Mirror

День был невыносимо скучным и тянулся так, что позавидовала бы любая резина. Измотанный бездельем Дазай совершенно не знал, чем себя занять. Сходить, что ли, на работу? Ну нет, там царила совсем уж смертная тоска, поэтому он не видел не малейшей причины появляться в офисе Вооружённого Детективного Агентства. Вспомнить старых знакомых? Так паршивец Чуя не брал трубку! То ли посеял свой телефон, то ли погряз по самые уши в своих мафиозных делах, то ли строил из себя гордого и целенаправленно не отвечал. Бесцельно шатаясь по улицам Йокогамы, Дазай пытался придумать, чем себя занять до вечера. Вот бы что-нибудь забавное произошло поблизости. Ограбление, скандал или хотя бы банальная драка… Желания Дазая имели склонность исполняться; не сделал он и десятка шагов, как услышал в ближайшем переулке возню. Чутьё заставило его нырнуть за поворот в поисках источника звуков — и, как всегда, не подвело. Именно здесь, в очередной раз сбежав из Агентства в неурочный час, Ацуши Накаджима, его прелестный наивный подопечный, сцепился с мафиозным щенком Акутагавой. Противостояние этих двоих всегда забавляло Дазая, оттого он и сталкивал их лбами: трудно было удержаться от веселья, наблюдая за тем, как они пытаются порвать друг друга в клочья. У ног дерущихся валялся пакет, содержимое которого было растоптано или рассыпано: белый рис, несколько брикетов лапши, все до единого перебитые куриные яйца, средства для уборки, туалетная бумага… Интересно, кому из этих двоих принадлежали такие банальные покупки? По всему выходило, что на их владельца напали, сбив его с ног, пока тот мирно брёл к дому из супермаркета. Довольно типичная картина, в которой Дазая что-то всё-таки смущало. Очень, очень сильно смущало. — Я тебе голову оторву! — рычал Ацуши, кидаясь на противника снова и снова. — Давай просто поговорим. Послушай, нам совсем не нужно драться, — отступал, уворачиваясь от одной атаки за другой, Акутагава. — Сражайся, слабак! — было ему ответом. По-кошачьи щетинясь, Ацуши размахивал массивными когтистыми лапами, целясь то в грудь, то в лицо. Акутагава же не трогал его и пальцем, используя свою способность лишь для того, чтобы отбрасывать своё тщедушное тело прочь от опасности. Такое поведение не просто было на этих двоих не похоже — они, казалось бы, превратились в полные противоположности самим себе! Нечего и говорить, что Дазая немало удивили изменения в поведении его учеников — бывшего и нынешнего, — так что он отправился разнимать их, ожидая впоследствии получить все ответы. Попасть под раздачу он, разумеется, не боялся: своей способностью он мог отключить любую чужую прежде, чем та нанесла бы ему урон. Но в этот раз ему даже не потребовалось её активировать. — Дазай-сан! — парочка заметила его одновременно и прекратила свои жалкие попытки сразиться. Акутагава выглядел виноватым; он встал смирно, скрестив руки на поясе, в то время как Ацуши недовольно хмурился и хлестал не успевшим спрятаться хвостом. — Почему вы себя так ведёте? — спросил Дазай, натянув на себя маску сдержанного любопытства. Акутагава шагнул к нему и едва открыл рот, как его оттеснили в сторону. — Дазай-сан, этот жалкий мафиозный прихвостень отказывается со мной сразиться! — наябедничал Ацуши, в подтверждение слов пихнув Акутагаву локтем. — Я хотел наподдать ему, как следует, а он только и уворачивается и пытается поговорить! Это никуда не годится. Он никуда не годится! Дазаю очень захотелось рассмеяться в голос, но он сдержался, выдавив из себя одну лишь улыбку. — И правда, совсем никуда не годится, — согласился он со своим подопечным. — А ты что расскажешь, Акутагава-кун? — Я… — Акутагава до забавного пристыженно оглянулся на Ацуши, получил в ответ совершенно противоположный взгляд, злой и полный недовольства, — …правда не вижу смысла в битве. Я не нравлюсь человеку-тигру, а человек-тигр не нравится мне. Если мы так противны