Кровоток

Карибский остров Барбадос, расположенный на севере Атлантического океана на ослепительно-прекрасной планете Земля, погружался в сумерки. Свежий морской бриз и не думал прекращаться, он раскачивал ветки деревьев, поднимал песок и приносил с собой незнакомый и странный запах моря. Никогда прежде Зелл не чувствовала такого запаха – интенсивного, особенного, отдающего солью и приносящего покой. Тем же покоем, казалось, дышит все вокруг. Ей то и дело приходилось напоминать себе слова Доктора и Розы – что они специально выбирали место поприятнее. Не всякий уголок на Земле столь восхитителен и заманчив, это ясно, но она была здесь, а не где-то еще, и точно не собиралась жаловаться. В последнее время она по большей части чувствовала растерянность, усталость от потрясений и полное одиночество. Иногда ей было настолько плохо, что впору подозревать воздействие, кажется, несуществующего Теравируса. Очень уж похожие у нее были симптомы. Ни радости. Ни дружбы. Ни любви. Только пустые разговоры с двумя бездушными начальниками, которые сменялись периодическим очень кратким (но все равно отвратительным) взаимодействием с испуганными женщинами. Ее повседневность превратилась в постоянное дурное предчувствие. К тому же, ей все время казалось, что ей чего-то… недостает. И не очень понимала, чего именно. Как будто одиночества ей было мало! Поначалу она списывала всё на мрачную обстановку, в которой жила, но даже сейчас, под теплыми закатными лучами инопланетного солнца, она продолжала чувствовать, что чего-то лишилась. Чего-то очень важного, и она по-прежнему понятия не имела, что это. Но оно было как фантомная боль в ампутированной конечности. Чем дольше она работала в больнице, тем больше убеждалась, что это не игра ее воображения. За ним крылось что-то реальное. Это «неизвестно что» плясало на краешке сознания, отчаянно желая быть узнанным. Но как только Зелл пыталась сосредоточиться на нем, оно исчезало. Это раздражало, как невозможность дотянуться и почесать комариный укус, когда до него остается буквально сантиметр. Временами ей казалось, что еще одно усилие – и она проникнет в эту тайну. Но, несмотря на кучу свободного времени в больнице, у нее так ничего не получилось. Что бы ни сделали с ее разумом, над ним поработали на совесть. …Впрочем, дни этой мутной завесы сочтены, ведь она внезапно оказалась в компании человека, уверенного, что может ей помочь. До сегодняшнего утреннего разговора с ним она и не подозревала, что Доктор телепат. Пока Роза спала, они уселись на камбузе, и он немного поспрашивал ее о тех двух годах жизни здесь, о которых она помнила, и о работе медсестрой в больнице. Она тоже поспрашивала его – совсем немного! – о нем/Розе/ТАРДИС/Таймлорде. Он отвечал на ее вопросы, потом опять что-то спрашивал, и это тянулось довольно долго. А потом он склонился над столом и сказал, интимно понизив голос, будто делился большим секретом: – Вам следует знать, что я телепат. Возможно, я могу вам помочь. От этих слов ее сердце пропустило удар. Ей не требовалось больше никаких уточнений. Вдобавок ко всем своим талантам – о большинстве которых она наверняка не имела никакого понятия – Доктор обладал способностью заглянуть в ее разум. Мог стать тем, кто откроет ей ту страшную тайну. Мог помочь ей вспомнить, кто она такая, и даже вернуть ей всю прежнюю жизнь. Другой на ее месте от такой новости запрыгал бы от счастья, но Зелл испугалась до смерти. Конечно, она хотела узнать, кто она, очень хотела. Ей нужно было знать. Но сразу осознать такое было сложно. И без того сложная ситуация приняла еще более неожиданный оборот, и как раз тогда, когда она немного выдохнула. Не прошло и дня, чтобы успеть как-то свыкнуться с происходящим и справиться со своими тревогами, как Доктор вновь протянул ей руку помощи. Разумеется, она попросила еще немного времени, и сразу же почувствовала себя виноватой. Да, она признавала эту вину, но она так… устала. Ей требовалась подготовка к неизвестному, но неизбежному, она хотела пусть ненадолго, но поберечь рассудок, пока реальность не обрушилась на нее всей тяжестью – а вместе с ней, вероятнее всего, и воспоминания о прежней жизни. Вдруг у нее была семья, близкие? Что с ними случилось? А вдруг она совершила что-то ужасное, необязательно связанное с семьей, хотя и такое возможно? Сейчас ей, конечно, казалось немыслимым, что она могла быть винтиком в машине Отбросов. В душе она знала, что не способна никому навредить. Такое чувство, что она даже нагрубить никому не могла, но это совсем не значит, что до потери памяти она была святой и непогрешимой. Она не ощущала никакой связи с той реальностью, знакомство с которой ей предстояло, и от одной этой мысли у нее сводило живот. Она ужасно паниковала, излагая свою просьбу