Путешественники, рыцарь и судья
3 декабря 2023 г. в 00:43
С ног до головы закованный в воронёную сталь рыцарь, едва завидев путников, даже не попытался как-то скрыть враждебность своих намерений: деловито снял с крепления на поясе восточный меч с узким серповидным клинком, извлёк из ножен короткий прямой кинжал наподобие мизерикордии, какими пехотинцы кололи в сочленения доспехов кавалеристов, выбитых из седла, оглушённых падением и неповоротливых в своей броне, будто перевернувшийся на спину жук, — и молча направился навстречу.
— А я уж было понадеялся, что обо мне забудут, — проворчал Лоскутик, поднимая видавший виды щит и беря на изготовку копьё. — Зря, видать, надеялся-то. Но как этот мерзавец узнал, где и когда меня ждать?
— Твой знакомец? — хмыкнула Неземная. — Старые долги?
— Убийца. Наёмный, — скривился копейщик. — И я, хоть убей, не понимаю, чем заслужил подобное внимание. Он ведь не отставной солдат, решивший подзаработать несколько дополнительных монет ко скудному пенсиону, а натуральный дворянин. Такой душегуб из благородных наверняка берёт дорого, а я не вел никаких дел с его нанимательницей, чтобы той выкладывать немалые деньги за мою голову…
— То есть ты знаешь, кто его нанял.
— Да, знаю. Наслышан. Ходят об этой персоне зловещие слухи в узких кругах, так сказать… Но повода желать мне смерти и охотиться за мной я ей не давал!
— Ясно, — полубогиня кивнула и, отсалютовав клинком, обратилась к латнику, что уже достаточно приблизился:
— Внемли моим словам, незнакомец: я Маления, Клинок Микеллы. И я никогда не знала поражений. Отступись, и останешься жив.
— Что же, коль уж встретил чужестранку, знающую, помнящую и чтущую старые традиции и воинский этикет, то и мне тоже следует представиться, — гулко ответили ей из-под забрала рогатого шлема. — Я — Юрт, Безмолвный вождь, Управляющий тишиной, и я — убийца. Знай: моя работа в Болетарии близка к завершению — мертвы все, владевшие искусством душ… за исключением одного, последнего — и он передо мной. Ты, госпожа, мне не враг, и за тебя не уплачена цена. Если не желаешь боя — отойди и дай закончить дело.
— Известно ли тебе, Юрт, как добраться отсюда до Междуземья? — поинтересовалась валькирия. — Как часто сюда ходят корабли? Ты прибыл на одном из них?
— Впервые слышу я о месте, что ты назвала, — задумчиво покачал головой Безмолвный вождь. — А судам уцелевших королевств незачем заплывать так далеко от торговых маршрутов: необитаем сей остров, лишь нежить на нём осталась, нужды в товарах с материка не испытывающая. Прибыл же сюда я из Нексуса, пройдя через Обелиск, и в Нексус же вернусь, завершив задание.
Как и ожидалось. Один лишь лысый пройдоха знает, как теперь из этой всеми богами забытой глуши посреди океана выбраться обратно в Междуземье.
Остаться на заброшенном острове, потратить годы, если не десятилетия, питаясь мясом летучих скатов и надеясь, что когда-нибудь к берегу всё-таки причалит какой-нибудь авантюрист, желающий порыскать в руинах на предмет того, что ещё не успели разграбить его предшественники? Попытаться уйти вслед за Юртом через таинственный Обелиск в некий Нексус, рассчитывая отыскать дорогу домой оттуда? И всё лишь ради того, чтобы избежать сражения с каким-то бретёром? Серьёзно?
Увольте. Гораздо проще — убить убийцу.
В конце концов, не он первый, не он и последний.
— Тогда, увы, вынуждена ответить тебе отказом, — полубогиня пожала несколько более широкими, нежели считалось красивым для женщины, крепкими плечами. — Лоскутик нужен мне живым.
К тому же, Маления всегда держала слово, и если уж объявила проходимцу амнистию по всем ранее совершённым им преступлениям, значит, с того самого момента он — обычный законопослушный подданный, и она обязана защищать пройдоху, как защищала бы любого другого на его месте.
— Что ж, быть по сему, — торжественно провозгласил Юрт и двинулся по кругу, вполне разумно не желая оказаться зажатым между валькирией и копейщиком, что явно вознамерился обойти рыцаря сзади, пока тот занят разговорами.
Воительница также начала движение, внимательно следя за оружием противника и ожидая подвоха: с виду оно напоминало обычный шотель, но с тем же успехом могло оказаться и куда более опасной, хотя бы в силу значительно большего арсенала и дальности атак, его версией — текучим мечом ноксов.