друг другу, что не можем решить разногласия без драк, зачем же нам пересекаться? Лучше будет разойтись и не видеться больше никогда. Этого Дазай не выдержал и всё-таки засмеялся. Право слово, нынешний Акутагава оказался ещё забавнее, чем раньше. — Не думаешь ли, Акутагава-кун, что с такими рассуждениями ты выставляешь себя совсем уж жалким созданием? — Что бы я ни сделал, я всегда буду жалким созданием для вас. Даже если вывернусь наизнанку или достану звезду с неба, — он неопределённо пожал плечами. — Так какая разница, кем я себя выставляю. Акутагаве как будто бы теперь стало всё равно, как к нему относится бывший наставник — и именно это оказалось последней каплей, после которой в мозгу Дазая зажглась красная лампочка тревоги. Что же с ними стряслось? Люди не меняются вот так за один день — он не помнил, сколько там они уже не виделись с Акутагавой, но с Ацуши-то буквально вчера! Дазаю нестерпимо хотелось узнать, какова же причина таких перемен, и он пошёл напролом: — Расскажите-ка оба, вы видели или делали сегодня что-нибудь необычное? Может, встречались с кем-то новым? Или ели незнакомую еду? От незнакомой еды последствия обычно бывали не такими, а, возможно, даже более плачевными, но удачу попытать всё-таки стоило. Ответ, на удивление, лежал на поверхности. — Я давал автограф своему фанату, — похвастался Ацуши. — Я показывал дорогу одному человеку, — с полминуты подумав, сказал Акутагава, — Он очень плохо ориентировался, поэтому мне пришлось нарисовать ему, как пройти. Теперь всё встало на свои места: эти двое, оказавшись в примерно одно и то же время в примерно одном и том же месте, встретили какого-то эспера, который решил позабавиться над ними. По всей видимости, жертве необходимо было что-то написать, чтобы его способность сработала. Что ж, это стоило запомнить. Сложно было сказать, как именно действовала эта неизвестная способность, но выглядел результат… занятно. Интересно, они такими и останутся? Очень неприятно бы получилось. Что Ацуши, что Акутагава были Дазаю нужны прежними, хотя представления наподобие нынешнего можно было бы оставить в качестве штучного удовольствия. Ацуши, между тем, видимо пришло что-то в голову. Он замахнулся тигриной лапой и атаковал Дазая, чего, признаться, тот не ожидал. — Ацуши-кун, ты многовато себе позволяешь, — укорил он подопечного, без малейшего труда уворачиваясь от удара. — Что за всплески дикости? — Если слабак-Акутагава не желает со мной драться, то может, вы сразитесь со мной, Дазай-сан? И, не дожидаясь ответа, подобрался, чтобы в следующий миг прыжком броситься на своего наставника, готовясь его разодрать на сотню-другую маленьких Дазаев. Тому, откровенно говоря, такой расклад не понравился. Он внутренне посетовал на то, что посмеяться больше не удастся, и, пропустив Ацуши мимо себя, на лету поймал его за загривок и уткнул носом в асфальт, как нагадившего котёнка. Отменяющая способность Дазая подействовала безукоризненно, как и всегда. Хвост, массивные лапы, когти и вся шерсть исчезли, но… — Ну почему никто не хочет драться?! — возмутился Ацуши, пытаясь вырваться из чужого захвата. … характер остался всё тем же, совершенно неправильным. Акутагава потянулся к Дазаю и коснулся его плеча, видимо, чтобы попробовать отменить действие чужой способности; тот тут же брезгливо отодвинулся, отпустив Ацуши. Тот вскочил и принялся яростно отряхиваться. Акутагава просто отступил на шаг, не выказывая никаких эмоций — даже той смешной растерянной обиды, которая буйно проступала на его лице всякий раз, стоило бывшему наставнику напомнить тому, где его место. — Ишь, лапать он меня вздумал своими помойными руками, — недовольный отсутствием ожидаемой реакции, уколол Дазай, но и это не подействовало. Тогда он, будто сплоховавший кот, напустил на себя непринуждённый вид, будто ничего не произошло. — Показывайте лучше, где вы видели того типа?

