Карусель, карусель, это радость для нас.

Бронированные машины и танки страховали их спины, но Джордан Хеплинг все равно чувствовал, как его тело тихо пробирала мелкая дрожь. Он сдал все экзамены на отлично, и сейчас тяжелые очки, приобретенные на деревенском базаре, крепко сжимали переносицу. Он постоянно поправлял их, хоть в этом и не было необходимости: старые привычки давали о себе знать. Тихие улицы, зачищенные сутки назад более опытным отрядом, выглядели жутко. Оставленные машины, вырванные с корнем деревья, люди, лежащие бездыханно: все было кроваво-алым, мертвым, ужасным. Сглатывая на каждом шагу подступающую к горлу холодную слюну, они с напарником выполняли плановый обход местности. На случай, если бойцы элитного подразделения не заметят угрозы или если какая-нибудь гадость проберется на уже очищенные территории. Конечно, раньше Джордана бы не взяли в Дозор. Плохое зрение, невнимательность и неряшливый вид затмевали хорошую память и огромное желание служить во благо родины. Но сейчас, когда людей было так мало, критерии были снижены, и наш герой пробился-таки благодаря своим высочайшим баллам по всем предметам. Но это было не то, чего он жаждал. Вот они, двое новобранцев, совсем тепленькие и в то же время сырые, с осторожностью прохаживались по пустым улицам. Казалось, слышно любой шорох, но в то же время вокруг них образовался вакуум. Если бы сейчас позади них напали бы на базу, никто бы и не заметил, потому что тишина давила на уши. Мертвый город обманывал, кружил голову, заставлял поверить в свою ложь. Обман, обман, обман, сплошной обман на каждом шагу. Вдруг вдалеке послышался странный звук ударов. Жестом приказав подождать, товарищ Хеплинга вальяжно, но с опаской зашел за угол. Он увидел за дырявым забором детскую площадку. Ржавая горка, вырванные с бетоном качели… и карусель, которая вертелась сейчас с бешеной скоростью. Дозорный подошел поближе, и, хотя мурашки по спине давно кричали: «Беги!», ему стало интересно. Он попытался остановить карусель ногой, но та вертелась так быстро, что побоялся лишиться ноги. За спиной послышалось неназойливое «кхе-кхе». Пинать карусель было весело, пока совсем не наскучило. Что он только забыл в этом убогом месте? Ни тебе толпы глупых прохожих, ни тебе веселых вооруженных военных. Конечно, иногда полезно уединиться и подумать над тем, что происходит, но постоянное бодрствование и избыток лишнего времени превратили эту трогательную и милую забаву в сущий ад на земле. «Нет, определенно, его нет больше десяти минут», - думал Джордан, выковыривая ногами серые кусочки разбитого асфальта. В инструкции строго говорилось, что если товарища нет дольше указанного времени, следует доложить об этом. А инструкции Хеплинг выучил назубок. Но почему-то ему не хотелось говорить, что он потерял своего напарника. Вдруг он просто задержался, а Джо выставит себя дурачком-параноиком? «Нужно сходить и проверить», - решил дозорный, направляясь на поиски. Вдруг стук, прекратившийся давно, не только снова стал повторяться, но и начал сопровождаться каким-то монотонным пением. Подойдя к забору, Джордан увидел, как какой-то человек со всего размаха пинает детскую карусель. Карусель покосилась, с нее уже давно слетели поручни. Сам круг потерял форму и скоробился. Но карусель, как в бешеном экстазе, продолжала быстро крутиться. Послышался звук рвущегося метала, и карусель на всей той скорости вращения, как бумеранг, рванула в бетонную стену. - Ух ты! – воскликнул человек, манерно поднимая кисть над глазами, словно смотрит вдаль. – Такое у меня впервые! Действительно, впечатляющее зрелище. Карусель впилась в бетон, и его огрызки разлетелись вместе с клубом пыли как в каком-то боевике. Джо не был дураком, Джо не был параноиком, Джо сразу понял, кто перед ним. Но даже мысленно озвучить эту простую идею он почему-то не смел, поэтому безымянный террорист превратился в разуме дозорного в… - Что этот человек здесь делает? – подумал Джо, и сам поразился тупости своего вопроса. – Как что, ломает детскую площадку, конечно же, - ответил Джо и почувствовал, что с исчерпанным вопросом пропало и постепенно нарастающее напряжение. Если ты не на волосок от смерти, зачем беспокоиться? Джордан настолько впал в эйфорию, как это с ним часто случается, что напрочь забыл о реальности. Подумаешь, странный человек? Что он, Джордан, странных людей не видел? Но незнакомец не собирался оставлять дозорного наедине со своим миром. Джордан вздрогнул, когда тот начал напевать себе под нос, характерно выговаривая слова, подражая певцу. Гасконь, Париж, друзья, надежды, грёзы, Мы часто лили кровь и редко слёзы, Я убивал, но смерти я не видел, Колоть - колол, но разве ненавидел. Нужно сказать, что человек, сейчас сидящий на самом верху горки, определенно не попадал в мотив песни. И это все, что беспокоило дозорного. Я понял, смерть впервые здесь, за дверью, Сказал - мертва, и сам себе не верю. Стою среди друзей я, как в пустыне, И что мне от любви осталось ныне, Только имя... «Нет, серьезно, это просто ужасно. Он совсем не слышит свой голос?» - подумал Джо, и невольно, но в то же время решительно шагнул из-за угла. Человек, беззаботно болтая ногами, запнулся на третьей Констанции. Джордан быстро понял, что его заметили. Повисло неловкое молчание. Они смотрели друг на друга, и как будто не видели. Должно быть, сейчас в мыслях Алекса, как в заводной шкатулке, крутились Констанции, а может быть и нет. Но тишина разъедала. - Ты неправильно поешь,- сказал Джо, поправляя съехавший с плеча автомат.- Нужно м-м-мм, а ты поешь мм-мм-м. Снова тишина. Воздух взорвал дикий хохот, и Джордан с недоверием взглянул на человека. -Правда? – вдоволь рассмеявшись, спросил тот, – Я и не знал. Спасибо, что сказал мне, - и скатился с горки. Джо не понял, как он это сделал – ведь ясно было видно, что горка покрыта ржавчиной. -Не хочешь поделиться своими знаниями со мной? – спросил человек, подходя ближе. Что-то в этом простом вопросе было угрожающего, безумного, и дозорный сделал неловкий шаг назад. Побежал. Скрылся за поворотом, показалось, что пронеслось. Но Алекс рванулся, настиг, разорвал, и последнее, что успел подумать дозорный: «Нет, только не человек». Мораль: Не указывайте, как человеку петь. Каждый поет так, как он слышит и чувствует. Вот.