в очередной раз отложить разбирательство, что же происходит с ее планетой. Но она чувствовала: если она хочет остаться в своем уме, ей просто необходимо как-то справиться по крайней мере с той травмой, которую она помнила, хоть как-то восстановиться. И подготовиться к тому, что, весьма вероятно, расстроит ее еще сильнее. И вот сейчас она стояла на краю пирса – женщина средних лет с коктейлем в руке, свежий бриз шевелил ее светлые с рыжим оттенком волосы, на щеках проступил румянец, – и думала, что хватит размышлять о ее существующей или возможной вине и с опаской ждать будущего, нужно просто расслабиться, хотя бы ненадолго. Они прилетели сюда, чтобы отвлечься, вот и не надо зацикливаться на многочисленных «а что, если», это все равно бесполезно. Уж настолько она знала себя: чем больше она будет прокручивать в голове возможные ужасы, тем больше времени на раздумье ей захочется попросить. А она совершенно не собиралась повторять подобную просьбу. Прежде чем отправиться на экскурсию, она поделилась своими тревогами с управляющим виллой: наверное, она захочет побродить тут в одиночестве и все изучить, но не сможет ни с кем связаться на этот случай. Он ненадолго заколебался, но затем протянул ей мобильник и пояснил, что иногда отдыхающие забывают включить или оплатить роуминг, и в его обязанности входит обеспечить их связью. Он несколько раз показал, как позвонить ему и заказать машину на виллу в Сэнди Лен Эстейт, когда она надумает вернуться. Она не решилась сказать ему, что в данном вопросе ей, скорее всего, могли бы помочь друзья, просто обращаться к ним уже поздновато. Едва она покинула виллу, пути назад не было, скорее всего, они уже трахаются у стены на том самом месте, где она их оставила. Будет неловко, если придется им помешать, правда? Пообщавшись с Розой (и добавив сюда свои вынужденные наблюдения за ними через камеру в больнице во время «процедур»), она сделала вывод, что их самообладание воистину удивительно. Непонятно, как они вообще умудрялись держать руки при себе после побега из больницы. Но сексуальное напряжение над ними так и витало. В ее присутствии они старались вести себя прилично, но взгляды, которыми они обменивались, язык тел, поцелуи, долгие объятия – все это однозначно намекало, чем именно они займутся, как только (наконец) останутся одни. Необходимость на время их покинуть – о чем они, кстати, даже не просили – нисколько не расстроила Зелл. Наоборот, она была в восторге. Вилла выглядела великолепно, и она уже предвкушала, как проведет здесь вечер, но сейчас перед ней лежал целый новый мир. Она получила шанс окунуться в совершенно новую обстановку и желала насладиться этим по полной, пока можно. – Ромовый пунш, – сказал симпатичный молодой человек за стойкой, переливая взбитый напиток в странный колючий сосуд и протягивая ей. Зелл с таким изумлением воззрилась на зеленый и шипастый «стакан», как будто у него выросли ноги. Вопросительно подняв бровь, парень некоторое время разглядывал ее и наконец просто сообщил: – Стакан – это ананас. Она подняла брови и кивнула, настороженно улыбаясь, а затем приложила карту, которую дал ей Доктор. Она проследила, чтобы оставить чаевые, как ей объясняли, и решила больше не демонстрировать никаких странностей, которые выдали бы в ней пришельца. …«Ананас». Ясно. Выглядит странно, но пахнет приятно. Она сделала первый осторожный глоток из ананасового стаканчика, и ее сердце затрепетало, а глаза распахнулись от восторга. Сладкая и острая жидкость была чудесной, насыщенной, приятно покалывала горло и была совершенно незнакомой на вкус. Она с удивление отметила, что прохладный напиток, однако, отлично согревает изнутри. Кажется, бармен сказал что-то вроде: «Из-за сока он кажется не таким уж крепким, но будьте осторожны», но она, откровенно говоря, половину прослушала, не в силах отвести глаз от крепких, загорелых мускулов на его груди (несколько пуговиц на рубашке было расстегнуто, так что вид открывался отличный). Интересно, думала она, сколько лет этому обаятельному молодому человеку. Глядя на него, она вдруг задумалась, любила ли она хоть кого-то… раньше, до всего этого. К тому же, она не очень поняла, что значит «крепкий», но, ополовинив стакан, почувствовала интересное воздействие напитка. Спустя 45 минут, выпив до половины еще один стакан, она выяснила, что бармена зовут Кит, и была более чем довольна эффектом, который произвел на нее коктейль. Она пришла сюда отвлечься, и этот юноша пришелся очень кстати. Новый коктейль назывался «Голубые Гавайи», и был очень голубого цвета и очень «гавайский», что бы это ни значило. Разговорившись с уличным торговцем со странным акцентом, она примерила несколько огромных шляп от солнца и выбрала розовую. Шляпа была ей комично велика, но