***

Долго шутника искать не пришлось. Тот словно нарочно, чтобы его не смогли не найти, околачивался по соседним улочкам. Троицу он встретил с довольным видом, натянув на лицо торжествующую улыбку, едва понял, что те явились именно по его адресу. Впрочем, ни горделиво выпяченная грудь, ни скрещённые на этой груди руки не могли скрыть его волнения, ни щуплости, ни возраста — это был одетый в мешковатую толстовку и тесные брюки поздний подросток или, самое большее, студент-старшекурсник, с ещё не покинувшими лицо юношескими кожными проблемами и испорченной осанкой. — Надеюсь, вы вполне ощутили всю прелесть вывернутых наизнанку душ? — ехидно спросил он у Ацуши и Акутагавы. — Да кто ты вообще такой?! — Ацуши вновь ощетинился, готовясь к атаке. Тот словно и ждал этого. Он встал в позу, которая наверняка казалась ему крутой, но на деле выглядела до ужаса нелепой, словно подсмотренной в супергеройской манге, выбросил вперёд руку с указательным пальцем и надменно изрёк: — Моё настоящее имя вам ничего не скажет. Поэтому зовите меня Миро! Дазай, Ацуши и Акутагава посмотрели на него, как на дурачка. Такая реакция весьма огорчила того, кто назвался «Миро», и ему пришлось объяснить всю суть своего нового имени: — Миро это как «mirror». «Зеркало» на английском! — ответное молчание он воспринял, видимо, как оскорбление, но всё-таки добавил: — Я вас отзеркалил, понимаете? Ацуши нахмурился. С полминуты в его мозгу происходила некая мысленная работа, а затем он спросил эспера: — Ты что, идиот? Вздохнув, Дазай вышел вперёд и махнул рукой, этим жестом указывая Ацуши отступить. — Будет тебе, Ацуши-кун. Веди себя прилично. Акутагава-кун, присмотри за ним. — Я не хочу, — сказал Акутагава. Дазай ощутил, как от такого заявления его брови поползли к линии роста волос. Однако своё возмущение наглостью ученика, пусть и бывшего, он высказать не успел, потому что Ацуши вдруг вспомнил, что хотел кому-нибудь наподдать, переключил всё своё внимание на того, кто находился к нему ближе всех (а им оказался именно Акутагава), и они вновь сцепились в жалком подобии драки. — Расскажешь мне, Миро, зачем ты всё это устроил? — поинтересовался Дазай, нисколько не беспокоясь о потасовке, происходящей прямо за его спиной. Пусть колотят друг дружку сколько угодно, может, хоть душу отведут. — Классно, что ты спросил! — тот просиял, походя на мальчишку, которому занятые своими скучными делами взрослые вдруг решили уделить немножко внимания. Он отвечал со всей серьёзностью, явно подготовленной речью. — Понимаешь ли, души людей довольно статичны. Мы меняемся очень медленно, иногда на это уходят годы, порой необходим какой-то коренной перелом, потрясение, чтобы повернуть мировоззрение человека на все триста шестьдесят… — Сто восемьдесят, — поправил его Дазай, отмечая, что Миро в геометрии не силён, — продолжай, пожалуйста. Прежде, чем продолжить, парень немного собирался, сбившись с мысли, чужое замечание его совсем не волновало. — …так вот. Люди могут меняться годами, незаметно для остальных, а иногда кто-то вовсе остаётся таким же, каким был в юности, на всю свою жизнь. И никто не увидит их другими! Эти ребята выглядят совсем забавными не в своих характерах, верно? Рюноске Акутагава, гроза города, бешеный пёс мафии, десять минут раз за разом мне терпеливо объяснял, как пройти к вокзалу! Ты мог себе раньше вообразить подобное? Разве это не то зрелище, которое стоит увидеть? Хмыкнув, Дазай закивал. В словах этого простофили определённо имелся резон; теперь понять бы, как обратить всю эту ситуацию в свою