, так глаза отводите на мгновение, и голос у вас другой. Уж я сама девушка, мисс, мне ли не знать. Гермиона неуклюже ставит чайник на поднос, и Констанция взмахивает палочкой, поднимая его в воздух. Взяв блюдо с ароматным пирогом, Гермиона выходит в сад вслед за служанкой и полной грудью вдыхает горячий июльский воздух. — Жаль, что такие дни у нас в Шотландии редкость. — Баронесса садится за стол напротив Гермионы и кладет себе кусочек пирога. — С другой стороны, на июльской жаре быстро устаешь. Зато вечера чудесны. Вы любите закаты? — Предпочитаю рассвет, — отзывается Снейп негромко. — Закат напоминает о невыполненных делах. Рассвет же дает надежду. Баронесса лукаво замечает: — А вы романтик. — Отнюдь. — Представляю вас за работой, — София невольно оглядывается на аптеку. — У вас есть любимое и нелюбимое зелье? Снейп придвигает тарелку с пирогом поближе и небрежно замечает: — Любимых, пожалуй, много. А вот самое нелюбимое лишь одно: приворотное. Считаю любого, кто его использует, трусом и малодушным человеком. Более того — беспринципным и жестоким. София отрезает небольшой кусочек пирога и осторожно пробует. Она очень красива в игре тени и света, что лучами падает на ее волосы, нежное лицо и платье сквозь изумрудную листву. — Я с вами согласна. Приворотное зелье не создает ни любви, ни привязанности, лишь необузданную одержимость, которая со временем испаряется. Ужасно, что некоторые пользуются этими свойствами в своих отвратительных целях. Есть только одна загадка в зелье: его аромат. Снейп кивает и вдруг произносит: — Верно. Мое имеет запах жимолости и роз, книг, сухого леса в жаркий безоблачный день, какой был на королевской охоте — помните? — разумеется, книг, и лавандового экстракта. Гермиона заставляет себя не всматриваться в его глаза, чтобы понять, что произошло между ним и баронессой в лесу. Глаза Софии же теплеют, и на ее щеках проступает легкий румянец, заставляя Гермиону вообразить самое неприличное. — Люблю наносить его на руки. А жимолость в моем саду скоро отцветет, розы же будут благоухать до самой осени. И запах книг — словно у нас на читальных вечерах! Любопытно, чем бы пахла моя амортенция, но уверена, что травами, еще — театром и, разумеется, кофе. Вы любите кофе, мисс Грейнджер? Гермиона кладет себе второй кусочек пирога и коротко отвечает: — Чай приятнее. — Понимаю, я в юности тоже увлекалась травяным сбором. Кофе начинаешь больше понимать и ценить в чуть более зрелом возрасте. Снейп бесстрастно замечает: — Будьте осторожны с напитком: не стоит им увлекаться. Кофе играет с давлением — в подобную жару правильнее от него отказаться. Гермиона сдерживает усмешку, быстро бросив взгляд на Снейпа. Он сидит вполоборота к ней, и его профиль из-за игры теней словно разделен пополам: светлая сторона обращена к баронессе, темная, теневая — к ней. Его черные волосы, блестя на солнце, оттеняют бледность кожи, и сейчас он кажется Гермионе очень красивым. Вспомнив слова об "игре", она незаметно качает головой, словно заранее отказываясь от нее. Мужчину нельзя "выиграть" никакими уловками, лишь поймать в ловушку, из которой он не выберется, если достаточно благороден, чтобы наносить удар по репутации дамы. Гермиона вдруг выпрямляется и прямо смотрит на баронессу, понимая, что именно такую игру и ведет София. — Вы бы не хотели в четверг днем навестить со мной приют для девочек-сирот? — интересуется Снейп, разливая вторую порцию чая. — Видите ли, моя пациентка по имени Дженнифер, работавшая в доме терпимости, попросила меня перед кончиной позаботиться о ее сестре. Мы с господином Блэком навели справки: девочка находится в Сейнт-Джеймсском приюте для бедных, ей пять лет, и ее зовут Сьюзан. В синих глазах баронессы мелькает удивление и сомнение, но она умело с ними справляется и отвечает: — Какое прелестное имя! Безусловно, я с радостью составлю вам компанию. Только не будем пока говорить об этом Тибериусу, он не одобряет подобные порывы. Губы Снейпа трогает легкая усмешка. — Понимаю. Тогда я буду ждать вас в два часа дня у Сейнт-Джеймсского дворца. Чуть помедлив, София поднимается, вновь накидывает на волосы капюшон голубого плаща и с сожалением произносит: — Боюсь, мне действительно пора спешить по делам. Благодарю вас за утро, господин Снейп, и вас тоже, мисс Грейнджер. Пирог восхитителен, передайте мой восторг Констанции. Доброго дня! Когда баронесса исчезает в воздухе, трансгрессировав прямо с садовой дорожки, Гермиона с облегчением вздыхает и залпом допивает остывший чай. И немедленно натыкается на внимательный взгляд Снейпа, буквально пронзающий ее в самое сердце. Гермиона поспешно делает непроницаемое лицо, закрываясь от его вторжения. — Что, черт подери, происходит между вами и баронессой? — Вам лучше не знать, сэр. — Такой ответ меня категорически не устраивает. Все самые страшные происшествия связаны с женщинами и тем, что они нафантазировали в своей голове. Гермиона ставит посуду на поднос, чтобы облегчить уборку Констанции, а после подходит к цветущей жимолости и вдыхает приятный аромат. Он сладковато-медовый, но не приторный, и нравится ей намного больше запаха роз. — Мы несколько разошлись во взглядах на Гринграсса. — Вы бессовестно врете, Грейнджер. — Учусь у вас, сэр. Снейп, который до этого принялся прохаживаться по дорожке, останавливается и приподнимает брови. — Извольте объяснить. — Вы соврали про амортенцию, сэр. — Гермиона краснеет, но слова уже не удержать. — Вы хотели произвести на баронессу необходимое впечатление, и вам это удалось. Только я вам не верю. — Гм. — Значит, я права, сэр, — произносит Гермиона довольно, глядя на озадаченного Снейпа. — Не любите вы жаркие солнечные дни, вам больше по душе свежий ветер и серое небо, и теплый воздух после дождя, и вересковые пустоши, а не лес. Снейп отзывается не сразу, словно сперва заглядывая в собственное сердце: — Пожалуй. — Мне тоже, сэр. Снейп кривит губы, в его глазах что-то неуловимо меняется, мелькает и исчезает. Он подходит к ней совсем близко и тихо произносит: — И вы с вашим невероятным упрямством продолжаете меня не прощать? Гермиона от неожиданности укалывает палец о розовый шип. — Я простила вас в ту минуту, как вы пришли с несостоявшейся дуэли, сэр. Не получается у меня на вас долго сердиться, хотя вы совершенно невыносимы. Снейп берет ее руку и, вынув платок из кармана, стирает каплю крови с ее пальца. Ткань мгновенно краснеет, но Снейп неторопливо разглядывает ее ладонь, не спеша отпускать. — У вас очень маленькая рука, Грейнджер. — Какая есть, сэр. — Вам холодно? У вас словно холодок пробегает по коже. — Напротив, сэр. И Гермиона поспешно высвобождает руку, пряча ее за спину. Снейп молча вглядывается в ее лицо, затем, уже громче, произносит: — Вы возьмете мантию-невидимку и отправитесь вечером на задание со мной, Блэком и Боунсом. Мы с Блэком займемся оборотнем, вы с Боунсом должны найти бумаги о сделках или любые другие улики. Филиппа я взять не могу, да и мысли его сейчас слишком рассредоточены. Как он себя чувствует? Гермиона вспоминает расстроенные глаза студента и смятение в его лице. — Подавлен. Кажется, он очень сильно влюблен, сэр, даже не представляю, как он теперь настроится на учебу. Думает, что вы от него отвернетесь. — Вздор. — Вот и я так сказала. Однако, мне нужно ехать к Мраксам, сэр. Снейп недовольно поджимает губы. — Я просил вас не встречаться с ним в одиночку: он опасен. Отложите встречу до завтра. — Не могу, сэр, придется прояснить некоторые вопросы. Не беспокойтесь, я вполне способна за себя постоять, — произносит Гермиона убедительно. — Я вернусь к ужину, обещаю, и вы сразу расскажете мне весь план действий. — Вы как будто желаете поскорее от меня избавиться. Вы мной недовольны? — Да, сэр. Снейп делает шаг назад и скептическим тоном произносит: — Неожиданно. — Я считаю, что вам не стоит доверять баронессе. Мне кажется, это именно она заказывала амортенцию — конечно, я могу ошибаться, но то письмо с золотыми монетами пахло лавандовым экстрактом. А мы с вами прекрасно знаем, что баронесса его обожает. Она хочет заполучить вас во чтобы то ни стало, а у вас, сэр, слишком маленький опыт общения с женщинами. Снейп сердито замечает: — Опять эти ваши фантазии насчет баронессы, Грейнджер. Я много лет играл на две стороны, и я достаточно опытен в играх... — В играх власти и разума, сэр, — нетерпеливо перебивает его Гермиона, скрещивая руки на груди. До чего он бестолковый! — Соглашусь, здесь вас трудно превзойти. Но в женщинах вы ничего не смыслите. Стоит вам нечаянно переступить порог ее спальни или случайно потянуть шнурок на корсете, а это "случайно" увидит ее брат или камеристка — и вы окажетесь в ловушке. Нет, разумеется, если вы этого хотите сами — Мерлина ради, я и слова и не скажу, и умолкну навсегда, держа свои предостережения при себе. Но если вы используете баронессу в своих целях, то лишь сильно осложните выполнение заданий. Снейп не сразу находится с ответом, сверля ее своими черными глазами. — Жара на вас как-то странно влияет, Грейнджер, вы дерзите и не сожалеете о своей дерзости. Гермиона вместо ответа сперва сердито пожимает плечами, затем язвительно спрашивает: — В таком случае я правильно понимаю, что ошибаюсь и баронесса вас интересует исключительно как женщина? Со всеми ее лавандовыми запахами, жимолостью в ее саду, золотистыми волосами и, несомненно, изящной фигурой? В его темных глазах вновь загораются огоньки. — Вы угадали с вашей привычной проницательностью. Баронесса — женщина, о которой многие мечтают лишь издалека. Я ничем и ни с кем не связан и, в конце концов, могу иметь право на свободу действий и увлечений вне работы на Министерство. И я требую, чтобы вы относились к ней уважительно. Она старше вас и много страдала. Такой ответ вас удовлетворяет? — Вполне. Я очень довольна, что мы с вами наконец разобрались в ситуации, и уверяю вас, я желаю вам счастья, сэр. Я убеждена, что вы его заслуживаете, как никто другой. Гермиона невозмутимо поворачивается к нему спиной и, поднявшись в спальню, чтобы переодеться, некоторое время придирчиво изучает свое отражение в зеркале. И ничуть не хуже других дам на приемах! И ничуть не хуже этой чертовой баронессы! Усевшись в дневной дилижанс до Йорка с папкой в руках, Гермиона сперва беззвучно пробегается по вопросам, которые нужно задать Мраксу, а затем ее мысли неуклонно возвращаются к Снейпу. Будь они сейчас в двадцать первом веке, живи они порознь, она бы и минуты не колебалась: пригласила бы его выпить кофе в маленькой кондитерской, притаившейся за углом Министерства, и прямо сказала бы, что он нравится ей и чем именно он нравится — она любит раскладывать факты по полочкам для собственного удобства. Нет ничего зазорного и неприличного в том, чтобы сделать первый шаг навстречу мужчине — они гораздо сильнее боятся стать отвергнутыми. Невзаимность ее не пугает: в мире миллионы людей, многим из них мы подходим так или иначе, и идея "половинок", единственных в своем роде, Гермионе не близка. Но сейчас, живя со Снейпом под одной крышей, деля хлеб и воду, она не в силах ему признаться, даже чтобы убедиться, что он к ней равнодушен, что, разумеется, правда — женщину, равную себе, в которую можно влюбиться, он в ней не видит и не увидит никогда. Ее признание облегчило бы ей самой жизнь, но усложнило бы работу. Снейп способен отреагировать на подобное непредсказуемо, и тогда все начнет разваливаться. Пусть лучше беспокоится о Филиппе, а она сама научится жить с этими мурашками по телу от его редких прикосновений, от звука его голоса, от взгляда — и давать себе робкую надежду, что его очередное ворчание в адрес Гринграсса или кого бы то ни было — это самая настоящая мужская ревность. Надежду также дают порой его странные поступки: то он держит ее руку, как сегодня, то приносит цветы с полей — но все такое хрупкое и едва уловимое! И совершенно сбивает с толку. Но несмотря на все его недостатки и старые раны, которые иногда дают о себе знать, если бы он протянул ей руку, она бы пошла за ним хоть на край света. Домовой эльф, низко склонившись перед Гермионой, робко провожает ее в кабинет хозяина дома. Мракс сидит у остывшего камина и читает какую-то толстую книгу, названия которой Гермиона не успевает разглядеть. — А, мисс Грейнджер — Мракс мрачно смотрит на нее из-под кустистых бровей. Он выглядит так, словно какой-то червяк точит его изнутри. — С чем пришли? Давненько вас не было. — Всего три дня, сэр. Мракс недовольно возражает: — Это много. Вы играете в шахматы? В этом чертовом доме можно свихнуться от скуки. — К сожалению, я не владею навыком игры. Мракс раздраженно жует губами. — Никто не заменит мне мисс Уоррен, — фыркает Мракс и, помедлив, осведомляется: — Так вы сегодня одна, без учителя? Прекрасно. В прошлый раз он едва не вывел меня из себя. Садитесь, Мерлина ради, что вы стоите в дверях? Гермиона присаживается на краешек кресла и плохо слушающимися пальцами развязывает ленты папки с документами. — Я ознакомилась со всеми письмами, что вы мне отдали, сэр. В некоторых из них действительно есть слабые улики, намекающие на то, что присяжные Визенгамота получили некие денежные средства от Певерелла за молчание и вынесение решения в вашу пользу. Но прямых улик нет. Те из присяжных, что еще живы, — глубокие старики. Я написала двоим, но получила отказ. Мракс зло сверкает глазами. — Ничего иного я и не ожидал. — Однако есть гораздо более простой путь, сэр: повторное обращение в суд. Лорд Певерелл не является настоящим Певереллом, верно? Чтобы доказать свою правоту перед судом, ему придется каким-то образом доказать свое кровное родство, а сделать этого он не сможет. — Вы только потеряете свое и мое время. Гермиона уверенно замечает: — Не соглашусь с вами, сэр. Певерелл сейчас в невыгодном положении после проигранного суда с мисс Пруэтт, поэтому судьи не станут ему благоволить. Никому не хочется подставлять под удар свою репутацию. Я также навела справки и выяснила, что король не принимал его уже две недели, а кому отказывает король, тому не поможет и судья. Мракс запускает свои крепкие узловатые пальцы в волосы и взъерошивает их. — Вы очень убедительны, мисс Грейнджер. Что, если ваша убедительность провалится? — Вы ничем не рискуете, сэр. — Лишь своей репутацией! Для вас, разумеется, это пустой звук — вы своей еще не добились. Одно выигранное дело не составляет постоянного успеха. Гермиона завязывает папку и спокойно поднимается на ноги. — Ваша репутация, сэр, вряд ли пострадает больше от проигрыша в суде, чем от ваших собственных действий. Говорят, что вы собираетесь жениться на дочери и лишить сына наследства. Если это правда, то беспокоиться не о чем: о вас думают дурно. Но вам, вероятно, наплевать. Мракс меняется в лице, багровея от гнева. — Вот именно — наплевать! Не суйте свой нос в мои личные дела, они вас не касаются. И пусть на улицах судачат, сколько вздумается этим бездельникам! Они не носят фамилию Мраксов и в них не течет кровь Слизерина — им меня не понять. Гермиона начинает терять терпение, но заставляет себя сдержаться. — Вы хотите, чтобы я подала прошение, или нет? — Подавайте. Но если вы проиграете суд, пеняйте на себя, ибо вы меня толкаете на эту авантюру. Я совершенно точно пожалею, что связался с женщиной! И он, жестом приказав ей удалиться, поворачивается к камину. — Мисс! — Чей-то голос заставляет Гермиону поднять голову. На самом верхнем пролете лестницы стоит худая девушка с темными волосами. — Мисс, поднимитесь ко мне на одну минуту! Сунув папку под мышку и придерживая платье, Гермиона торопливо поднимается по широким ступеням и оказывается на небольшой площадке лицом к лицу с девушкой. — Я Беата Мракс, — представляется та и, взяв ее за руку, уводит вслед за собой в комнату. — Вы должны мне помочь. — Чем я могу быть полезна? — Отец не