идеально подходила к саронгу. Затем она отправилась на пирс, держа в руках коктейль. Стоя в самом конце пирса, она с легкой улыбкой смотрела вдаль. Возможно, все дело было в «Голубых Гавайях», но ее охватило незнакомое прежде чувство покоя и удовлетворенности. Наслаждаясь этим ощущением, она довольно долго просидела на пирсе, просто глядя на океан и слушая шум волн, набегающих на берег. Даже в компании Доктора и Розы на борту ТАРДИС она продолжала ощущать напряжение, но сейчас оно отчего-то начало рассасываться, словно унесенное ветерком. А потом в ее сознании будто погас тревожный огонек, застав ее врасплох. Она осознала, что готова. Она насладится жизнью сегодня вечером, отбросив прочь все свои тревоги, а потом разрешит Доктору заглянуть в ее разум. Настало время разобраться, кто она такая. *** Часом ранее – Нам придется сказать об этом маме. Ах да. Конечно. У Розы Тайлер есть мать. По имени Джеки Тайлер. И она непременно узнает обо всем. Потому что потому. Потому что она мать. А матери хотят знать такое о дочерях. …Хотя… если бы не это «похищение-для-дружеского-оргазма», после пикника они отправились бы прямиком в квартиру этой самой матери. А это значит, что, когда они уладят всё здесь, ни единого повода во Вселенной и дальше откладывать этот визит у него не останется. Он закрыл глаза, а его рука медленно поползла к щеке. – О, хватит ныть, но не убьет же она тебя. – Роза не упустила случая поддразнить его. Улыбнувшись, она в шутку ткнула его кулаком в плечо. Доктор плюхнулся на кровать лицом к Розе и немедленно обратил внимание, как волнующее колыхнулась ее грудь от этого движения. Он такого не ожидал! Заглянув ей в глаза, он протянул руку и устроил ладонь на ее бедре. – Я слегка драматизирую, я знаю, но я уже до этого боялся, не встретят ли меня очередной оплеухой просто за то, что ты долго не появлялась. Представь, как меня это тревожит сейчас. Она же узнает, что я трахал ее дочь! Роза закатила глаза. – Ну, нельзя сказать, что это будет для нее полная неожиданность, правда? Вообще-то она думает, что это давно так, и уже вечность требует от меня признаться, что мы трахаемся. – Она улыбнулась, не забыв показать ему язычок. Доктора внезапно затопила волна образов. Он представил, как они занимались бы сексом во время их прошлых путешествий. Сколько разных поз они могли бы попробовать! В самых разных местах, на разных планетах, разными способами. Все ее сексуальные прически, которые она вечно сооружала, растрепались бы от качественного, обстоятельного секса. У дверей ТАРДИС, на откидных сиденьях перед консолью, а может, на кухонном столе в квартире ее мамы, просто назло ей… От подобных мыслей его член восстал с такой скоростью, что у Доктора потемнело в глазах. Он резко прочистил горло, и Роза засмеялась, еще не замечая его маленького затруднения. – Я о том, что не спеши впадать в панику по поводу мамы. У нее не такой уж огромный любовный опыт, чтобы нас осуждать, правда? Доктор фыркнул. – Я бы и хотел довериться твоему оптимизму, Роза Тайлер, но ты ее дочь. А я Таймлорд и на сотни лет старше вас обоих. – Его стояк, слава богу, сошел на нет. Он уже начал переживать, что утомил бедную девушку своим новоявленным и неослабевающим либидо. Да и то, что у него встал во время разговора о Джеки Тайлер… вот это был по-настоящему тревожный звоночек. – Итак? – спросила Роза, и слегка улыбнулась, прикусив нижнюю губу, отчего эта улыбка стала весьма манящей. Ох, какой соблазн… И тут же – оп-па – у него снова встал. Он тяжело вздохнул. – Надеюсь, ты знаешь, что я на все готов ради тебя, – пробормотал он, лаская ее бок. От касания пальцев по ее коже начинали бежать мурашки, и Доктор улыбнулся этому эффекту. – Даже на сто миллионов оплеух. В конце концов, я всегда могу просто перекинуть тебя через плечо и сбежать, если понадобится. У меня отличный корабль, ты же знаешь. – Он подмигнул – весьма самовлюбленно, как ему показалось. Но Роза, похоже, не возражала. – О, какие сомнения, ты и так давным-давно похитил меня, Доктор. – Роза просияла, и Доктор невольно улыбнулся в ответ. Честно говоря, даже для него это было немного слишком – видеть ее такой: в постели рядом с ним, обнаженной, счастливой и явно обожающей его. Машинально она рисовала пальцем на одеяле маленькие круги. И она была совершенством. Он без всяких сомнений читал на ее лице одну лишь чистую, беззаветную любовь, готовность открыться ему душой и телом, довериться всем своим человеческим сердцем, и надеялся, что на его лице отражается то же самое благоговение, потому что ходить вокруг да около больше не было нужды. Он был по уши влюблен в нее. Он любил ее так сильно, что порой задыхался при взгляде на нее. Он скользнул взглядом по шее Розы, заметил, что прошлой ночью оставил там след, и