Разговоры эти нам ни к чему...

      — Ваш чай… это какой-то стресс, а не антистресс, док.       — Если тебе так будет лучше, я могу заварить кофе. Как раз на днях запаслась «Jardin» по совету агента Дженсена.       «По совету агента Дженсена». Макриди едва не порывается передразнить окончание реплики, всем лицом скукоживаясь и морщась при упоминании ауга-кажется-любимчика-психиатра. В голове шум, полнейший кавардак и боль, нескончаемая боль в лобной части, которая вынуждает обращать внимание на совершенно абсурдные вещи, придавать значение собственным совершенно абсурдным позывам. А ещё Дункан продолжает метаться между желанием поскорее выбраться из кабинета и оставаться тут до последнего, пока за дверью не выстроится очередь аж до самого лифта, поднимающего до филиала «Прага Довоз». Агент не ел аж со вчерашнего вечера, только глушил кофе кружку за кружкой да пихал в себя жвачки — боязнь подсесть на сигареты при резко возникшей тревожности.       — Нам нужно продолжать разговор, Дункан, — раздаётся сочувствующе и ласково — довольно-таки соблазнительно ласково… — и Макриди смотрит, как Делара Озен сдвигается в сторону от компьютера на колёсиках офисного кресла. Хочет лучше видеть собеседника. — Это личная и настоятельная просьба не только Джима. Я никак не могу игнорировать…       — Ну? Кто меня ещё сдал? Тихушники хреновы. Нет бы в глаза сказать, что считают меня ёбанным психом.       — Никто не считает тебя тем самым, — Делара исключительно чутка и деликатна, не ругает за брань, не старается напомнить о субординации. Не доктор — сказка! Ещё бы лучше эту сказку ценили, выйди она сейчас из-за стола да прислонись к нему, немного вытянув и скрестив ноги. Макриди снова пьёт чай, и под бит непрекращающихся ударов пульса ему представляется, как он в наглую любуется длинными ногами, отлично подчёркнутыми брюками.       Кажется, его вот-вот начнёт тошнить.       — Дункан, пожалуйста. Это не коллективная жалоба, ещё раз повторю. Однако весь твой отдел…       — Вместе с агентом Дженсеном?       — А вот ты знаешь, нет, — Делара, кажется, сама искренне изумляется такому повороту, — он один не расписался в докладе о наблюдении за девиантным поведением старшего по званию. — Она тянется к медкарте Макриди, большой такой увесистой папке. Внутри неё снова находит лист аж с десятью подписями, среди которых не числится простенькая, но элегантная загогулина Адама. — Возможно, всё дело в том, что… впрочем, нет, не суть. Тебя почему-то цепляет, когда я говорю об агенте Дженсене. У вас не происходило никаких конфликтов на днях? Или сразу после лондонского теракта?       — Нет, всё замечательно у нас с ним, док. Будь он другого пола, я бы даже предложил ему жениться.       — Если хочешь, мы можем поговорить и об этом.       Сокрушающая миролюбивостью улыбка, открытый взгляд, наклон вперёд, так что томный блеск играет в тёмно-каштановых волосах — на всё это Макриди откровенно вылупляет глаза, застопорившись на том, как бы ему опять выпить ненавистного чаю. И в итоге он чувствует, что горячая жижа стекает по его подбородку да на пиджак. Доктор Озен, переполошившись, подскакивает, а перед ней начинают гневно бить себя по груди, выплёвывая ещё больше смачных ругательств.       — Определённо, здесь наблюдается высокий уровень стресса, — говорит Делара, оказываясь возле агента. В её руках полотенце и им она старается помочь вытереться, хотя Дункан рьяно отпирается: — Хорошо, держи, — тяжко вздыхая, она встаёт и скрещивает руки, — я не могу отпустить тебя при таком состоянии, понимаешь? Помимо мною указанного, в тебе наблюдается маниакальность действий и решений, помешательство, а возможно, быстро набирающее обороты ОКР.       — Отметина кровососущего рака? У меня последняя бывшая жена по знаку зодиака рак.       — Уверена, что вы не сошлись характерами вовсе не из-за расположения звёзд, — отзывается доктор Озен снисходительно и мягко. Уж, до чего же у неё потрясные ноги… А новая блузка так идёт талии. — И те же самые звёзды не помогут мне понять, чем тебе помочь, хотя, конечно, твоя рассеянность вынуждает меня завершить сеанс уже сейчас, выписав рецепт успокоительного хотя бы по общим стандартам.       Всё медленнее Макриди вытирается. Всё дольше он смотрит на Делару, от которой веет приятным ароматом духов, очень деликатным и не приторным. Тошнота и голод отступают перед сверхъестественной хваткой на горле. Затем та сменяется странным ощущением чего-то очень плотного и крупного под гортанью. Затем зудит в области солнечного сплетения, распространяя озноб по всей груди, бёдрам, плечам. Внимательная психиатр, естественно, считывает это одним только взглядом и уже разворачивается, чтобы сесть за стол да выписать чёртов рецепт. Макриди колбасит так, словно он не спал и не дышал неделю. Вот только внезапная хватка на женском запястье отдаёт невероятной твёрдой уверенностью.       — Дункан? — обращается доктор Озен, оборачиваясь. Почти тут же она звонко охает: Макриди, подорвавшись с кресла, порывисто впечатывает её в край столешницы, заключает в плен медвежьих объятий, а его опалённый взгляд источает куда большее, чем просто психоз.       — Д-дункан… Как это понимать?..       — Кто вы по знаку зодиака, док? — рычание, кажущееся самому агенту сексуальным, в итоге заставляет женщину перед ним содрогаться в отчаянной истоме, врезаться ладонями в его грудь, затем цепляться за плечи. Он видит, до чего прекрасно лицо той, которая остервенело его возжелала!.. — Уж точно не рак. И не близнецы. Потому что вы чертовски хороша.       — Дункан, прекрати.       — Я не прекращу, — и сразу губы льнут к углу нижней челюсти, щеке, обильная щетина волнует нежную кожу, а после Делара сдавленно выдыхает, когда целуют её в шею. — Я не прекращу, вы сами не хотите, чтобы я прекращал.       И это при том, что голову продолжает одолевать головокружение. Макриди кажется, что кабинет шатает туда-сюда, усилием воли приходится заставлять себя не просить воды. Нет, он уверен, что сушняк словлен именно из-за нагрянувшего возбуждения. Член горит, от паха едва пар не поднимается, блять! Чем крепче доктор Озен прижимается грудью, искушающе прогибается, тем очевиднее оказывается страстное помешательство. Одна рука Макриди спускается. Он не в силах отказать себе смачно облапать ягодицы, тем более когда неожиданно Делара сама направляет его.       — Док?..       — Можно по имени.       Перестав хвататься за кисть руки агента, Делара держит за грудки и впивается в губы Дункана жарко, крышесносяще. «Надо было хотя бы позавтракать…» Какое ещё нахрен позавтракать, мужик?! Тебя затягивают в глубокий и настолько похабный поцелуй, что это окончательно выстреливает. И вот уже Делара усажена на стол, затем сброшены все её вещи. Разбитый компьютер идёт на хуй, поскольку не до него сейчас. Зато до того, с какой нетерпеливостью оба, и мужчина, и женщина, высвобождаются от одежды, сдирают друг с друга вверх, обнажаясь до последующих сладких ласк. Макриди тычется лицом меж холмов груди, пока ещё прикрытых чашами бюстгальтера, а затем откровенно голодно проводит языком до яремной впадины. Делара в это время соблазнительно царапает его между лопаток.       — Это всё равно не совсем правильно, Дункан… кто-нибудь может зайти…       Никогда бы не подумал он, что её голос может быть столь звонким, тонким. И сколько же беспомощности в стоне, когда лифчик таки отправляется куда подальше, когда губы самозабвенно и пламенно пленят соски, пленят каждый участок шелковистой кожи!..       — Но ты же… ты же хочешь меня, Делара? Ты хочешь меня?!       — Я хочу тебя…       — Хочешь?..       Вместо прямого ответа она притягивает его ради нового поцелуя, дыхание сбивается, рот начинает изнывать от тактильного удовольствия, сплетение языков слишком бесподобно. И на этом моменте Макриди слышит, как бренчит пряжка его ремня, звенит замок-молния. Блаженству нет предела, как только из-под одежды высвобождается наикрепчайший стояк. Теперь дело за малым, дело за Деларой.       — Давай я помогу тебе…       — С чем ты хочешь мне помочь?       Пауза. Резкий удар по барабанным перепонкам звуками из-за стены кабинета. Широко распахнутые, прямо до рези и слезоточивости, глаза продолжают смотреть в стену противоположную, кирпичную. Только на сей раз агент видит точно её и ничто другое.       Будто шарнирная кукла, Дункан поворачивает голову, сразу упираясь ошарашенным взглядом в улыбку доктора Озен. Сидящей за столом доктора Озен. Только что выписавшей рецепт доктора… Полотенце всё это время оставалось в руке, теперь сжатой в судорожный кулак. От лица Макриди отливает весь цвет, прежде чем наоборот набрать пунцовой насыщенности. Звучит обеспокоенный вопрос, не нужно ли сейчас дать что-то принять, до того, как агент окажется в лазарете.       — Нет, не надо, — гаркнув, Макриди подскакивает с кресла, бросает полотенце на него же с таким видом, будто то не тряпка, а жуткое насекомое. Затем, вытирая взмокшие ладони об себя, с откровенным неверием смотрит на Озен, вновь демонстрирующую озадаченность.       — Ладно. Но ты подожди секунду, мне нужно…       — Пока.       Скорости психиатра не хватает, чтобы поймать агента прежде, чем он покидает кабинет. Почти сразу Дункан натыкается на Дженсена, едва ли не врезается в него, привалившегося спиной возле двери да преспокойно наблюдающего за работой сборщиков информации. Взгляды пересекаются. Дженсен в своей дико бесячей, но эффектной манере вопросительно изгибает бровь.       — Выглядишь неважно, Макриди. Что-то мне уже страшно заходить к нашему доктору за консультацией.       — Д-да пошёл ты! Ты!.. и… и… твой… твой «Jardin»!       — Дункан! — Делара выбегает слишком запоздало, так как потенциальный клиент гипнотических сеансов быстрее ветра уматывает на второй этаж, к себе в нору. Вздыхая, доктор Озен смотрит на Дженсена огорчённо, когда как тот всё ещё пребывает во флегматичном дзене. — Боже мой, Адам, я понимаю, что прошу о многом, но ты не мог бы отнести рецепт успокоительных Дженнифер?       — И затем подняться с ними к Макриди, после этого уже вернувшись к вам.       — Да, верно. Буду премного благодарна.       — А что, собственно, случилось? — звучит вопрос, на что Делара неясно пожимает плечами.       …приняв на душу стопку виски, Макриди решает, что с него хватит, и пишет заявление. Отпускное заявление, и чтоб дали ему не меньше двух недель.