Время — жестокий хозяин

       — История, однажды написанная, никогда не будет изменена. Ты знаешь это, Элизабет. — старик смотрел на нее сквозь очки-полумесяцы добрым, поучительным взглядом. Он жалел её. А она ненавидела жалость. Больше всего на свете ей было противно это скользкое чувство снисходительного сострадания, которое Альбус Дамблдор умел показывать лучше всех.       — К черту все. Плевать мне на судьбу и на подобную чепуху. — злость вскипела внутри, моментально поднимаясь вверх, но девушка вовремя осеклась, покачала головой и добавила: — Простите, профессор.       — Прощаю. Сейчас ты мыслишь неразумно. Глупо бросаться в тлеющие угли — они ещё помнят жар пламени. Слишком опасно, Элизабет. Тебе стоит подумать, успокоиться.       Она запрокинула голову, вдохнула побольше воздуха. Спокойствие. Что это? Она помнила, что точно была спокойна, когда сидела на краю Астрономической башни, опустив тяжёлую после долгого дня голову на его плечо. Была спокойна, когда они гуляли по темным коридорам школы под мантией Поттера, то и дело натыкаясь на миссис Норрис. Была относительно спокойна и когда они буквально час назад неслись по полю, на ходу отражая Непростительные. Потому что всегда, абсолютно всегда знала — Сириус Блэк ни за что не даст ей упасть, споткнуться, испугаться, умереть.       «Поэтому он мертв теперь. Из-за тебя, он спасал тебя. Ты не стоила этого. Ты не стоила его».       Хотелось выть. Рыдать, стенать, разбивать кулаки в кровь о каменные стены, убить тех монстров, возомнивших себя королями мира. Чёртовы Пожиратели! Забрали у нее самого важного человека, её последнюю надежду на счастье, её желание стать лучше.       Желание.       Разве не это показывает зеркало перед ней? Она боялась посмотреть в него и увидеть родные серые глаза и извечную ухмылку. Сириус ухмылялся назло всем проблемам, врагам, страхам, как бы говоря: вот он, я, попытайтесь сломить меня, уверяю, ничего не получится. Он мог лишь гнуться под жестокими порывами, но никогда — ни-ког-да — не ломался. Элизабет полюбила его за это. Он научил её встречать трудности с достоинством, будь то завал по учебе или жестокость чокнутой семейки.       Да уж, их семьи были донельзя похожи. Вероятно, сказывалась дальняя связь Блэков и Слайго. Сотню с лишним лет назад один из маркизов рода Слайго женился на благородной девице, носившей фамилию Блэк. Оба были волшебниками. Потомства у них не получилось, зато они сумели прославиться истинной жестокостью по отношению к маглам. Оттуда и пошла вся пурга про чистую кровь. К сожалению, Сириусу и Элизабет «посчастливилось» пополнить число отпрысков обеих династий. И кто же мог подумать, что спустя столько лет две семьи, казалось бы, забывшие о существовании друг друга, — тому способствовало обеднение ветви волшебников Слайго и их отлучение от образа жизни остального рода — снова столкнутся. В лице юных магов, чьим долгом с рождения было враждовать. Хладнокровная слизеринка и безбашенный гриффиндорец. Лёд и пламя. Которые в итоге сошлись, чтобы навеки потерять друг друга.       Нет.       — Нет! — крикнула Элизабет, распахивая глаза и натыкаясь взглядом прямо на отражение зеркала.       Еиналеж. Желание.       Гладкая поверхность пошла рябью, заискрилась золотом. Изображение медленно проявлялось. Элизабет хотела снова зажмуриться, но не могла. Веки раскрывались сами собой, заставляя следить за волшебным зеркалом.       — Ты видишь его? — девушка вздрогнула, удивившись вопросу. Она забыла о профессоре, все это время стоявшем позади. Он молча наблюдал за её внутренней битвой, которую она тщетно пыталась выиграть.       — Я… — она остановилась, не закончив мысль.       