пользу. — Да, это определённо забавная сцена. А расскажешь, каким образом ты всё это провернул? У Миро в глазах загорелся огонёк. Он воскликнул: — А как же! Обязательно расскажу, — и принялся рыться в карманах. Дазай насторожился, ожидая, что тот сейчас возьмётся за оружие или выкинет ещё какую-нибудь гадость, но вместо этого он вручил Дазаю смятую бумажку. Тот мельком взглянул на неё, и в следующий миг ему показалось, что он падает вверх тормашками, и захотелось за что-то ухватиться. Однако, обнаружив, что всё ещё твёрдо стоит на ногах, он схватился за раскалывающуюся голову — если где-то и происходило падение, то именно там. В его черепной коробке случилась такая кутерьма, что, казалось, мозги переворачиваются задом наперёд. Сквозь звон в ушах он услышал чужой голос. — Дазай-сан! Дазай-сан! Открыв глаза, Дазай обнаружил, что его тормошит взъерошенный и обеспокоенный Акутагава, который успевал и пытаться привести его в чувство, и одновременно отбиваться от Ацуши, что требовал продолжения драки. Увидев, что бывший наставник пришёл в себя, Акутагава почти ласково, с до отвращения знакомыми нотками в голосе спросил: — Дазай-сан, вам плохо? — Мне… — Что такое? Дазай поднял на Акутагаву полный боли взгляд и совершенно неожиданно даже для себя самого выпалил: — Мне так хочется увидеть Чую!

***

Чуя нашёлся неподалёку от своего дома, по всей видимости, только что вернувшись после долгого и тяжёлого рабочего дня. Он, конечно, удивился встрече с компанией свихнувшихся, но выглядел настолько усталым, что удивление получилось блёклым и каким-то дежурным. — Вам чего, детективы? — спросил он у Дазая и Ацуши, а затем обратился к Акутагаве, которого заметил позже остальных, потому что тот скромно стоял за их спинами. — А почему ты с ними, Акутагава? — Я… И вновь ему не дали вставить и слова. Ацуши, рыча, развернулся, а Дазай тут же перетянул на себя всё внимание Чуи, взявшись за его рукав: — Я так рад тебя видеть! Ты не брал трубку, и я волновался за тебя, — слова летели из его рта прежде, чем он успевал осмысливать их, будто, выскакивая из сердца, проносились мимо головы, стремясь скорее оказаться на воле. — Чуя, посмотри на меня! Мне постоянно хочется, чтобы ты смотрел на меня. Чу-уя, мне слов не хватает, чтобы описать, какой ты хороший! Под это тараторенье лицо Чуи приобрело неповторимое выражение. Минуту он находился в глубочайшем изумлении, после чего высвободился из захвата Дазая и принялся настойчиво разнимать дерущихся Акутагаву и Ацуши. — А вы что тут устроили?! — возмутился он, растаскивая Ацуши и Акутагаву в разные стороны за шкирки. — А, ну, разошлись! На какое-то время его окрик подействовал на этих двоих, однако, Дазая утихомирить не удалось. Он мялся, но всё равно продолжать осыпать Чую комплиментами. — Как быстро ты с ними управился! — без своей обычной сладкой лести в голосе, с искренним восхищением заметил он. — Хватит язвить! — раздражённо одёрнул его Чуя. — На меня твои уловки давно не действуют! Столько лет насмешек над искренней верой Чуи в то, что Дазаю в нём что-то понравилось, не прошли даром. Раз за разом Чуя попадался на его песенки, но больше не хотел быть осмеянным. — Но я говорю правду, — Дазай по-пёсьи склонил голову набок. — Ни хрена не понимаю, — Чуя выдохнул и сел на ближайшую скамейку. — Чуя-сан, послушайте! — подал голос Акутагава. — Дазай-сан… совсем не такой, как обычно. И человек-тигр, и я тоже. Какой-то эспер, который зовёт себя Миро, использовал на нас свою способность. И мы стали противоположностями самих себя. В доказательство