Она не ждала лёгкой победы: наёмный дуэлянт наверняка был достаточно опытен, чтобы представлять собой вполне реальную угрозу, а его роскошный, явно весьма дорогой чёрный с золотом доспех являлся истинным шедевром кузнечного ремесла. Впрочем, несмотря на всю свою красоту, по защите воронённые латы не дотягивали даже до ранних вариантов «белых»: локтевые сгибы над наручами защищала лишь кольчуга, нашитая поверх рукавов поддоспешника, и она же, надетая на толстую ватную стёганку, прикрывала бока рыцаря между нижней, овальной гранью кирасы и пластинчатой юбкой.
Достаточно одного хорошего колющего удара сбоку.
Хм-м, а если…
Полубогиня едва заметно ухмыльнулась.
Пользуясь преимуществом в длине оружия и тем, что у Безмолвного вождя не было щита, а блокировать удар тяжёлого клинка боевого протеза тонким кривым лезвием шотеля противник не решился бы, здраво опасаясь его поломки и вынужденно доверившись стали доспехов, она размашисто рубанула… над головой латника, цепляя два узких и прямых, как огромная фруктовая вилка, гранёных металлических рога на вражеском шлеме.
Цель мечницы была достигнута: шлем слегка покосился, на какой-то миг Управляющий тишиной оказался ошеломлён ударом и дезориентирован, а уж этого мгновения ей хватило с лихвой.
Молниеносно подшагнув вплотную и ухватив бретёра за пояс, алая валькирия с силой, доступной лишь полубогам и потомкам великанов, швырнула мужчину в воздух над собой, едва не добросив до высоты бойниц ближайшей башни, а затем, когда тот закономерно устремился вниз, вскинула вверх клинок, словно салютуя — и нанизывая противника на без малого сажень остро отточенного металла:
— Я Маления, Клинок Микеллы, — зачем-то напомнила умирающему она, глядя снизу вверх в искажённое агонией лицо.
— Это было… быстро, — оценил Лоскутик, когда воительница стряхнула в сторону сучащее ногами, вяло трепыхающееся тело. — Очень быстро…
— Большой опыт, — хмыкнула полубогиня. При дворе матери хватало подлых злоязыких сплетников, и доброе имя брата нередко приходилось защищать на поединках. — И я спешу, знаешь ли. Зачем растягивать бой?
—… не изящно…
— Ну, не всякий соперник достоин водного танца со мной.
—… и просто омерзительно, — не удержался от продолжения плут, глядя на своего несостоявшегося убийцу, который выбрал именно этот момент, чтобы конвульсивно поскрести землю пальцами, забулькать-проскрипеть что-то неразборчиво-болезненное и, наконец, умереть. Лысый авантюрист побледнел, болезненно морщился и как-то странно стоял, сведя колени. Не будь Неземная уверена в обратном, решила бы, что дезертир ухитрился пропустить удар ниже пояса в этом скоротечном бою.
Впрочем, она догадывалась, в чём дело.
У кое-кого слишком бурное воображение.
— Справедливости ради, обычно таким приёмом удаётся поразить врагу грудную клетку, предварительно пронзив всю брюшную полость, даже если противник в панцире, — пожав плечами, пояснила дочь Марики. — Клинок входит под нижний край кирасы — безотказная уловка. Да, признаю: сейчас прошло немного не по плану… но и так тоже неплохо. Главное ведь — результат, верно?
— Неплохо?! Ты не брюхо, а жо… промежность ему проткнула! Натурально посадила бедолагу на кол! — возмутился «торговец». — Как… как поросёнка на вертел, острие из воротника вышло! Боги, и зачем я только это увидел… Аж самому больно стало.
— Ну, во-первых, не посадила, а нанизала, — педантично поправила спутника красноволосая. — Во-вторых, не на кол, а на меч. В-третьих, я не рассчитывала, что он успеет развернуться в падении. Видимо, собирался эдак ловко приземлиться на ноги, а получилось… как получилось. И, наконец, в-четвёртых: нечего примерять на себя чужие раны, дурная это примета.
— Да знаю я, — тяжело вздохнув, пройдоха принялся обшаривать мертвеца и снимать с него доспехи.