у него – ну вот, опять! – перехватило дыхание. Никогда в жизни он не испытывал подобного. Никогда прежде не оглядывался на все предыдущие инкарнации с мыслью: «Как бы я хотел, чтобы ты и тогда была со мной»; ни с кем ему не хотелось разделить всю память о прошлом, ни о ком он не думал: «Как мне тебя не хватало, чтобы справиться и выстоять». Если бы это зависело от него, он провел бы с ней все эти девять сотен лет. (Таймлорд, желающий повернуть время вспять. Какая ирония, подумал он). Он уже немного поразмышлял насчет продолжительности ее жизни. Никаких связных идей на эту тему он пока не излагал, но уже мысленно умолял ее согласиться. Позволить ему сделать всё от него зависящее, чтобы они были вместе как можно дольше. Он сомневался, что может жить без нее. И он чувствовал себя виноватым. Так много времени потрачено впустую. Они могли бы давно валяться вот так голышом в одной постели, улыбаясь друг другу. Заниматься любовью день и ночь в каждом уголке Вселенной, засыпать в объятиях друг друга. Они, конечно, и так постоянно обнимались, а могли бы еще и каждый раз целоваться – страстно и нежно. Как мог он пустить их отношения на самотек? Доверить их судьбу счастливому случаю? Как мог он отказываться от этого? Он сглотнул, взглянул на нее и вновь отвел глаза, стараясь не заплакать. Конечно, его не слишком-то заботила пара [сотен] оплеух, которые ему отвесит ее мать, пока он будет клясться, что любит ее дочь. Конечно, это раздражало, как и еще многое в характере и поступках этой женщины, но он потерпит. В конце концов она примирится с этим. Иное просто невозможно, черт возьми. По крайней мере, он на это надеялся. Роза, кажется, уловила внезапный всплеск эмоций в его глазах, и на ее лице проступила легкая обеспокоенность. – Доктор? – тихо позвала она и положила руку ему на щеку. Он быстро накрыл ее нежную, теплую кисть своей. – Прости, со мной все в порядке, я просто… – Он облизал губы и снова замолчал, но Роза – его чудесная, терпеливая Роза – не торопила его, просто ждала, лаская большим пальцем его щеку. – Просто я так рад, что нам больше не нужно ничего скрывать, – в конце концов пробормотал он, обнял ее и прижал к своей голой груди. Обеспокоенность на лице Розы тут же сменилась застенчивой улыбкой. Подавшись вперед, она неожиданно чмокнула его в губы. Но даже такое целомудренное проявление любви все еще ошеломляло его. Когда она вновь посмотрела на него, он наверняка выглядел крайне глупо. Наступит ли день, когда он привыкнет целовать ее? Он в этом сомневался. Боже, нужно было начать намного раньше. В смысле, всем этим заниматься. Внезапно он протянул руку и, взяв Розу за плечо, нежно повернул ее на спину. Она не возражала. Он дал ей время устроиться поудобнее, а потом коснулся ее колена и плавным движением пальцев попросил ее раздвинуть ноги. Она послушалась. Его пальцы заскользили от коленной чашечки к внутренней стороне бедра, его ладонь намеренно обошла стороной манящий холмик между ног и улеглась ей на живот. Он посмотрел в ее огромные, ясные глаза, и ее пульс участился– он слышал и чувствовал это под рукой. Затем, чуть подвинувшись, он просунул руку ей под шею и обнял, будто баюкая. Медленно, очень медленно, он наклонился к ее лицу. Они смотрели друг на друга, пока расстояние между их губами не сократилось до сантиметра, не больше. Но это был еще не поцелуй, пока нет. Всего лишь несколько нежных касаний губами вперемешку с прерывистыми вздохами. Но предвкушение моментально охватило обоих. Он позволил себе еще немного продлить это мгновение, рисуя пальцем маленькие круги вокруг ее пупка, наслаждаясь ею; купаясь в той волне феромонов, которых она немедленно начала вырабатывать еще больше. – Прошу… – прошептала она, и он накрыл ее рот своим. Оба замычали от удовольствия, наслаждаясь ленивой лаской этого поцелуя. Рука Доктора заскользила ниже, к холмику между ее ног, кончик его пальца нырнул в складки ее лона. Он резко выдохнул через нос, обнаружив, как сильно она уже промокла; воспоминания о кульминации, которая случилась с ними на лестнице, наложились на тихое, молчаливое колдовство, которое он прямо сейчас творил над ней. Он тихо застонал и провел языком по ее нижней губе, медленно проник в глубину ее рта, гостеприимно приоткрытого для него, и одновременно так же медленно погрузил в нее средний палец. Низкий, вибрирующий звук родился в его груди и умер возле ее губ. Ощущая жар ее желания, он немедленно отыскал ее клитор, чтобы бережно приласкать его. Он ловил губами ее тихие стоны, заглушал их осторожными прикосновения языка, крепко обнимая ее рукой за плечи. Роза, его Роза, абсолютно промокла от первого же его прикосновения, и он не мог больше это выносить, не мог вообразить, что немедленно не даст ей того, о чем молит ее