выпускает меня из дома, — в сумраке спальни она кажется белоснежным цветком в ночи, — брат сошел с ума от ненависти, он только и говорит, что об убийстве отца, а меня заставляет использовать василиска... Я не знаю, что мне делать, мисс, я словно в лихорадке. И Беата, закрыв лицо руками, рыдает. Гермиона мягко обнимает ее за плечи и успокаивающе произносит: — Тише, тише. Я подумаю, как вызволить вас отсюда. А где держат василиска? — В кабинете отца. О, как я ненавижу его! Он, словно старый противный паук, оплел этот дом паутиной, он чувствует каждое движение, слышит эхо каждого слова. Через три месяца мне исполнится семнадцать, и я стану его женой, это невыносимо! Я столько раз хотела выброситься из окна — я так высоко над землей, что, вероятно, не выживу, но мне не хватает смелости. И с каждым днем я все больше убеждаюсь, что мы с Поллуксом уже не встретимся. Гермиона смотрит на нее с ужасом и, взяв себя в руки, тут же спрашивает: — Где ваш брат? — Я не знаю. — Беата растерянно вытирает слезы. — Наверное, у себя. Наши комнаты смежные, и... Не дослушав, Гермиона пересекает спальню и рывком тянет небольшую дверцу на себя: Морис сидит у окна с книгой в руках. Только он явно не читает ее, а сосредоточенно смотрит поверх страниц, о чем-то размышляя. — В вас есть хоть капля сострадания или совести? — Гермиона останавливается напротив него, сжимая папку в руках. — Вы не замечаете, что происходит с вашей сестрой? Морис медленно откладывает книгу в сторону, поднимая на Гермиону удивленный взгляд. — Вы кто такая, черт вас побери? Да, конечно, я вас помню: мисс Грейнджер, верно? От грязнокровки, работающей в захолустной аптеке, до фаворитки короля за несколько светских (и не очень) приемов — очень оригинальный взлет. И мы с вами оба понимаем, как он случился. Так о какой совести вы имеете право говорить? Гермиона впервые жалеет, что рядом с ней нет Снейпа. О, она с большим удовольствием позволила бы ему вызвать этого мерзавца на сотню дуэлей! — Ваши слова меня не трогают, можете не стараться меня уколоть. Ваша сестра, видя меня второй раз в жизни, рассказывает о своем желании покончить с собой, а вы сидите здесь с отрешенным лицом и о чем-то мечтаете. — Убирайтесь вон. — Мракс встает с кресла и сразу оказывается на голову выше Гермионы. — Наши семейные дела вас не касаются. Драккл вас раздери! Сначала гувернантка, что вскружила отцу голову, теперь вы лезете куда не следует! Сестра будет делать то, что ей говорят. Палочку у нее забрали, еду приносит и уносит эльф, и никаких острых приборов ей не дают. — Я выпрыгну из окна! — кричит Беата и распахивает тяжелую створку. — Или задушу себя... — Ты не сделаешь ни того ни другого, — замечает Морис угрюмо. — Мы живем в доме несбыточных надежд до тех пор, пока здесь властвует это чудовище. Тебе не разрешено умирать. Гермиона возмущенно интересуется: — Вы собираетесь убить отца, это правда? — Допустим. Вам что с того? — Это может расколоть вашу душу. — Вы беспокоитесь о моей душе? — Морис смотрит на нее тем же взглядом, что недавно смотрел его отец. — Идите к черту, мисс, и оставьте ваши заботы для бедных. Гермиона колеблется с мгновение, но все-таки произносит: — А как же мисс Пруэтт? Ведь она любит вас. Каково ей будет знать, что вы навсегда заперты в Азкабане? Морис глухо смеется. — Мисс Пруэтт пишет мне письма, полные чувств и экспрессии, но это лишь чернила на пергаменте. Она не имеет представления, что такое мой отец, и витает в иллюзиях, предлагая невозможные вещи. В Азкабане гнить я не собираюсь. Как только я разделаюсь с отцом, я оставлю дом и наследство Беате и покину страну на какое-то время. Мисс Пруэтт может последовать за мной, если ей захочется. — Неужели убийство — единственный выход? Не стану отрицать: ваш отец ужасный человек. Но все же... он ваш отец. Вы могли бы обратиться за помощью в Министерство. Уверена, они предоставят вам укрытие. Морис резко качает головой. — Даже если они согласятся, проблему это не решит, а лишь отодвинет на некоторое время. Да и вы тоже не подозреваете, на что способен отец. Он невероятно сильный маг и легко расправится с десятком мракоборцев. Он давно изучает темную магию и не гнушается даже самыми омерзительными заклинаниями. Гермиона закусывает губу и оглядывается на Беату: та стоит у окна, прижимая руки к тяжело вздымающейся груди. — Хотя бы прекратите ее мучить. Вы разве не видите, что она грани безумия? Дайте мне несколько дней, я попробую вам помочь. Морис презрительно щурится. — Я не собираюсь слушать ваши жалкие женские глупости, и ничем вы не поможете мне. Убирайтесь! Гермиона обнимает Беату и тихо шепчет: — Я вытащу вас отсюда, обещаю. Только потерпите, дорогая! Когда Гермиона возвращается в Аппер-Фледжи, мужчины уже обсуждают предстоящий план действий в гостиной: Боунс что-то рисует размашистыми движениями на листке пергамента, Блэк внимательно слушает, хмурясь и кивая. Снейп, заметив Гермиону, тотчас поднимается и проходит за ней на кухню. — Где вас черти носили? — спрашивает он раздраженно, но в глазах мелькает облегчение. — Я уже успел подумать, что вы влезли в очередное спасение несчастных и обездоленных. — Так и было, сэр, но я сейчас не успею вам всего рассказать. — Мерлин, вас решительно нельзя никуда отпускать одну, — замечает Снейп ворчливо, но с некоторой теплотой. — У вас есть полчаса, чтобы поужинать и переодеться. Мантию-невидимку я принес к вам и положил на столик у зеркала. — Спасибо, сэр. Вы заглянули к Филиппу? — Да, — Снейп хмыкает. — Вид у юноши абсолютно несчастный. Я застал его в окружении учебников за повторением прошлой главы. Мы поговорили — думаю, у него хватит сил сосредоточиться на медицине. Поднявшись к себе, Гермиона переодевается в более простое, темное платье и берет в руки мантию-невидимку. Она почти невесомая и шелковистая на ощупь. Как давно она не видела ее! Пожалуй, с самой битвы за Хогвартс. Особняк Монтегю практически погружен в мрак июльской ночи, и только в нижних, полуподвальных помещениях горит тусклый свет. — Как я и говорил: кухни и комнаты привратника слева, — произносит Боунс. — Мы с мисс Грейнджер поднимемся на второй этаж и проведем там около получаса, может быть больше — или наоборот, совсем недолго, если никаких улик не обнаружится. После мы с мисс Грейнджер вернемся в Аппер-Фледжи и будем ждать остальных там. — Грейнджер, я вас очень прошу: если что-то пойдет не так, немедленно возвращайтесь домой и не делайте глупостей. — Снейп понижает голос. — Боунс справится и без вас. Блэк хмыкает, глядя перед собой, но ничего не произносит. Они входят в дом по двое, выпив зелье невидимости и используя заклинание отпирания дверей, подсказанное Снейпом. В особняке царит тишина и полумрак: шаги и голоса слуг раздаются только где-то внизу, и Гермиона с Боунсом быстро поднимаются по широкой лестнице и, пройдя галерею с античными статуями, останавливаются напротив коричневых дверей с бронзовыми ручками. Боунс шепчет заклинание, и ручка, вздрогнув, опускается вниз и поворачивается, позволяя им войти в кабинет. По всему периметру комнаты стоят огромные, высокие книжные стеллажи, забитые картами, старыми фолиантами и пергаментами. Но наибольшее внимание привлекает широкий письменный стол, стоящий у противоположного окна. Пока Гермиона прохаживается вдоль стеллажей, Боунс поочередно выдвигает ящики, роясь в бумагах. — Тут географические заметки, переписка с французами, наброски исторических рассказов, планы обустройства дома для беспризорных, но ни слова о торговле... Я подозревал, что так и будет. Черт! Гермиона приоткрывает дверцу стеллажа и достает карту наугад, вертит в руках и кладет обратно. Даже если на картах что-то есть, у них нет времени просматривать каждую из них. — Мисс Грейнджер, взгляните, — раздается над столом голос Боунса. — Вы понимаете, что здесь написано? Гермиона поспешно склоняется над пергаментом и, к своему изумлению, видит