Черная Легенда. Постскриптум

Миша представлял себе свою смерть и иной свет иначе — вовсе не как темный и холодный каменный мешок и потерю сознания прямо перед выступлением на Ария-Фесте'13. Виноват ли был в этом коньяк, подсунутый Джеффом, или недосып последних дней, какое-то резко накрывшее вокалиста заболевание? Никакого понимания происходящего у Миши не было, только подозрения и гипотезы. Последнее, что помнил перед потерей сознания вокалист — это свое внезапное падение, озадаченное лицо Юли и паника в глазах оказавшегося рядом холстовского гитарного техника — а дальше темнота и пробуждение в совсем ином месте. *** Тем не менее, Житняков резко вскочил на ноги и осмотрелся — даже если это был тот свет, не особенно весело валяться на полу. Тем более, привычные реакции тела никуда, как ни странно, не девались — на полу было холодно и некомфортно. Помещение, в котором осознал себя вокалист, выглядело так, как показывают в кино старинные тюрьмы: стены из серого камня, небольшое оконце под самым — довольно высоким — потолком, сквозь которое струился лунный свет, в самом темном углу небольшая решетчатая дверь. Тюрьма — а Миша уверился, что это именно она — была на удивление просторной, и лунный свет проникал далеко не во все углы. Тишина была действительно мертвая, поэтому ассоциация с миром усопших никуда не девалась, и пока Житняков не мог понять, один он в своей камере или нет. Почему-то было не страшно, а как-то подозрительно любопытно — вероятно, играло роль то, что раньше Миша уже видел странные и необъяснимые рационально вещи, да и сам умел многое, что не могут другие. Осмотревшись, Миша осторожно начал изучать камеру и через пару шагов в одном из темных уголков немедленно наткнулся на чье-то тело, валявшееся бессознательной тушкой как и сам Миша чуть раньше. Тело никак не отреагировало на то, что об него споткнулись, но, судя по всему, было живым — довольно ощутимо дышало и слегка подергивалось. Житняков, присев рядом с обнаруженным сокамерником на корточки, пару секунд пытался разглядеть, кто перед ним, но не смог — и потряс тело, нащупав в темноте плечо. Тело немедленно очнулось и село, а Житняков понял, как какое-то время назад выглядел со стороны — взлохмаченные длинные волосы, огромные блестящие в темноте глаза и полное непонимание происходящего. Житняков, приглядевшись, наконец узнал сокамерника: им оказался Олег Жиляков, вокалист Catharsis — те выступали на Ария-Фесте в тот же день, что и сама Ария. Прежде Миша уже пересекался с Олегом не раз, и между ними успели установиться приятельские отношения — не сильно близкие, но достаточно теплые, и в первый момент Миша даже обрадовался, что делит свою странную тюрьму именно с ним. Однако сразу после этого пришло осознание, что если Олег тоже оказался здесь, то, значит, с ним что-то тоже случилось за сценой. — Ты кто? Я где? — пораженно пробормотал Олег, осматриваясь и пытаясь рассмотреть Житнякова. — Что здесь происходит и почему так холодно? — Олег, Олег, спокойно, я Миша, Миша Житняков. — Михаил выпрямился, протянул руку коллеге и помог тому встать на ноги. — Но к сожалению, это единственный вопрос, на который я могу ответить. — А Джефф говорил — хороший коньяк, глотни полтинничек, ничего не будет… — Олег осматривался по сторонам, и мысли его посещали, судя по всему, такие же, как и Мишу — про тот свет и внезапную смерть. — Не думаю, что дело в коньяке, — протянул Миша. — Но да, мне тоже кажется, что мы на том свете. — Да как же… Да почему? Да бля… — Олег, в свою очередь, тоже начал мерять камеру шагами, периодически беспомощно оборачиваясь к Мише. — Я же только ремонт в квартире сделал… Миша молчал, тоже охваченный ощущением несправедливости случившегося, но переживал это легче — вероятно, сказывались его магические приключения в прошлом. Олег какое-то время бегал по камере, и, не найдя ничего утешительного, вернулся к Мише. — Если это тот свет, то провести