тело. Его член у ее бедра шевельнулся, страстно желая оказаться внутри нее. Нежно покусывая нижнюю губу Розы, он движением бедер побудил ее еще шире расставить ноги, вытащил руку из-под ее головы и, приподнявшись и преодолев препятствие в виде ее ноги, наконец оказался нижней частью тела ровно там, куда стремился – у нее между ног. Он прижался к ней, ощущая, какая горячая она там. Обнимая его за плечи, Роза внимательно изучала его лицо, смотрела в глаза, ласкала его кожу. Ее дыхание сделалось тяжелым и частым. Доктор тоже смотрел ей в глаза, потемневшие от предвкушения, блестевшие от желания. Опустив руку, он взялся за основание члена и со стоном раздвинул им ее складки, провел туда-сюда по клитору. Она всхлипнула, ощущая его там, где всё было еще таким чувствительным, и он на секунду остановился. Склонившись над ней, он поцеловал ее раз, другой. Третий поцелуй вышел более долгим. Затем он слегка отстранился. Любуясь, как она дрожит от напряжения, он улыбнулся ей – скорее нежно, чем нахально. Она просияла такой же улыбкой в ответ, и оба его сердца совершили сальто. Он абсолютно обожал эти мгновения близости между ними, когда они понимали друг друга по глазам; им не нужно было слов. У них и раньше так получалось, но теперь, в столь интимной обстановке, эта близость повторялась на совершенно ином уровне глубины. Маленькое, но яркое напоминание, что несмотря на то, что они перешли черту и все-таки вступили на совершенно новую для них территорию необузданного секса, они оставались прежними. Роза кивнула, предлагая ему продолжать, и он вновь с улыбкой заглянул ей в глаза и еще раз потерся об ее клитор – а затем, одним плавным движением бедер, начал погружаться в нее. Он ахнул, оказавшись внутри нее, в горячей и влажной глубине, которую чувствовал каждым дюймом своей длины. Он входил в нее медленно, очень медленно; Роза выдохнула его имя, распахнула глаза – и тут же с прерывистым вздохом закрыла. Теперь он заполнял ее целиком. Наклонившись, он поцеловал ее в веко, в щеку. Она чувствовала, как неровно он дышит. Тем временем он добрался до ее губ. В целом свете не было ничего совершеннее, чем становиться с Розой одним целым. От этого ощущения он задохнулся, онемел и покрылся мурашками. Ее жаркая теснота заставляла его пульсировать, умоляя о трении. Он прекрасно помнил по предыдущим разам, как чудесен этот «танец» с Розой, и желал скорее проделать его самые замысловатые па. Но он по-прежнему не двигался. Замер, крепко прижавшись бедрами к ее бедрам, и молча ждал, когда она откроет глаза и посмотрит на него. С теплой, зовущей улыбкой он погладил ее по щеке. Она улыбнулась в ответ – почти застенчиво. Он прижался лбом к ее лбу, нежно коснулся губами ее губ, судорожно вздохнул и, закрыв глаза, едва слышно прошептал: – Не оставляй меня. Он отстранился, изучая ее лицо, и почти потерял способность дышать. Она была так прекрасна, лежащая под ним, крепко прижатая к кровати, дрожащая; и она смотрела на него с такой нежностью, что он почти захлебнулся ею. Ее карие глаза заблестели. – Никогда, – шепотом ответила она. Одинокая слезинка сорвалась с ее ресниц, докатилась по щеке до его руки и осталась там. Доктор с трудом проглотил комок в горле; любовь пьянила его, переполняла от макушки до пяток. Глубоко вздохнув, он попытался взять себя в руки и даже подумал, что это получилось – но вдруг заметил каплю, упавшую Розе на лицо. Капля прокатилась по щеке и исчезла за ухом, пока он растерянно следил за ней взглядом. Роза ахнула, сообразив, что произошло, и накрыла его ладонь своей. Но, к его удивлению, никакого стыда за такое внезапное, наглое и весьма нехарактерное для него проявление уязвимости он не испытал. Никому из всех созданий, живущих во Вселенной, он не позволил бы увидеть такое. Кроме нее. Он мог расплакаться на ее глазах. Особенно если причиной его слез была полнейшая невозможность выразить, как сильно он дорожит ею. Он мог открыться ей, мог позволить обнажить душу перед ней, чего бы это ему не стоило. Этим он тоже был обязан ей. И в ее ответном взгляде, тяжелом, почти осязаемом, он прочел невысказанное, но очевидное: «Моя душа узнает твою». Он отстранился и с силой погрузился в нее. – …мать! – тихо пискнула не ожидавшая этого Роза и обеими руками обхватила его за спину. Он быстро отстранился и снова вошел в нее, на этот раз резче. Она вскрикнула, и он накрыл ее губы своими – нежно, в отличие той силы, с которой он ввинчивался в нее. Она приоткрыла рот, и он медленно заскользил по ее языку своим, задумчиво и чувственно, отчего ее тут же пробрала дрожь и одновременно охватила слабость. И он знал, как он действует на нее. Упиваясь поцелуем и смесью гормонов счастья у себя на языке, он издал глубокий и низкий стон, едва справляясь с такой