древние руны. — Дайте мне три минуты, — произносит она шепотом и подносит бумагу ближе к подсвечнику. — Текст небольшой, и здесь сплошные артефакты... Чтобы кто-нибудь еще раз сказал ей, что древние руны не нужны! Она представляет лица Гарри и Рона, закатывающих глаза, и улыбается. Старые добрые времена, когда все сложности сводились к тяжелому расписанию и огромному домашнему заданию! Снизу, с первого этажа или подвала, раздается истошный рев, вскрики и звуки борьбы. Боунс, наверняка выхватив палочку, бросается вниз, и Гермиона, на бегу свернув документ в несколько раз и зажав его в ладони, следует за ним. Спустившись по высоким ступеням в подвал, Гермиона оказывается в небольшом помещении с низкими потолками, покрытыми плесенью. На стенах висят несколько факелов, разгоняющих темноту. В углах на расстеленных коврах кучами сложены самые разные предметы, рядом с ними стоят клетки со зверьками и тварями, многие из которых не встречаются в Великобритании. Оборотень, прикованный цепями к стене, уже приобрел вид зверя и теперь яростно ревет и отчаянно пытается освободиться. Рядом с ним лежит мертвый охранник с исполосованным лицом и развороченной грудной клеткой: видимо, кричал именно он. Снейп, держа в кулаке склянку с каким-то зельем, расхаживает мимо воющего зверя, досадливо и задумчиво морщась. — Оглушим его, вы вольете зелье в глотку, и дело с концом! — Блэк играет палочкой, переводя взгляд то на оборотня, то на Снейпа. — С чего вдруг вас одолели сомнения? Боунс внезапно становится видимым и, осознав это, резко останавливается напротив них и с интересом рассматривает оборотня. — Гибель воров, — шепчет Гермиона, плотнее запахивая мантию-невидимку. Под корсажем у нее спрятан стилет, в сумочке лежит заряженный дамский пистолет, но пуля всего одна, и она может пригодиться в самый неожиданный момент. — Если я волью зелье сейчас, он останется в таком виде навсегда, — возражает Снейп холодно. — Что же, остается оглушить его и связать магическими веревками. Я надеялся, что обойдемся без причинения боли, но иного выхода нет. — Вероятно, мы перепутали время. — Нет. В этой комнате время идет быстрее. Видите лунного тельца? Они не должны просыпаться до полуночи, а часы в холле пробили лишь без четверти двенадцать. Позади них раздаются громкие хлопки, и из потайной двери, с палочкой в руке, появляется Монтегю. — Браво, господин аптекарь, вы разгадали загадку моего подземелья. И надеюсь, унесете ее в свою могилу. Видите в клетке двух молодых пятиногов? Они невероятно быстрые и очень голодные. — Он останавливается в нескольких шагах от них и демонстративно вздыхает. — Мне неимоверно жаль, что нам с вами придется расстаться подобным образом: вы мне нравитесь, и особенно ваша ученица. — Куда вы отправляете этих животных? — Боунс закладывает руки за спину, незаметно вращая палочку. Гермиона краем глаза замечает, что факелы начинают подрагивать. — И остальные вещи? — Туда, где больше платят — раз. Но цена не главное: меня привлекают интересные сделки. Я пресыщен жизнью, и на мелочи я размениваюсь. А теперь, господа, мне придется с вами попрощаться. Блэк одним движением оказывается у оборотня, бросив в него несколько оглушающих заклятий разом, и приставляет палочку к его голове. — Одно неосторожное движение, господин Монтегю, и я проткну ему мозги или их отсутствие. — Сомневаюсь, что вы пойдете на этот непродуманный риск. — Монтегю улыбается и пожимает плечами. — И что мне помешает? — Кастор передразнивает его интонацию. — Или кто? Вам оборотень нужен живым, верно? Ваши друзья по ту сторону океана уже звенят монетами в мешке? Монтегю отрицательно качает головой. — Не совсем так. Я бы предпочел оставить его в живых — пока, но его смерть не причинит лично мне никаких проблем. Я довольно богат, чтобы выплатить одну неустойку и усвоить урок. Снейп наблюдает за ним вприщур, напряженно слушая и не пропуская ни одного слова. — В вашем географическом кабинете карты опережают время на тридцать лет, — произносит он презрительно. — Вы торговец-временщик, как я понимаю. Откуда вы взяли этого оборотня? Монтегю одобрительно смеется. — Вы хорошо образованы для человека, который не посещал маггловскую школу. — Это не имеет отношения к делу. — Господин Блэк, вы можете расправиться со зверем и умереть при попытке выбраться, а можете попробовать поторговаться и обменять его на что-нибудь другое. Например, на золотую чашу, которую мисс Грейнджер так ловко отхватила на аукционе. Снейп подходит к оборотню вплотную и пристально рассматривает. Гермиона прикрывает глаза, вспоминая черты лица бледного молодого человека, терзаясь сомнениями и подозрениями. Она совершенно точно видела раньше его пронзительные глаза... тогда, на аукционе, они тоже показались ей знакомыми. Вот только где? Воспоминание скорее неприятно, и спустя несколько секунд по ее коже пробегает ледяной холод осознания. Снейп раздраженно произносит: — Вы блефуете, Монтегю. — В таком случае убейте его, не медлите. Мракоборцы в любом случае это сделают. Наивно полагаете, что они оставят его в живых? Диггори остолоп, но не настолько. Блэк громко фыркает. — Мракоборцы собираются его спасти, на кой черт им от него избавляться? — Верно. Но вот незадача: всех оборотней, уже покусавших людей даже нечаянно, они убивают, мой вспыльчивый друг. Диггори вас не предупреждал? Предсказуемо. Я же могу позволить вам уйти взамен на чашу. Доставите мне ее чуть позже, как только безопасно доберетесь до дома... Боунс вдруг делает резкое движение рукой, и факелы, взмыв вверх, сталкиваются и, словно уронив огонь, образуют над Монтегю огненную клетку. Тот, выхватив палочку, безуспешно пытается освободиться. И в это мгновение внутрь подземелья врываются трое человек в зеленых мантиях с нашивкой "М" на груди и в белых масках. — Отойдите от оборотня, — произносит один из них. — У нас приказ: немедленно его устранить, если застанем в обращенной форме. Кастор, не сдвинувшийся ни на дюйм, насмешливо отзывается: — Да что, черт побери, это за экземпляр, что всем непременно нужно либо его спрятать, либо убить? — Его зовут Фенрир Сивый. — Гермиона снимает мантию и, свернув ее, прячет в сумочку. Горящие глаза Монтегю смотрят на нее с восхищением. — И он не принадлежит этому веку. Его необходимо вернуть в то же время, из которого его украли. Мракоборец поднимает палочку. — У нас приказ, мисс! Гермиона бесстрашно подходит к оборотню и встает между ним и мракоборцами, оказываясь чуть впереди Кастора. Снейп тихо стонет, положив руку на эфес бесполезной шпаги. — Вам придется отойти, мисс. — Конфундо! — Боунс внезапно направляет палочку на мракоборца, и тот растерянно замирает, покачнувшись. Двое других в некотором замешательстве переглядываются. — Блэк, уходите! И Боунс вступает в сражение с оставшимися мракоборцами, отвлекая их внимание от оборотня. — Релашио! — Кастор мгновенно освобождает оборотня от цепей и, брезгливо коснувшись его одной рукой и схватив Гермиону за край рукава другой, трансгрессирует. Сначала Гермиона ничего не видит, затем Кастор где-то рядом с ней шепчет: "Люмос!" — и помещение вокруг них вспыхивает огнями факелов. Они снова оказываются в подземелье, только на этот раз в подземелье особняка Блэков. Оборотень еще оглушен, и Кастор поспешно связывает его магическими веревками с головы до ног, чтобы лишить возможности двигаться. — Нам необходимо вернуться. — Гермиона нервно стискивает пальцы. У Снейпа нет палочки, и в магическом сражении он бессилен. Странный запрет Министерства на использование палочек сотрудниками, которые постоянно рискуют своей жизнью. Кастор ободряюще улыбается. — Нам с Боунсом было дано четкое указание: увести вас в безопасное место, если вы решитесь снять мантию. Я немедленно вернусь, а вы поднимайтесь наверх, мисс Гермиона. Лакею объясняться необязательно, а матушке вы можете придумать какую угодно историю: она верит всему. И не