Пес войны

По ночам он слышит крики и плач. Стрела, вторая, свистит в ночной тишине на пустых пляжах его воспоминаний. Под его ногами влажно чавкает пропитанный кровью песок, а он все бежит и бежит вперед, теснимый жаром чужих тел, навалившихся сзади. Пахнет горелым мясом и разложением. У этого пляжа нет конца и начала, и все что он может – бесконечно бежать вперед, подгоняемый собственной паникой до самого утра. Лимбо из воспоминаний, перемешанных с бредом не отпускает, затягивая ночь за ночью глубже во тьму отчаяния. Он просыпается затемно, судорожно хватая воздух горящими легкими и остервенело водя глазами по знакомой до боли соломенной крыше собственного дома, выискивая трупы в узорах на деревянных балках, и бесшумно и обессиленно плачет до рассвета. Он начал подводить глаза красным толще и ярче, чтобы не были видны синяки, но они все равно лежат глубокими тенями под его глазницами. Да и сам он стал будто состоять больше из теней чем из плоти. Ему тяжело глотать, ведь его горло будто навечно сдавлено в немом крике, ему больно улыбаться, двигаться, говорить. Он перестал снимать перчатки даже в собственном доме, чтобы не смотреть на искусанные в кровь пальцы. Тетива режет их с каждым выстрелом все сильнее даже через плотную ткань. Горо наивно верил до последнего, что стоит войне закончиться, и все наладится. Что голод и вечное изнеможение – издержки передовой, но стоит им победить… Его гражданское кимоно выцвело и покрылсь плесенью в отсыревшем сундуке с его старыми журналами и набросками. Подумать только, до вступления в ряды армии Горо хотел стать писателем. Теперь же страницы его дневников поедены молью и все той же черной сыростью. Война закончилась, но он все никак не может сложить оружие, цепляясь за стычки с кайраги на границах Ватацуми как за спасательный круг. Он разучился жить мирно. Иногда Горо кажется, что его самого больше нет. Остался лишь Победоносный Генерал, который по-настоящему живет и чувствует что-то лишь в пылу битвы. Вне сражений он – никто. Бумага горела. Крыльями огненной бабочки вздымались и опадали объятые пламенем листы. Горо в порыве ярости и всепоглощающей жалости к себе сжигал свои детские мечты, без сожаления и грусти, хороня себя старого заживо с каждой брошенной в огонь тетрадью. “Дорогая мисс Хина. Я очень волнуюсь за своего брата. С тех пор, как война закончилась, и он вернулся с фронта, он будто стал другим человеком. Он почти не выходит из своей комнаты, перестал общаться с семьей и соседями, и я слышу, как он кричит по ночам. Я понимаю, что он через многое прошел, поэтому я хочу помочь ему! Мисс Хина, прошу, как мне облегчить его боль? Я очень скучаю. Я хочу вернуть его обратно в семью. Прошу, помогите мне!” Горо замирает, откладывая кисть в сторону. Он не знает, что ответить. Покажите брату свое участие? Старайтесь чаще разговаривать с ним? Поддержка окружающих должна исцелить его раны? Все это – хорошие советы, которые самому Горо не помогают ни черта. У него есть его подчиненные, леди Сангономия и путешественник, которые также находятся рядом, но крики убитых в его кошмарах не становятся тише от этого. Да и чем можно помочь мертвецу, который зачем-то остался среди живых? Горо выворачивает дорогим шоколадным тортом под корнями ближайшего клена, как и все предыдущие разы до этого, ведь его желудок, привыкший за время войны к пустым супам из редьки и водорослей, просто не способен справиться с таким количеством жира и сахара. И все же он почему-то продолжает покупать себе эти глупые торты и отвечать на эти глупые письма, раздавая свои бесполезные глупые советы незнакомцам. Ему хочется разорвать письмо в клочья и рыдать, свернувшись калачиком, потому что он – точно такой же, и он не знает, не знает как с этим справляться и как помочь. Его руки дрожат, когда он вновь берется за кисть, и Горо с ужасом понимает, что с тех пор, как было подписано мирное соглашение, они делают это постоянно, и что дрожь унимается только тогда, когда он берет в руки лук. – Генерал Горо, что вы думаете по поводу этого соглашения? Кудзё Сара смотрит на него в упор, ожидая ответа. Он слышит собственный голос: – Я думаю, что данная мера пойдет на пользу как Сангономии, так и сегунату, однако, мне необходимо будет обсудить это с Ее Превосходительством. Он не понимает, о чем он говорит, он не помнит, почему генерал Кудзё сидит напротив него, он даже не знает, где именно он находится. О чем они разговаривали? Горо дико озирается в панике. Его трясет. Переговоры с сегунатом должны были состояться только через три дня, тогда почему… Сара буравит его взглядом, и в ее глазах читается беспокойство. – Генерал? Он не знает, что ответить. Он начал терять дни как в буквальном смысле так и в метафорическом. Иногда он проводит часы рассматривая волны, набегающие на пляж, будто застыв вне времени, не имея сил двигаться, даже когда прилив доходит ему до талии. Иногда он приходит в себя посреди разговора, которого он не помнит, будто выплывая из вязкого серого марева, туманящего его сознание. В его разуме выжжены лица, имена и ранг каждого потерянного солдата, каждая битва, название каждого взятого его армией поселения и аван-поста, но вчерашнего дня для него не существует. – И все-таки славно вы отделали тех бандитов на прошлой неделе! – говорит ему кто-то из сослуживцев, хлопая его по плечу. Горо не знает, что было на прошлой неделе, и как он оказался среди своих людей у костра. Впрочем, все равно. Над ночным небом гремят праздничные фейерверки, но с каждым взрывом Горо видит лишь фиолетовые снаряды пушек Камуйдзима. Кто-то также испуганно замирает, глядя в небо, как и он. Он не заслуживает жизни. Эта мысль гложет его изнутри каждый раз, стоит ему выплыть из серой апатии диссоциации. Он точно знает, что должен был умереть в той войне, пожертвовать собой на благо народа. Но он все еще здесь, в отличие от тех, чьи клинки воткнуты в землю навечно. И Горо продолжает существовать, потому что иначе их жертва будет напрасной. В сундуке с его старыми вещами находится уцелевший после его вспышки гнева дневник. Он думает выкинуть и его, но зачем-то листает пожелтевшие от времени страницы. Поплывшие от сырости кривые буквы, выведенные детской рукой, пляшут у него перед глазами, прыгая на соленых каплях слез. Ему стыдно за самого себя. Последняя запись гласит: “Учитель сегодня спрашивала нас, кем мы хотим быть, когда станем взрослыми. Я не знал, что ей ответить. Но я подумал и решил, что хочу стать кем-то полезным. Когда я вырасту, я хочу сделать мир лучше. И чтобы меня больше не дразнили за уши и хвост! Я хочу изменить мир.” – Горо, у тебя получилось. Я изменил мир. И я не знаю, что делать дальше.