его слов Ацуши зарычал какие-то плохо разборчивые оскорбления и угрозы; Акутагава, извинившись перед Чуей, развернулся к своему сопернику и, придерживая того на безопасном расстоянии Расёмоном, вновь принялся убеждать его в том, что ему совершенно не хочется выяснять отношения в драке, и что им необходимо решить свои разногласия иначе. И если Дазаю Чуя старался не верить, то Акутагава не соврал бы ему никогда. Он снова расцепил их, на этот раз отпихнув Ацуши подальше и одарив его одним из самых своих тяжёлых взглядов, и спросил Акутагаву: — Но если вы стали противоположностями сами себе, почему ты продолжаешь уважительно ко мне обращаться? Разве твоё отношение ко мне не должно было измениться, как у Дазая? Тот пожал плечами: — Мне кажется, что изменились именно наши характеры, а не привязанности. Я действительно всё ещё уважаю вас, Чуя-сан. А Дазай-сан всё ещё… — он умолк, качнул головой, давая понять, что не имеет права разбалтывать чужие секреты. Кивнув, Чуя обернулся и взглянул на Дазая. Тот отвёл глаза в сторону, словно смущался — прежде за ним подобного не водилось. Картина мира Чуи явно немного изменилась, явив в себе новые, неожиданные детали. И пока она менялась, неугомонный Ацуши вновь предпринял попытку сразиться со своим извечным соперником. В один большой тигриный прыжок он достиг Акутагавы, прорывая защиту в виде Расёмона своими огромными когтями. На его изменившемся лице растянулся настоящий хищный оскал зверя, когда его когти потянулись к голове Акутагавы, не предвидевшего подобной прыти и едва успевшего поднять руки в инстинктивном жесте самозащиты. А в следующий миг он, как отбитый профессиональным игроком теннисный мячик, по красивой траектории отлетел на добрых полсотни шагов. — Ох, Чуя… — пробормотал Дазай, — Какова реакция. Акутагава коснулся кончиками пальцев своей щеки, будто не веря, что не пострадал, а затем, опустив руки, поклонился Чуе. — Благодарю, Чуя-сан. Он разорвал бы моё лицо, если бы не вы. Довольный собой, Чуя улыбнулся. Улучив момент, он потрепал Акутагаву по жёстким всклокоченным волосам: — Мальчишка-тигр ничего тебе не сделает. Просто держись рядом со мной, хорошо? В ответ Акутагава сделал что-то, чего от него никак нельзя было ожидать. Он подставил голову под чужие руки, и его бледное худое лицо озарила тёплая улыбка, мимолётная, но отчётливая. От такого зрелища у Чуи дрогнула рука, и он тихо охнул, не веря своим глазам. — Чуя, почему ты так на него смотришь? Я хочу, чтобы ты смотрел на меня, — Дазаю такой поворот не понравился. А ещё больше не нравились та сопливая нежнятина, что против всякого здравого смысла вылетала из его рта! Он закусил губу изо всех сил, даже кровь пошла, но не был уверен, что это хоть как-то помогло. — А твой мафиозный папочка силён, — запыхавшийся Ацуши вернулся к ним, порядком запылённый и потрёпанный. Рот и подбородок были залиты кровью из разбитого носа — видимо, его полёт окончился столкновением оного с землёй, — Хорошо прятаться за такой широкой спиной, а Акутагава? Чуя выступил вперёд, заслоняя собой Акутагаву. — Акутагава сейчас не боевой, поэтому я заступлюсь за него. Нет ничего плохого в том, чтобы быть под чужой защитой. И нечестно нападать на противника, который не хочет сражаться. Оставь его в покое, пока я ещё тебе что-нибудь не сломал! Они сверлили друг друга взглядами, и Чуя уже подумал было, что придётся отшвырнуть наглого пацана ещё дальше, но Ацуши, хоть и был преисполнен желанием схлестнуться с кем-нибудь в бою, понимал, что Чуя Накахара ему не по зубам. Поэтому пошёл