беспокойтесь за вашего аптекаря: с ним ничего не случится, даю слово. Покраснев, Гермиона приоткрывает дверь, ведущую в холл и, убедившись, что Кастор трансгрессировал, достает из корсажа пергамент с рунами. Здесь несколько предметов, украденных из двадцатого века и имеющих важнейшее значение как для поиска крестражей, так и для их создания: чаша Пуффендуй, диадема Когтевран и медальон Слизерина, и некоторые другие магические артефакты: делюминатор и Распределяющая шляпа. Кто-то не просто хочет убрать ветвь Реддлов из истории, а перепутать волшебные предметы так, чтобы они затерялись во времени. Мерлинова борода, и как это все распутать? Не говоря о политической игре, за которой тоже приходится следить. Неудивительно, что несколько агентов отказались сотрудничать на таких условиях! Леди Блэк встречает ее с удивлением, но довольно радушно, и тут же звонит в колокольчик, чтобы подали чай. — Ваш сын просил занести ему особенный травяной сбор для сна без сновидений. — Гермиона выдумывает причину своего вторжения на ходу. — Я была в Йорке по делам, виделась с мисс Пруэтт, задержалась, но решила, что могу зайти к вам и передать Кастору травы лично, чтобы не откладывать до утра. Я понимаю, что уже поздно... Леди Блэк озабоченно интересуется: — Кастор плохо спит? — Полагаю, что так. Леди Блэк огорченно вздыхает и берется за вышивку. — Он совсем скис, как молоко, которое забыли на жаре, с тех пор, как Поллукс отправился на войну. Ему всегда приходилось непросто: муж мой, как вы знаете, давно слаб и болен, и ответственность за семью легла на сына слишком рано. Все эти дуэли и женщины — помимо блэковского характера, это еще и попытка почувствовать себя относительно свободным. А теперь вот жениться собрался. Неспокойно мне. Гермиона смотрит на нее искоса и осторожно спрашивает: — Вам не нравится мисс Аббот? — О, что вы, дитя. Джемма — чудо! И характером не кукла и не цветок, а сильная и серьезная личность: такие Кастору всегда нравились. Вот только... будут ли они счастливы? Не уверена я, что его любовные раны достаточно затянулись. — Раны? — Когда юношам лет в восемнадцать отказывают в насмешливом тоне, смеясь и откровенно показывая свое безразличие, это наносит раны, дорогая. Кто-то залечивает их быстро, кто-то разочаровывается в любви, другие ищут счастье на стороне. Гермиона наблюдает, как изящно леди Блэк управляется с иглой и нитями. У нее самой уже давно были бы исколоты пальцы. — Хотите сказать, Кастор не любит мисс Аббот? — Не знаю, дитя. Мужчины так просто, но так загадочно устроены, что порой начинаешь сомневаться в своих материнских предположениях. Одно я знаю точно: мисс Аббот мой сын безмерно уважает. Но некоторые его поступки дают мне повод для сомнений в силе его увлеченности этой девушкой... Вы простите, что я с вами откровенничаю. Знаю, Кастор много проводит времени у вас и господина аптекаря считает своим другом — он быстро привязывается к людям, особенно если те соответствуют его представлениям о честности и отваге. Я редко теперь выезжаю, светский круг от меня отдалился, дочь еще недостаточно взрослая, чтобы разговаривать с ней о моих страхах. Если вам вдруг покажется, что с Кастором что-то неладно, вы напишите мне, а лучше — приходите. А вот и чай! Слуга почтительно расставляет на столике голубые фарфоровые чашечки, поджаренные тосты и масло. Стоит ему удалиться, как в гостиную входят Кастор и Снейп — на обоих нет ни царапины. — Матушка, доброй ночи. Вы еще не спите? — Неспокойно мне за тебя, голубчик, когда уж полночь, а тебя все дома нет. Гермиона стремительно поднимается с диванчика навстречу Снейпу. — Сэр! Слава Мерлину, с вами все в порядке. Он отвечает ей сердитым взглядом. Его волосы слегка растрепаны, и он выглядит усталым. — Я просил вас не вмешиваться, помните? — Да, сэр. — Перестаньте ворчать, господин Снейп. — Кастор весело хлопает его по плечу. — Все разрешилось в нашу пользу, так что нечего изображать из себя сыча. Тем более что мисс Грейнджер уже пора быть в постели — как говорит ее величество, чем раньше ложишься, тем моложе выглядишь. Я вас провожу, если не хотите остаться на чай. Снейп предпочитает немедленно отправиться в Аппер-Фледжи, и Кастор услужливо предлагает им воспользоваться летучим порохом. Оборотень по договоренности будет немедленно перевезен в Министерство, как только наступит утро, и Кастор, театрально встряхнув волосами, обещает не отходить от него ни на шаг. — Диггори не отдавал приказа убивать существо, — произносит Снейп, как только они с Гермионой оказываются в своей маленькой гостиной. — И он не представляет, кто мог его отдать. У меня складывается впечатление, что Диггори водят за нос либо кто-то умело работает под оборотным зельем. Меньше всего мне нравится, что оборотень остался у Блэков, но приводить его сюда еще более небезопасно, потому что у нас с вами нет палочек. — Я нашла список вещей, которыми торговал или должен был торговать Монтегю. Взгляните, сэр, — Гермиона протягивает ему пергамент на пути к лестнице, ведущей к спальням. — Кто-то пытается изменить всю историю, а не только разделаться с Реддлом. Нам повезло, что Джулиан узнал председателя аукциона. Без его подсказки бы могли бы неделями ходить кругами. Теперь остается выяснить, как нам быть с уже украденными вещами. Снейп переводит удивленный взгляд с листка на нее. — Вы понимаете древние руны? Гермиона терпеливо поясняет: — Я сдавала по ним экзамен в школе, сэр. Снейп досадливо дергает уголком губ. — Признаться, я плохо их помню, так что вам следует дать мне несколько уроков — при условии, что вас это не затруднит, конечно. Гермиона останавливается у своей спальни и берет на руки прибежавшего с кухни Фобоса. Снейп плохо помнит древние руны? Невозможно. — Только если вы обещаете быть прилежным учеником, сэр. Снейп довольно усмехается. — Этого я обещать вам никак не могу. Гермиона тихо смеется и, толкнув ладонью медную ручку, опускает жмыра на кровать. Внезапная догадка стрелой проносится в ее голове. — Сэр! — она стремительно оборачивается. — Вероятно, я скажу неверочтную глупость, но я знаю только одного человека, способного без зазрения совести торговать и существами, и артефактами ради выгоды, и его очень сложно отследить. Снейп смотрит на нее долю секунды. — Наземникус Флетчер. — Именно, сэр. Я до сих пор возмущена его наглой кражей имущества с площади Гриммо. — Как вы узнали Сивого? — Снейп придерживает дверь, не давая ей закрыться. — Он совсем молод — полагаю, его обратили не так давно. Гермиона на мгновение отводит глаза и невольно вздрагивает. — Когда вас пытают, причиняя невыносимую боль, и обещают отдать оборотню, чей взгляд ясно говорит, что он собирается с вами сделать, прежде чем... изуродовать, вы никогда не спутаете его лицо ни с чьим другим. Снейп неожиданно подходит к ней совсем близко и, мягко взяв ее руку, проводит пальцами по шрамам. — И после всего пережитого вы упрямо продолжаете рисковать собой ради других. — Не умею иначе, сэр. — Гермиона замирает от его прикосновения. — У каждого есть свой изъян. Снейп коротко кивает, молчаливо соглашаясь. — Вам пора спать, Грейнджер, день был долгим и утомительным. — Доброй ночи, сэр. — Гермиона надеется, что ее лицо не пылает в полумраке спальни, где горят лишь две свечи. — Грейнджер, — произносит Снейп, вдруг обернувшись на пороге, и смотрит на нее насмешливо. — Вы ведь знаете, что жимолость и розы цветут и в нашем саду? И бесшумно закрывает за собой дверь. На окне Гермиона находит прощальное письмо от Джулиана Гринграсса.

Элизабет