вечность здесь — это какое-то уж очень суровое наказание. Тем более, тут холодно, и пить хочется. — Мне тоже, — понуро ответил Миша. — Но то, что мы чувствуем себя так, как обычно, наводит на мысли, что мы всё-таки не умерли. — Ну, или это какой-то мифологический ад. Танталовы муки, вечные голод и жажда, помнишь? — фаталистично заметил Жиляков. — Давай пока не делать далекоидущих выводов. Там есть дверь, и, по-моему, я видел за ней отблески света. Может быть, мы здесь не одни? — Житняков постарался взять себя в руки, хоть и не без труда, и попытался начать что-то планировать. — И вообще, мы с тобой молодцы, не впадаем в панику и истерику. Вот давай в том же духе продолжать. — Согласен. И я рад, что тут не один, а с кем-то знакомым, — Олег слегка взбодрился и решил не паниковать раньше времени. — Одному всё-таки было бы страшнее. — Взаимно, — первый раз за все время улыбнулся Миша, и Олег улыбнулся в ответ, стараясь сосредоточиться на позитиве. *** Вокалисты силились рассмотреть что-то за решетчатой дверью, за которой в коридоре и правда виднелись далекие отсветы, похожие на блики факела, но никакой конкретики так и не увидали. Обнаружив в камере какой-то камень, Олег начал стучать по тяжелой решетке двери, и каждый звук разносился куда-то вглубь темного коридора, но никакого ответа так и не получил. — Ну хорошо, — Миша снова присел на пол, морщась от холода. — Давай попробуем выглянуть в окно. — А может, не стоит? — Олег опасливо покосился на небольшое оконце под потолком. — Кто знает, что мы там увидим. — Ну сомневаюсь, что что-то будет хуже, чем то, что мы видим сейчас. — Уверен? — Олег скривился. — Может быть, мы сейчас всё-таки и не мертвые, но можем успешно таковыми стать. — А можем и вернуться обратно… — пробормотал Житняков, гораздо более уверенный в себе на основании своих магических способностей. Делиться ими с Олегом он не торопился, как и проверять их, но что-то внутри него подсказывало ему, что дар всё ещё с ним — это успокаивало и помогало успокаивать Олега, не давая им обоим начать паниковать. — Через окно? — Может и через окно, откуда нам знать. Это начинает напоминать мне квест — знаешь, как компьютерная игра? Может быть, нам надо найти отсюда выход, и весь этот бред закончится. Олег секунду размышлял, улавливая ход мыслей Миши, и согласно кивнул: — А может и так. Я, правда, до сих пор не понимаю, что происходит, но очень бы хотел, чтобы это закончилось. — Ну, тогда давай попробуем. Подсадишь меня? — А чего сразу я тебя? — улыбнулся Олег. — А кто из нас спортсмен? Это я что ли в футбол гоняю три раза в неделю и в качалке пасусь? Олег снова улыбнулся и кивнул, подходя поближе к окну, оперся на стену и присел — Миша забрался к тому на плечи, тоже придерживаясь за стену, и Олег медленно распрямился. Миша приблизился к окну, которое теперь оказалось на уровне его лица, и первый раз за все время ощутил приступ ужаса. *** За окном расстилался город — огромный город, какие рисуют на иллюстрациях к настольным играм или фэнтези-романам. Каменный, темный, освещенный ли мечущимся пламенем больших металлических светильников и факелов, он создавал пугающее и вместе с тем чарующее впечатление. Его было видно как на ладони — до самого края — и Миша сделал вывод, что их тюрьма находится над городом, на холме или горе. Город жил — и жил бурно, как современный мегаполис. Скакали лошади, ездили колесницы, бегали люди, которых хорошо разглядеть не удалось, но Миша почему-то был уверен, что это самые обыкновенные люди. Ближе к окну звуки города начали доноситься до камеры, и город было не только видно, но и слышно. Что-то среднее между античным и средневековым миром — так показалось Житнякову. Вот только это зрелище вызывало ужас — если они в тюрьме какого-то иного мира, то это попаданчество могло закончиться как угодно и чем угодно, и, вероятно, из этого мира они могут никогда не выбраться. Миша не был большим фанатом фэнтези, но