интенсивностью ощущений. Роза еще крепче прижалась к нему. Он начал входить в нее – спокойно, неторопливо, продолжая нежно ласкать ее язык своим и ощущая во рту вибрацию ее стонов. Возможно, она никогда не узнает до конца, как воздействует на него на биологическом уровне, у нее ведь нет тех рецепторов, благодаря которым он чувствует ее любовь буквально на вкус. Но он старательно пытался все свое желание переплавить в поцелуй, отрываясь лишь для того, чтобы подчеркнуть то же самое обожающим взглядом. – Роза, – прошептал он и убрал руку с ее щеки, чтобы опереться на предплечье. Его взгляд переместился куда-то над ее головой, и внезапно ему пришла идея получше. Он протянул руку и крепко схватился за изголовье кровати позади Розы. Ему явно требовалось за что-то ухватиться, чтобы еще усилить нажим. Они снова встретились глазами, и Роза глубоко вздохнула. Он тут же поднял бровь, без слов вопрошая, все ли в порядке, и она пылко закивала. Оба улыбнулись. Он наклонился и коротко поцеловал ее. – Скажи, если это будет слишком, – прошептал он, почти касаясь губами ее губ, и она опять быстро кивнула в знак согласия, а потом обвила его ногами за талию и прижалась покрепче. Он воспринял это как полное согласие, сжал пальцы на изголовье кровати и взялся за дело по-настоящему. Их тела столкнулись, будто две Вселенные, и Роза разинула рот в безмолвном крике. Ей понадобилась секунда, чтобы вновь обрести голос. Он входил в нее жестко, почти грубо, совсем не так, как в прошлые разы. Этим утром он провел еще кое-какие «исследования» и с удовольствием выяснил, что природа на этот раз и правда расщедрилась: «инструмент», который ему достался, был немалой длины и толще, чем в среднем. А поэкспериментировав с позой прошлой ночью, он пришел к выводу, что Роза вполне в состоянии вместить всю его длину. Но даже после всех этих изысканий и памятуя об их первом яростном соитии на столешнице в ванной комнате, до этого он не решался брать ее с такой силой, как сейчас. К Розе наконец вернулась способность издавать звуки, и теперь, в такт его движениям, с ее губ срывались пронзительные бессвязные крики. Доктор сдвинул брови, не в силах оторваться от этого зрелища. Его Роза, которую он так самозабвенно и преданно любил, едва дышала и умирала от восторга в его руках, от того, что он делал с ней. Она вспотела и была уже близка к финалу. Он легко догадался об этом по туману в ее глазах и тому облаку феромонов, которые она источала каждой клеточкой кожи, и чуть заметно улыбнулся. От каждого резкого движения, которым он снова и снова доказывал свою любовь к ней, ее грудь мягко колыхалась, дразня его затвердевшими сосками – ему страшно хотелось приласкать их губами и языком, но чтобы сделать это, пришлось бы прервать заданный им самим восхитительно-бурный ритм. Вместе этого его рука заскользила по ее телу… Ниже… – Чтоб меня, – задыхаясь, прошептал он. – О, Роза. Охуеть. – Он нашел пальцами ее набухший клитор, застонал, в очередной раз восхищенный откликом ее тела, и принялся исступленно ласкать его. Роза, не помня себя, прокричала его имя. Они дружно приближались к краю пропасти, оба знали это и оба не смели отвести глаза (которые, однако, так и норовили закатиться под лоб от интенсивности ощущений). Одиночество и боль изломанной души – чувства, обладающие сокрушительной силой. Доктор знал это, как никто другой. Он привык, что они всегда рядом, накатывают с постоянством и неизбежностью океанских волн. Он метался между скорбью и виной, словно в страстном и порочном любовном треугольнике; они липли к его ногам, будто пятно мазута, сопровождали его повсюду, как два мерзких, назойливых привидения. Но сейчас, потерявшись в объятиях той, кого он считал воплощением совершенства, он об этом позабыл. Всё, что было прежде, утратило значение. Он смотрел на Розу и наделся, что его взгляд передает хотя бы крошечную частицу его благодарности, его желания, его любви. Завораживающая мелодия ее восторженных криков и не думала прекращаться, проникая в самые дальние уголки его воспоминаний, и он снова и снова брал ее, сильно, жестко, будто желая утвердиться в этой новой для него реальности, в которой его прошлые грехи и страдания превратились в незаметные тени прошлого. Кожа соприкасалась с горячей и влажной кожей, ногти впивались в трепещущую плоть. Своим видом, звуками, своей чувственностью Роза будто смыла все, что пугало его и мешало ощущать себя живым, взамен напитав его любовью, восхищением и в конце концов – подлинной надеждой. Громкий ритмичный звук, с которым их тела, врезаясь, сливались воедино, заполнял всю комнату и почти оглушал, гармонично вплетаясь в симфонию их вздохов, стонов и негромких вскриков. Они совершенно растворились друг в друге, а их наслаждение, одно на двоих, было