Норфолк неприветливо обрушивается на них дождем — теплым и мягким, но проливным. Элизабет помогает раненому капитану добраться до ближайшей таверны и присесть на стул у камина. — Подождите, сэр, я попробую найти нам какую-нибудь комнату. Розье не отвечает, кашляя, и Элизабет, отыскав управляющего таверны, договаривается о ночлеге и еде на следующие сутки. Денег у нее остается немного, но если она устроится на работу в ближайшие дни, то все наладится. То, что деньги Мракса стали спасением капитана, странным образом придает ей сил. Дочка управляющего берет свечу и отводит их наверх по скрипучей лестнице, пахнущей влажным деревом. В комнатке под самой крышей есть лишь самое необходимое: маленький камин, две узкие кровати, разделенные ширмой, кувшин и таз для умывания, одно полотенце, половинка зеркала и старый гребень для волос. Элизабет с сожалением вспоминает, что все ее вещи остались на захваченном корабле. Ни денег, ни вещей — все сначала. Раны Розье исчезают, стоит ей использовать заживляющее заклинание: оно неприятнее, чем бадьян, но зелья под рукой нет, а порез выглядит опасно и сильно кровоточит. Элизабет старается не думать о том, что их соседство в одной комнате скомпрометирует их: все остальные комнаты заняты, а сил искать другое жилье нет у них обоих. — Благодарю вас. — Капитан смотрит на нее исподлобья, и в его глазах плещется ярость и гнев. — Мой корабль! Груз, товарищи... Все погибло, мисс Уоррен. Давненько со мной такого не случалось — пожалуй, несколько лет. Насчет денег не переживайте: я верну вам долг. Элизабет качает головой. — Не стоит, сэр. Я ничуть не жалею, что спасла вас. — Не вам решать, — капитан хмурится. — И не время играть в благородство. Чем больше монет у вас при себе, тем больше шансов сохранить жизнь. Выкуп в этих краях играет огромную роль. — Что вы намерены делать? — Элизабет садится у камина и разводит огонь. Она только сейчас понимает, что продрогла под дождем и устала после сражения. — Ждать лодку с леди Берд? — Ждать лодку будете вы, а мне завтра необходимо явиться в управление. — Розье растягивается на кровати. — Если вас не затруднит, спуститесь и попросите ужин. Вам нужно подкрепиться, а лично я после таких заварушек всегда голоден как лев. Элизабет охотно выполняет его просьбу и, снова оказавшись на лестнице, несколько секунд стоит не двигаясь. Она растеряна, словно со всеми вещами потеряны и ее решимость, и планы, и желание действовать. Но она убеждает себя, что в такой тяжелый день не стоит ничего ожидать от себя, а лучше лечь спать: утро сильнее ночных терзаний. Капитан засыпает еще до того, как приносят ужин, и Элизабет решает его не будить, тихонечко выпивает чай и едва притрагивается к жестковатому мясу. Несмотря на ширму, ей неловко и стыдно снимать платье рядом с мужчиной, но спать в корсете и юбках — увы — невозможно. И она снова с сожалением вспоминает о Фрэнке и о своей уютной спальне в его доме в Йорке. Что он думает о ней теперь? Утро приносит не самые радостные вести: вернувшись из морского управления, Розье глухим голосом сообщает, что уволен со службы. — Но за что, сэр? — Элизабет с возмущением втыкает последнюю шпильку в волосы, завершая свой простенький утренний туалет. — Вы сделали все, что могли. — Эти мерзавцы полагают, что я мог сбежать от пиратов, а не драться, — произносит Розье сквозь зубы. — Они сидят в управлении, но ни черта не понимают в мореходстве. Уверен, даже вы понимаете, что у нас не было иного выхода с полными трюмами груза! Кроме того, они собираются вычесть с моих счетов деньги за утраченный товар. Это огромная сумма — у меня столько нет. Элизабет ошеломленно прижимает руку к груди. — Как же быть, сэр? — Я не знаю — пока что. Моя семья в Лондоне, я здесь — все суды обрушатся на плечи моей жены. — Розье ударяет кулаком по столу, но потом быстро поднимает глаза на Элизабет. — Письмо Агате Малфой еще у вас? — В целости и сохранности. Лицо капитана, только что бывшее мрачнее тучи, светлеет. Выпрямившись, он уверенно надевает шляпу с оторванным наполовину пером и заявляет: — Отправимся в Каролину прямо сейчас, если вы не возражаете. Если леди Берд и ее спутники успешно доберутся до Норфолка, то получат мое письмо и пошлют за вами слугу. Если же, не дай Мерлин, они попадут в шторм, то вам найдут занятие и в Каролине. При любом раскладе вы останетесь в выигрыше, а я не превращусь во всеобщее посмешище в этом чертовом портовом городке, где меня знает каждая крыса. Дилижанс отходит через полчаса, вы готовы? Элизабет улыбается и разводит руками. — Как видите, никаких других вещей у меня нет, сэр, так что и собирать нечего. — Великолепно, вы — идеальная спутница. — Розье пропускает ее вперед, приоткрыв дверь комнаты. Наспех позавтракав холодным мясом, через полчаса они уже трясутся в дилижансе, сидя напротив друг друга. Компанию им составляют два купца в красных камзолах, вполголоса обсуждающих цены на пушнину, чернокожий юноша в широкополой шляпе, сидящий в обнимку с огромным свертком, завязанным нарядной лентой — вероятно, посыльный, и два студента с нашивками Йельского университета, молча читающие книги. За окном мелькает живописный пейзаж: холмы, покрытые густым зеленым лесом с крепкими огромными деревьями, рвущимися вверх, каких Элизабет никогда не видела и даже не представляла. — Переночуем в Уайтвилле: за один день до Чарльстона не добраться, а за порталами приглядывает МАКУСА. Я буду представлять вас как свою жену: так безопаснее — во всяком случае, для вас. Элизабет скользит взглядом по его левой руке с золотым перстнем. — У меня нет кольца, сэр. — Об этом не беспокойтесь. Здесь закрывают глаза на традиции — вы быстро в этом убедитесь. Пейзаж постепенно меняется по мере того, как дилижанс приближается к Северной Каролине: леса уступают место открытым полям, на которых трудятся чернокожие. Табак и рис — одни из самых прибыльных культур, что продаются за сумасшедшие деньги. Элизабет пристально рассматривает рабов: они худощавы, одеты бедно, их кожа явно страдает от палящего солнца, а головы прикрыты лишь дешевыми соломенными шляпами или обрезками белой ткани. Розье замечает выражение ее лица. — Если вам казалось, что жизнь в колониях справедливее, то перед вами первый урок, мисс. — Я знала, что жизнь здесь нелегкая, но уверена, что мой голос смогут услышать. Розье громко хмыкает. — Сны и иллюзии, мисс Уоррен. И вы сама из этих снов и явились. Неспособна гувернантка так легко убедить пирата отпустить своего врага... Дилижанс вдруг кренится в сторону, тихо вскрикивает кучер, и лошади, заржав, останавливаются. Розье осторожно приоткрывает дверцу и шепотом замечает: — Чероки. Элизабет чувствует, как потеют ладони. Рассказы о жестокостях индейцев она слышала несколько раз, но там, в холодном и привычном Йорке, они напоминали скорее сказки, чем реальность. — Сидите тихо, — произносит Розье и, выскользнув из дилижанса, захлопывает дверцу за собой. Элизабет, не в силах просто ждать, приникает к окошку и отодвигает шторку. Розье стоит в окружении группы индейцев: двое стоят напротив него на земле, трое сидят на пятнистых лошадях, держа в руках луки и стрелы. Они одеты в необычного кроя рубахи и штаны, на ногах — высокие сапоги с кисточками, головы украшены большими черно-белыми перьями. Розье размахивает руками, что-то объясняя, и индейцы улыбаются в ответ. Затем, шагнув и открыв дверцу дилижанса, Розье произносит: — Мисс Уоррен, покажитесь на минуту. Они желают увидеть ту, что в одиночку выстояла против пиратов. Не бойтесь, они ничего вам не сделают: они лишь спрашивали о политической ситуации, ибо она немедленно отражается на их отношениях со здешней властью. Элизабет послушно выбирается на твердую землю под яркое солнце и серьезные взгляды индейцев. Один из них, с большими темными глазами, указывает на нее копьем и что-то говорит. Розье смеется и кивает. — Что он сказал? — Что вы ведьма. И что вы не то, чем кажетесь. Элизабет удивленно переводит взгляд на индейца. Тот едва заметно кивает ей, беззвучно шевеля губами, потом, приложив ладонь к груди, обращается к Розье. Тот отвечает — и спустя несколько минут силуэты индейцев уже исчезают за ближайшим холмом. — Откуда вы знаете их язык? — Элизабет изучает его загорелое лицо в полумраке дилижанса. — Несколько