кое-что читал и мог себе вообразить, как могут развернуться дальнейшие события. — Ну что там? — Олегу не понравилось напряженное молчание коллеги. Миша услышал по голосу, что Олег занервничал, и просигналил, чтобы его опускали. — Ээээ… Как тебе сказать… — Миша вдруг неловко захихикал, оказавшись на земле и взглянув на Олега, и понимая, что не знает, как объяснить Жилякову увиденное. — Ну там это… — Как есть — так и скажи, — внезапно разозлился Олег. — Ты сам сказал, что нам надо искать выход. Ну, где мы? — Там… Это… Я же не говорил, что нам надо искать выход, а только предположил, — Миша продолжал нервно хихикать, пытаясь взять себя в руки. — Говори уже, Житняков! — Олег взял Мишу за плечи неожиданно цепко и встряхнул. — Приди в себя! Что там? Демоны? Нежить? Драконы? — Там, эээ… Город, — Миша наконец смог прийти в себя и выдавить что-то, кроме нелепых междометий. — Город, эээ, такой, обычный, но необычный. Не такой, как мы привыкли. — А какой? — заорал Жиляков, не выпуская Мишу из рук. — Просто скажи, что ты увидел! Иначе я действительно запаникую! — Там город, Олег. Необычный. Как в фэнтези, — Житняков сглотнул и кое-как собрался с мыслями. — Мне кажется, мы попали в какой-то параллельный мир. Там то ли средневековье, то ли что-то такое. Факелы, лошади, вот это всё. Даже акведук, вроде. Олег отпустил Житнякова и опустил голову. — Пиздец… — прошептал он. — Кажется, дело всё-таки в коньяке. Мы выпили его и теперь лежим на полу там, за кулисами, и бредим. Наверное, даже слюни пускаем. — Или не бредим, — Житняков окончательно справился с собой. — Мы же не можем видеть один и тот же бред. — А может быть, мы друг другу мерещимся? — парировал Жиляков. — Мы же не можем точно знать, кто из нас настоящий? — Ну не знаю. Давай теперь я тебя попробую подсадить. Сам посмотришь, — Миша устало вздохнул, понимая, что некоторая правота в словах Олега есть, и присел у стены так же, как ранее это сделал Олег. Тот недоверчиво покосился на Мишу, но всё-таки решился забраться тому на плечи. Миша с трудом распрямился, бубня что-то про здоровенных кабанов — Олег не был сильно массивнее Житнякова, но был в целом выше и крупнее — и Жиляков тоже тяжело замолчал, увидев картину в окне. — Ну что, насмотрелся? — Житняков через пару минут снова опустился и Олег слез, мрачно пыхтя. — Ага. И я не скажу, что в восторге. — Ну как же, это же вы поете песни про всякую фэнтезятину, я-то думал, тебе понравится, — саркастично улыбнулся Миша. — Как будто вы не поете, — Жиляков отмахнулся. — Мне кажется, нам крышка. В таких мирах в тюрьму просто так не сажают, так что, вероятнее всего, нас казнят. Или уморят тут голодом и жаждой. — Какой ты оптимист! — восхитился Житняков. — Прямо лучишься позитивом! — Ты многого обо мне не знал, — уныло ответил Олег и уперся лбом в стену. — Ты обо мне тоже, — вкладывая в эти слова чуть больше, чем очевидный смысл, заметил Миша. — Ну, и что будем делать? — Меня спрашиваешь? — Олег не переставал упираться в стену. — Ну, тут больше никого нет, — Миша развел руками, всё ещё надеясь, что магию при непосвященном использовать не придется, и вдруг услышал за дверью гулкие, уверенные шаги. *** Шаги, медленные, четкие — вызывавшие в памяти ассоциацию с выражением «печатать шаг» — приближались. Олег обернулся к двери, переглянулся с Мишей, и оба, не сговариваясь, бросились к двери. Во мраке коридора было не различить того, кто приближается — но темная фигура вдруг оказалась совсем близко, чиркнула чем-то — и зажглась свеча, которую фигура держала в руках. Неровное пламя, трепещущее от легкого сквозняка коридора, осветило бледное, усталое лицо мужчины средних лет. Вокалисты старательно рассматривали пришедшего — балахон с капюшоном, похожий на рясу, ключи на поясе, какая-то книга, которую человек прижимал к боку локтем, коротко остриженные волосы. Пришелец так же внимательно посмотрел на узников сквозь решетку, поднеся пламя поближе, и