***
—… а святоша возьми, да и признайся: в самом деле, мол, служу господу моему, а что? — не умолкая ни на минуту, лысый дезертир вдохновенно травил очередную байку о своих непростых взаимоотношениях со жрецами всех мастей, культов и конфессий. — Так мало того: обращайся, говорит. Отпущу тебе, дескать, грехи, хоть оптом, хоть в розницу, недорого и с хорошей скидкой — до восьмой части от стоимости, сугубо по знакомству. Ну я-то, разумеется, вежливо отказался: зачем богов тревожить попусту, по мелочам, да ещё и через столь жадного посредника? В общем, когда он чуть позже с уступа-то свесился поглядеть, что же за сокровище там, на дне ущелья, эдак заманчиво блестит, то как-то так само собой, случайно получилось, что не удержался бедолага, да и полетел вниз с обрыва. Голова, видать, закружилась — с кем не бывает… Пинок тут совершенно не при чём. Пройдоха, после гибели рыцаря-душегуба проникшийся к спутнице необъяснимым доверием, а после того, как всё сколько-нибудь ценное имущество покойника перекочевало в поклажу мародёра, ещё и лучившийся отличным настроением, живописал совершённые им аферы и преступления с такой же сентиментальной гордостью, с какой частенько вещают о своих «невероятных» ратных подвигах старые солдаты, особенно из прослуживших всю положенную четверть века в глубоком тылу или в обозе. Разве что для отставных фуражиров и тыловиков благодарной аудиторией обычно служат внуки да правнуки, односельчане-выпивохи или такие же ветераны, если таковые встретятся в местной корчме, а «торговец», видимо, за неимением лучшего избрал на эту роль Неземную. — Откуда такое предвзятое отношение к жреческой братии? — хмыкнув, спросила Маления. Не то чтобы ей было действительно интересно… но коротать время в пути разговорами было куда веселее, чем идти молча. — Разве оно не справедливо? Ты просто не представляешь, какие лицемерные, безмерно алчные негодяи все эти клирики… — ясно. Похоже, зависть к более успешным конкурентам, жадность и обида — вот и все наиболее значимые истоки неприязни к церковному сословию. — Вот взять, к примеру, другого моего давнего знакомца, монаха из секты Белого пути. Промышлял он маленько, значит, грабежом в окрестностях развалин Храма Огня, последнего прибежища местных огнепоклонников — ну это ладно: паства-то вокруг чужая, почитай, язычники, а разбой супротив неверных — дело богоугодное по всем правилам… Можно было иной раз выменять у толстяка неплохой товар. Но ни на грош цену не сбрасывал, подлец, торговался так отчаянно, будто сам перед тем честно купил у кузнеца, да что там купил — сделал, лично изготовил! Неделю не спал, кольчужку плел, ага. Знаю я, с кого он ее снял, приголубив моргенштерном, сам же ему наво… Ээ, хм-м. А-а, забудь. — Наводку, значит, дал, — усмехнувшись, продолжила недосказанное полубогиня. — А ты знаешь, что воровских и разбойничьих сообщников у нас вешают? — Дык за что меня вешать-то? — возмутился лысый плут. — За шею, — любезно просветила его Маления. — Э-э, речь не о том: всё это уже в прошлом. Я давным-давно завязал, честное слово! А уж с обещанной наградой за нашу небольшую авантюру можно бросить и торговлю, уйти на покой, жениться и спокойно жить-поживать в собственной усадьбе, наплодив детишек. И потом, не я такой, времена такие, — развел руками копейщик. — Опять же, разве не в самой сути разумных существ заложена жажда наживы? — Прямо-таки у всех? — скептически фыркнула воительница. — Да, — уверенно закивал её спутник. — Масштаб только различается, от человека к человеку. Кто-то со всего размаху, значит, бьёт шестопёром по темечку зазевавшегося путника ради пары монет, шитого серебром кафтана и хороших сапог, другой требует — и получает ведь! — мзду с проходящего по его владениям каравана, а третий, обладая куда большими амбициями, намеревается взобраться на родительский трон и разрушает в ходе борьбы с другими такими же властолюбцами целый континент. Маления пожала плечами. Да, мир не идеален, и в нём предостаточно людей, подобных Лоскутику… в том числе среди знати. Пожалуй даже, особенно среди знати. Но делать всеобъемлющие выводы о мотивах вообще всех разумных существ, опираясь исключительно на собственную натуру и схожие типажи, она бы на месте «торговца» не спешила. — Не подумай, что осуждаю, — продолжал тем временем лысый прохвост. — Напротив, я восхищаюсь! Чего уж мелочиться-то, верно? Цель оправдывает средства. Последнее утверждение