раз брал людей из их племени на корабль. Мне был любопытен их образ жизни, а английский они, увы, не знали. Так и научился изъясняться — но я понимаю далеко не все. Честно говоря, мои симпатии на их стороне: мы, колонизаторы, принесли им слишком много бед. Видели Чогу — того, что сказал, будто вы ведьма? Его семья умерла от оспы в прошлом году. Эпидемия была страшная, а кто ее принес? Белые. — Чероки не так опасны? — Они стараются торговать, а не драться, однако исход встречи часто непредсказуем. Враждебнее всего настроены сиу и апачи, неподалеку от Ричмонда иногда бесчинствуют поухатаны, но их быстро успокаивают. Опаснее всего небольшие группировки тех, кто хочет жить припеваючи, но не хочет работать. Земли, как видите, огромны, а защиты мало. При этом население все растет: желание нажиться любым способом или просто начать все заново. Элизабет погружается в размышления: если число колонистов увеличивается, то им, безусловно, понадобятся школы и университеты. Леди Берд упоминала колледж в Ричмонде, но там учатся лишь мальчики. Если такое правило присуще всем учреждениям, то у нее впереди много работы. Позади дилижанса раздается неожиданный топот копыт и выстрел: выглянув в окно, Розье мгновенно становится серьезным. — Головорезы Вудсона, — произносит он сквозь зубы. — Господа, у кого есть оружие? Студенты молча достают по два пистолета, темнокожий слуга испуганно качает головой, цепляясь за сверток, купцы, переглянувшись, вытаскивают из-под ног ружья, Элизабет, побледнев, спешно вынимает из сумочки свой дамский пистолет. Розье на ходу выскакивает из дилижанса и секунду спустя его голос уже раздается с козел: — Живее, живее, друг мой! Если доберемся до границы, останемся живы: там караулит вооруженный отряд. Бич неприятно свистит, и лошади неохотно резко ускоряются, так что сидящие внутри едва не падают друг на друга. Колеса дилижанса отчаянно скрипят, раскачивая его из стороны в сторону. Топот копыт становится все ближе, и звучат первые выстрелы. Дилижанс, неудачно подскочив на очередном ухабе, с грохотом заваливается на бок, осыпая пассажиров осколками разбившегося окна. Розье рывком открывает дверцу, торопливо помогая всем по очереди выбраться из ловушки и спрятаться за крышей. — Вы целы? — Розье опирается спиной о дилижанс и ловко перезаряжает двуствольный пистолет. Элизабет молча качает головой, взволнованно дыша. Осколок расцарапал ей лоб. — Хорошо. Если поймете, что иного выхода нет — трансгрессируйте. Лучше столкнуться с МАКУСА, чем с бесчеловечностью преступников. Головорезов около двенадцати человек: одного из них подстреливает Розье, высунувшись из укрытия, под другим купец убивает лошадь, но, замешкавшись, тут же получает пулю в плечо. — Дьявол! — ругается он злобно. — А я надеялся, что в этот раз довезу товар в целости. Розье стреляет снова, но промахивается буквально на дюйм, один из студентов выстрелом сшибает шляпу со скачущего впереди бандита. Он присвистывает и громко смеется, обнажая желтые зубы. Несколько мгновений — и банда спрыгивает с лошадей. — Господа! Нам не нужны жертвы и неприятности, нам нужны деньги и животные. Мы можем устроить перестрелку, положить пару ваших и пару наших, но, боюсь, мы лучше вооружены. Отдавайте все ценное и проваливайте. — Я не могу отдать, не могу отдать, — чернокожий посыльный дрожит с головы до ног. — Миссис меня вздернет на дереве, клянусь богами! — А я должен оплатить ренту, как продам добро, — один из купцов сплевывает. — Нет, живым не дамся. — У нас с вами денег совсем нет, как и у несчастных студентиков, что потратили все сбережения на пистолеты, — мрачно замечает Розье. — Они ненавидят, когда приходится довольствоваться малым. Боюсь, ничем хорошим этм ситуация все равно не закончится, тем более что вы женщина. Предлагаю драться. — Сэр, их почти вдвое больше. — Зато мы нападем первыми. Господа торговцы, берите на себя крайнего левого, его товарища и того, что правее. Студенты, забудьте все, чему вас учили, и стреляйте вот тем двум мерзавцам прямо в лицо — для верности. Это пятеро. Элизабет, главаря я беру на себя, а вы займитесь остальными. Используйте "Инкарцеро". Придется объясняться, но иного выхода нет. Готовы? Насчет три. Раз, два... Выстрелы звучат одновременно с обеих сторон: нападающие, всегда готовые к любому исходу, держат оружие наготове. Один из студентов вскрикивает и, схватившись за горло, падает навзничь. Элизабет без труда обездвиживает и связывает нападающих, а затем накладывает на них "Конфундус" — и замечает, что капитан сражается с главарем бандитов. Лучи заклинаний вспыхивают в наступающих сумерках, и оба противника не уступают друг другу в мастерстве. И тогда над ее ухом раздается выстрел: купец, оперев ружье о крышу дилижанса, выстреливает в главаря. Розье недовольно опускает палочку, глядя на безжизненное тело, упавшее к его ногам. — Какого дьявола вы творите? Вы не слышали, что я беру мерзавца на себя? — Вы покрасовались перед дамой, и довольно. У меня в глазах рябит от ваших цветных вспышек. Но я обязательно сообщу в МАКУСА, что вы старались обойтись без них. Похоронив студента и перевязав раненого купца, они помогают поднять дилижанс, и хромающий кучер снова занимает места на козлах, но тронуться им не удается: из-за деревьев навстречу им выходит высокий человек в черном плаще с вышитой золотой "М" на груди и жестом запрещает им двигаться. — Кто из вас использовал магию? — холодно интересуется он, взглянув на связанных бандитов. — Я. И моя спутница, — Розье смотрит на него нахмуренно. — На нас напала банда Вудсона, но его самого здесь нет, а человек, возглавлявший нападение, мертв. — Ваше имя? — Гилберт Розье. Спутницу зовут Элизабет Уоррен. Человек сосредоточенно записывает имена в папку и кивает. — Связанных я заберу. А вы должны явиться через три дня в отделение МАКУСА в Чарльстоне к полудню и дать показания. Скажете секретарю, что вам к Левинсу. Обливиэйт! Кучер и остальные пассажиры, включая студента, что до сих пор пытается оттереть кровь друга со своих рук и невидящим взглядом смотрит перед собой, немедленно забывают о магии. Все, что остается в их памяти, — победа над головорезами ценой одной смерти. По местным меркам это считается большой удачей. — Вы держались очень храбро. — Розье одобрительно улыбается, тепло глядя на Элизабет. — Впрочем, я не уверен, что вас можно по-настоящему напугать. Черт побери, я бы в самом деле на вас женился, но я не свободен. Элизабет сердито дергает плечом. — Я не собираюсь выходить замуж, сэр. — Никогда? — Никогда. Во всяком случае — пока не осуществлю все свои задумки. Муж и семья, особенно дети — это ведь большая ответственность, сэр. Необходимо быть свободной и независимой, чтобы иметь силы делать мир лучше. И разве вы не любите вашу жену? В глазах Розье мелькает грусть. — О, она очаровательное создание, очень хорошенькое. Но вы достаточно сообразительны, и вы способны догадаться, что наш брак заключен отнюдь не по любви, хотя я и нахожу общение приятным и безмерно уважаю ее за заботу о детях. Но такую женщину, как вы, я встречаю впервые. Разумеется, просвещением, благотворительностью и образованием занимаются и дамы из высшего света, но чтобы гувернантка была так уверена в своих стремлениях, отрицая любую помощь... Будучи замужем за влиятельным человеком, вы бы приобрели много союзников, мисс Уоррен. Элизабет устало вздыхает и с сомнением качает головой. — В ваших словах есть правда, признаю. Но вы не влиятельный человек, сэр. Кроме того, стоит женщине оказаться замужем, как ее тут же перестают воспринимать всерьез и обременяют рождением детей — за редким исключением. Розье довольно смеется, запрокинув голову. — Честное слово, мне безумно нравится ваша дерзкая прямолинейность. Я в нее совершенно влюблен. Элизабет отворачивается и переводит взгляд на пейзаж. Разумеется, однажды она бы хотела выйти замуж, но за человека, равного