произнес: — Я принес вам свет истины, дети мои. Вы можете отречься от ереси и освободиться, если примете его. Олег с Мишей круглыми глазами смотрели на мужчину, а тот терпеливо ждал ответа. Так и не услышав от узников ни слова, священник — судя по всему, пришелец им являлся — вздохнул и зазвенел ключами. — Я к вам войду, но знайте, бежать бесполезно. Ваша камера в конце коридора, а за поворотом ждет стража. А я смерти не боюсь, так что шантажировать стражу моим убийством тоже не выйдет. — Почему не боитесь? — выпалал Олег машинально. — Потому что меня ожидает жизнь вечная, — терпеливо пояснил священник. — И если вы примете свет истины, то и вас тоже. — Вы же сказали, что нас ждет освобождение, — зачем-то уточнил Миша, напрягаясь. — Ну да. Вы освободитесь от мрака ереси и оков бренной плоти. А если не примете — священник снова вздохнул. — Если не примете, то только от плоти. Отойдите от решетки, я войду. Вокалисты попятились, совершенно обалдев от этого разговора и наконец начиная всерьез паниковать. Всё выглядело ещё хуже, чем они могли себе вообразить прежде — и выхода пока было не видно. Священник деловито вошел в камеру и аккуратно закрыл за собой дверь, поставил свечу на какой-то еле заметный выступ, раскрыл свою книгу и забормотал что-то на непонятном языке. — Латынь? — потерянно уточнил Олег у Миши. — Похоже, но не она, — так же потерянно ответил Житняков, мрачно глядя на священника. — Отрекитесь от своей ереси, дети мои! — закончив бормотать, торжественно провозгласил тот. — Истинный бог благословит вас, и ваши души познают благодать неизреченную! — Послушайте, эээ, отец, — Житняков попытался завязать диалог. — Мы вообще тут быть не должны. Мы даже не отсюда! Не из этого, эээ, мира! — Ересь глубоко проникла в твою душу, сын мой, — печально посмотрел на него священник. — Нет никакого мира, кроме единого мира, созданного нашим богом. И нет никакого бога, кроме единого и истинного! Олег молча слушал, размышляя над тем, не соврал ли священник, и вдруг никакая стража за поворотом их не поджидает, и стараясь не думать о том, в какой переплет они с Михаилом попали в целом. — Я понял… — Миша решил подыграть священнику. — Хорошо, я отказываюсь от ереси! — Нет искренности в твоих словах, — священник продолжал смотреть на Житнякова, как на идиота. — Я не вижу желания отринуть ересь в твоем сердце, но вижу желание обмануть. Нехорошо, сын мой! Житняков опешил от такого ответа и тоже угрюмо замолчал. Так или иначе, из сказанного священником ранее он заключил, что выход у них с Олегом из камеры только один — на плаху, и хорошо, если не на костёр. — А ты, — обернулся священник к Олегу. — Готов ли ты отказаться от ереси и войти в жизнь вечную чистым? — Я думаю о том, не стоит ли всё-таки вас убить, — неожиданно кровожадно ответил Олег. — Понятно. И в твоем сердце нет желания очиститься, — меланхолично отреагировал священник. — Что ж, я помолюсь за ваши души ещё. Быть может, бог наставит вас на путь истинный. Миша изумленно посмотрел на Олега, от которого сентенций про убийство никак не ожидал, но, тем не менее, понял, что сподвигло того на угрозы — прямая перспектива скорой смерти вне зависимости от того, что они скажут и сделают. Казавшийся Мише мягким и даже слегка вялым Олег в критической ситуации стал жестким и безапелляционным, и Житняков внутренне усмехнулся, зная, что такое же впечатление, бывает, производит и он сам — и обрадовался, что оказался в этом странном мире именно с Жиляковым, который так напоминал его самого. Олег действительно не пытался эпатировать Мишу или священника, а говорил то, что думал — желание выбраться из тюрьмы и чужого мира укрепило некий его внутренний стержень, который обычно не было нужды демонстрировать. Священник продолжал бормотать молитвы, изредка поглядывая на вокалистов, но, судя по всему, не видя в них того, что ожидал, а Михаил наконец решил, что воспользоваться магией теперь самое