на попятную, при этом бурча себе под расквашенный нос оскорбления, адресованные присутствующим по очереди и всем сразу. — Я бы тоже хотел, чтобы ты за меня заступался, — ляпнул Дазай, тут же закрывая себе рот обеими руками. Чуя взглянул на него с сожалением и спросил: — Вот почему тебе нужно мозги наизнанку вывернуть, чтобы ты, наконец, научился говорить своим ртом, а не только срать им? Этот вопрос не требовал ответа, да и Дазай лучше бы вырвал себе язык и выбросил его куда подальше, чем стал бы на него отвечать. Он вообще больше не хотел ничего говорить. Акутагава стоял, как в воду опущенный, Ацуши злился, а Чуя выглядел растерянным. — Вам не нравится то, что с вами происходит? Акутагава посмотрел на него печально и сказал: — Не нравится, Чуя-сан. Я чувствую себя беспомощным. И я буду бесполезен для Мафии, если не смогу сражаться, как прежде. Вы понимаете… — Понимаю, — Чуя жестом показал, что не нужно продолжать. Акутагаве, даже «отзеркаленному», было тяжело выражать свои чувства. Кое-что в людях, всё-таки, не изменить никакими способностями. Ацуши поступил вставить своё мнение: — А меня всё устраивает! Давайте оставим всё, как есть. Я себя таким сильным ещё никогда не чувствовал! Чуя взглянул на Дазая: тот помотал головой, продолжая зажимать себе рот, лишь бы не сболтнуть ничего больше. Позориться до конца он совсем не желал. И это даже стоило того, чтобы его пожалеть. — А вот мне нравится, что ты наконец-то начал говорить правду, — похлопав его по плечу, сказал ему Чуя. — Но тебе, как ни крути, это неприятно, Акутагаве тоже, — тут он вздохнул с явным сожалением, — а мальчик-тигр стал опасен для окружающих. Так что давайте найдём этого Миро — или как там его? — и вернём всё назад.

***

В этот раз в поисках виновника пришлось основательно побегать. Сделав дело, дуралей в мешковатой толстовке решил поиграть в догонялки, объявив игровой площадкой весь город. Однако, пусть беглецом Миро оказался изворотливым, бойцом при этом он был никудышным. Поэтому, в конце концов, с подачи Чуи — в прямом смысле, Чуя прыгнул, как заправский волейбольный нападающий, и отбил его, как мяч — был захвачен в плен Расёмоном и ничего уже не смог с этим поделать. На его счастье Расёмон, вернее, его хозяин, обходился с ним крайне осторожно и даже не поранил. Дазай, разучившийся скрывать своё восхищение ловкостью и силой Чуи, и Ацуши, очевидно недовольный, что ему запретили участвовать в поимке Миро, стояли в сторонке и смотрели, как захваченный шутник под надёжным конвоем плетётся им навстречу. — Можешь отпустить, Акутагава, — мягко сказал Чуя, взявшись за ворот рубашки Миро, — я крепко держу его. Бесконечно чёрные лапы Расёмона исчезли с тела пленника. Тот дрожал, как осиновый лист на ветру. Едва поймав на себе грозный взгляд Чуи, в котором читался очевидный вопрос, он выпалил, как на духу: — Я… я… член «Когтя!» Меня послали, чтобы обезвредить Осаму Дазая! Я д-должен был выйти на него через его учеников… П-поэтому сначала эти двое, а потом… — «Когтя»? — переспросил Чуя. — Это какая-то компания? Миро закивал: — Да, банда, вернее, была ею, пока Осаму Дазай не испортил все наши планы! Поэтому мы и хотели вернуть его назад, сделав жестоким мафиозо, каким он был раньше. Тогда мы были бы сотрудниками, а не соперниками. Чуя с Дазаем переглянулись. Первый усмехнулся, но ничего не стал говорить насчёт того, что своим поступком глупый Миро совершил нечто прямо противоположное желаемому. Всё-таки истинная сущность Дазая до сих пор оставалась его маленькой тайной. Спрятав ироничную улыбку, Чуя