себе. Возможно, они с Фрэнком еще встретятся, и кто знает, что может произойти. Но эту запасную надежду Элизабет старается не взращивать в своем сердце. В Чарльстон они прибывают через день, к обеду, и немедленно отправляются наносить визит Рэггам. Плантаторский дом, стоящий на окраине разросшегося города, представляет собой типичный колониальный особняк Юга: двухэтажный, с комнатами, выходящими на обе стороны и сильно выступающим балконом, опирающимся на колонны. Господина Рэгга дома не оказывается, однако Агата соглашается их принять, и чернокожая служанка незамедлительно проводит их в сад. Элизабет с удивлением рассматривает хозяйку дома и находит в ней перемены: вместо застенчивой и тихой девушки перед ней появляется уверенная в себе молодая женщина в сером шелковом платье и ажурным зонтиком в руках. Ее голубые глаза изучают гостей без стеснения, прямо, но вместе с тем приветливо. Чувствуется, что она абсолютно довольна своим положением и даже гордится им. — Гилберт, вы ужасно выглядите, — она подает руку капитану и тот, усмехнувшись, целует ее. — Что случилось? — Мой корабль потерпел поражение, команда убита, я уволен со службы, и надо мной повис огромный долг, который, впрочем, еще будет определен судом. То, что я стою перед вами, заслуга этой юной бесстрашной леди. Агата переводит взгляд на Элизабет, словно до этой секунды не замечала ее. — Я определенно вас где-то встречала, мисс... — Уоррен. — Именно, Уоррен! Вы гувернантка, верно? — Да, миссис Рэгг. Я получила место гувернантки у леди Берд и надеюсь также попробовать открыть школу для девочек — в Ричмонде. Возможно, в Чарльстоне я тоже оказалась бы полезной? Агата закусывает губу, задумавшись. — Не уверена, что готова сразу ответить на ваш вопрос. Однако ваша храбрость заслуживает вознаграждения. Я поговорю с мужем — он быстрее сообразит, к кому лучше обратиться. Я знаю леди Берд — бывала у нее на вечере — но почему вы не в Ричмонде, а здесь, у меня? Гилберт коротко рассказывает историю сражения с того момента, как леди Берд отправилась к материку в лодке вместе с остальными спутниками. Элизабет, слушая его вполуха, разглядывает сад. Пальмы, множество цветников с редкими сортами роз и хризантем, вдали — апельсиновые и оливковые деревья. Сколько сил и денег уходит на заботу о них, и как они бесполезны! Если бы траты на эту ненужность направить в полезное русло! — Брат огорчится и рассердится. — Агата обмахивается веером и, жестом предложив им следовать за собой, входит в прохладный дом. — Он способен отменить помолвку с Идой: вы же знаете, что репутация для него важнее брака. Я напишу ему, но вы понимаете, что между нами огромное расстояние, и мою весточку он получит не раньше осени. Элизабет отдает ей смятое письмо и с наслаждением пьет мятную воду с лимоном, принесенную служанкой. Климат в колониях ужасный. Она не могла представить, что здесь так душно и влажно, что хочется снять с себя платье и ходить голышом или залезть в ванну по самую макушку. А жители умудряются и работать, и учиться, и сражаться в такую погоду. Воистину, человек — существо приспосабливающееся. — Мы хотели бы остановиться у вас на ближайшую неделю, если вы будете добры нас принять, — Гилберт дергает уголком губ, скрывая раздражение своим положением и вынужденным унижением, — денег у нас с мисс Уоррен нет, мои счета уже закрыты, хотя суд еще не состоялся. Нам просто некуда идти, миссис Рэгг. Агата хмурится: с одной стороны, ее решение принять у себя так надолго людей с не самой высокой репутацией вряд ли одобрит ее муж, с другой стороны — Розье практически родственник, и отказав ему, она сама поставит себя в неловкое положение. Быстро решив задачу, Агата вежливо произносит: — Оставайтесь — уверена, мы хорошо проведем время. И у вас обоих появится возможность лично поговорить с моим дорогим мужем... Мисс Уоррен, вы ведь приплыли недавно из самой гущи светских событий... Вы не знаете, случаем, как поживает студент Филипп Принц? Элизабет прикрывает глаза, старательно вспоминая все, что касается студента. — Насколько я слышала краем уха, он отбыл в Италию с мисс Джеммой Аббот. Но я могу ошибаться. Агата растерянно и огорченно потирает запястье, глядя в сторону. — Вот как... К лучшему, конечно — все к лучшему! Надеюсь, он преуспеет в медицинской науке. У нас в Чарльстоне так мало хороших врачей, что иногда приходится ездить в соседний город. Зато виды с форта потрясающие. Я вам завтра покажу: люблю прогуливаться там ранним утром, наедине с собой... Я слышу шаги на дорожке: должно быть, Уильям вернулся. Я вас немедленно представлю. В гостиную энергично входит молодой мужчина лет двадцати пяти, среднего роста, крепкого телосложения, с русыми волосами, завязанными черной лентой, в сером камзоле и зеленых кюлотах, держа в руках газеты и небольшие коробочки. — Дорогая, я принес заказы для шитья, — он кладет вещи на столик возле Агаты и нежно целует ее руку, искренне любуясь своей женой. — Я вижу, ты принимаешь гостей. — Лорд Гилберт Розье. — Агата с легкой улыбкой представляет капитана, затем кивает в сторону Элизабет. — И мисс Уоррен, гувернантка у леди Берд, страстно желающая заняться женским образованием в наших краях. Уильям сперва поворачивается к капитану и пожимает его руку. Он ведет себя непринужденно, без всяких церемоний, к каким привыкаешь в салонах Лондона, где Элизабет была лишь несколько раз, присматривая за поведением учениц. — Я читал о вас в утренней газете. В хорошенькую историю вы попали! Чем я могу вам помочь? Капитан бледнеет от ощущения собственного бессилия. Его чуткая, благородная натура под крепкой броней храбрости и умения выигрывать жестокий бой любой ценой страдает от необходимости снова оказываться в унизительном положении. — Я был бы вам признателен, если бы вы одолжили мне небольшую сумму денег, чтобы я смог вернуться домой. Я верну вам долг, как только смогу. Здесь у меня нет никаких связей, чтобы бороться с тупостью морского управления. Уильям собирается что-то возразить, но, бросив взгляд на жену, тут же передумывает. — Я посмотрю, чем могу быть полезен, и мы вернемся к разговору вечером. Розье сдержанно кивает. — Благодарю вас. — Мисс Уоррен. — карие глаза Уильяма задерживаются на ее лице. — Я бы посоветовал вам поговорить с настоятельницей урсулинок. Они прибыли из Руана несколько лет назад, чтобы построить монастырь и школу для девочек. Матушка уже давно получает поддержку от многих влиятельных людей, но путь не совсем близкий, в Новый Орлеан. Элизабет стискивает пальцы от нетерпения и едва не подпрыгивает на месте. Школа для девочек уже существует! Значит, у нее есть возможность открыть ее и в Южной Каролине, и в Ричмонде — только нельзя отступать от намеченного пути, каким бы сложным он ни казался. Элизабет ложится рано, устав от дороги и гнетущей духоты и отказавшись от вина на ужин, но в полночь ее будит настойчивый стук в дверь. — Рэгг боится одалживать мне деньги. — Розье отчаянно кусает губы и проводит рукой по волосам. — Мол, он нарушит закон, если я улизну из-под носа морского управления. Везде честолюбцы и трусы, Элизабет, которым своя шкура ближе к телу. — Сэр, поставьте себя на его место: он не знает вас, видит впервые в жизни — зачем ему рисковать своим именем и семьей? Розье горько усмехается. — Вы знали меня лишь две недели, Элизабет, а отдали за мою жизнь все, что имели. — Я не в счет, сэр. Мне нечего терять. — Вот именно! — подхватывает он с жаром. — На таких, как вы, и держится этот сумасшедший мир. На бесстрашных. А вовсе не на господах, вцепившихся в свое имя, земли и репутацию. В конце концов, есть божий суд, и однажды он наступит для каждого из нас. Я поеду с вами в Луизиану: болтаться без дела здесь невозможно, да и вам безопаснее. Элизабет горячо сжимает его руку. — Замечательно, сэр. Я очень рада, что мы с вами не расстанемся так скоро и мне не придется гадать, как ваши дела. Доброй ночи!