звучало как-то… совсем уж неправильно. — Не для каждого, — нахмурилась красноволосая. — Не всякая цель. И не любые средства. Не стоит обобщать. Золото? Власть? Сила? Слава? Всё могущество, познания в магии, влияние и богатство владык Междуземья не помогли Марике и Радагону исцелить своих детей. — Как скажешь, — развёл руками Лоскутик. — Однако большинство расценило твой Южный поход именно как ваше с братом участие в распре. — И напрасно, — вновь пожала плечами Маления. — Поход — всего лишь погоня за гнусным похитителем. И пропусти Годрик и Бич Звёзд её войско через свои земли беспрепятственно, как — несколько ранее — на удивление разумно поступил король-самозванец в столице, воительница не оказалась бы ослеплена и беспомощна, а Микелла был бы давным-давно спасён и вернулся к Древу. Но сперва один вздорный родственничек вздумал преградить ей дорогу, самоуверенно полагая, что стены крепости даруют ему безнаказанность… А затем другой — полководец и прославленный герой-победитель падающих звёзд — решил, видимо, что когда ещё выпадет столь удобная оказия обзавестись одновременно и второй Великой руной, и Неземной-супругой заодно… даром, что последняя приходится честолюбцу единокровной сестрой. Это, право, такие мелочи, когда на кону трон и непомерные амбиции… — Не буду спорить. Ну дык у вас и нужды такой в деньгах-то не было. Казна, небось, ежемесячно содержание-то полубогам выделяла, какое не всякий купчина за год выручит? А нам, простым людям, приходится крутиться, кто как умеет. Осторожнее, здесь ловушка — вон, нажимная плита вздыбилась. Кстати, тебе щит не нужен? — Какой ещё… А, вижу: тот, с желтым попугаем? — Он самый. Только это не попугай, а Золотой ворон из местных легенд… вроде бы. — Нет, благодарю, — отказалась Маления. — Слишком тяжёлый и громоздкий. Вот чуть ранее, когда они проходили через внутренний двор, монументальная павеза, пожалуй, и в самом деле пригодилась бы. А тут, в коридорах, скаты больше не помеха. — Кстати, если это ворон, то почему тогда у него клюв не прямой, а загнутый крючком? — Мне почём знать? Художник, видимо, так себе представлял. Может, он тут только чаек с бакланами на своём веку и видел, на острове-то, так что рисовал в меру своей фантазии… И напрасно, напрасно отказываешься, — поцокал языком лысый плут. — Хорошая вещь ведь, добротная, раньше одному святоше принадлежала, причём сильному: сколько лет прошло, а благословение ещё не совсем выветрилось, небольшие раны поможет залечить. — Ранения лучше вовсе не получать, — фыркнула рыжеволосая, — и без пудовой вычурной столешницы в руках избежать удара куда как проще. А откуда, кстати, тебе о нём в таких подробностях-то известно? И почему сам не возьмёшь вместо своего, коли находка так понравилась? — Знаю, потому как сам его тут оставил в своё время, вместо теперешнего: тяжеловат всё-таки… Этот полегче, да и привычнее уже, хоть и не лечит. Но ты-то вон как ловко одоспешенных здоровяков в небо швыряешь, тебе пара-тройка пудов — и не вес вовсе. — Кидать — одно дело, носить с собой — совсем другое. А нынешний щит, полагаю, ты тоже позаимствовал у какого-нибудь клирика? — Ну, не совсем, — замялся Лоскутик. — Ходил тут как-то раз один мой приятель… Привела его, стало быть, жажда наживы к обрыву… — Можешь не продолжать, — фыркнула воительница. — Дальнейшее я и сама представляю. Ты, право слово, в своём реперту… Прерывая её на полуслове, из внушительной дыры в полу помещения, куда они только что вошли, раздался раскатистый басовитый смех — предвкушающий и злорадный. А следом за отвратительным, каким-то квакающим хихиканьем из пролома вылетело… щупальце? Машинально уклонившись, Маления крест-накрест полоснула по усеянной присосками бугристой плоти лезвием протеза, но, на удивление, не отсекла её, а лишь смогла нанести лишь две неглубокие царапины. Впрочем, обладателю столь внушительной конечности и того хватило: покрытая слизью тяжёлая мышца резко сократилась, втягиваясь обратно и оставляя за собой на мозаике пола смешанный с кровью и пылью слюнявый след, а снизу раздался разъярённый вопль. — Эт-то что ещё за дрянь языкастая?! — бросив короткий взгляд вниз, валькирия начала обходить дыру, направляясь к лестнице и зорко следя за провалом: в том, что похожее на титанических размеров жабу бронзовокожее чудовище, чей не вмещающийся во рту язык Маления приняла было за щупальце, предпримет ещё не одну попытку сграбастать добычу