спросил: — Ты правда думаешь, что Дазая может хоть что-то изменить? Миро закивал. — Конечно. Как и Акутагаву. И любого человека. И вас, Накахара Чуя-сан. Его ворот всё ещё был в плену у Чуи, а вот руки свободно болтались. Силой, чтобы справиться с сильнейшим бойцом в городе, а может, далеко за его пределами, они не похвастаться не могли, однако, кое-что могли сделать. Миро схватился за край своей толстовки и задрал её, впалая грудь его обнажилась, явив Чуе приклеенную скотчем бумажку. Тот, скосив глаза, прочитал написанную там бессмыслицу и пожал плечами: — И что это такое? Произойти что-то должно? — Там, должно быть, написано ваше имя наоборот, — подсказал Акутагава. — Он так нас изменил. — А что вы раньше мне не рассказали?! — возмутился Чуя на секунду, но быстро остыл. — Ладно, не важно. Всё хорошо, Акутагава. Вздёрнув пленника вверх на вытянутой руке, Чуя от всей души приложил того об асфальт. Тот пискнул, словно мышь, и что-то громко хрустнуло. Чуя поднял его, мрачный, как десяток грозовых туч сразу. — Меняй их назад, — потребовал он. — Сейчас же. — Я н-не могу отменить свою способность! Она т-так не работает! — воскликнул тот, слегка шепелявя — некоторое количество зубов осталось под его ногами в лужице крови. — Ещё разок поцеловать асфальт хочешь? — спросил у него Чуя. Миро едва не разрыдался: — В смысле, я могу! Могу применить её на них ещё раз! И тогда будет, как раньше. Я вам обещаю! Нет, я клянусь! Чуя разжал хватку, выпуская его. Под пристальным взглядом Миро трясущимися руками достал из карманов блокнот и ручку, где написал имена Ацуши, Акутагавы и Дазая в нужном порядке, а затем поочерёдно показал каждому пострадавшему. Ацуши, едва взглянув на бумажку, затрясся, стиснул ладонями виски, а потом, как только его немножко отпустило, тотчас принялся раскаиваться в содеянном: — Дазай-сан! Я совсем-совсем не хотел драться и грубить вам! Акутагава! Я не хотел всё это говорить! Ты не жалкий, ты достойный соперник и… — Заткнись, — прошипел тот сквозь зубы, отворачиваясь и сжимая кулаки. Полы его плаща угрожающе затрепетали. — Уходи с глаз моих. — Ага. Встретимся в другой раз, — Ацуши кивнул, с облегчением понимая, что в этот раз их разговор обойдётся без мордобоя. — Ох… Чуя-сан! Спасибо большое! — На здоровье, — вздохнул Чуя. — Беги, пока он не передумал. За тебя я заступаться права не имею. После того, как его след простыл, Акутагава развернулся к Чуе и поклонился ему: — Простите… за всю эту глупость. И спасибо за помощь. Он согнулся так низко, как только мог. Чуя подошёл и мягко коснулся его плеча. — Посмотри на меня, — попросил он, и Акутагава послушно поднял голову. — Вся эта глупость стоила того, чтобы увидеть твою улыбку. И смотри: ты доказал всем, что умеешь не только убивать и кромсать! Как ловко ты схватил этого придурка! Ни царапины на нём не оставил. Выпрямившись, Акутагава пробормотал себе что-то под нос, а затем спросил: — Могу я идти? Чуя кивнул; провожая уходящего Акутагаву взглядом, он словно бы завис, о чём-то крепко задумавшись. — Ты чего в облаках витаешь? — спросил у него Дазай. — Да так… ничего, — Чуя поднял взгляд на бывшего напарника. — А ты меня не поблагодаришь? — А за что? За избиение младенцев? — поинтересовался тот. Чуя невесело усмехнулся: это точно был старый добрый Осаму Дазай, век бы его не видеть. Обернувшись к Миро, который пытался незаметно уползти подальше, он рявкнул ему вслед: — Ты легко отделался для того, кто посмел тронуть моих знакомых. Ещё раз в городе увижу — жалеть не стану. Голос Чуи подхлестнул