время. Тихо, незаметно для глаз непосвященных, Миша начал плести заклятие подчинения разума, которому его когда-то научил Прист — большой специалист по ментальным воздействиям. Правда, научил с оговоркой, что такие вещи можно использовать только в критической ситуации — и, как решил Миша, это была теперь именно она. Заведя руки за спину, Миша старательно плел паутину энергии, радостно чувствуя, как сила вытекает из его пальцев — а значит, его магия действительно ещё с ним. Оставалось только придумать, как объяснить это всё Олегу: впрочем, это теперь волновало Житнякова меньше всего. Олег сверлил тяжелым взглядом священника, наклонив голову набок, и в своем белом атласном концертном наряде казался Мише неестественным пятном на фоне гнетущего тюремного мрака и слабого пламени свечи. Наконец Миша доплел заклятие, и, слегка отступив на шаг назад, приготовился кинуть паутину силы в священника — однако, как только мерцающая, видимая только Мише паутина полетела в жертву, тот, не переставая читать молитвы, глядя в книгу, поднял руку — и заклятие рассыпалось в воздухе. — Вера моя защитит меня от демонической силы, еретик, — всё так же спокойно проговорил священник. — Не пытайся околдовать меня. Олег удивленно наблюдал за странным поведением Житнякова и священника — и был потрясен, поняв, что увидел мелькнувшее в воздухе нечто, что и сам мог бы назвать демонической силой. — Миша? Что ты сейчас сделал? — обернулся он к Житнякову. — Что ты… Кинул в него? — Твой сокамерник владеет темными искусствами, — спокойно ответил вместо Миши священник. — Но они не действуют на тех, кто крепок в вере. Жиляков на этом моменте окончательно запутался, тоже шагнул назад, пошатнулся — и сел на пол, чтобы не упасть. Миша подскочил к нему: — Олег, я объясню… — но Жиляков шарахнулся от него в сторону: — Я уже не так рад, что меня заперли здесь с тобой! Священник наконец закончил бубнить свои молитвы и посмотрел на узников: — Что ж, вынужден признать, что оставляю вас такими же еретиками. Вере не пробиться в ваши души. Очень жаль. Посвятите оставшееся вам время искренним разговорам — быть может, перед смертью бог осенит вас светом, если узреет в вас раскаяние. Проговорив это, священник взял свечу и снова зазвенел ключами, а Олег с Мишей так и остались сидеть рядом на полу — причем Олег старался отстраниться от Житнякова. — Стойте! Я не хочу с ним сидеть! — вдруг рванулся Олег вслед за священником, а Миша рванулся тоже, но желая задать вопрос: — А когда? Когда будет эта смерть, о которой вы говорили? — На рассвете, — спокойно ответил священник, уже запирая дверь с другой стороны и полностью игнорируя Олега, трясущего дверь и умоляющего не запирать его с Житняковым. Олег ещё какое-то время тряс решетку, вопя священнику вслед, но устал, прислонился к решетке спиной и сполз на пол, закрыв глаза. Когда Миша подошел к нему, у Олега уже не было сил отстраняться, и он только покосился на Мишу: — Что ты такое, Житняков? — Мда… Я этого не хотел, но видимо, придется объяснять, — вздохнул ариец. *** Жиляков недоверчиво слушал сбивчивые объяснения Михаила, но постепенно понял, что лично ему бояться нечего — хотя особенно спокойнее ему не стало. На логичный вопрос, почему Миша не может своей магией вытащить их отсюда, Житняков честно ответил, что у него не получится — он чувствовал какие-то невидимые барьеры, не дающие ничего сделать за пределами камеры, подобные тому, что защищал священника. — Все просто рассыпается, и я ничего не могу пробить. Я всё время, что разговариваю с тобой, пытаюсь, — пояснил Миша. — А в пределах камеры можешь хотя бы, ну, воды наколдовать? — устало спросил Олег. — Пить хочется просто ужасно. — Могу попробовать… — Миша поводил рукой и обрадовался — на полу между вокалистами возник кувшин с водой, судя по всему, перенесенный откуда-то из другого измерения. Олег понюхал воду, попробовал — и с удовольствием напился, промачивая совершенно пересохшее