отчаянно интимным, несмотря на всю его впечатляющую силу. – Блядь, – жалобно простонала Роза, глубже впиваясь ногтями в его спину. Цепляясь за него, она, не переставая, причитала, будто в бреду, отчаянно умоляя: «Да», «Пожалуйста», «Продолжай, продолжай, не останавливайся». – О, ни за что, – почти прорычал Доктор, так сильно сжимая изголовье кровати, что дерево едва не трескалось под пальцами. – Никогда, Роза. – Он стиснул зубы, охваченный небывалой для него жаждой обладания. – Ты моя… Навсегда. – Да! – выкрикнула Роза. – Твоя! – Она зажмурилась, и ее бессильные стоны сменились беззвучным «А-а-ах!». – Навсегда, и… о-о-о, боже, Доктор, о боже! Задыхаясь от восторга, он пожирал ее глазами. – Так чертовски хороша и уже почти там, я знаю это, – выдохнул он, его низкий, охрипший голос срывался, когда их бедра соприкасались. – Блядь… Ты уже почти… Роза…– Все так же лаская ее клитор, он яростно подавался вперед, неумолимо заполняя ее собой, горячим и пульсирующим.– Давай же, Роза… Сделай это для меня. Пожалуйста. Еще несколько движений – туда, в ее ждущую глубину – и она вплотную приблизилась к краю. Затаив дыхание, он наблюдал, как оргазм прокатывается по всему ее телу, будто приливная волна. Она резко выгнула спину, мышцы влагалища, сокращаясь, нежно обхватили его плоть, она дрожала и вскрикивала под ним, тряслась, будто земля под стартующей ракетой. Доктор почти сразу последовал за ней, громко вскрикнув, когда Вселенная взорвалась вокруг него. Он сбился с ритма, содрогаясь и изливаясь прямо в нее. Освобождение было таким мощным, что секунду-другую он мог слышать исключительно звон в ушах и готов был поспорить, что Роза испытывает абсолютно то же самое. Ничего подобного с ним в жизни не случалось. Когда яростные, беспорядочные толчки наконец прекратились, он осторожно выскользнул из нее и упал рядом на кровать, прихватив с собой Розу. Он прижал ее к груди, и она, зарывшись лицом ему в шею, довольно промычала что-то неразборчивое. Слова пока что не получались; оба продолжали хватать ртом воздух, насквозь мокрые от пота и раскрасневшиеся от физических усилий. Это было потрясающе. – Боже. Ну ничего себе…– выдохнула Роза, все еще пытаясь успокоить дыхание. Обняв его рукой за талию, она прижалась крепче. – Я никогда… Это было… – Да-а, – с трудом выговорил Доктор. – Я тоже. Роза…– Он поцеловал ее в потный лоб. – Ты великолепна. Роза рассмеялась, и Доктор моментально присоединился. Смеясь, они лежали в объятиях друг друга, эндорфины переполняли обоих до краев. В конце концов они начали слегка приходить в себя, и Роза, отодвинувшись, заглянула ему в глаза. – Все еще со мной, а? – Она подняла бровь. – Никаких сожалений? Доктор усмехнулся. – Если тебе мало для коллекции, то единственное, о чем я сейчас способен сожалеть – что не сделал этого раньше. – Он наклонился и потерся носом об ее нос. – Малость обидно, что ж. Почти свел себя с ума уже несколько раз, думая о том, сколько времени потеряно зря. Об упущенных возможностях. – Он вздохнул. – Но теперь это все ерунда, конечно. Роза покачала головой. – Даже не думай об этом. Не стоит того, правда? Еще суток не прошло, а мы уже потрахались пять раз. По-моему, мы неплохо потрудились, наверстывая упущенное. – Она улыбнулась, и он тоже хихикнул. – О да. Думаю, мы продолжим в том же духе и будем наверстывать упущенное еще… Ну-у-у…Возможно, остаток наших дней, если ты не против. – Он приподнял брови, и она вновь рассмеялась. – О, нет. Я в ужасе от этой идеи. – Дразнясь, она закатила глаза, с трудом пряча улыбку. – Но… Я бы и правда хотела прогуляться до бассейна или до океана, если можно. А потом продолжим… наверстывать упущенное. Это бикини обошлось мне в кругленькую сумму, знаешь ли. Я хотела впечатлить тебя. Доктор рассмеялся и крепко обнял ее. – Роза Тайлер, маленькая разбойница. Неужели ты думала, что однажды я прижму тебя к стенке и ты наконец получишь желаемое? – Нет, но я надеялась, может, ты на это поведешься. Думала, а вдруг это случится. Однажды. – Она усмехнулась. Он театрально вздохнул. – Очень возможно. Перед тобой очень трудно устоять, знаешь ли. – Он улыбнулся и запечатлел на ее губах быстрый поцелуй. Кажется, настало время пресечь эту тему в зародыше. Разговор мог пойти только двумя путями: «Сожаление о том, что этого всего никогда бы не случилось, если бы они не попали на Дастарию Семь» или «Обсуждение фантазий друг о друге в былые платонические времена, неизбежно переходящее в секс». И то, и другое не очень подходило для простого, невинного купания. – Ладно! – провозгласил он с улыбкой. – Сам не верю, что это говорю, но нам снова нужно одеться, так что… Алонз-и! *** Входная дверь открылась, вошла Зелл – и споткнулась на пороге. Ее огромная розовая шляпа спикировала на гладкие деревянные