Отражение было болезненным. Ранило, разрезая не затянувшиеся рубцы. Сердце трепыхалось в груди, порывалось остановиться и вновь быстро начинало стучать. Широко улыбающийся Сириус Блэк обнимал счастливую Элизабет Слайго. Они светились нежностью и заботой изнутри. Но это было там. Там, где-то за пеленой, в другой жизни, в её мечтах, они не уставали обниматься и наслаждаться компанией друг друга, ведь знали — времени много, оно подчинено им, и их любовь вечна.       Навсегда.       Никогда.       Никогда этого не будет больше. Короткая зелёная вспышка оборвала жизнь, лишила дыхания, унесла далеко и точно надолго. Нет, только не его. Не её Бродягу.       — Элизабет, — голос Дамблдора был мягок, пытался окутать сознание девушки, внушить правильные мысли. Однако его слова приносили ей огромную боль. — Что ты видишь?       «Это пытка, профессор. Черт вас дери, это пытка для меня!»       — Сириуса. И себя. М-мы… — она тряхнула головой, не давая голосу надломиться. Дурацкая привычка. Дурацкая гордость. — Мы вместе. Мы молоды и счастливы.       Дамблдор молчал. Перестал говорить поддерживающие слова. Она должна была дойти до этого сама, без его помощи. Но она не доходила, упрямо вглядываясь в отражение. Находя озорные серые глаза, видя саму себя — такую безмятежную рядом с ним. Боль под ребрами обожгла тонкой иголкой. До встречи с Сириусом она думала, что её душе никак не спастись в этой бесконечной пучине злости и несправедливости. Думала, что никто не сможет найти запрятанный на долгие годы светлый огонек. Но Блэк сумел стянуть маску бесчувственности, отчего-то решил сыграть в героя, вытащить глупую слизеринку из болота. И у него получилось оживить её, раскрасить последние месяцы седьмого курса яркими красками, выделяющимися на общем темном, траурном фоне.       А потом… Орден феникса, тяжёлое ощущение опасности. Они встретили их сегодня, теплым весенним вечером — четверо Пожирателей против двоих юнцов. И Сириус не дал ей умереть, подставляя грудь под Аваду. А она бежала. Дальше, дальше, дальше. Пока не поняла, что никого вокруг нет. Совсем никого.       Его голова лежала на её коленях. Она кричала, слёз не было, только хриплые яростные вопли. Трясла безжизненное тело, хватаясь за мнимые ниточки существования. Целовала охладевшие губы, стремясь вдохнуть жизнь. Видела, как искра в красивых глазах гаснет.       Навеки.       — Отпусти его. Иначе он превратится в твое самое худшее воспоминание, и тебе будет хуже. Ты будешь видеть его везде, разговаривать с ним в глубине своей души, но не сможешь коснуться. Отпусти, Элизабет.       — Нет. — она попятилась, медленно качая головой. — Нет! — сжала кулаки, до боли впивая ногти в кожу ладоней. — Они отомстят за его см… — запнулась, поняв, что не произнесет это ужасное слово, просто потому что оно не вяжется с Сириусом, не может его охарактеризовать. Смерть и Сириус Блэк? Плохая шутка.       Элизабет взглянула в последний раз на желанное видение в зеркале и развернулась, шагая прочь.       — Куда ты, девочка? — Дамблдор, шурша подолом мантии, поспешил за ней.       Элизабет ответила, не оборачиваясь:       — У меня дело жизни и смерти, профессор, а времени мало. Спасибо вам за дельные советы, но они, увы, не вернут мне его.       И она захлопнула за собой дверь пыльного класса, мысленно обещая больше сюда не возвращаться ни под каким предлогом.       Альбус Дамблдор тяжело вздохнул. Упрямость слизернки была ему по душе, однако в этот раз он обязан был остановить её пылкий нрав, чтобы не свершилось непоправимое.       — Придется обратиться к мастеру по таким делам… — прошептал он себе в бороду и трансгрессировал из комнаты, где покрытое плотной тканью, неохваченное течением времени, хранилось зеркало самых заветных желаний.