бедолагу, и тот, конечно же, прибавил ходу, вскоре скрывшись в переулках. Вряд ли он усвоил урок, но скорее всего, повторять сегодняшнее приключение ему не захочется. В любом случае, если подобное произойдёт, то Чуя будет знать, кто за это в ответе. — Ах, вот ты как, — наигранно укорил его Дазай. — Стоило мне сменить место работы, и всё, я для тебя всего лишь «знакомый». — Не зубоскаль, — улыбнулся Чуя. — Ты можешь сколько угодно исходить на дерьмо, но теперь я знаю, что ты на самом деле обо мне думаешь. Дазай состроил глубоко оскорблённый вид, но здесь ничем не мог крыть, так что махнул рукой. — Чёрт с тобой. Идём в бар? Как в старые-добрые. — Никаких старых-добрых, я, вообще-то, домой спать шёл, — напомнил ему было Чуя, но, взвесив все «за» и «против», мотнул головой: — А хотя… давай! Это уже начинает походить на благодарность. Если ты ещё сам за себя заплатишь, вообще будешь молодец. Чтобы добраться в ближайшее приличное заведение, им не нужны были ни поисковики, ни карты. Чуя хорошо знал примерное расположение баров в округе, в особенности тех, в которые, по чужой — дазаевой! — милости вход ему был заказан. Не то, чтобы он расстраивался этому, скорее, просто вёл свой счёт. Уже темнело, но нельзя было сказать, что город засыпал. Скорее, входил в другую свою фазу: дикую, взрослую и яркую. Наступала очередь кислотно-неоновых вывесок, фонарей, подсвеченных зданий, среди которых особенно выделялся высящийся к небу штаб Портовой Мафии, будто бы та была не подпольной организацией, а благотворительным фондом, известным на всю страну, и злачных заведений, которые и не думали закрываться, несмотря на позднее время, а то и вовсе только начинали приём гостей. — Я только одного не понимаю во всей этой истории, — сказал Чуя задумчиво, пока они направлялись к бару. — А? — Почему способность Миро подействовала на вас, но не на меня? Ведь было всё так же, как и у остальных: и бумажка и имя. Он подготовился, написал все иероглифы правильно, так что должно было сработать, разве нет? Уголок рта Дазая дёрнулся. Его словно вдруг начало распирать, прямо как в то время, когда он был под влиянием способности и мог прекратить воспевать Чуе дифирамбы, разве что крепко-накрепко заткнув себе рот. Но в этот раз рот он затыкать не стал. — Причина, скорее всего, в том, — Дазай выдержал паузу, то ли додумывая, то ли размышляя: сказать или нет, — что способность работает только на людях. Чуя запнулся, остановился и резко посмотрел на Дазая так, словно тот ему только что не выдвинул свою догадку, а смачно плюнул в лицо. Впрочем, лучше бы плюнул, это не так бы сильно задело! — Знаешь, что… — Чуя сжал кулак, будто готовился врезать измывавшемуся над ним шутнику, но затем словно передумал и опустил руку. — С вывернутыми мозгами ты мне нравился больше! Развернувшись, он широкими шагами пошёл прочь. Как можно дальше от Дазая, от его гадких, больно колющих слов, которые он не мог не сказать, как будто мстил за что-то. За собственную уязвимость, за свои же признания, которые пусть и недолго, но успели побыть правдой. А в Дазаевом стиле месть была блюдом, которое подаётся с дерьмом. — Чуя! Ну, куда ты? «Мне жаль!» — Бесишься, как малолетка! «Я этого правда не хотел!» Чуя слышал, как Дазай кричит вслед, зовёт назад. Он не собирался ни отзываться, ни возвращаться. Не оставалось никаких сил и желания выяснять, хочет ли тот извиниться или добить, жалеет ли о своих словах или собирается добавить ещё яда. Вечер уже был испорчен, судя по всему, у обоих. Но в этом не было ровным счётом ничего удивительного.