горло, а потом передал кувшин Житнякову. — Предупреждая твой вопрос — да, я не понимаю, почему сюда я что-то принести могу, а нас отсюда нет. Видимо, на вход есть какая-то лазейка, — напившись в свою очередь воды, сообщил Миша Олегу. — Та я уже понял… Хотя конечно ничего я не понял, но у меня особенно нет вариантов, правда? — Ну, у меня тоже. — Значит, времени у нас до утра, — вспомнил слова священника Олег. — Что ж, я всякое думал, но не то, что умру именно так. А утро, скорее всего, уже скоро. — Погоди. Может быть, камера защищена, но за ее пределами я ещё смогу найти путь, как нас вытащить, так что не торопись умирать, — Миша начал размышлять. — Мне всё ещё кажется, что это какой-то квест. — Охуенный квест. Крутой тамада, и конкурсы интересные, — Олег скривился. — Но не в окно же нам вылезать. Я видел, сколько там до земли, мы просто разобьемся насмерть и всё. — Да вот именно. Мне кажется, что решение совсем очевидно, просто мы его не видим. — Да? И что же мы не видим? Священника всё-таки надо было убить? — Не-не, убивать никого не надо. Но что-то мне тут после его последних слов кажется очень знакомым. Просто не могу понять, что именно… Оба вокалиста замолчали, анализируя ситуацию. Теперь, когда Мише не было нужды скрываться, его возможности существенно увеличились, а Олег начал рассматривать и совсем невероятные варианты спасения. Неизвестно, сколько прошло времени, и Олег, уставший от впечатлений, начал дремать, несмотря на холод и неудобство — в отличие от Миши. В какой-то момент Олег проснулся, взглянул на коллегу: — Может быть, тебе тоже стоит поспать хотя бы немного? — Мне не до сна… — отмахнулся Миша и вдруг изумленно уставился на Жилякова. — Что? Что я сказал? — Олег окончательно проснулся. — Не ты… Я сказал, — Миша вскочил на ноги. — На рассвете нас должны казнить — раз, в камеру приходил священник и обещал вечную жизнь — два, мне не до сна — три! — Не понимаю… — Олег наблюдал за Мишей, бегающим по камере. — Это песня! Мы в песне! — заорал Миша. — Это наша песня! Вот что происходит! — Какая песня? Ты с ума сошёл? — Олег снова начал отодвигаться от Житнякова. — Ночь короче дня! Наша песня, наша! Боже, я её пел столько раз и не догадался раньше! До Олега вдруг начало доходить, что имеет ввиду коллега, и он тоже встал. — Это странно, но я тебе верю. Что будем делать? — Олег бросил взгляд в окно и заметил, что ночь светлеет, сменяясь рассветом. — Пока не знаю, но, кажется, сейчас догадаюсь, — воодушевленно бросился к Олегу Миша и схватил коллегу за плечо. — Только теперь надо поспешить. Светает… — Да, да, сейчас, сейчас… Мне не до сна, палач придет на рассвете… — забормотал Житняков. — И звук шагов за дверью бьет, словно нож… — Но в клетку входит не гонец верной смерти, — поддержал Олег, вспоминая слова известной арийской песни. — А в рясе черной святая ложь! За дверью послышались шаги, гораздо тяжелее, чем в прошлый раз. Слышно было, что идет несколько человек — и оба вокалиста вдруг поняли, что это идут за ними, и времени у них почти не остается. Загремела дверь, которую отпирали, а оба вокалиста, не глядя на нее, продолжали вспоминать слова нужной песни, постепенно от бормотания переходя к пению, совершенно не попадая друг в друга, но не обращая на это внимания. Пара мгновений — и дверь распахнулась, в нее ввалились стражники и палач, затянутые в черное сукно. А ещё через мгновение оба вокалиста просто пропали из камеры — как будто их и не было. *** Вывалившись на каменистый пляж, Олег с Михаилом в первый момент даже не осознали, что случилось. Встав и оглядевшись, вокалисты переглянулись. — Море, — задумчиво протянул Олег. — Скалы, — поддержал Миша. — И лес какой-то, — продолжил констатировать Жиляков. — Точно. — И мы не вернулись обратно. — Угу. А это значит что? — риторически спросил Миша. — А это значит, что снова нужно разгадывать ребус, — устало вздохнул Олег. — И спасибо, что тут хотя бы не тюрьма.