и отправить её прямиком в зубастую пасть с хорошую дверь шириной, красноволосая не сомневалась. — Судья, — весьма «своевременно» просветил её Лоскутик, прикрывшийся павезой и ловко отступивший к стене. — Я слышал, что он где-то тут обитает, но не знал, где именно. В прошлый раз повезло не встретиться. — И кого же судит эта лягушка-переросток? — поинтересовалась красноволосая, снова избежав прицельного «выстрела» языком. — Покойничков, — ответил копейщик, на мгновение задумался, что-то вспоминая, и нараспев, с завываниями продекламировал какое-то, видимо, сказание из местного эпоса: — Герой Штормов не должен ведать трусости и есть парящих в небе птиц. Если мертвец прогневает повелителя Судьи, Золотого ворона, его труп будут терзать дикие звери, пока от него не останутся одни кости. Чудовище, разумеется, попыталось выстрелить на звук голоса, но промахнулось. — Тот самый ворон-попугай, который на том щите нарисован? А, это не он ли, часом, там внизу мельтешит вокруг жабы? И орёт противно. — Наверное. Вряд ли их тут таких много. Слушай, будь у нас туша ската и пара унций крысиного яда, мы могли бы подсунуть ему наживку… — Вряд ли мы найдём тут отраву. И времени нет. Ладно. Я спускаюсь, а ты оставайся здесь, — на всякий случай приказала воительница. От копейщика в таком бою было бы больше вреда, чем помощи. — Он тебя одним ударом вместе с павезой надвое развалит, если подвернёшься под тесак. — Да я туда и не собирался, — заверил нанимательницу лысый пройдоха. Вот кто бы сомневался… — Золотистый, спору нет. Но на ворона ничуть не похоже! А вот на попугая — да, — авторитетно заявила Маления этажом ниже. У матери похожие питомцы жили в зверинце при дворце: ещё первый её супруг, Лорд Годфри, преподнёс их однажды в дар венценосной супруге, вернувшись из очередного завоевательного похода. — Так что соврал не художник. — Ну извини, не я птице название придумывал, — крикнул сверху пройдоха. — Почём купил, как говорится… Да и не всё ли равно? Эта пернатая пакость — наш враг, а жирная туша — её безмозглое оружие. Просто убей попугая! Легко сказать. Зловредный «ворон», определённо обладая могучим инстинктом самосохранения, совершенно не желал спускаться, хлопая крыльями и истошно вереща где-то над утонувшей в широких плачах головой своей марионетки, а та хоть и неуклюже, но довольно активно отмахивалась от мечницы языком и огромным — в три с лишним роста самой Малении — мачете, переплавь который — и хватило бы единообразно одоспешить целую дружину какого-нибудь провинциального барона. От второго тесака осталась лишь зажатая в чудовищной лапе рукоять с коротким обломком клинка — а остальное лезвие торчало из внушительной раны в оплывшем брюхе амфибии. И как так произошло? Жаба неаккуратно обращалась с собственным оружием? Вздумала почесать себе селезёнку? Впрочем, этот вопрос недолго занимал валькирию: довольно скоро его сменили более насущные проблемы. Толстую бронзовую кожу чудовищного судьи не брали ни рубящие, ни колющие удары протеза, как бы ни взвинчивала их темп воительница. — Ату его! Фас! — азартно орал откуда-то сверху Лоскутик, и Маления мельком подумала, что неплохо бы после боя хорошенько намять наглецу бока. Чтобы не забывался. — Слева, слева заходи! Он когда-нибудь заткнётся?! Всё закончилось быстро: сообразив, что можно сколько угодно избивать объёмистое пузо земноводного без ощутимого для того ущерба, и даже воткнув меч в открытую рану, она ничего не добьётся, — есть ведь уже там куда более массивный обломок собственного жабьего мачете, и никаких заметных неудобств он жабе явно не доставляет, иначе та уже давно постаралась бы от досадной помехи избавиться, — Маления взлетела, оказавшись на уровне локтей монстра, лёгкой поступью мастера стиля водного танца пробежала по бородавчатому предплечью и, успешно миновав распахнутое жерло клыкастой пасти, прыгнула, оттолкнувшись от блестящего голой костью черепа и сметая растерявшегося ворона вихрем ударов. Только перья полетели… Воцарилась долгожданная тишина. Даже лысый плут никак не прокомментировал победу, что, надо сказать, даже несколько удивило валькирию. Неужели хитрец почувствовал грядущую трёпку и благоразумно решил не привлекать к себе излишнего внимания? — Всё, можешь спускаться, — крикнула копейщику полубогиня, наблюдая, как туша поверженного «судьи» распадается невесомыми синими искрами, но ответа не дождалась. Лоскутика и след простыл.