половицы. Зелл рассмеялась над своей неуклюжестью, наклонилась, чтобы поднять ее и чуть не упала. Сумочка выскользнула из ее рук. Перестав смеяться, она раздраженно фыркнула. – Вам что-то еще понадобится сегодня вечером? – спросил за ее спиной управляющий виллой, которого, как выяснилось, звали Энтони. Стоя в дверном проеме, он, подняв брови, наблюдал, как женщина в подпитии сражается со своими вещами. – О нет, нет. Со мной все в порядке. Просто прекрасно, Энтони, – отозвалась она. Язык у нее заплетался, но лишь самую чуточку. Выпитых ей тропических коктейлей хватило, только чтоб слегка захмелеть, она не была по-настоящему пьяна. Но поскольку прежде (насколько она могла вспомнить) ей не доводилось принимать ничего такого, даже в легком подпитии она чувствовала себя сильно навеселе. – Ладно, мисс, если вы уверены, что у вас все хорошо, то я пой… – Зелл! – раздался откуда-то справа, из коридора, голос Розы. Зелл взглянула туда, потом опять на Энтони и улыбнулась, будто извиняясь, что его помощь не нужна. Роза уже почти подошла, и Зелл, не зная, что делать, одними губами произнесла «спасибо», неловко отвернулась от управляющего и взглянула на подругу. – Ты действительно все это время провела на экскурсии? – с улыбкой спросила Роза, но в ее голосе звучало некоторое сомнение. На ней было милое бикини и короткие шорты, те же самые, что были на ней с утра. Входная дверь за спиной Зелл захлопнулась, послышался щелчок замка. Зелл вздохнула. – О боже, нет. Экскурсия закончилась… о, сто лет назад. А как ты? – Она положила руку на бедро, надеясь, что стоит не шатаясь. Роза продолжала улыбаться, изучая подругу. Ее брови тревожно сошлись на переносице. – Погоди… Ты, наверное, немного выпила? Ночь в городе? – добродушно пошутила она. Зелл снова одолело хихиканье, и она схватилась за шляпу, чтобы та снова не упала. – Я понятия не имела, что пью, Роза. Я не разбираюсь в напитках. Не знала, что это и как оно подействует. Люди так делают, да? Пьют, чтобы ощутить… даже не знаю, как сказать. Роза фыркнула, с трудом сдерживая смех. – Да, это называется «алкоголь». Чем больше выпьешь, чем сильнее чувствуешь себя… вот так. – Она неопределенно показала на Зелл. – Но, если перебрать, будет плохо, так что будь осторожна. Поверь, ты не хочешь знать, на что это похоже. – Она положила руку на плечо Зелл. – Пойдем. Ужин почти готов. Тут есть шеф-повар и все такое. – Она выставила локоть, предлагая взять ее под ручку, и Зелл тут же воспользовалась предложением. – Помогу тебе успешно туда добраться, да? Женщины неспешно направились к обеденному столу. По дороге Зелл рассказала, что приключилось с ней в Сен-Лоуренс Гэп – про сексуального бармена, ананасы и откуда взялась огромная розовая шляпа. Роза то и дело хихикала. Ее доброжелательность помогла Зелл освоиться, и она почти перестала чувствовать неловкость, что она тут единственная под хмельком. Доктор обнаружился за большим круглым обеденным столом, стоящим прямо под окном в потолке. Женщины присоединились к нему. В ожидании ужина все трое болтали, смеялись и обменивались историями из жизни. Наконец подали еду: идеально прожаренные стейки с картошкой-фри и соте из грибов с чечевицей. На троих они выпили бутылку «Мерло», а когда вино закончилось, как раз подоспел десерт – крем-брюле, такое же красивое, как и прочие блюда, в крошечных керамических тарелочках. В общем, это был лучший ужин в жизни Зелл. А если добавить компанию новых друзей и их веселую болтовню, это был лучший вечер в ее жизни. Доктор сообщил, что у него в ТАРДИС есть «лекарство от похмелья», если утром ей будет плохо, и когда она с трудом добралась до спальни, ей было очевидно, что такое лекарство ей понадобится. Алкоголь оказался приятной и захватывающей штукой, но после всех впечатлений последних суток ей явно требовался отдых. Завтра будет важный день. Она не успела сообщить ни Доктору, ни Розе, что готова к сеансу телепатии – просто осознала еще в начале ужина, что не стоит обсуждать столь важную тему, пока она не вполне в себе, как бы ни забавно прозвучало бы это утверждение. Зайдя в комнату, она увидела свою сумку и улыбнулась. Кто-то из них, Доктор или Роза, явно сообразил, что после всего съеденного и выпитого она дойдет лишь до первой спальни на ее пути. Переодевшись и не очень старательно почистив зубы, она свернулась калачиком на самой удобной из постелей и пожелала себе хорошего сна – быть может, в последний раз перед тем, что ей предстояло. Утром она, скорее всего, наконец встретится с собой – впервые за последние два года. Это одновременно и пугало, и радовало. Прямо сейчас, однако, она нежилась в теплой, манящей и удобной постели. Впереди была целая ночь в блаженном неведении, и она желала провести ее именно так – спокойно поспать.